Глава тринадцатая. На холмах
Через три недели небольшая группа во главе с Рамоном вышла из васконской деревеньки с символическим названием Бальбоа, уютно расположившейся на побережье, и отправилась в сторону заснеженных Альп, стараясь избегать густых лесов и высоких гор. Они продвигались, не торопясь, по холмам, зелёными каменистыми долинами вдоль русел рек, обозначенных на старых картах как Атурри и Гаронна. Длинными каменными коридорами между Пиренеями и Альпами, к устьям реки Рона и далее на восток, к Апеннинам.
Эвридика держала Рамона в поле зрения и старалась не отставать. За предыдущий год, что они провели в дороге, она значительно повзрослела и уже не витала в облаках, как прежде. Глаза, большие и синие, смотрели на Рамона пока недоверчиво, но с большой надеждой. Она не знала, куда идёт и зачем, также как и в самом начале пути. Шла она не «куда», шла она с «кем». Ей важно было ухватится за кого-то, как она ухватилась за Александра.
Первые два дня пути им приходилось двигаться перебежками и прятаться. Дикий мир жил своей жизнью, и хищников удавалось миновать, если идти осторожно, избегая открытых, незащищенных мест. Гиены, тигры, волки, дикие вепри выбирали предсказуемые, привычные глазу жертвы – большие стада. А вот что за ужасный монстр преследовал их, двигаясь буквально по пятам, они поняли не сразу. Поначалу их шокировало уродливое гороподобное создание… Несколько дней они порывались вернуться в деревню и искать в ней защиту.
Потом приняли решение атаковать одноглазого монстра…
– Почему он идёт за нами, не прячась, но и не пытаясь напасть? Как собака. Кто это?
– Похож на циклопа из Одиссеи… – презрительно фыркнул Фидель. А Рональд задумался.
– Эй, братец! А ты молодец! Помните, я рассказывал вам о Рональде и его горных троллях? Может, один из них увязался за нами?
– И что ему нужно?
– Кто знает!
– Он потерялся, бедненький и ищет хозяина! Рональд же пропал. Наверняка он бросил циклопиков одних.
– Эвридика, ты в своём духе. Но вот только тролль – это не козёл. Наступит случайно и раздавит, – усмехнулся Паоло, один из близких друзей Александра. Они сидели у костра в большой пещере. С потолка капало, и сквозняк, проникая в широкую «дверь» пещеры, пробирал до мурашек. В горах ночью стоял дикий холод.
Совсем близко от них послышался гулкий рокот, и в пещеру ворвался теплый поток смрадного воздуха. А потом и сам циклоп всунул морду в открытый проём пещеры.
– Ааааа! – ахнули все разом и замерли на месте.
Циклоп, скрючившись пополам и ворча, с горем пополам влез в пещеру и уселся у входа, словно так и было: пописать выходил. Зато стало заметно меньше дуть. Он просто-напросто забаррикадировал собой выход.
– Ррра, – выдохнул циклоп, словно оправдываясь и пожал плечами.
– Нн-у. И что теперь? – неуверенно спросил Паоло. Только у него язык ещё ворочался.
– Хочешь мяса, – выскочила вперёд Эвридика с куском поджаренного на костре рёбрышка. Все разом бросились к ней, а циклоп… Огромная фигура вдруг привстала и повернулась к выходу, демонстрируя всей частной компании свой мерзкий лысоватый огузок. Эвридику тут же оттащили подальше в пещеру, а циклоп, вернувшись в прежнее положение, метнул вперёд, к костерку, мёртвую тушку косули.
– Он, типа, сделал взнос в наше предприятие? – опешил Паоло.
– Нет. Он хотел сказать, что еды ему достаточно и без нас, – прихмыкнул Фидель.
– Он останется здесь, этот Орк? – выглянула из-за спины Фиделя девушка и посмотрела на тролля с опаской.
– Орко пойдёт с ними. Вдруг он окажется нам полезен. Да, Рамон? – делая невинные глазки, спросила Эвридика.
А вот это было уже похоже на манипуляцию. Рамон не мог сказать девушке «нет»! Особенно Эвридике.
Так в компании атлантийцев появился Орко. Его так и звали в дальнейшем. С одной стороны, имя напоминало им, что чудовище – настоящий орк. С другой – слово вполне походило и как имя. Итальянское имя.
– Интересно, в итальянской мифологии существовали орки?
– Не знаю. С мифологией не знаком. К тому же мифология Древней Греции и Рима всегда довлела над местными фольклорными элементами, – ответил Паоло.
– Я не понял. А разве итальянцы – это не римляне? – удивился Фидель. – Я читал, что юг Италии был заселён греками, и даже на севере италики были потомками греков? Но римляне…
– Да, ты прав. Но кроме италийцев там жили лигуры, сабины, венеты, оски, умбры, латины… Именно племена латинов основали Рим. Римляне подверглись влиянию греческой культуры, а другие племена со временем претерпели романизацию. Как потом и этрусски. Римляне стали основателями романской группы языков. А италиков в свою очередь, вытеснили галлы. Они в новый исторический период составляли более пятидесяти процентов всего населения, – со знанием дела рассуждал Паоло.
– Паоло, ты же работал на кафедре филологии?
– А что так заметно? В любом случае, про орков я не слышал. Это не моя специализация.
– Я слышала, в деревне васкийцы называли их орко, – Из тени Фиделя снова появилась девушка. Её звали Бьянка. Она была родственницей Фиделя. Настолько далёкой, что количество колен трудно было сосчитать. Бьянка знала о родстве, но это нисколько не мешало ей любить своего прародителя.
Дорога в компании Орко стала вполне достойна атлантов. Где-то им даже удалось проехаться верхом. Но в основном услугами тролля пользовалась Эвридика. Путешественникам даже показалось, что Орко начал понимать слова, когда они, наконец, оказались на побережье Лигурии.
Как предположили молодые люди, долго гадая по карте, они вышли к побережью Лигурийского моря и находились где-то на границе Лигурии и Тосканы. Береговая линия много раз менялась за тысячелетия, и гадания по карте стало для всех делом привычным.
Картинные зелёные холмы сейчас покрывали густые леса. Горы выше, поля подъедены стадами оленей и шерстистых носорогов. Виноградников нет и в помине.
– Ха-ха-ха. Фидель, ты всерьез думал, что здесь расстилаются поля виноградников? Ха-ха-х, – хохотал Паоло. – Виноград выращивали в Армении, в Персии.... В Италии значительно позже. Может, сюда его завезли греки? Хотя, кто знает. Можно поискать…
– Нет, ребята. Обязательно поищите. Как мы без вина? – шутил Рамон.
– Я пробовал вино только раз. На наше восемнадцатилетие, Рамон! Ты же знаешь нашего отца. С тех пор я часто вспоминаю тот терпкий, приторный вкус «Изабеллы». Мне кажется, что последние годы желание испить вина стало навязчивой идеей.
– Ребят, а мы даже не знаем что это такое! – добавила Бьянка и взглянула на Эвридику.
– Мне думается, что в Европе пока холодновато для винограда, но поискать можно. Почему бы и нет?
В Тоскане они задержались надолго. Их целью был Рим (или то, что потом станет Римом). Он маячил на горизонте, протяни руку и достанешь. Но нет. Местность, густонаселенная дикими животными и людьми, бежавшими от ледника, несла в себе явную опасность. А остановиться им нужно было надолго: Рамоном овладел «сон Атланта».
Это рок, который преследовал атлантийцев, постоянно нарушая планы и задерживая в пути на неопределенный срок. Чтобы пережить, переждать это время, они искали удобное для поселения место. Пока на руках был пригодный инструментарий, путешественники решились взобраться повыше.
Облюбовав одиноко стоящий холм, похожий на гигантского слона, решившего отдохнуть у извилистой бурной речушки, они начали расчищать вершину. С помощью лазеров резали поверхность горы, превращая естественные гроты в комнаты. Из туфового камня и щебня за несколько месяцев путешественники создали простое скальное поселение в несколько домов.
– Настоящих траппов, как этот, высоких, с большой плоской вершиной, в современной Италии уже и не осталось, – сказал кто-то, скрываясь за валуном.
– Хорошо, что хоть сама Италия осталась. Одно время думали: конец! После потопа не все островные государства «вернулись». Сапогом она уже не станет никогда. Наш городок весьма не плох. Кто знает, может быть в будущем здесь осядут этруски и появится удивительный городок типа Питильяно или Сант-Анджело. А? – размышлял вслух Паоло.
– А что! Главное – заложить основу. А там, глядишь, и Питильяно, и Милан, и Рим…
– Фидель, это ты там вещаешь? Пророк, блин.
– Если хорошо знать историю, как профессор Дафна, например, в Риме, можно стать настоящей сивиллой.
– Треллони? – переспросил Паоло.
– Сивиллами называли пророчиц. А кто это, Треллони? – не понял Фидель.
– Был такой персонаж детской сказки про волшебников. Гарри Поттер. Не читал?
– Что-то смутно припоминается.
– Да ну, это же классика! Как можно, Фидель.
– Я как-то по другим книжкам прикалывался…
– А откуда про траппы знаешь? Ты же вроде как генетик.
– Люблю Италию. Много про неё читал. Про этрусков. Рим… вечный город.
– Что-то не видать… Рима, – ухмыльнулся Паоло, глядя вдаль под козырёк. – На самом деле я тоже люблю мою Италию. Поэтому и пошёл с вами. Я хоть и итальянец, не поверишь, в Италии ни разу-то и не был.
– Вот это да! Хотя, в принципе, и понятно. Многие родились уже после потопа и на родину не вернулись.
Защищать от непрошеных гостей посёлок должны были отвесные склоны горы, тщательно очищенные от леса, который тут же использовался в хозяйстве. В загонах для скота быстро появились несколько диких коз и один грозный непокорный козёл, с которым не было никакого сладу. Его привязали рогами к большому стоячему камню и оплели передние ноги, но он продолжал рваться на свободу даже спустя два месяца.
Эвридика любила наблюдать за природой, сидя неподвижно на одном месте. Птицы, не страшась, садились рядом, и козы, привыкшие к ее присутствию, жили своей жизнью в загоне, не замечая посторонних глаз.
Сидела она неподвижно, вот только лицо её никогда не оставалось спокойным. Эвридика смеялась глазами, удивлялась, поднимая и опуская любопытные брови, прищуривалась. Быстро моргала в такт крыльям бабочки. Рот её в восторге приоткрывался вместе с любопытными глазами. Дыхание задерживалось и вновь неслышно выдыхалось, боясь спугнуть кого-то или что-то. Да хоть лепесток цветка яблони, осевший на носу. Лёжа на каменной стене под жарким солнцем, девушка часами смотрела в небо, где безмятежно парила пара хищных птиц, а вокруг беспокойно метались стрижи или какие другие мелкие птахи, отвлекающие хищников от гнезда. На склонах горы было много гнёзд.
Сегодня она не гуляла по холмам с Орко. Гулять и строить каменные дома ему нравилось больше всего остального. Рвать деревья под пашню, складывая их в горки, или играть с огромными булыжниками, порезанными ровными блоками – просто предел удовольствия. Когда его не нагружали работой, он скучал. Если не обращать внимания на внешность, издалека казалось, что он просто ребёнок, который играет в кубики. Эвридика давала ему задания, в точности описывая, что требуется сделать, и он успешно справляясь, радовался каждой её похвале. С утра Орко играл где-то далеко. Становился потихоньку самостоятельным. А она мечтала, лёжа на тёплом камне.
В моменты тишины девушка настороженно прислушивалась. Вот как сейчас. Козёл затих. Не буянит. Она повернулась к загону: «Почему это козёл вдруг притих?». Эвридика не удивилась, когда рядом с козлом через загородку она увидела белую козочку. Козочка тянула к нему свою морду, а он, натягивая удила, шумно вдыхал воздух, повернувшись ей навстречу.
Эвридика спрыгнула наземь, вошла в загон и острым ножом перерезала верёвки, удерживающие козла на месте. Тот сразу встал на дыбы перед девушкой, и Эвридика, от неожиданности вскрикнув, упала на жесткую гальку, посыпанную тонким слоем соломы. На крик начали сбегаться люди, а козёл, ловко преодолев ограждение, отделяющее его от белой козочки, встал, носом тыкаясь в её белоснежную морду. Мужчины бросились было вязать его, только козёл деловито встал подле козы, выставив вперед рога: врёшь, не возьмешь…
– Похоже, козлик наш рвался именно к ней. К своей возлюбленной! – весело сказала Эвридика, сидя на соломенной подстилке загона.
– Сумасшедшая, – с восторгом и ужасом в голосе вынес вердикт Фидель. Он искренне удивлялся, как она до сих пор жива, с такой непосредственностью, движимая одним лёгким порывом. Постоянно попадая в смертельные неприятности, но оставаясь целой и невредимой. Словно невидимая броня защищала это хрупкое невесомое создание.
Фидель был влюблен в Эвридику. Рамон видел это невооруженным глазом, как и все остальные. Но чувство это было настолько щемящее и благоговейное, что окружало её неким божественным ореолом. Да, он её боготворил. Не в силах прикоснуться и осквернить сияющую божественность юной девы.
Рамон засыпал, горюя, что брат заполнит собой пустующее место подле Эвридики, и она забудет о нём, как о вчерашнем дне. Он вглядывался в их уплывающие лица и думал: «Что ж, так распорядилась судьба. Из нас двоих именно я должен уснуть первым. Жизнь коротка. Проснувшись, я стану вспоминать свою несбывшуюся мечту, растаявшую, как утренний туман».
Рамон даже представить не мог, что его родной брат способен на такую любовь. Платоническую! Фидель всегда романтизировал Эвридику, писал ей трогательные стихи, пел серенады, дарил цветы… Но прикоснуться к ней так и не посмел.
Но всё же никто предполагал, что ситуация станет ещё более загадочной. Рамон спал. Время текло, как река у подножья горы, а Эвридика оставалась молодой, такой же свежей, как в те дни, когда молодежь покинула Атлантиду. Прошло ещё сто лет, и пробудившийся Рамон обнаружил у входа в склеп ту самую испуганную маленькую девочку пятнадцати лет отроду. Он взял её за руку и, с трудом передвигая ноги, побрёл с одного края плато на другое, к деревне. Завидев Фиделя, он крикнул, но сил было настолько мало, что звук этот оказался лишь эхом.
– Фидель, а Фидель, брат! Что это за молчаливое создание сидело у меня на могилке?
Фидель увлеченно, начиная с раннего утра, стриг овец. Солнце палило нещадно, и с мокрой головы ручьями стекал пот. Он обернулся, как и другие селяне, в пении птиц и стрекотании кузнечиков, услышав голос незнакомца, доносившийся издали.
– Рамон, неужели? Прошла уже целая вечность. Я думал, ты вовсе не собираешься просыпаться! – воскликнул он и, подбежав, обнял брата, крепко прижимая к груди. Рамон пошатнулся от слабости, и Фидель ухватился крепче.
– Ты не узнаешь Эвридику? – указал он на девушку.
– Не может быть! Она же дочь Георгия Симонова. Разве она не родилась уже после перемещения?
– На неё посмотришь и правда – ангел во плоти! Не знаю, как могло такое случиться, но Эвридика «бессмертная» как и мы. Видно, она не от мира сего, – говорил он, нисколько не стесняясь,
– Не говори глупостей. Я не такая! – весело пропела она.
– Такая, такая! – играючи затараторил Фидель.
– Не такая… – хихикнула она и кинулась шутливо колотить его по груди. Фидель уворачивался и убегал, а Эвридика догоняла.
– Неплохо тут у них, – прошептал еле живой Рамон, щурясь на солнышке и шумно вдыхая сильный мускусный запах свежестриженной шерсти.
Не успел Рамон прийти в себя, как настала очередь Фиделя. «Сон Атланта» не спрашивал разрешения. Эвридике исполнилось двести пятьдесят, когда, впервые утомившись, она тоже прилегла: «уснула» на целых двести лет. Ей повезло, что она оставила у себя гравилор Александра. На память. Жалко было бросать такой ценный предмет. Эвридика стала хранителем, а следом и владелицей прибора, приняв своё невольное «бессмертие».
Люди рождались и умирали. Уходили, создавая новые кланы. Объединялись, воевали, строили первые города. Находили что-то, с кем-то делились и уходили в дальние страны. Так быстротечно мелькало время. С одной стороны, в этом были свои плюсы: тысячелетия шли за сто лет. Десятки тысяч проносились перед глазами за пару тысячелетий. Годы не тянулись колючей шерстяной нитью, наматываясь на веретено. Они пролетали ланью над пропастью, скрадывая бесполезные дни во время «сна».
Когда все, наконец, выспались и были готовы к путешествию, атлантицы снова собрали отряд тех, кто засиделся на одном месте и мечтал о переменах. Костяк составили старички: Рамон, Фидель, Паоло и, конечно же, Эвридика. Основная часть группы сложилась из новеньких. Они родились здесь, в Пьетре: так они назвали посёлок на горе.
Молодые люди сложили припасы, тёплые вещи. Всё самое необходимое упаковали в походные мешки и присели на дорожку. Однако… их поджидало неожиданное препятствие. Тем же утром мир погрузился во тьму.
***
Около пятнадцати тысяч лет до н. э… мощный катаклизм оживил притаившиеся в недрах земли силы. Земля сотрясалась, изрыгая огненную лаву. Небо заволокло тёмными тучами, резко поднялся уровень Лигурийского моря, и в довершении ко всему хлынул затяжной проливной дождь.
Дождь лил как из римского водопровода, не переставая, больше месяца затапливая окрестности. Вода поднялась выше, чем на сто метров, в некоторых местах достигнув плоских вершин гор, на одном из которых теснилось маленькое поселение Пьетра. Городок растянулся по всей поверхности горы и уже достиг самого низкого места. Эти жилища оказались частично затоплены. Поселяне поднялись в самую верхнюю точку поселения и начали строить плоты на случай эвакуации, разбирая столы, шкафы и палати в домах. Дерева в городке водилось не много, и разбирать особо было нечего. Они плакали и молились богам, пока, наконец, адский ливень не закончился.
Как пережили последующие месяцы, одному Господу Богу и ведомо. Если, конечно, это он устроил людям это ужасное испытание. Здесь на севере Италийского полуострова ни Содома ни Гоморы не водилось отродясь. И наказывать местное население было незачто. Они выживали как могли. Рамон и Фидель в этом сомневались.
Съев все имеющиеся в кладовых запасы пищи: домашнюю птицу, коз, овец и пару лошадей, случайно пойманных на просторах Тоскании, люди закусили удила. Даже развести огонь часто не получалось. Мир промок до нитки. Женщины мёрзли холодными ночами, согревая на груди маленьких детей. Их лихорадило.
Вода спадала медленно, размывая холмы и унося с собой тонкий слой земли, оголяя при этом каменистое тело гор. Траве не на чем было закрепиться, и оставшиеся в живых твари божьи голодали, обгрызая ветки, кору и хвою. Среди выживших поползли эпидемии.
Солнце скрывалось за свинцовой толщей тяжелых туч больше полугода. Впереди маячило долгое голодное лето, и «бессмертные» не смогли оставить своих людей без помощи и поддержки.
Только через два года, когда поселок постепенно принял свой допотопный вид и жизнь поставила всё на свои места, они решились покинуть городок на холме.
Шли путешественники большой группой преданных людей на южные берега Италии непроходимыми лесами, через высокие горы до полутора тысяч метров над уровнем моря, с трудом преодолевая скалистые обвалы. На ночь, останавливаясь в ущельях или на вершинах холмов, они с опаской озирали склоны. Эвридика искала взглядом Огро. Он пропал во время потопа. Она даже снарядила экспедицию на его поиски, но тщетно. Великан так и не вернулся.
Однажды утром, собирая лагерь после ночёвки, они не нашли Эвридику…
Несколько дней, с раннего утра и до поздней ночи, освещая дорогу факелами, искали они пропавшую без вести подругу. Но её пропал и след. Ни зарубки, ни приметы, ни лоскута указывающего на то, что с ней могло приключиться. И куда она направилась. В конце второй недели поиски решили прекратить.
Глава четырнадцатая. В лесах
Эвридика всю ночь не спала. Она ничего не видела вокруг себя и страх маленьким паучком пробирался всё дальше под кожу, наводя панику. Глаза покрывала плотная ткань, а сама она лежала спелёнутая, скорее всего, на носилках. Носильщики находились в процессе движения непрерывно. Они сменяли друг друга в пути, не произнося ни звука. Кормили её только раз в день, прежде чем расположиться на ночлег, а утром снова отправлялись в путь. Пару раз она слышала вдалеке призывное «Эээвуу!» и ликовала. Никто иной, как Огро, шёл за ней по пятам. «Он жив! Жив! Какой умничка! Ему удалось спастись!» – радовалась Эвридика. Только вот нюх Огрика подводил: он метался вокруг да около по её следам, но никак не мог настигнуть.
– Et videtur esse vultus parumper-adversus lunam deam. Et qui possimus atque. Citronela post nos iactare, – слышала Эвридика и инстинктивно понимала, что в ход идёт цитронелла – лимонная трава. Она отбивает нюх у животных.
– Милый, надеюсь, тебя не так легко обмануть.
Однажды ночью ей показалось, что совсем близко кто-то громко принюхивается. «Вот бы закричать…» – подумала она. Только вместо слов получалось невнятное, чуть слышное мычание. Рот ей тоже завязали.
Когда процессия, наконец, остановилась, и с Эвридики сняли головную повязку, прошло много дней и ночей. Она увидела вокруг высокие белые скалы, лежащую промеж них небольшую зелёную долину и во множестве разбросанные по долине небольшие каменные домики. Покрытые толстым слоем соломы, они вплотную подступали к длинному каменному строению, похожему на коровник.
Эвридика огляделась: со всех сторон её окружали любопытные взгляды женщин. Одни женщины: всех возрастов – от мала до велика. И в последующие дни никого кроме женщин она так и не увидела. В длинном помещении, куда её внесли на носилках, заперев массивные двери снаружи, было тихо и прохладно. У восточной стены в небольшом углублении стоял каменный трон, по обе стороны которого в каменных же чашах курились благовония. Эвридика отмечала знакомые запахи, но так и не смогла понять состав травяной смеси. Запах стоял ненавязчивый, приятный, и она наконец позволила себе расслабится.
За прошедшие сотни лет она научилась взвешено смотреть на вещи. И без причины не паниковала, сохраняя максимум спокойствия. Она перестала быть капризной девочкой, оставаясь ранимой и мечтательной, но со стороны могла выглядеть равнодушной, себе на уме. Редко открывалась людям, боялась, что ей сделают больно, обидят и подсознательно держала оборону там, где это было и не нужно. Тот, кто не знал её близко, считал Эвридику высокомерной и поверхностной.
Кроме того она не торопилась привязываться и заводить новых друзей. Иногда долго думала: хороший человек или плохой. Стоит ему верить или не стоит? А пока она наблюдала оказывалось слишком поздно делать выводы… Помимо трагических ситуаций, болезней, человека поджидала неминуемая смерть. Не успеешь привязаться, полюбить, а ему уже и срок подошёл.
«Лучше держаться в стороне и не привязываться. Зачем страдать от боли потерь?» – сделала вывод Эвридика, рыдая над телом маленького Туна во время потопа два года назад. Три волка пытались спастись на вершине горы, пробравшись в посёлок. На их пути в овчарню встал тринадцатилетний Антуан, непослушный чертёнок. Самоуверенный до нельзя и влюбленный. Ему бы ещё пару годов и Эвридика без раздумья приняла его пламенные чувства. Рамон даже ревновал, как показалось девушке. Но Эвридика только дразнила его и отшучивалась.
Антуан бросился защищать не столько овец, сколько Эвридику, принимающую роды у первородящей овечки. Молниеносно, в несколько шагов добралась Эвридика до колчана со стрелами и стала метать в диких животных непрерывным огнём из стрел, пока не поспела подмога.
Когда несколько мужчин ворвались в овчарню на волках живого места не было, а рядом с Эвридикой валялся пустой колчан и арбалет. Только и Антуан уже не нуждался в защите. С первым же укусом зверь разорвал артерию на шее ребёнка. Но Эвридика не видела, не хотела видеть и стреляла, пока на земле не оказалось три мёртвые серые туши.
Она оплакивала мальчика беззвучно, только слёзы горячими струями скатывались на растрепанные волосы и капюшон его тяжелого мехового плаща.
– В чём радость вечной жизни Рамон? Когда вокруг тебя постоянно кто-то умирает? – плакала она, обращаясь к самому понимающему и близкому человеку. Но Рамон лишь поджимал губы и нежно гладил её по плечу.
Древняя старица сидела напротив и чутко прислушивалась к каждому слову. Трагедия случилась прямо на её глазах. Старушка находилась в поселении уже около недели. Как и хищные звери она тоже спасалась здесь от паводка. Среди незнакомцев, согласившихся приютить пожилую женщину на время непогоды. Многое казалось ей странным в этом месте: водопровод, свет внутри прозрачной банки по вечерам, невиданные инструменты и квадратные камни домов. Всё здесь выглядело удивительным и поражало воображение. В её деревне жизнь была попроще. Но больше всего удивили старуху рассказы о «бессмертных» людях, много лет защищающих посёлок от бед.
Старица вернулась домой и поведала своим сородичам о miraculus sedes due lunam-adversus deam – бледной красавице Эвридике.
Женщины этой деревне уже давно отказались от мужчин. Почему они предпочли именно такой расклад, Эвридика узнала позже. Всё оказалось довольно прозаично. В один момент мужчины ушли и не вернулись. Соседнее племя решило захватить часть охотничьих угодий, и мужчины отправились отстаивать независимость своей территории. Женщины и дети ожидали их в тайном месте, но так и не дождались. На тот момент в племени не было ни одного мальчика. Последующие годы, научившись обходиться самостоятельно, они решили остаться в таком составе. А охотиться предпочитали на чужую добычу. Они нападали на поселки или небольшие группы охотников и попросту грабили. Эвридика могла стать их талисманом и очень помочь.
Как она поняла, посёлок сильно пострадал после наводнения. Были и жертвы. Женщины, оказавшись без мужчин, искали всяческие способы выжить. Поняв, что вода поднимается день ото дня всё выше, они не придумали ничего лучше, чем связать большой плот из сосен, растущих на скалах. Потом женщины прикрепили его с четырех концов к самым высоким и старым соснам в долине, а одним к скале. Её называли gigantis digitus – палец великана, чтобы плот не унесло потоком далеко в море. Эвридика неожиданно поняла, что кое-что из слов она знает. Вторым языком в школе у неё шла латынь. Не имея особой тяги к языкам, её учить приходилось хочешь не хочешь. Латынь им давали настойчиво, собираясь профориентировать часть девочек в медицину.
Плот, который стал для деревни настоящим спасением, и сейчас лежал на земле, напоминая широкую брусчатую мостовую. Именно так и подумала Эвридика во время процессии этим вечером.
Женщины племени обеспечивали полный цикл жизни от рождения до старости и смерти: охотились, строили дома, рожали и кормили детей. Воевали, когда приходилось… Шили, любили, ненавидели. Варили еду, вышивали крестиком боевые пояса и снова воевали… Эвридика была им нужна. С ней они станут храбрее, могущественнее, они построят государство по своему вкусу. С «бессмертной» во главе они смогут всё! Обретут такую силу, какая мужчинам и не снилась. Во веки веков – во имя богини! Всё это и ещё немного сверх этого она услышала во время обряда приготовления. Её облачили в тонкую белую ткань, чем-то напоминающую индийское сари. Видимо, в платья они облачались не часто и шить их не умели. Особенно праздничные наряды «на выход». В деревне женщины ходили, как правило, в шароварах и короткой тунике, выкроенной буквой «Т». Эвридику обмотали в «сари» и посадили на носилки с уважением, достойным царицы.
Как только на деревню опустились сумерки, вдоль брусчатой мостовой зажгли факелы и вынесли на носилках Эвридику. Она не собиралась бежать, наоборот, стало невыносимо интересно: что от неё хотят? Не съесть же, торжественно опустив в котёл с прямыми травами? На голове её красовался массивный венок из веток лавра и дуба. В него вплели цветы, Спелые колосья, яркие гроздья ягод и вишню… Сидеть со всем этим добром на голове Эвридике было тяжко, но любопытство пересиливало страх.
Послышался призывный голос труб, и музыканты начали бить в барабаны… Звук всё нарастал, нарастал… всё сильнее… И вдруг:
– Ааааааах! – прозвучал хор в несколько десятков голосов. Процессия остановилась на площади, и все женщины в один голос запели»
– Ааааааааааааааа-ах! Аааааааа-ах. Ах! Ах! Ах! Ах! Ах! Аааааааааааа-ах! – повторялось раз за разом. Женщины, и молодые, и старые, били челом, повторяя, как мантру одно и тоже: «Аааааааааа-ах, аааааааа-ах! – и Эвридика начала было погружаться в транс. Глаза её то закрывались, то открывались в тот момент, когда произносилось громкое «Ах!», но неожиданно стройное пение сбилось… и Эвридика услышала: «Ээээвууу! Ээээввву!»
Громкий скрипящий голос Орко привел Эвридику в сознание, и она приподнялась на носилках:
– Орко! Орко! Мальчик мой! – крикнула она в наступившей тишине. И тут же на бревенчатый настил ступила гигантская нога Орко…
Женщины завизжали, а Орко, круша ногами брусчатку, двинулся напролом к носилкам Эвридики. Все, кто был на площади, с визгом ринулись врассыпную…
– Ээээвввуу! – трогательно произнёс он и упал перед ней на колени. Как бы вопрошая: «Ну где ты была так долго!». Эвридика обняла его огромный нос и, довольная, засюсюкала:
– Ах ты глупенький, Орко-потеряшка! – и почесала покрытый грубой шерстью нос.
– Ээээээр, – заурчал он в ответ.
Теперь Эвридике стало спокойнее. Она может в любой момент оседлать Орко и уйти. Он её опора и защита. Как верный пёс, он будет с ней рядом до последней минуты… до его последней минуты…
Эти одинокие женщины, если про них так можно говорить, уже успели определить свой жизненный уклад: они независимы, универсальны и умны. Теперь у них была богиня и Орко – оружие, которое не сравнить ни с каким другим. Никто не мог встать ему поперёк дороги. Никакие мужчины…
Время от времени они приводили в деревню мужчин, выбирая только крепких, здоровых красавцев и несколько девушек общались с ними в течении нескольких дней к ряду. После, мужчинам завязывали глаза и уводили из посёлка тайными ходами, также как и приводили. Никто не знал о местонахождении деревни.
Мир ещё был слишком дик и малонаселён, но за несколько сот лет племя не раз покидало обжитые места. Ничто не может быть тайно. Эвридика, став духовным лидером, уводила их всё дальше на восток. Однажды они добрались до моря. Эвридика плохо помнила карты, но это море ей было знакомо, потому что соединялось со Срединным морем проливом. Пролив носил звучное имя – Дарданеллы. Это слово забавляло её в юности на уроках географии. Там, на берегах пролива, должна была находиться легендарная Троя, истории о которой она тоже очень полюбила. В этих местах они задержались очень надолго. Выросшее в размерах племя всё труднее было прокормить, а кочевать и того паче. На берегах трёх морей они построили свои города и занялись не свойственным им делом – земледелием.
Их называли по-разному ha-mazan, что значит: воины. A mazos, говорили греки, восхищаясь полногрудыми красавицами. Или a masso – не касаться! А может грузинские джигиты дали название племенам вспоминая maza – луноликую Эвридику. Девочки от горячих горцев рождались чёрненькие, что не нравилось жрицам, но такие красавицы – глаз не оторвёшь.