Нога как точка опоры

Если мы обладаем молодостью, красотой, дарованиями, силой, если мы видим перед собой славу, удачу, привлекательность, достижения, то легко быть доброжелательным и тепло относиться к миру. Но стоит оказаться неудачником, калекой, нетрудоспособным, стоит лишиться здоровья и силы, удачи и признания, заболеть без ясной надежды на выздоровление — и наша отвага, наш моральный характер до предела претерпят испытание на прочность.

Подняться, стоять, идти - главная задача для каждого лежачего пациента, потому что он забыл или ему "запрещены" взрослая человеческая поза и движения, то физическое и моральное положение, которое означает способность стоять, способность постоять за себя, способность идти или уйти - уйти от врача или родителей, уйти от тех, от кого человек зависит и на кого полагается, ходить свободно, смело, идти навстречу приключениям, если он этого пожелает.

Я не чувствовал, не осознавал того, насколько я ограничен, насколько незаметно сделался привязан к своей болезни, к своей палате — привязан в самом буквальном, физиологическом смысле, однако привязан и в воображении, и в чувствах. Я сделался пигмеем, узником, обитателем — пациентом — без осознания этого. Мы бойко говорим об институализации без малейшего личного ощущения того, что в это понятие входит, — каким коварным и универсальным оказывается ограничение всех пространств (в первую очередь морального пространства) и как быстро это происходит с каждым....Теперь я понял, что подобная регрессия универсальна. Она возникает в результате любого обездвижения, болезни, госпитализации. Это неизбежное естественное сужение существования, которое делается и переносимым, и непобедимым в силу неосознанности — невозможности прямого осознания. Как может человек узнать, что уменьшился, если уменьшилась система координат? Ему нужно напоминать о «забытом» им большом мире — тогда и только тогда может человек расшириться и излечиться.

Свобода — постоянно расширяющиеся физиологические возможности и мир, постоянно расширяющееся личное (и социальное) пространство — именно это, дошло до меня, было сутью выздоровления, а не просто специфическое состояние ноги, ее подвижность; не просто техническое состояние стереоскопии и зрения. Суть выздоровления была в полном целостном возвращении к жизни, в отказе от поглощенности собой, болезнью, ограничениями, возвращении к простору здоровья, полноте существования, к реальному миру, который я, к своему ужасу, в значительной мере забыл за короткие три недели пребывания пациентом.

Если мы, еще совсем недавно больные люди, не могли смотреть в лицо миру, то и мир не мог смотреть в лицо нам с нашими лекарствами и снаряжением больных. Мы вызывали страх и неловкость — я видел это совершенно ясно — и в интересах общества не меньше, чем в наших собственных интересах, не могли быть просто выпущены в мир. Мы несли на себе клеймо пациентов, невыносимое знание о страдании и смерти, невыносимое знание о пассивности, утраченной решимости, зависимости, а мир не любит, чтобы ему напоминали о таких вещах.