Loe raamatut: «Русские циклы»
© Издательство «Aegitas», 2018
Введение
Под русским этногенезом в данной работе подразумевается историческое развитие этнонациональной общности, представители которой именовали и именуют себя русами, русинами, русичами, русаками, русскими. Эта общность зародилась и сформировалась на Восточно-Европейской (Русской) равнине. Она имеет за плечами, как минимум, одиннадцать веков исторического существования и национальной памяти.
Русская этнонациональная общность представляет собой сложный по составу этнический комплекс, прошедший несколько этапов своего становления. Подробная история развития всех составляющих этого комплекса, их взаимосвязей и отношений способна наполнить многотомное собрание и вряд ли по силам одному человеку. Передо мной стояла более скромная задача – наметить и проследить основные вехи и закономерности существования русской этнической общности. В работе делается попытка дать целостную концепцию русской истории: от её начала и – открытую в будущее.
Теоретической базой настоящей работы послужила теория этногенеза Льва Гумилёва. Как известно, Лев Гумилёв положил начало рассмотрению истории стран и народов, как процессу закономерной смены фаз этногенеза этих народов. Оригинальность подхода Гумилёва заключалась в том, что он сосредоточил внимание не на событиях и явлениях, продуктах культурно-исторического процесса, – а на глубинных силах, которые их вызывают к жизни. В традициях русской культурно-исторической школы философии истории, он искал эти силы не в социальных отношениях, а в национальной (этнической) стихии. По мнению Льва Гумилёва, в основе всякой исторической активности лежит энергия этноса – пассионарность.
Теория этногенеза Гумилёва, позволяющая взглянуть на историю в новом и важном аспекте, очень меня заинтересовала, показалась весьма плодотворной. Однако применение её положений к конкретному историческому материалу скоро породили чувство неудовлетворённости. Постепенно обнаруживались вопросы и неувязки, крупные упущения в теоретических построениях. В конце концов, я вплотную занялся этой темой и постарался, в меру сил, разрешить обнаруженные проблемы. Где-то пришлось дополнить гумилевскую теорию, где-то исправить, кое-что исключить, что-то переосмыслить. В результате такой переработки появилась обновлённая теория процесса этногенеза, которая и легла в основу данной работы. Положения новой теории подробно изложены в другой работе, специально этому посвящённой1. Здесь же эти положения на практике применяются к разработке и осмыслению истории русского народа.
Полагаю, что пересказывать теорию Льва Гумилёва нет необходимости, она широко известна. Несравненно менее известны коррективы, внесённые мною в данную теорию. Поэтому есть смысл кратко обозначить важнейшие из них. Перечень фаз этногенеза в основном сохранён по Гумилёву, за одним важным исключением – упразднена так называемая акматическая фаза. Ближайшее рассмотрение этого вопроса позволяет сделать вывод, что акматическая фаза по всем своим качественным характеристикам ничем не отличается от фазы надлома, фактически, просто её дублирует и, тем самым, вносит сумбур в описание процесса этногенеза. Поэтому акматическая фаза исключена из схемы этногенеза как построение ошибочное и мнимое. В окончательном виде перечень фаз выглядит следующим образом – фаза подъёма, фаза надлома, фаза инерции, фаза обскурации, мемориальная фаза. Продолжительность фазы подъёма – 300 лет, следующих за ней фаз, в среднем, – по 200 лет; мемориальная фаза при наличии благоприятных условий продолжается неопределённо долго.
Переосмыслению подверглось понятие этнической химеры. Лев Гумилёв под химерой понимал сочетание двух различных этносов в рамках одной этнополитической структуры. Например, немецкие рыцарские ордена в Прибалтике и её коренное население.
Или болгарская орда в низовьях Дуная и подвластные ей славяне. В таких случаях один этнос господствует над другим, подавляет его и эксплуатирует в своих интересах. Химера получается, скорее, в плане социально-политическом, нежели в этническом. Поскольку этносы остаются сами собой, если только один не поглотит со временем другой. Но в последнем случае останется только один этнос, а химера исчезнет.
Автором предлагается другая концепция химеры – как временного симбиоза этноса и антисистемы. В этом случае химера возникает в рамках одного этноса в результате взаимодействия антисистемной общности и этноса. Каким образом такое может быть? Например, если какая-либо секта, исповедующая негативную систему, захватит и удержит на более или менее продолжительное время власть в стране. Химера возникает в процессе взаимодействия такой секты и подвластного ей этноса.
Другое важное отличие от теории Гумилёва состоит в том, что график этногенеза, последовательная смена его фаз определяется не одним, а двумя параметрами. Лев Гумилёв пытался истолковать закономерную смену фаз этногенеза посредством только одного фактора – пассионарности. Но достаточно одного внимательного взгляда на график кривой этногенеза, чтобы убедиться в невозможности такого истолкования.
Рис. 1
Прямые, проведённые параллельно оси абсцисс (времени) пересекают кривую графика в двух точках каждая. В обеих точках значение пассионарности равны, а состояния, в которых находится этнос, различны (за исключением вершины графика). Таким образом, ясно, что адекватное объяснение графика с помощью только одного параметра невозможно.
Для решения возникшей проблемы был найден ещё один параметр, определяющий смену состояний этноса при переходе из одной фазы в другую. В новом варианте теории этногенеза его график определяется изменением напряжённости этнического поля (уровня пассионарности этноса) и уровнем витальности этноса. Понятие витальности отдельного человека или этноса в целом, вновь введённое в теорию этногенеза, означает способность организма вырабатывать энергию жизнедеятельности. Витальность определяет степень биологической выносливости и жизнестойкости индивидов, составляющих этнос. Уровень витальности этноса постоянно закономерно изменяется в процессе этногенеза, понижается и повышается. Длительная усиленная эксплуатация физических возможностей организма приводит к истощению и витальной деградации, в результате чего уровень витальности этноса понижается. И наоборот, снятие чрезмерной нагрузки способствует восстановлению витальности с течением времени. Колебания уровня витальности во многом определяют изменение состояния этноса в процессе этногенеза.
Помимо уровня витальности, существование этноса определяется наличием этнического поля, которое характеризуется уровнем напряжённости и оригинальным для каждого этноса ритмом. Напряжённость этнического поля в процессе этногенеза резко нарастает в самом начале, а затем постепенно рассеивается. С понижением уровня этнического напряжения этнос слабеет вплоть до полного исчезновения. Падение этнической напряжённости проявляется среди членов этнической общности как ослабление непосредственного этнического чувства. Это составляет содержание обскурационного процесса (ослабления, умирания, потемнения этнического сознания).
Этническое поле воздействует на всех людей, принадлежащих к данному этносу, соответствующим образом определяя их мироощущение и поведение. Воздействие этнического поля на человека порождает эффект пассионарности – жертвенного поведения. Энергия этнического поля тождественна пассионарной энергии (по терминологии Гумилёва). Люди, подверженные его влиянию в более сильной степени – этнически напряжённые индивиды, называются пассионариями. Людей, подверженных его воздействию в слабой степени, Гумилёв именует субпассионариями. По нашей терминологии они называются (этническими) обскурантами, – в соответствии с названием обскурационного процесса, продуктом которого они являются.
Сочетания изменений уровней двух означенных параметров – этнической напряжённости и витальности, вполне достаточно для адекватного описания процесса этногенеза. Таким образом, эта проблема, одно из самых слабых мест теории Гумилёва, была разрешена.
Уровень витальности наиболее высок в момент этнического толчка. Поскольку существование нового сильного этноса связано со сверхнапряжением в достижении пассионарных целей, витальность этноса по мере течения этногенеза понижается. Это означает, что членам этноса необходимо всё больше материальных благ для удовлетворения своих жизненных запросов. Этнос пытается компенсировать растущую нехватку путём захвата ресурсов во внешнем мире, – начинается экспансия этноса, расширение этнической территории.
До тех пор, пока экспансия проходит успешно и удовлетворяет потребности этноса, в нём поддерживается состояние стабильности, внутреннего мира. Но как только экспансия останавливается или тормозится, поглощая гораздо больше усилий, чем даёт результатов, – внутриэтническая ситуация тут же обостряется. Подъём сменяется надломом. Жизненная неудовлетворённость, не находя выхода во вне, обостряет конкуренцию за жизненные блага внутри этнического коллектива. Он раскалывается на группировки и вступает во взаимное противоборство. На почве витального голода начинается жестокая внутренняя борьба, выливающаяся в мятежи, восстания, гражданские войны. Так продолжается до тех пор, пока баланс витальности этноса и получаемых жизненных благ не восстановится до приемлемого уровня, удовлетворяющего большинство этнического коллектива. Восстановлению способствует также массовая гибель наиболее амбициозных индивидов этноса. Тогда наступает фаза инерции.
В фазе надлома уровень пассионарности существенно понижается, по причине чего значительно уменьшается способность этноса к внешнему расширению и его внутренняя цельность. Теперь он живёт за счёт освоения ресурсов, приобретённых в предыдущих двух фазах. Обычно их хватает для двух веков стабильного развития, создания обширного материального и культурного достояния. Однако витальные ресурсы этноса в процессе строительства цивилизации постепенно истощаются под грузом постоянной эксплуатации, также как и природные ресурсы ограниченной этнической территории. Вновь начинается витальный голод, повышающий агрессивность этноса в отношении внешнего мира и обостряющий внутренние противоречия. В обскурационной фазе экспансия усиливается. Но из-за падения уровня пассионарности этнос уже не способен ассимилировать захваченное пространство даже в случае успеха экспансии. Созданные в фазе обскурации империи недолговечны, с окончанием этой фазы их ждёт распад. При неудаче же экспансии происходят жестокие внутренние конфликты, сопровождающиеся большим кровопролитием.
В конце фазы обскурации напряжённость этнического поля падает настольно, что этнос в массе своей распадается на разъединённых индивидуумов – обывателей, ведущих частную жизнь. Его великая историческая роль окончена. Зато его ослабевшая социально-политическая структура перестаёт чрезмерно давить на людей, и витальность этноса постепенно восстанавливается. Это мемориальная фаза, постепенно сгущающиеся сумерки этнического сознания. Пассионарность рассеивается, а витальность периодически колеблется в зависимости от обстоятельств.
Такова вкратце общая схема этногенеза на базе изменений в ходе него уровней пассионарности и витальности этноса. Она представлена графически на рисунке 2. Применение этой схемы к анализу русской истории лежит в основе данной работы. А что из этого получилось, узнает тот, кто станет читать дальше.
Рис. 2
Глава первая. Предыстория. Славяне
Древнерусский этнос возник на основе различных этносов, обитавших на равнине, которую позднее назовут по имени народа её населяющего – Русской. Эти старые этносы служили для него материалом, субстратом, – и среди них важнейшее место занимали славяне. А поскольку русский этнос является славяноязычным и после своего возникновения распространялся главным образом на славянское и славянизированное население, – то русскую историю стали воспринимать как прямое продолжение славянской, а русский этногенез – как продолжение, а то и завершение (Гумилёв) славянского этногенеза. В известном смысле это совершенно верно. Но едва ли так, как это представил Лев Гумилёв. Напомню, в своей работе «От Руси до России» Гумилёв нахлобучил древнерусский этногенез на славянский, объединил их в одно, – так что русичи стали завершением этногенеза славян, а славяне – началом древних русичей.
Чтобы убедиться в явной ошибочности подобной конструкции, достаточно взглянуть на карту Восточной Европы. Сравним основные особенности развития двух этносов – славян и древних русичей, в их географическом измерении. Место зарождения славян, по совокупности данных различных исторических дисциплин, Висло-Одерский регион – бассейн верхней и средней Вислы и верховья Одры. Место зарождения древнерусского этноса – Среднее Поднепровье. Месторазвитие славянского этноса – лесная полоса от верховий Одры до среднего Поднепровья, ограниченная с севера средним течением Вислы и рекою Припять, а с юга – Карпатами и причерноморской степью. Месторазвитие древнерусского этноса – Восточно-Европейская (Русская) равнина: от Карпат и причерноморских степей на юге до Балтийского и Белого морей на севере; от Галичины и Побужья на западе до верховий Волги и Дона (включительно) на востоке. Экспансия славянского этноса распространялась на восток, на юг и на запад. Причём, основными направлениями были два последние – на юг, в пределы Византийской (Ромейской) империи, и на запад – на земли оставленные германцами и другими народами, переселившимися в пределы Западной Римской империи. Экспансия русичей происходила, главным образом, на восток и на север, в необозримые лесные просторы малозаселённой Русской равнины. Таким образом, перед нами два хотя и преемственно родственных, но совершенно различных этноса с полным набором своих собственных этапов этногенеза для каждого из них.
Итак, приступим к выяснению конкретных этапов и фаз собственно славянского этногенеза. Дело это совсем не простое. Главное затруднение в том, что надёжные сообщения о славянах начинают поступать только с VI века н. э. сначала от византийских, а затем и от западноевропейских и арабских авторов. О более ранней истории славян мы можем судить только предположительно по единичным недостаточно ясным свидетельствам античных источников, а главным образом по данным археологии и лингвистики.
В результате многолетних исследований происхождения славян, предполагаемая территория их месторазвития заметно сузилась. В ходе этой работы пришлось отказаться от летописной теории дунайской прародины и от карпатского происхождения, не говоря уже о попытках вывести славян из Азии. Было установлено, что славяне возникли в области к северу и северо-востоку от Карпатских гор, где-то в полосе от верховьев Вислы до Среднего Поднепровья. Изучение древнейшей общеславянской лексики показало, что прирождёнными стихиями славянского этноса были лесная и водная: леса, реки, озёра, болота. В общеславянском языке богато представлены растения смешанных лесов умеренной полосы и их обитатели, разнообразные формы водно-лесного ландшафта. Этому соответствует и характер славянской мифологии с её лешими, водяными, русалками и прочими существами водно-лесного мира. Лесовиками описывают славян и первые дошедшие до нас известия о них античных авторов. В то же время древним славянам чужды были стихии моря, степи и гор. Они не знали их обитателей, не имели развитого словаря для обозначения особенностей их рельефа2.
Время возникновения славянского этноса обычными историческими методами определить трудно. Славяне возникли вдали от центров цивилизации, своей письменности не имели, – поэтому о ранней поре их существования сведений почти нет. Имеются лишь рассказы Геродота о каких-то племенах к северу от Чёрного моря, но об их этническом облике ничего определённого утверждать невозможно. Археологические материалы важны, но только сами по себе, без дополнительных сведений мало чем могут помочь. Привязка славян к той или другой археологической культуре вещь ненадёжная: нередко одному и тому же этносу соответствует несколько таких культур; а бывает, что и одна культура распространяется на несколько этносов.
Здесь нам и приходит на помощь схема этногенеза. В истории славянства была одна весьма бурная эпоха, составившая одну из самых ярких глав раннего европейского Средневековья. Речь идёт о вторжениях славян в пределы Восточной Римской империи, которые происходили на протяжении почти всего VI и большей части VII веков. Славяне прошли насквозь балканские провинции империи – от Дуная до Эгейского моря, большую часть их заселили, поселились даже на южной оконечности Балкан – Пелопоннесе, атаковали острова восточного Средиземноморья, высадились на побережье Италии и Малой Азии. В то же самое время славяне заняли обширные территории центральной Европы вплоть до Эльбы и Восточных Альпов. С другой стороны своего ареала славяне активно продвигались и осваивали просторы Восточно-Европейской равнины.
Такая мощная экспансия в процессе этногенеза может происходить только в период подъёма-надлома либо в фазе обскурации. В данном случае перед нами явно обскурационная фаза. Это ясно видно из того, что означенные события были последним активным действием славянства как целого в истории. В дальнейшем оно перестаёт существовать как единая целость. Далее в истории действуют уже не славяне, но «славянские народы», т. е. славяноязычные новые этносы, возникшие на основе слияния расселившихся славян с различными местными племенами. Многие из этих славянских народов сохранили живую память о своём родстве и былом единстве. Можно считать, что славянский этнос продолжил своё существование в этих новых этносах в мемориальной фазе. Но реальное славянское единство распадается навсегда.
Во многих регионах, где славяне в ходе своей экспансии завоевали господствующее положении, – они, в конце концов, были ассимилированы. Так произошло в Пелопоннесе и других районах Греции, в Дакии и Паннонии, в бассейне Эльбы и Одры. Это явление указывает на значительный спад этнической напряжённости в среде славян, что характерно для завершающего этапа этногенеза.
Итак, в VI и VII веках славянский этнос пребывал в фазе обскурации. Из этого надёжно установленного факта мы и будем исходить в своих построениях. Но если VI и VII века были для славян фазой обскурации, то тогда этнический толчок, положивший начало славянскому этносу, можно предположительно отнести ко времени за три-четыре века до Рождества Христова. Эту датировку мы и будем использовать в качестве ориентира. Несомненно, что славяне в свою очередь имели этнических предков. Вероятно, ранее существовали какие-то праславянские общности. Но далее вглубь истории мы не пойдём. Для нашей цели это не требуется. Да и глубже – тема становится совсем уже темной, и что-либо утверждать можно только гадательно.
Посмотрим теперь, насколько наша датировка этнического толчка, положившего начало славянскому этносу, согласуется с данными науки. Известный языковед М. Фасмер определял образование славянского языка временем около 400 года до н. э. Крупный отечественный филолог-славист Ф.М. Филин отмечал, что хотя начало славянства не может быть с точностью установлено, но «мы можем быть уверены в том, что праславянский язык в I тысячелетии н. э. и в века непосредственно предшествующие нашей эре, несомненно, существовал3». Примерно к той же датировке пришёл крупнейший польский славист Т. Лер-Сплавинский. По его версии славяне окончательно складываются где-то в середине I тысячелетия до н. э. Выдающийся советский и российский археолог В.В. Седов принимает за начало славян культуру подклошевых погребений (400-100 годы до н. э.), развивавшейся в бассейнах средней и частично верхней Вислы и Варты. Своё наименование культура получила по характерному обычаю накрывать остатки трупосожжений большим колоколовидным сосудом-клошом, перевёрнутым вверх дном. Эта культура возникла в результате миграции населения поморской культуры на юг и юго-восток, на территорию восточной части ареала центрально-европейской лужицкой культуры, и последующего слияния поморских племён с местным лужицким населением. С этого времени, отмечает Седов, можно выявить культурную преемственность вплоть до достоверно славянских древностей раннего средневековья. Подкрепляют версию висло-одерской прародины славянского этноса наблюдения польских учёных над славянской топонимикой. На пространстве между Одером и Днепром Т. Лер-Сплавинский выделил зону первичной гидронимики в бассейне Вислы и Одры и зону производной гидронимики в Среднем Поднепровье.
Таким образом, славянский этнос возникает на субстрате из восточных лужичан, в которых видят древних праславян и поморцев, предположительно западных балтов по этническому происхождению. В пользу того, что праславяне входили некогда в ареал лужицкой культуры говорит общность происхождения их ремесленной лексики с другими центрально-европейскими этносами – германцами и италиками4. Надо сказать, что балты по этому критерию резко отличаются от центрально-европейских племён. Это говорит о том, что балтский этнос развивался где-то в стороне от Центральной Европы, и делает гипотезу древнего балто-славянского единства весьма сомнительной. Возникновение культуры подклошовых погребений приблизительно совпадает с гипотетической датой славянского этнического толчка по теории этногенеза.
Время существования культуры подклошовых погребений приходится на фазу подъёма славянского этноса. На позднем этапе своего существования эта культура распространяется до среднего течения Одера на западе и Припятского Полесья и Волыни на востоке. Но ещё до того как подклошовая культура закончила своё существование, во II веке до н. э. в её ареале складывается новая пшеворская культура, а восточнее – в Среднем Поднепровье – Зарубинецкая. Обе культуры были родственны подклошовой и поморской, обе сформировались под сильным кельтским влиянием. И ту и другую большинство исследователей связывают преимущественно со славянами, хотя в их генезисе принимали участие и другие племена.
Кельты в III веке до н. э. расселились в Силезии и верхнем течении Вислы и таким образом вступили в соприкосновение со славянами. Яркая кельтская культура оказала мощное влияние на славян и значительно способствовала их культурному подъёму. Особенно велико оно было в сфере ремесла – металлообработка, керамика славян явно выработались под кельтским влиянием. И оно не ограничилось только сферой материальной культуры, но оставило явственные следы и в духовной жизни. Языческое храмовое зодчество западных славян сложилось во многом под влиянием кельтов.
Но при всём том, значительно превосходящие славян по уровню культуры и оказавшие на них столь сильное культурное влияние кельты, были вскоре поглощены славянами! Находившиеся в фазе подъёма славяне были бедны культурно, но сильны этнически. Восприняв многие элементы кельтской культуры, они, в конце концов, полностью ассимилировали своих учителей (к концу I века до н. э. на всей территории Польши), распространившись на принадлежавшие кельтам земли среднего Одера. Таким образом, на вершине подъёма славяне занимают территорию от бассейна Одера до Среднего Поднепровья. В Поднепровье, на Волыни, к югу от Припяти славяне, вероятно, встретили родственные праславянские племена, в среде которых новая культура распространилась быстро и без сопротивления.
Ещё одним народом, оказавшим большое влияние на славян в фазе подъёма, было германское племя бастарнов, расселившееся в Поднестровье. Бастарны также находились под сильным культурным влиянием кельтов и во многом транслировали это влияние в среду соседнего с ними зарубинецкого славянского населения. Славяне вполне могли принимать участие в походах бастарнов за Дунай. И возможно с этим связано распространение каких-то элементов латенской (кельтской) культуры среди зарубинцев. Во всяком случае, образцы излюбленных ими фибул находятся на севере Балкан – в Иллирии5.
Где-то на рубеже нашей эры славянский этнос переходит в фазу надлома. Данная фаза характеризуется резким усилением тяги этноса к территориальной экспансии. Распространяется это правило и на славян. Надо сказать, что славяне на протяжении большей части своей истории предстают как этнос мирный, невоинственный. В древних славянских захоронениях встречается мало оружия. Византийский автор Иоанн Эфесский писал даже, что ранее (до VI века) славяне «не знали оружия и не дерзали показываться из лесов». Это конечно преувеличение, но весьма характерное. К тому же по своей политической структуре славяне были чрезвычайно децентрализованы, раздроблены на многочисленные племена. Поэтому в ходе своей экспансии славяне не могли концентрировать большие силы для преодоления серьёзных препятствий в виде сильных этносов. Натыкаясь на такие препятствия, их продвижение приостанавливалось, обтекало возникшие преграды. Славяне распространялись постепенно, по линии наименьшего сопротивления. Быстро занимали они только территории, оставленные прежними обитателями, переселившимися в другие места.
И всё же, значительное усиление активности славян в фазе надлома не осталось незамеченным в тогдашнем цивилизованном мире. Именно от этой эпохи до нас дошли первые сообщения античных авторов о славянах. Первоначально они стали известны под именем «венедов». Этноним «венеды» весьма древний. Первое упоминание народа с таким названием встречается ещё у Гомера. Гомеровские «энеты» жили во II тысячелетии до н. э. в Пафлагонии, приморской области на севере Малой Азии и были союзниками троянцев. Затем венеты появляются на северном берегу Адриатического моря, где впоследствии была основана знаменитая Венеция. По мнению Геродота, эти венеты были иллирийцами, по мнению Страбона – кельтами. Полибий сообщает, что хотя адриатические венеты в отношении «нравов и одежды мало отличаются от кельтов, но языком говорят особым» (Полибий Всеобщая история в 40 книгах, II, 17; 5;6). Также известны были в римскую эпоху венеты в Бретани (Арморика) в Галлии. Проживавшие в приморских областях венеты всюду были известны как искусные мореплаватели и торговцы. Имя тех же венетов можно услышать и в сообщениях мореплавателя Пифея из Массалии (IV век до н. э.), обогнувшего на своём корабле Западную Европу и достигшего «страны янтаря». Здесь, на побережье Балтийского моря он повстречал неких гвинонов. Таким образом, имя венетов в древности носили какие-то индоевропейские племена, по всей видимости, иллирийцы, а быть может и ещё более древние народности. Это имя было перенесено и на славян их соседями – германцами и кельтами. От них оно стало известно античным авторам.
Впервые венеды появляются на страницах «Естественной истории» Плиния Старшего, погибшего при извержении Везувия в 79 году н. э. В одном месте он передаёт рассказ другого римского автора о купцах-индах, которых буря прибила к побережью Германии в 58 году н. э. В другом месте замечает: «Некоторые передают, что она населена вплоть до реки Вистулы сарматами, венедами, скирами, хиррами…» (Плиний. Естественная история, IV, 13, 97). Речь идёт о бассейне Вислы.
Затем о венедах упоминает римский писатель Тацит (умер в 120 году н. э.): «Здесь конец Свебии. Отнести ли певкинов, венедов и феннов к германцам или сарматам, право, не знаю, хотя певкины, которых некоторые называют бастарнами, речью, образом жизни, оседлостью и жилищами повторяют германцев. Неопрятность у всех, праздность и косность среди знати. Из-за смешанных браков их облик становится все безобразнее, и они приобретают черты сарматов. Венеды переняли многое из их нравов, ибо ради грабежа рыщут по лесам и горам, какие только ни существуют между певкинами и феннами. Однако их скорее можно причислить к германцам, потому что они сооружают себе дома, носят щиты и передвигаются пешими, и притом с большой быстротой; все это отмежевывает их от сарматов, проводящих всю жизнь в повозке и на коне» (Тацит. Германия, 46). Певкины – бастарны жили на нижнем Дунае. Следовательно, Тацит отводил венедам всё пространство от финских лесов до низовий Дуная, частью и Карпаты (так как речь идёт о горах), и от Германии до Сарматии.
В последующее время венедов упоминает в своих трудах географ второй половины II века н. э. Клавдий Птолемей: «Сарматию ограничивают великие племена; венеды по всему Венедскому заливу, а к северу от Дакии – певкины и бастерны, и со всех сторон Меотиды – языги и роксоланы, а возле них – амаксобии и алано-скифы». «По реке Висле под венедами [живут] гутоны, затем финны, затем сулоны». Ещё в одном месте Птолемей говорит о «Венедских горах» (по-видимому, Карпаты) (Птолемей. География, III, 5,7; III, 5,1)
Этноним венеды находим также в Певтингеровых дорожных таблицах, римский источник III века н. э. Здесь венеды упоминаются дважды. Первый раз венеды-сарматы помещаются между Балтийским морем и Альпами Бастарнскими, т. е. Карпатами. И второй раз рядом с гетами и даками, между низовьем Дуная и Днестром.
Таким образом, по сведениям античных авторов венеды-славяне в фазе надлома I–II века н. э. расселяются по всему бассейну реки Висла и выходят к побережью Балтийского моря. С другой стороны славяне заселяют Прикарпатье и проникают в Карпатские горы. Славяне-венеды поселяются между Дунаем и Днестром – там, где несколько веков спустя станут известны славяне-анты. Добавим к этому, что пшеворская культура на позднем этапе своего существования переваливает Карпаты и распространяется в бассейне Тисы. А зарубинецкие племена активно осваивают лесные просторы Поднепровья и Подёсенья (отток населения на север был вызван опустошительными нападениями сарматов на поселения в Среднем Поднепровье). Территория славянского этноса в фазе надлома значительно расширяется.
Нельзя также не обратить внимание на следы раннего появления славян на среднем Дунае, в Иллирии и Трансильвании. Широко известен рассказ Начальной летописи о том, что славяне жили на Дунае «где есть ныне Угорская земля и Болгарская». Затем на них напали «волхи» (кто такие точно неизвестно), сели среди них и начали их угнетать. Поэтому славяне разошлись с Дуная в разные стороны и поселились в тех местах, где они обретались во времена близкие к составлению летописи – по Висле, по Днепру и т. д. Этот летописный рассках стал основой гипотезы о дунайской прародине славян. Совокупность всех известных фактов славянской истории эту гипотезу не подтверждает, и большинство историков уже давно от неё отказалось. Однако возможно в основе летописного рассказа лежат вполне реальные события, лишь неверно истолкованные составителем летописи. Следы раннего пребывания славян в Карпатах и на Дунае зафиксированы в римском пейтингеровом дорожном справочнике, донёсшем до нас информацию от первых веков нашей эры. В нём содержатся названия рек, озёр и селений явно славянского происхождения: реки Вука и Врбас на Драве и Саве (Иллирия), река Брзава ниже по Дунаю, за Тисой; река Матка в западной части Трансильвании, Черна (река и населённый пункт); колония Черна упоминается в римских источниках со II века н. э.; река Залатна (во II веке н. э. на ней находилась римская колония Апула). Эти и другие названия, зафиксированные римскими источниками, свидетельствуют о том, что в первые века нашей эры славяне уже заселили отдельные районы Подунавья и Дакии.
