Жизни и судьбы тех, кто ждал…

Она кинулась в воду не раздумывая так как знала – Варя плавать не умеет. И сейчас, пытаясь спасти сына, сама пойдет ко дну. Быстро доплыв, она схватила Сережу за животик и, отталкиваясь ногами, мгновенно приплыла к берегу, благо всего метров пять от него было. Она видела как барахтается Варя, пытаясь вслед за ними приплыть к берегу, но сил ее уже не хватало – вот-вот она пойдет ко дну. На секунду она замешкалась, но тут же мысль вихрем пронеслась в голове – не об этом ли спасении говорила Танька?

Быстро оглянувшись и убедившись что с ребенком все в порядке, тот лишь испугался, она кинулась в воду и вытащила Варвару в тот момент, когда та уже потеряла сознание. Как учила ее мать, она начала предпринимать спасательные меры – сначала сделала искусственное дыхание, затем быстрым движением перевернула ее лицом вниз и положила грудью на свое колено. Массажными движениями спины она как бы выталкивала воду . Но ее выходило мало, тогда Екатерина открыла рот девушке и сунула туда пальцы, пытаясь вызвать рвоту. Получилось…Она вздохнула с облегчением.

Когда Варвара окончательно пришла в себя, она села на траву и с благодарностью посмотрела на Екатерину.

– Спасибо тебе огромное за то, что спасла мне жизнь. Спасибо, что не дала Сереже осиротеть.

– Пожалуйста. – Катя пожала плечами, а затем опустила голову вниз. Только сейчас она поняла что бы случилось, позволь она своему эгоизму взять вверх. Она так желала чтобы Вари не стало, но, посмотрев на шестилетнего мальчонку, поняла – даже если бы не слова Ведьмы, она все равно спасла бы Варю. Ну не могла она поступить по другому!

– Учись плавать.

– А ты мне помоги!

– Будет время, научу, а пока за сыном внимательно смотри.

– Я смотрела, просто откуда не возьмись появилось течение, которое быстро затянуло его с мелководья. Будто бесы разыгрались. Я даже не думала что так может быть!

– Сейчас все может быть. – Екатерина встала и, отряхнув платье, пошла убирать сено.

– Давай, мы тебе поможем! -Варя взялась за вторые вилы, а Сережа руками начал собирать сено. Вместе они закончили до темна и пошли в сторону дома. Они молчали, каждый думал о своем. Повернув на улицу, по которой жил свекор, Катя первая заметила силуэт мужчины. Что-то знакомое было в его походке. Когда он приблизился, уже и Варя обратила на него внимание.

– Коля! Коля! Ты живой! – Варя со слезами бросилась вперед. – Сережа, это папа вернулся!

Николай обнял Варвару и сына , и посмотрел на Катю. В его взгляде читалось удивление и в то же время замешательство. А она не стала дожидаться когда они закончат обниматься и пошла вдоль по улице в сторону своего дома. Она шла и плакала. Уж лучше бы его не было! Лучше бы он не приходил. Что теперь будет с ними?

Вечером она достала бабушкин молитвослов из сундука и читала, плохо понимая смысл написанного. Но эти слова, написанные непонятным для нее языком, усмиряли ее сердце и прогоняли грустные мысли.

Когда она читала "молитву на сон", открылась дверь и вошел Николай.

– Здравствуй, Катя!

– Здравствуй и тебе. Катя? Не Скворчиха, не жена, а просто по имени? Для тебя это редкость. Ах, я забыла – у тебя же есть другая жена.

– Да, я виноват. Да, я полюбил другую. Сам не знаю как все получилось. Тут, дома, я сходил с ума от ревности едва видел рядом с тобой хоть одного мужика, хотелось чтобы ты была только моей. Но едва я уехал на фронт, вдруг понял – все остыло. Прости за такие слова… А потом Варя. У меня такого не было никогда. Честно, я бы не женился на ней, не разведясь с тобой, но пришло письмо что ты умерла.

– Это Галя так отомстила…

– Мне уже рассказали.

– А где же ты был столько времени?

– В плену у немцев, а с 1944 года, когда нам с трудом удалось бежать, можно сказать чудом, отбывал наказание у нас в лагерях. Ты же знаешь как обходятся у нас в стране с военнопленными.

– А как тебе удалось выжить? Да еще и выйти на свободу?

– Тут , скорее тоже чудо. Василий Сталин помог. Его друг сидел у нас в лагере, мы подружились, я заступился за него в драке. Он не долго был там, месяц всего, а после его освобождения мне изменили статью и дали пять лет. Этот парень написал мне, что Василий похлопотал за меня.

А теперь, когда я все рассказал, перейдем к главному вопросу – как будем жить?

– А как мы будем жить? У тебя своя семья, ребенок, жена..

– Но по документам жена ты. Надо что то решить.

– А что решать? Завтра пойдем к председателю, он нас разведет, а вас официально поженит. Думаю, Борис Александрович договорится, друг его все же. А теперь иди. Иди, тебя жена и сын ждут.

На следующий день формальности были улажены. Катя шла домой и чувствовала себя опустошенной. Она видела какими влюбленными взглядами смотрят друг на друга Николай и Варвара, какой счастливый Сережа, потому что папка его вернулся. Ей нет места больше в его жизни. Проходя мимо дома зелеными ставнями, она встала и задумалась. Потом решительно прошла во двор и открыла входную дверь.

– Семен, ты дома?

– Дома я. Что ты хотела?

– Тебя вроде бы переводят в Андреевку на ферму?

–Ну да, она крупнее будет, а сюда практиканта пришлют. А что ты интересуешься?

– Возьмешь меня с собой?

– Чего это вдруг? Я конечно тебя люблю, но мне непонятно – то ты нос от меня воротила все эти годы, то сама пришла!

– А, – махнула рукой Екатерина. – Мне здесь все равно не жить. Тошно, понимаешь? А ты вроде как предлагал свои руку и сердце.

– Так ты же меня не любишь?

– Не люблю. Но постараюсь быть тебе верной и честной женой.

Через три дня председатель расписывал Семена и Екатерину.

– Скворчиха, а как же любовь? – подмигнул он ей, протягивая чернила для росписи. Она промолчала, но слова Семена заставили ее громко рассмеяться:

– Моей любви хватит на двоих.

Спустя месяц Семен и Екатерина уезжали в Андреевку со всеми вещами. Николай и Варвара тоже вышли провожать их.

– Кать, спасибо тебе за все, прости нас еще раз. – Варя взяла ее руки в свои.

– Все хорошо будет. Берегите друг друга. – Взглянув на Колю, она улыбнулась.

– Прощай, Скворчиха! Пусть у тебя будет все хорошо. – Прошептал он, потом наклонился и поцеловал ее в щеку. – Не держи на меня зла, это жизнь…

Конец рассказа

ПЕПЕЛ

1945 год

Она смотрела на пламя, почти до конца уничтожившее ее дом, и не могла сдвинуться с места. В горле застрял ком , не дающий даже крикнуть, лишь хрипы вырывались из груди, а по щекам ручьем стекали слезы. Ее мир рухнул, огромная любовь и вся ее жизнь сейчас превращается в пепел…Тихонько подойдя к Оксане, соседка взяла ее за руку и повела в свой дом.

– Дочка, не надо туда смотреть. Не стоит. Запомни его живым. Мы все сами сделаем, похороним. Не рви душу себе.

Молодая женщина легла на металлическую скрипучую кровать и укрылась пледом с головой. Слезы насквозь промочили подушку, она никак не могла унять свое горе. За что ей это? Ведь совсем недавно они с мужем были счастливы.

…Оксана и Григорий были знакомы с самого детства – он друг ее погибшего на войне брата Алексея, старше всего на три года. Детская симпатия вскоре переросла в юношескую любовь, ну а потом в светлое и сильное чувство. Когда родители один за другим скончались, Оксана жила вместе с братом. Гриша часто захаживал к ним в гости и, когда девушке исполнилось 17, сделал предложение, спросив разрешение у Леши.

Они поженились 7 июня, а ровно через месяц Гришу и Алексея забрали на фронт. Она ждала, верила что они вернутся. Но через месяц получила похоронку на брата. Ей было страшно что и супруга потеряет, оттого часто плакала. Однажды, подойдя к пожилой соседке, попросила ее научить молится. И сидя перед иконой каждый день молила Бога о возвращении супруга живым и невредимым. Ее мольбы были услышаны, в конце мая 1945 года он вернулся домой с медалями на груди, с подарком в виде кулона и сережек для ушей, и с огромным букет полевых цветов которые так любила его супруга.

В деревне накрыли тогда стол в честь его возвращения, так встречали каждого солдата который вернулся в родной дом. Имя им – Герои.

Оксана сияла от счастья – 4 долгих года, длинные письма и слезы, все это осталось в прошлом. Лишь одна душа не была рада этому возвращению – Алена. Она тоже любила Гришу, но какой-то бешенной и ненормальной любовью: на каждом углу признавалась парню в своих чувствах, а тот смеялся – мала слишком. Когда молодые играли свадьбу, Алене было 14 лет. Она устроила такую истерику , что отец, который ранее баловал дочь, был вынужден вывести ее со двора, где деревенские накрыли стол , и отстегать ремнем..

На следующий день она шла навстречу Оксане и, остановившись, стала выкрикивать проклятья, желала смерти ей и Грише. Тогда девушка промолчала – что с ребенка возьмешь?

Но в 1945 году это была уже вполне взрослая девушка восемнадцати лет. Все годы войны она вела себя смиренно, но сейчас как будто черт в нее вселился. Когда парень пошел за угол покурить, она подошла к нему и, глядя в глаза, спросила:

– Скажи, ты до сих пор любишь свою жену?

– Ален, ты сумасшедшая? Я же тебе тогда все сказал – ты для меня просто ребенок. Оставь свои глупости. Ну сколько лет уже прошло! Пожалуй, нам нужно будет уехать, ты же нас в покое не оставишь. Ты просто дурочка которая не может понять – насильно мил не будешь. Где твоя девичья гордость?

– Любовь к тебе вытеснила мою гордость, ну неужели ты понять этого не можешь?

– Хватит! Ты просто помешанная! Оставь нас в покое!!

– Да будь ты проклят! Ты никуда не уедешь, либо ты будешь мой, либо тебе не жить. Понял?

Гриша бросил окурок на землю, посмотрел с жалостью на девушку и пошел к столу. Он никогда не воспринимал слова этого ребенка.

– Что, Гриш, опять? -Оксана прижалась к мужу.

– Опять. Надо поговорить с Иваном Сергеевичем, пусть ее выдаст замуж, хоть за Мишку , парень неплохой, на войне себя показал. Ну, а то что легкого одного лишился, так это не помеха семейной жизни, сейчас каждый второй, кто жив, ранения да увечья имеет. Это мне каким-то чудом повезло – все тело в шрамах, сколько раз в госпитали попадал, а все органы на месте. Посчастливилось мне.

– Да.. – Оксана унеслась в свои мысли. – Может и правда уедем?

– Так все за один день не сделаешь. Надо подготовиться. Может после замужества она притихнет?

На следующий день Григорий и Михаил подошли к дому Ивана Степановича. После долгого разговора отец Алены дал добро на свадьбу.

– Вот только пойдет ли она за меня? Сейчас уже не те времена. – Михаил сомневался. Ему нравилась эта буйная девчонка, а любовь к Григорию он не принимал всерьез.

– Коли не пойдет, выгоню из дома, из деревни. Позорит меня. Ну ладно раньше, детские глупости, так ведь за годы войны не образумилась, не повзрослела!

Затем было все – слезы, крики, ругань отца, но в конце концов Алена сдалась и дата свадьбы была назначена.

Это же время возле их родного села в лесу остановился цыганский табор,. Местный народ кочевников побаивался, каждый день пересчитывали своих кур, уток и проверяли грядки. Боялись, что ночью будут совершены набеги этими смуглыми и угрюмыми людьми. Но они были удивлены когда на третий день к одной из женщин подошла пожилая цыганка и попросила молока, в обмен на крупу.

– Мы ненадолго здесь, не бойтесь. Просто мой супруг заболел сильно. Немного поправится и мы двинемся дальше в путь. Не надо нас бояться.

– А я и не боюсь, – Бабка Евдокия сдвинула брови. – Чаво вас бояться, чай не фашисты. Вот только не вздумать мне чего украсть, сама вилы в руки возьму тогда.

– Если бы мы захотели украсть, давно бы это сделали. А мне всего лишь надо поменять крупу на молоко, нагреть его и мужа напоить.

– Ну коли так, давай меняться.

Евдокия смотрела уходящей вслед цыганке и удивлялась их образу жизни – ну как можно кочевать из деревни в деревню, по лесам прятаться? Врет она все, коли не крадут, на что живут? Только она хотела развернуться и пойти в дом, как увидела Алену, бегущую вслед за этой смуглой женщиной. Догнала, остановила, о чем-то они пошептались и вместе пошли в сторону леса.

– Вот неугомонная, ей-то зачем эти людишки? – Баба Дуня всплеснула руками и зашла к себе во двор.

За три дня до свадьбы Евдокия опять увидела как Аленка пошла в лес, да еще несла при себе узелок. Она дождалась когда девушка вернется назад и остановила ее посреди дороги.

– Куда ходила , милая, уж не к цыганам ли этим?

– К ним, а что?

– Отец-то знает что ты туда шастаешь с узелками?

Баба Дуня, не говорите никому, пожалуйста. Понимаете, у меня свадьба на носу, с нелюбимым…Я спать не могу, испереживалась вся. У людей радость, я знаю, а у меня горе. Ну не могу выкинуть свою любовь из головы. А тут, – она показала мешочек , – трава успокоительная. Сбор. Буду заваривать себе и спать по ночам. А то видишь, круги какие черные под глазами!

– И то верно. Пей траву , девка, и успокаивайся. Замужество бабам только на пользу, глядишь смирнее станешь.

– Вы только никому не говорите, ладно?

– Ладно, что же , я невестой что ли не была?

На следующий день все вышли на работу как обычно, женщины обсуждали предстоящую гулянку в деревне, мужчины смеялись над бабами с их глупыми приметами. Только Аленка одна ходила как тень.

– Работник из тебя никакой, – сказал ей отец. – Иди, помоги бабе Дуне с обедом, глядишь какой толк будет из тебя сегодня.

Алена, развернувшись, пошла.

Когда все сели обедать, девушка раздала тарелки и каждому налила в кружку чай из шиповника и кипрея. Когда все поели, она убрала посуду и вместе с Бабой Дуней пошла к той домой, помочь перебрать крупу на завтра.

– Какой-то чай сегодня другой. – Заметил Гриша. – Я сейчас допил и показалось послевкусие странным.

– Да нет, все как обычно. Я ничего такого не заметила. – Оксана пожала плечами.

– Может быть. Может просто шиповник сушеный старый попался.

Через два часа у Гриши сильно заболела голова и его стало тянуть в сон и кидало в пот. Председатель отпустил его домой отлежаться, свернув все на простуду. Оксана порывалась уйти за ним, но Савелий Федорович ее не пустил:

– Твой муж не ребенок маленький, он боец, негоже за ним как за дитем малым носиться.. Ничего страшного, сейчас поспит и недуг как рукой снимет. Ничего с ним не случится.

Но через пару часов Евдокия бежала на поле с криками: "Горит! Пожар! Оксанка, там дом твой горит. Мужики уже побежали тушить, беги и ты!"

Все рванули в сторону дома Оксаны. Когда она прибежала, мужики тушили дом, доставая воду колодца, но все было тщетно – деревянный дом как коробок спичек догорел до тла.

– А где же Гриша? – она подошла к мужчинам.

– Оксан, ты только держись. Мы не смогли его спасти. Петька подбежал к окну, увидел сквозь дым тело на кровати, но вытащить не успели, рухнула крыша. Он вряд ли был живой…

Соседи строили предположение что он уснул с папиросой, иначе как объяснить что изба ни с того ни с сего вспыхнула?

Свадьба Алены и Миши была отложена из-за траура, всем селом хоронили Гришу и только баба Дуня не пошла проводить его в последний путь, она сидела возле кровати Оксаны , боясь отойти от нее – девушка бредила и кричала. Ее то тошнило и рвало, то она теряла сознание, то приходила в себя и снова кричала. На третий день у Оксаны началось кровотечение и пожилая женщина поняла – это выкидыш.

Через неделю Оксана, чуть оправившись и придя в себя, вышла на работу. Молодую вдову послали в ту часть фермы, где было меньше народу чтобы никто не трогал ее. Но все равно до уха Оксаны доходили сочувственные перешептывания, она улавливала фразы: " надо же, войну прошел, героем вернулся, а в мирное время в собственном доме угорел."

" Как же она теперь будет, дитенка потеряла, мужа нет, ой, как жалко."

От этих слов ей становилось еще больнее. А еще ее злила улыбка Алены. Злая и хитрая, как будто она радуется всему, что случилось.

Но на следующий день стало все понятно.

Соседи услышали как отец ругается на Алену и лупит ее вожжами с утра пораньше. Они сбежались посмотреть что она такое учудила. Мать Алены сидела полусонная и плакала, даже не пытаясь остановить своего мужа.

– Что у вас случилось, что вы шум подняли ни свет ни заря? Всю деревню побудили! Что опять эта девка учудила? – Кричала через забор Зинаида.

– Давай, дочь. Признайся всему селу за что отхватила. А, стыдно тебе? Получай тогда. Ты мне сейчас все расскажешь.

– Папа, не надо. Я не буду больше. – Алена захлебывалась слезами и пыталась увернуться от побоев. Платье сзади порвалось и на спине были видны красные кровоподтеки.

– Иван, пошто дочку лупишь? Да что же она такое сотворила что ты за вожжи взялся?

– Мало я ее в детстве лупил, все баловал. По пальцам можно посчитать сколько раз наказывал. Так что заслужила, значит. Да и не дочь она мне после такого. Оттащила цыганам этим проклятым материны серьги, кольцо обручальное и два платья своих. На что выменяла, знаете? На отвар сонный.

–Ну так плохо спала девка перед свадьбой, вот и ходила к ним. – Подоспевшая на шум баба Дуня решила заступиться.

–Хорошо она спала, так же как и мы. Коли не мой кашель ночной от курева, не проснулись бы мы с матерью и дочку упустили. Поймал ее с чемоданом в руке, а там барахло, да еще и рублики прихватила. Интересно, чем думала? А как без документов собралась куда то ехать?

Вчера дрянью какой-то напоила мать, та еле встала вон. С трудом добудился, да вы сами смотрите, как шальная ходит. Я вчера чаек-то пить не стал, хоть она и предлагала да все наливала в кружку. Остыл, я его и вылил, самогоночкой ограничился. То-то Марья говорила что вкус у чая необычный, никак раньше.

– Гриша тоже за это говорил. Неужто Аленка и его опоила? – Баба Дуня задумалась. – А зачем? Чтобы поджечь! Да ну, быть того не может, она ж как любила его, как любила..

– Это не любовь, это проклятье какое-то. Ты бы видела ее лицо довольное. А, тебя же не было на похоронах. То-то я тогда удивлся, но значению не придал. – Иван опять замахнулся на дочь, та закричала от боли, а следом заорала:

– Да, это я его опоила и подожгла. Не мой, так ни чей! И уйти с табором хотела чтобы вас никого не видеть. Ненавижу!

От нескольких последующих ударов Алена потеряла сознание. Подбежавшая к дому Ивана Оксана выхватила окровавленные вожжи из рук отца девушки .

– Перестаньте! Перестаньте! Это же ваша дочь!

– Она мне больше не дочь! Ты заступилась сейчас за убийцу своего мужа и ребенка. – Иван плюнул и зашел в дом, уводя с собой жену.

Односельчане стали расходиться, а Оксана подошла к девушке и села рядом с ней, положив ее голову к себе на колени. Она хотела узнать почему Алена так поступила. Через несколько минут девушка открыла глаза и еле слышно шептала.

– Я ненавижу вас всех, тебя особенно. А его люблю. Я так хотела быть с ним, все отдала бы что можно было. И сейчас, когда еще немного и я ушла бы с Гришей, отец меня поймал.

– Куда бы ты ушла с Гришей? Ты чего несешь?

– Он недалеко, с табором. Не горел он.. А ты теперь живи и мучайся – он жив, но ты его не найдешь. Я не скажу тебе куда они ушли! – Еле слышно произнесла Алена эти слова и последняя слеза скатилась из ее глаз. Ее дыхание остановилось и сердце перестало биться.

Вышедший на крыльцо Иван посмотрел на Оксану и все понял по ее глазам. Он стал черней тучи. Не сдерживая себя, сел на крыльцо и зарыдал. Он только сейчас понял что убил своего собственного ребенка и нет ему никогда за это прощения.

Оксана стояла у окна и долго смотрела куда-то вдаль.

– Девка, вот чего ты дурью маешься? Неужели ей поверила? Эта дурная что угодно сказать могла.

– Но не перед смертью…

–А чье тело тогда было? У нас в селе никто не помирал.

– Верно. – Оксана задумалась, но потом вновь перевела взгляд на женщину. – Баба Дуня, ты у нас все подмечаешь, от твоего взгляда мало что ускользает. Скажи, ты странного ничего не заметила? Может быть в тот день, когда сгорел дом, что-то было необычное?

–Да что необычного-то? Собрали мы после обеда миски да плошки, принесли ко мне в избу, Аленка пошла их мыть. Долго ее не было, но я как то отвлеклась тут на свою работу и не обратила внимание. А когда ее кинулась уже, подумала что домой сбежала, хотела уже за ней бежать. Но тут и она пришла, говорит, что после мытья посуды сбегала домой и взяла простыни чтобы на речке постирать, мол, пока погода жаркая, быстро высохнут.. А почем ты спрашиваешь?

– Понимаешь, Иван дочь свою поймал когда она из дому уходить собиралась. А куда ей идти? В табор что если. А зачем, к кому? Она перед смертью самой мне сказала что к Гришке шла, да отец остановил. Я думала, может бредит девка, а теперь уж не знаю. Девица она больно мудреная и хитрая. Пойти самой к цыганам к этим, что ли, разузнать.

– Вот уж не знаю куда она собралась идти, но цыгане аккурат в день пожара снялись и ушли.

– Удивительно. Тогда куда же Аленка собралась? Может быть она знала где их стоянка?

– Может. – баба Дуня пожала плечами. – А где же их теперь найдешь?

– Надо поездить по селам, поспрашивать.

– Да кто же тебе разрешит-то раскатывать?

– Я поговорю с председателем, может дед Кузьмич меня на лошади повезет.

Неделю ездила Оксана по соседним селам, но стоило ей напасть на след цыган, как тут же выяснялось что они снялись с места и перекочевали.

На восьмой день поисков удалось найти место стоянки цыган, молодая женщина слезла с повозки и кинулась к костру возле которого сидел пожилой смуглый и кареглазый мужчина.

– Здравствуйте.

– Здравствуй, здравствуй.– Он посмотрел на нее и усмехнулся.

– Меня звать Оксана. Может быть это и глупо прозвучит, но я задам вам вопрос: не видели ли вы у себя в таборе мужчину? Григорием зовут.

– Нет. У нас тут всего 12 человек, 8 из них женщины. Мужчин посторонних у нас нет.

– А никто у вас не пропадал? Может умирал кто?

– Ты с какой целью интересуешься? Сказано же тебе – нет тут никого. Никто не помирал. Ступай откуда пришла. – Он встал и зашел в палатку давая понять что разговор окончен.

Оксана растерянно огляделась и увидела как за палаткой темноволосая молодая девушка подает ей знаки и прикладывает палец к губам, призывая молчать. Та кивнула и тихонько подошла. Цыганка осмотрелась и прошептала ей на ухо.

– Через час жди меня возле леса на повороте к деревне. А пока иди, быстрее.

Цыганка задерживалась, дед Кузьмич нервничал и ерзал:

– Ты уверена, что она придет?

– Придет, она сама меня позвала.

– Прохиндеи все они. Думаешь, что-то знает?

– Думаю да.

– Ну тогда готовься, панталоны последние снимешь чтобы правду узнать.

– Да хоть душу свою отдам. Мне это важно, понимаешь? Даже если его здесь нет, она расскажет о том, что случилось в тот день.

Прошло уже минут сорок с назначенного времени и Оксана уже сама сомневалась что девушка придет, как та вышла из леса будто из-под земли выросла.

– Ждете еще? Боялась, что уедете. Еле от отца отвязалась.

– У тебя есть что сказать? Говори быстрее. – Оксана нетерпеливо ее подгоняла.

– Есть. Но ты же понимаешь, все стоит денег. Даже ваша любовь.

– Не поняла, о чем ты? Тебе деньги нужны? У меня с собой их очень мало, всего 26 рублей.

– Мне деньги не нужны. Больно кулончик у тебя красивый и сережки в ушах.

У Оксаны из глаз брызнули слезы. Эти украшения подарок ее мужа. Но , желание узнать правду оказалось сильнее. Цыганка ловко спрятала украшения в кармашек платья и села на траву.

– Присаживайся и ты. В двух словах-то не скажешь. – Сорвав травинку, девушка начала ее жевать и молчала с минуту, видно собираясь с мыслями. – Ты разговаривала с моим отцом. Ты знаешь как живет наш народ? Для нас воровство – это норма. Но, в нашем таборе есть одно правило – никаких краж по дворам. Мы предоставляем услуги , а нам за это платят. Вот и в вашем селе мы хорошо пополнили свой кошелек благодаря неразумной девушке Алене. Кстати, где она? Мы ее ждали в Глиняном, но она не пришла.

– В Глиняном? Это где?

– Это примерно 35 верст от вашего села на север.

– Мы даже не проезжали эту деревню.

– Это маленькая деревушка, не на всех картах ее еще и рисуют. Мы о ней знаем давно, там моя мама похоронена. Умерла от кашля. Навестить могилу решили, и Алену вашу дождаться. А она не пришла.

– Алёна умерла, ее отец забил вожжами. Между прочим, из-за вас.

– Нет, во всем виновата она одна. Значит слушай, дело было так. Мой дед сильно заболел, бабка моя попросила отца, главу нашего табора, остановиться в вашем селе, чтобы после кончины похоронить его там. Ему оставалось уже несколько дней, мы готовились к скорой его смерти как вдруг приходит ваша девица с моей бабушкой, та как раз в село за молоком ходила.

Бабка моя дала ей мешочек с травой и они еще о чем-то шептались. О чем то они договаривались, я не слышала, но уходила девица довольной. Через три дня дед мой помер, тогда я увидела странную реакцию от бабушки – вместо того чтобы рыдать и плакать, она пошла к моему отцу, то есть своему зятю в палатку. О чем-то они долго спорили , а потом взяли тело деда, погрузили в повозку и вывезли из леса. Через некоторое время вернулись, а в повозке уже лежал спящий крепким сном мужчина. Мы тут же сорвались с места и уехали. Я тогда ничего не понимала, они велели мне молчать , всему табору сделали такое же предупреждение. И только на следующий день я решилась подойти к бабушке с вопросом. Тогда она мне и рассказала то, от чего у меня волосы дыбом встали. Я, конечно, знаю что она не очень любила моего деда, то есть своего мужа. Но чтобы такое…

Она выменяла его тело на украшения и платья, а парень, который уже сутки спал, это чужой муж, которого Алена захотела забрать себе. Вот чем девка думала? Ну поили мы его несколько дней дурманящим отваром. Мы Алену должны были ждать неделю , отец ее получил бы деньги за трудодни, рассчитывала девка их себе присвоить и сбежать, чтобы, значит, не совсем с голым задом. Только вот потом чтобы делала? Рано или поздно они с Гришей должны были покинуть табор, да и не вечно бы она его опаивала, рано или поздно он задал бы ей кучу вопросов.

– Ты не понимаешь, она просто была умалишенной. – Оксана сидела и плакала. – Где он сейчас, жив?

– Жив, мы его три дня назад оставили в Михайловке. Как раз перед отъездом наши мужики отнесли его к ближайшему двору. Какой не скажу, не знаю. Езжай, поспрашивай там, может что скажут.

– Спасибо тебе.

– Спасибо-то спасибо, но – язык держишь за зубами. Хотя… Мне все равно , мы уезжаем сейчас за 300 км отсюда. И ты ничего не докажешь.

– Так, послушай, сейчас под именем моего мужа лежит твой дед?

– Да.

– Как его звать?

– Стево, Сакиев по фамилии. 1875 год рождения. Чуть-чуть до семидесятилетия не дожил.

– Я позабочусь о том, чтобы ему поставили крест и табличку с именем. Все же бабушка твоя…

– А ты ее не осуждай, – перебила девушка, не дав договорить. – Знаешь, как ей с ним жилось? А разводов у нас нет…

В Михайловке она бегала от дома к дому пока старенький дедушка не указал ей рукой в сторону покосившейся избенки.

– Вон там хлопец. Привезли давеча, оставили как собаку у ворот, то ли пьяный, то ли дурман какой принял. Вот поди же ты знай, кто таков. Сейчас никому верить нельзя. Пару дней он в той избе, Пашка, сын мой, как пронюхал что чужой в деревне да еще и без документов, так в город подался, за властями так сказать, пущай сами разбираются.

– Да как же? Он что, не сказал вам кто такой и откуда?

– Да как он скажет ежели ничего не помнит? Так, что-то говорит, отрывками припоминает, Ксюшу какую-то зовет. Не тебя ли?

– Меня, меня. Это мой муж!

– Беги, у бабы Гали он, она выхаживает хлопца. Только вы же не уезжайте, дождитесь властей.

Оксана побежала в сторону дома на который указал старичок и дед Кузьмич погнал лошадь, не успевая за девушкой.

– Вот погнала-то, Ночка моя не успевает за тобой. – Ворчал он.

Забежав в дом без стука, Оксана остановилась посреди горницы – за столом сидел Гриша, а рядом пожилая женщина показывала ему фотокарточки.

– Это же мой сыночек, погиб он на войне проклятущей. Ой, а ты же кто такая? – баба Галя подняла голову и уставилась на молодую женщину.

– Я жена его. Гриша, любимый мой, ты живой. – Она кинулась к парню и стала его целовать.

Он вдруг отстранился и посмотрел на нее отрешенным взглядом.

– Девушка, простите, вы кто?

– Я Оксана. Ксюша – ты меня так называл.

– Я помню что у меня есть Ксюша, но лица не помню совершенно. Это и есть вы?

Оксана заплакала. Она сидела и разговаривала с ним, пытаясь вернуть память, но он вспоминал что-то обрывками, а потом замолкал.

– Вы бы ехали отсюда, сейчас Пашка приедет с людьми с города, как бы худа не было. Садитесь в повозку и по этой дороге езжайте прямо вон туды, до самого поворота. А там дорога будет идти в лес, узкая, но лошадь пройдет. По лесу верст 10 проедете, будет деревня, и вон там уже спросите как добраться до вашего села.

– А у вас проблем не будет?

– А какие у меня могут быть проблемы? Сбег мой постоялец, только и видать его было. А кто вы такие и откуда, разве ж кто знает? Говорили кому с какой деревни?

– Нет.

– Вот и правильно. И мне не говорите откуда, чтобы я не знала и не врала. Далече-то она?

– Далече выходит.

– Ну и хорошо. – Оглянувшись, как будто кого-то испугавшись, баба Галя перекрестила неожиданных гостей на дорожку.

– Батюшки святы, нашли!– Всплеснула руками баба Дуня.

Оксана вылезла с повозки усталая, весь день они добирались до ее родного села.

– Нашли. Устали ужасно пока ехали обратно. Сколько мы верст объездили, прошлую ночь останавливались близ села и спали по очереди в повозке. Сейчас так хочется есть и чаю горячего.

– Мигом, мигом все сделаю.– Баба Дуня завела своих временных жильцов в дом и позвала деда Кузьмича. – У меня как раз все готово, как чувствовала что вы сегодня ночевать вернетесь. А тут глядишь ты – нашли Гришку то!

Когда все поели, Оксана рассказала пожилой женщине обо всем что узнала от цыганки, та только сокрушенно качала головой и цокала языком.

– Вот ведьма-то! Упаси Бог ее душу, за все ее злодеяния. Там,– Она показала пальцем вверх. – Ей все зачтется. И цыганям этим проклятущим, будь они неладны.

В течении нескольких дней к Григорию стала возвращаться память – родные лица, знакомая обстановка и рассказы жены сделали свое дело. Он перебирал медали, найденные мужиками в завалах дома и вспоминал за что их получил.

Через неделю Гриша пошел к председателю чтобы попросить его написать в город. Ему было неловко стеснять Евдокию.

– Тут такое дело. – Савелий Федорович потер шею. – Не нужна вам помощь.

– Как это не нужна? А как мне дом построить?

– У вас уже есть дом. Потерпи, вечером придет к вам гость, все и узнаешь.

Ничего не понимающий Григорий вернулся домой. А вечером они услышали стук в окно.

– Гриша, Оксана, выходите, – услышали они голос Ивана, отца Аленки. – Поговорить надо.

Когда супруги вышли, Иван Степанович присел на крыльцо, закурил папиросу и сказал: