Loe raamatut: «Тайна завещания Петра Великого в руках Наполеона Бонапарта. Дамоклов меч над Россией»

Font:

Петру I посвящается.
К 350-летию со дня рождения

Роман основан на семейных легендах.

Редакция Александра Валерьевича Пархоменко

Корректор Ольга Владимировна Николаева

Предисловие

Историческая наука оживает только тогда, когда мы говорим о тех личностях, которые творили историю. Кто-то из них остаётся на страницах учебников, о других мы забываем или уделяем им незаслуженно мало внимания. Я родился в Сибири. Исторически так сложилось, что она стала плавильным котлом людей разных сословий и национальностей. Предков моей мамы, богатейших магнатов Польши, туда сослали за участие в освободительном восстании. Отец, проявлявший с детства весомые таланты в физике и математике, приехал поступать в Томск из г. Похвистнево под Самарой, поскольку в столичные вузы с его происхождением путь был заказан. Там он обзавёлся семьёй, стал кандидатом физ-мат. наук, почётным изобретателем СССР и никогда не рассказывал историю нашей семьи. Семейную легенду, по мотивам которой я написал эту книгу, мне довелось узнать не от отца, а от деда. Сама легенда касалась только нашего предка Семёна Петровича Арефьева. Он был купцом и городским головой в Твери в то время, когда губернатором Тверской губернии назначили принца Георга Ольденбургского и с ним в этот город приехала его супруга (родная сестра императора Александра I) Екатерина Павловна. Сначала они общались по службе (должность городского головы соответствует современной должности мэра), но затем подружились семьями и стали обмениваться некоторыми секретами. Через 3 года после знакомства, в войну 1812 года, преданность Семёна Петровича стране и своим новым друзьям подверглась серьёзному испытанию. В гости к нему заглянул адъютант командующего 2-ой армии Петра Багратиона князь Николай Сергеевич Меншиков. Он уверял, что Пётр I просил его прадеда (светлейшего князя Александра Даниловича Меншикова) в случае внезапной смерти монарха огласить завещание, по которому трон должен был наследовать отец Семёна Петровича, который на самом деле рождён от императора, а в купеческую семью был отдан просто на воспитание.

Кроме того, Меншиков заверил, что когда ездил с поручением Багратиона из 2-й армии в 1-ю армию Барклая де Толли через французские позиции, то встречался с Бонапартом, и тот обещал поддержать права Семёна Петровича на российский престол и приглашал в тот же час отправиться в лагерь завоевателя, но Семён Петрович предложение отверг, а само завещание сжёг. Мы уже никогда не узнаем, было ли это завещание подлинным или фальшивкой, сочинённой Бонапартом, а может быть, даже самим Александром I. Со стороны российского императора это был бы хороший способ отвести удар от Санкт-Петербурга и заманить на погибель армию врага внутрь страны, дав Наполеону надежду короновать марионеточного «истинного наследника» Российской империи в Успенском соборе Московского Кремля. Там традиционно проходила коронация российских самодержцев. В случае же обнародования завещания можно было бы легко доказать, что это фальшивка, и выставить Бонапарта мошенником перед всей Европой. Однако можем предположить, что поведи себя сестра Александра I в Твери высокомерно по отношению к простому народу, отврати от своего двора выборного городского голову, то у этого городского головы было бы гораздо больше поводов поддаться на уговоры Николая Сергеевича Меншикова. Неизвестно смогла бы Россия в этом случае отстоять свою независимость.

Какого же было моё удивление, когда, изучая обстоятельства в результате которых предки моей мамы попали в Сибирь, я увидел, что данная сестра императора Александра I сыграла ключевую роль и в том, что большая часть Польши по результатам Венского конгресса вошла в состав России, а восстания 1830 г. вовсе не случилось бы проживи она немного дольше. Поскольку садился за художественный роман, а не за историческую монографию, то мне захотелось сплести две истории воедино. Так, Николай Сергеевич Меншиков, который как я уже писал выше, мог и не быть предателем, а выполнять секретное поручение Александра I, уступил свое место Адаму Ежи Чарторайскому. Человеку, который за свою жизнь успел побывать министром иностранных дел Российской империи, организовать польское восстание 1830, стать непримиримым врагом России и покровителем во время Крымской войны польских военных формирований в Турции. Мария Валевская, что приехала на Эльбу и там вдохновила Бонапарта вернуться в Париж, благодаря моей фантазии стала также вдохновительницей его похода на Москву. Пётр Багратион в романе не посылает своего адъютанта в Тверь с грустными письмами, а борется за свою любовь, как полагается великому полководцу. Наполеон предстает не политиком женатым на Франции, а живым человеком, подверженным тем же страстям и порокам, что и все люди.

Глава 1
Фамильная тайна фронтовика

1947 год

Разговор фронтовика Великой Отечественной войны со своим сыном.

Первое упоминание о фамильной тайне Арефьевых, которая скрыта в «смертельном» наследственном медальоне.

Действие романа перемещается в прошлое и начинается с рассказа о первых владельцах медальона.

На исходе девятого мая тысяча девятьсот сорок седьмого года в Твери, в гостиной небольшой квартирки, расположенной неподалёку от набережной Волги, ужинали двое: отец и сын Арефьевы. Хотя они были одеты, как гражданские лица, в подобающие торжественному событию строгие парадные костюмы, каждое слово, сказанное ими в праздничной застольной беседе, свидетельствовало о том, что оба посвятили жизнь воинскому служению своей стране. Решение стать защитником Родины двадцатилетний Михаил Арефьев принял осознанно, находясь под сильным впечатлением от тех фронтовых рассказов, которые он слышал от отца. Заслуженный и умудрённый опытом ветеран, полковник гвардии Пётр Яковлевич Арефьев, прошедший славный и трудный путь от Москвы до Берлина, часто вспоминал о многих необыкновенных вещах, которые совершались с ним за четыре тяжёлых военных года. Узнав о героизме своего народа, который изо дня в день проявлял в противостоянии с иностранным завоевателем чудеса самопожертвования и доблести, Михаил последовал примеру старших боевых товарищей и вскоре после достижения восемнадцати лет принял присягу и поступил на военную службу. По ходатайству и личной рекомендации отца он был принят в состав одного из пограничных гарнизонов Западного округа и, начав службу рядовым солдатом, быстро дослужился до звания старшего сержанта армии. Получив увольнительную, Михаил подал свои документы в военную академию, и сейчас, когда до вступительных экзаменов оставалось чуть больше месяца, он приехал домой для того, чтобы отметить День Победы, рассказать о своих жизненных планах и выслушать ту историю, которая касалась удивительного спасения отца во время битвы за немецкую столицу. Это событие, о котором Пётр Яковлевич уже вспоминал прежде, казалось Михаилу до того необыкновенным, что сегодня ему не терпелось узнать о нём те подробности, о которых раньше он и не догадывался спросить.

– Ты говорил, что во время штурма Берлина тебя защитил «смертельный медальон» (жетон военнослужащего), который остановил вражескую пулю в нескольких сантиметрах от сердца, – произнёс Михаил и через несколько мгновений добавил: – Не мог бы ты рассказать чуть больше об этом спасении?

– Я думал, что ты не спросишь об этом, – с еле слышной иронией в голосе ответил ветеран. – Ты стал совсем взрослым и, наверное, считаешь, что чудес на войне не бывает.

– Я часто вспоминал об этом событии и, признаюсь, не мог поверить, что небольшой кусок металла способен остановить пулю. Теперь я знаю, что воинский жетон весит всего несколько граммов, и не понимаю, как он может спасти жизнь человека, – смутившись, проговорил Михаил и принялся осматривать комнату в надежде увидеть заветный артефакт.

– Меня защитил не армейский жетон, а тот старинный медальон, который в нашем роду уже много лет передавался по наследству, – сказал Пётр Яковлевич. – В Европе его называли смертельным, так как в нём нередко прятали наполненную ядом капсулу, способную в одно мгновение убить человека.

С этими словами ветеран поднялся с кресла и, подойдя к массивному дубовому комоду, достал из небольшого выдвижного ящика обезображенный пулей массивный золотой медальон. Этот старинный аксессуар был размером с небольшое кофейное блюдце, а на его внешней стороне можно было ещё различить изображение Девы Марии. Пуля застряла под её рукой. Казалось, что Царица Небесная удержала этот снаряд стрелкового оружия и не дала вонзиться в сердце русского солдата.

Пётр Яковлевич вернулся за стол и протянул старинную реликвию сыну.

– Если бы не этот медальон со стальным механизмом внутри, то сейчас бы меня уже не было в живых, – задумчиво произнёс он.

– Я атеист и не верю в сверхъестественное, – сказал Михаил – Но должен признать, что твоё спасение иначе, как чудом, не назовёшь.

– Это правда, – подтвердил ветеран. – И я должен сказать, что у этого медальона удивительная судьба. Начну с того, что его история насчитывает несколько сотен лет. Все его обладатели были необыкновенными людьми, а некоторые из них даже оказывали серьёзное влияние на политическую жизнь России. Следующему эта таинственная вещь, точнее, то, что от неё осталось, будет принадлежать тебе, и поэтому я хочу рассказать о событиях, связанных с её прошлым.

– Это интересно, – сказал Михаил, всем своим видом выражая готовность быть внимательным слушателем.

– Первым доподлинно известным владельцем этого украшения была Елизавета Сенявская. Она купила его во время путешествия по Италии в одной из римских антикварных лавок. Княгиню очаровала красота этого аксессуара. Хозяин лавки уверял посетительницу в том, что медальон заказал у великого Леонардо да Винчи Чезаре Борджиа, и просил мастера, чтобы в нём было отделение для капсулы с ядом, но мастер своего заказчика не послушал. Он заменил эту гнусность на отделение для важных документов с хитрым механизмом. Если медальон открывали ключом, то документ оставался целым, но если бы попытались вскрыть, то документ за счёт стального механизма был бы изрезан в клочья. Через столетия подобный механизм назовут «Шредер». Однако великий Леонардо, как и во многих других своих изобретениях, опередил своё время. К несчастию для мастера, Цезарь Борджиа не любил, когда его приказы исполняются неточно, и лишил гения своего покровительства, но за украшение заплатил и подарил его своей сестре Лукреции. Потом один из её потомков, нуждаясь в деньгах, продал этот медальон антиквару, который и предложил его приобрести Елизавете Сенявской. Княгиня, не раздумывая, согласилась купить эту вещь, несмотря на то, что цена, которую озвучил итальянец, была высока.

Путешествие Елизаветы продолжилось, и вскоре она посетила Папскую библиотеку в Ватикане. Там один из служителей, зная об огромных пожертвованиях княгини католической церкви, подарил ей список с очень редкой книги, которая по преданию была написана духовным лидером ордена тамплиеров Бернардом Клервоским по захваченным во Втором крестовом походе манускриптам. Эта книга была посвящена уникальной методике распознавания лжи по голосу человека.

После завершения поездки по итальянской земле Елизавета вернулась в свои владения в Польше, где в скором времени судьба свела её с императором Петром Великим. Елизавета стала фавориткой царя, и во время одного из его визитов она подарила монарху список с книги Бернарда и медальон. Она объяснила государю особый принцип внутреннего устройства украшения. Княгиня поведала о том, что в медальоне есть потайное пространство, где можно хранить секретные документы, а также сказала о том, что его механизм устроен по особой технологии.

Михаил внимательно выслушал речь отца и, дождавшись паузы в его рассказе, посмотрел на устройство медальона. Он убедился в том, что именно внутренние стальные механизмы украшения остановили немецкую пулю.

– Твой рассказ похож на старинную легенду, и если бы сейчас я не держал в руках этот медальон, то, наверное, не поверил бы в его существование, – проговорил Михаил и через короткое время добавил: – Не мог бы ты рассказать, как эта реликвия оказалась у нашей семьи?

– Это очень важная история не только для рода Арефьевых, но и для всей нашей страны, – с некоторым пафосом в голосе произнёс Пётр Яковлевич. – Для того чтобы ты понял, насколько необычна история этого украшения, я расскажу о его судьбе с самого начала.

После этих слов ветеран помолчал и через короткое время начал своё повествование.

Глава 2
Последняя воля Петра Великого

1725 год

Пётр Великий беседует с обер-прокурором Павлом Ягужинским и говорит, что его доверие к приближённым слабеет. Пётр признаётся в том, что собирается устроить «тотальную чистку» всего своего окружения, и просит Ягужинского внимательно следить за направлением политики, которая будет реализовываться внуком императора Петром Вторым. Если она не будет соответствовать тому вектору, который задал Пётр Великий, внука нужно будет удалить от трона. Пётр сообщает о своём прямом наследнике или наследнице, имя которого (которой) закрыто в медальоне, переданном на хранение Ягужинскому. Также император сообщает, что аксессуар устроен по уникальной технологии, вынесенной из Италии, сущность которой заключается в особом замочном механизме медальона: если он открывается ключом, то никаких трудностей с извлечением содержащегося внутри документа не возникает, но если кто-то предпримет попытку открыть его другими средствами, то документ будет изрезан в клочья. Ключ от украшения Пётр I прячет при Ягужинском в мощевике, который носит у себя на груди, а затем наказывает Ягужинскому вскрыть мощевик и забрать этот ключ до похорон при прощании, если император умрёт неожиданно. Ягужинский принимает указания императора.

Рассказ о болезни и смерти Петра I. О том, что Ягужинский не смог завладеть ключом от медальона, но медальон остался в его семье до тех пор, пока последний Ягужинский не отдал его в императорскую казну, чтобы смягчить участь своей матери, обвинённой в государственной измене. Спустя годы на это украшение обратила внимание Великая княгиня Екатерина Павловна. Она забрала его в качестве приданого, когда вышла за своего кузена Георга Ольденбургского, назначенного после свадьбы генерал-губернатором Тверской, Ярославской и Новгородской губерний.

События снова переносятся во времени.

В январе тысяча семьсот двадцать пятого года Пётр Великий находился в рабочем кабинете своего императорского дворца. Хотя его разум был ясен и бодр, из-за болезни силы с каждым днём покидали государя, а лицо выражало тягостную задумчивость. Монарх понимал, что, сокрушив внешних неприятелей, он до сих пор не смог справиться с внутренними врагами. Повсюду, как в Москве, так и в Петербурге, появлялось всё больше людей, желавших вернуть в Россию прежнюю жизнь. Понимая угрозу, надвигавшуюся на великую империю, царь призвал обер-прокурора Павла Ягужинского и с тяжёлым чувством поделился с ним своими опасениями. Государь сообщил верному приближённому о том, что если российская знать разобьётся на враждующие партии, а церковные чиновники постараются вернуть старую веру, то империя вновь погрузится во тьму междоусобия, а пограничные провинции, с таким трудом присоединённые когда-то к московскому царству, начнут отпадать от него одна за другой. Из-за сильного волнения лик государя часто искажался судорогой, и, как это бывает с человеком, подавляемым физическим бессилием, вся душевная энергия Петра во время беседы, казалось, переходила в его голос, который гремел подобно раскатам грома. С неистовством и негодованием государь говорил о том, что те люди, которым когда-то он даровал грамоты о помиловании и свидетельства о прощении, только и ждут того дня, когда он сойдёт в могилу, после чего смогут предать завоевания и достижения «отца отечества». С горечью говорил император о том, что враги России совершат измену не исподволь, а открыто, при всём этом шумно хвастая своим преступным деянием. Говорил царь о том, что надо как можно скорее победить зло, пока ещё не глубоко пустило оно свой корень, и покарать изменников: кого смертью, кого каторгой, а кого ссылкой на вечное монастырское покаяние. Взор монарха сверкал. Каждым словом и жестом показывал Пётр, как суров его нрав и как решительны могут быть его поступки.

Павел Ягужинский относился к слову государя с тою верой, с какой благочестивый прихожанин храма относится обыкновенно к святым догматам христовой религии, но в то же время понимал, что его власти обер-прокурора не хватит, чтобы удержать Россию в повиновении после смерти Петра. Да и сохранение этой высокой должности при столь печальных обстоятельствах было бы под большим вопросом.

– Нет у меня наследника, достойного трона, – проговорил государь, видя смятение в выражении глаз обер-прокурора. – Во внуке своём Петре Алексеевиче, хоть он мал, характера не вижу. Предчувствую я, что по достижении полноты лет будет он безмолвным и слепым орудием в руках боярских.

– Рано тебе, великий государь, думать о передаче власти наследнику, – произнёс с робостью в голосе Ягужинский. – Сам ты ещё не стар! Бог милостив! Не верю я в то, что похитит он тебя у России. Не за что Небесному отцу так нас наказывать!

– Будущее только ему одному и известно! – понизив голос, сказал Пётр. – Если Богу будет угодно, проживу я ещё не один год, а если он захочет дни мои завтра пресечь, то не защитит меня никакая земная сила.

Произнеся последнюю фразу, государь погрузился в безмолвие и через некоторое время продолжил свою речь с заметным волнением:

– Ни Меншикову, ни жене своей я больше не верю. Один вор, а другая изменщица. Вора этой же зимой на смерть осужу, а Екатерину отправлю в монастырское заточение.

Ягужинский побледнел, услышав о таком решительном изъявлении государевой воли. Он почувствовал, что в России наступают роковые и грозные времена.

В те мгновения, когда император находился в недобром расположение духа, его взор внушал всем придворным тот ужас, от которого у них холодела кровь в жилах. Что же мог испытывать честный обер-прокурор, когда император пребывал в ярости? В эти минуты Ягужинскому казалось, что он хоть и раскрыл государю глаза на многих влиятельных воров и предателей, включая светлейшего князя Меншикова, но всё равно делает слишком мало на своём посту главного прокурора России.

Император сразу заметил смятение, которое испытывал его собеседник, и постарался подавить усилием воли то негодование, волны которого всё ещё вскипали в нём при мысли о предателях отечества, которые тесной вереницей окружали престол, плели паутины заговора в коллегиях, разливали яд в порочащих императора речах на ассамблеях и присутствовали в Сенате, ненавидя иноземное название этого учреждения и желая повернуть историю отечества вспять.

Не нарушая молчания, Пётр встал из-за стола, направился к тяжёлым створчатым шкафам, где хранились государственные документы, и достал с одной из отдалённых полок свёрнутый вчетверо лоскут бумаги. После этого он подошёл к дубовому бюро и, выдвинув ящик, вытащил оттуда странное золотое изделие, которое издалека показалось Ягужинскому узорной табакеркой.

После этого Пётр вынул из кармана камзола ключ и, приподняв крышку диковинной вещи, положил туда странный бумажный свёрток. Совершив эти действия, он снова вернулся к столу и показал обер-прокурору то, что было в руках его. Только тогда Ягужинский понял, что та вещь, которая поначалу показалась ему табакеркой, на самом деле была золотым медальоном.

– Послушай внимательно, что я теперь скажу, Павел Иванович, – еле слышно произнёс император. – В этом кулоне скрыто моё завещание, от него зависит судьба отечества, и если после моей смерти внук мой, Пётр Алексеевич, последует указанию врагов моих и попытается вернуть государство обратно во тьму варварства, то от тебя я жду исполнения моей посмертной воли. Когда поймёшь ты, что Россия перешла на сторону бояр, открой этот кулон и передай трон тому человеку, имя которого написано в завещании. Гвардия тебя поддержит и через наследника моей крови ты державу спасёшь.

Произнеся эту фразу, государь передал Ягужинскому медальон и добавил:

– Ключ от замка до поры до времени при мне останется. Я буду хранить его на шее в мощевике. Когда же пойму, что силы мои истощаются и опасения насчёт старшего внука не прекратятся, то призову тебя и отдам ключ. Не успею – сам из мощевика его заберёшь, когда прибудешь со мной проститься.

С этими словами государь попрощался с приближённым и вернулся к привычным государственным делам.

Обер-прокурор покинул кабинет государя, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, существование завещания давало ему все надежды на то, что в будущем империю не коснётся смута, ведь в случае отсутствия официального документа, подтверждающего посмертное волеизъявление монарха, при распределении прав престолонаследия в России могли возникнуть настоящая путаница и, быть может, даже открытая война за власть. С другой стороны, некоторая не свойственная для государя туманность в словах внушала Ягужинскому опасения и не позволяла ему спокойно продолжать свою деятельность. Павел Иванович хотел в скором времени снова попросить у Петра аудиенцию для того, чтобы узнать у того более подробные сведения об имени наследника или наследницы. Однако своего намерения Ягужинскому исполнить не удалось. Коварная ли зимняя погода тому виной или людское вмешательство, но через несколько недель государь, вернувшись из Лахты, занемог тяжёлой простудой, которая стремительно переросла в лихорадку. Прошла всего пара дней, и всем при дворе стало ясно, что монарх, который ещё в начале года был готов к деятельной борьбе с внутренними заговорщиками, не сможет победить рокового недуга. Находясь на смертном одре, Пётр уже почти не разговаривал и даже не узнавал лиц своих приближённых, и поэтому, несмотря на ревностное желание Ягужинского услышать от монарха имя человека, долженствующего унаследовать трон, все попытки обер-прокурора узнать это оказались бесплодными.

…Вскоре императора не стало. Павел Иванович Ягужинский прибыл сразу после того, как с государем попрощались императрица и Александр Данилович Меншиков. Он тайно открыл мощевик на груди императора, но ключа от медальона там уже не оказалось…

Павел Иванович знал, что у светлейшего князя были свои шпионы и они могли подслушать разговор обер-прокурора с императором, а Меншиков – принять меры, чтобы ключ от медальона никогда не попал в руки обер-прокурора. Для Александра Даниловича возможное регентство Ягужинского было бы равносильно смертному приговору, но доказательств кражи Меншиковым ключа от медальона у обер-прокурора не было. А если бы и были, то он всё равно ничего не смог бы поделать со светлейшим князем в изменившихся обстоятельствах.

Предпринимать попытки открыть самостоятельно медальон было нельзя. Павел Иванович понимал, что лучше остаться в неведении относительно содержимого кулона, чем совершать те действия, которые уничтожат завещание.

Медальон, который без потерянного ключа имел значение одного только богатого украшения, остался в доме у обер-прокурора. То, чего так опасался великий Пётр, совершилось. После потери царского завещания в России начали сменять друг друга ничего не смыслящие в государственном деле правители. После короткого пребывания у власти Екатерины и ранней смерти Петра II на престол взошла дочь Ивана V Анна Иоанновна, после её смерти – малолетний Иван VI, которого свергла с трона «привенчаная» дочь Петра Великого Елизавета Петровна.

Поддерживаемая гвардией монархиня приступила к правлению наследственной империей, ничего не понимая в её устройстве. Её легкомысленность и политическое безволие быстро стали предметом насмешек у дворянства. Одна из враждебных государыне партий возглавлялась вдовой Ягужинского Анной Гавриловной Бестужевой-Рюминой. Очень быстро эта властная женщина, бывшая прежде статс-дамой Екатерины Первой, вместе с другими возмущёнными представителями аристократии стала угрожать императрице и её окружению. Елизавета Петровна, узнав о так называемом «салонном заговоре», осудила свою противницу и её главную единомышленницу Наталью Фёдоровну Лопухину на смерть.

Сын обер-прокурора, Сергей Павлович Ягужинский, постарался сделать всё, чтобы спасти жизнь своей матери. Он передал императрице семейные драгоценности, в числе которых был и заветный медальон. Усилия сына были вознаграждены. Очень скоро смертный приговор, вынесенный Бестужевой, был заменён на ссылку в Сибирь, а наследственная реликвия дома Ягужинских оказалась в императорской казне.

Там медальон и находился до тех пор, пока в начале прошлого столетия на него не обратила внимание сестра государя Александра I Екатерина Павловна. Она забрала его в качестве приданого, когда вышла замуж за своего кузена Георга Ольденбургского, назначенного после свадьбы генерал-губернатором Тверской, Ярославской и Новгородской губерний. Вместе с мужем они организовали в Твери свой маленький двор.

Произнеся этот продолжительный монолог, Пётр Яковлевич умолк, и в комнате воцарилась не прерываемая ничем тишина.

– Как же тайна, скрытая в медальоне, могла повлиять на судьбу нашей страны? – еле слышным голосом спросил Михаил, дорожа содержанием заинтересовавшего его повествования.

– Для того чтобы ответить на этот вопрос, мы должны будем перенестись в эпоху, предшествовавшую началу Наполеоновского похода на Москву, – сказал Пётр Яковлевич, – я расскажу тебе всё по порядку.

Через короткое время он продолжил свою историю.