Loe raamatut: «Библия синкретизма: за пределами астрологии»

Моим вдохновителям

Ярославу Павловичу

Ксении Олеговне

© Павел Андреев, текст, илл., 2025

© ООО «Издательство АСТ», 2025

* * *

В эпоху, которую Жан Бодрийяр метко охарактеризовал как «пустыню реального», труд Павла Андреева «Библия синкретизма» предстает не просто книгой, а интеллектуальной провокацией и метафизическим вызовом. Автор выходит далеко за рамки астрологии, предлагая читателю грандиозный синтез, где учение Платона органично переплетается с фильмом «Матрица», пифагорейский тетрактис – со структурой готического собора, а откровения неоплатоников – с сюжетами компьютерных игр.

В основе этого синкретического метода лежит возведение астрологии в ранг «прикладной, расчетной теологии» – универсального символического языка, позволяющего дешифровать код нашей реальности. Для Андреева планеты – это не просто небесные тела, а архетипические операторы, управляющие как психикой, так и ходом истории. Используя этот ключ, он проводит безжалостный анализ современности, диагностируя ее как «одно из наитупейших времен в истории», эпоху «восстания масс» и «имплозии смысла», породившую «последнего человека» Ницше, заплутавшего в обществе потребления и спектакля.

Однако книга не ограничивается критикой. Андреев предлагает путь духовной эволюции через концепцию «четырех рождений» – последовательных инициаций, ведущих человека от биологического существования к обретению истинной, одухотворенной личности. Сравнивает эту концепцию с четырьмя алхимическими стадиями «Великого делания». Этот путь лежит через познание себя и мира, где, по завету Платона, «небесным узором надо пользоваться как пособием для изучения подлинного бытия».

«Библия синкретизма» – труд сложный, плотный и полемичный. Он не предлагает простых ответов, но заставляет читателя вступить в диалог с величайшими умами человечества и с самим собой. Это не чтение для пассивного потребителя, но мощный катализатор для тех, кто ищет выход из платоновской пещеры современного мира и готов к интеллектуальному и духовному труду. В конечном счете это своевременное и необходимое лекарство для умов, уставших от поверхностности.

Борис Двинянинов,

руководитель издательских проектов Academic Hermetic Group,

выпускающий и научный редактор издательства «Академия исследований культуры»

Введение

Стремиться видеть больше и лучше – это не каприз, не любопытство, не роскошь. Видеть или погибнуть. В такое положение поставлено таинственным даром существования все, что является составным элементом универсума. И таково же, следовательно, но на высшем уровне, положение человека.

Пьер Тейяр де Шарден

Мы есть наша память. Точка начала личности совпадает с первым осмысленным воспоминанием. Уровень развития личности растет по мере перевода этой и прошлых жизней в пространство сознательного доступа. Закат личности обусловлен интеграцией накопленного опыта в семантическое пространство духа с неизбежным пониманием, что в этой реальности больше нечего грузить в облако кармического банка.

Моя точка сокрыта в потемках. Я парализованный, и я ору, как резаный поросенок, в ночи. Мне года полтора или даже меньше. Помню это так же явно, как свое кряхтение на виселице и хруст шейных позвонков до рождения. Начало и конец всегда симметричны по ощущениям. Особенно когда понимаешь порядок движения данных. Если бы товарищ Алексей Юрков не поддержал меня в практике, точно бы дубу дал.

Паралич можно испытать через технику выхода из тела в околосонном состоянии (фаза), посредством дыхания и иными, уже запрещенными законом путями. Но когда ты родился с ДЦП и помнишь это, впечатления наяву куда пикантнее. Ты даешь команду мышцам, а они ее игнорируют. Тело будто становится твоей тюрьмой навечно.

Всю свою воплощенную историю человек, пленник и заложник биологии, пишет в тщетной попытке оторваться от телесной природы, прыгая над ницшеанской пропастью, как оборотень в полнолуние, от пучины зверя к лаврам уберменша, скучая по живительному теплу Эдемского сада и кусая локти после грехопадения, разделившего человечество на два биологических надвида праведников и грешников: тех, кто управляет своими инстинктами, и тех, кто лег под животные тела и не смеет показать носу из навозной кучи.

Первые построили нашу цивилизацию. Вторые остаются безмолвными батарейками в матрице и кликателями «рилсов» в «Инстаграме»¹, вторя концепции Ницше о последнем человеке. Когда ты начинаешь наполнять свой блог фотками еды и автографами Бритни Спирс, Фридрих Вильгельм аплодирует костлявыми конечностями у себя в могиле: вот оно, свершилось, дожили и дошли до края бездны в небытие, в несуществование, в «Тошноту» Сартра, цепляющегося за последние островки сумасшествия (или абсурда, в терминологии «Постороннего» Камю), чтобы придать хоть какой-то онтологический статус своему пустому существованию.

Последний человек опасен для себя и окружающих. Он мучает животных и загрязняет потреблением все вокруг себя.

Мне редко встречаются плоды человеческой культуры, внутри которых высокие смыслы упакованы в модную и легко перевариваемую оболочку. Это получается делать в стенах парижской Эколь Нормаль и в иных уголках родины Декарта и Наполеона. Из недавнего всплывают в памяти затеи французского философа Жана Бодрийяра, которого Вачовски звали на роль Архитектора в бессмертном фильме «Матрица».

Нео извлекает «Симулякры и симуляцию» из своего хаоса как на столе, так и в уме. Морфеус приветствует слепого узника мистера Андерсона по выходу из пещеры Платона в новый дивный мир прямой цитатой из Бодрийяра: «Добро пожаловать в пустыню реального».

Следовательно, если идея действительно стоящая, живая и будоражащая умы, она пылится не только на полках у философов, но и проникает дальше – прежде всего в кино, сериалы, компьютерные игры, становится мемом, элементом субкультур и т. п.

Кант сравнивал мышление с интегральными волнами: технически можно различить отдельные сегменты воды, но они перетекают друг в друга на стыках так, что вода между волнами принадлежит всему океану и ни одной волне по отдельности.

Так и мысль. Позже мы выясним, что нам принадлежит лишь примитивное обезьянье предметное мышление. А серьезный ментальный аппарат, способный генерировать, воспринимать и обрабатывать абстракции, мы берем в аренду у ноосферы, раздающей вайфай. И в ноосфере все едино и питается из Единого (в плотиновском смысле) Источника. Бог для Ницше служит лишь риторической фигурой, уберсимулякром. Астролог же занимается прикладной, расчетной теологией, поэтому для него Бог осязаем каждую секунду так же, как клавиатура, на которой я сейчас набираю текст этой книги.

Сама цитата из «Симулякров» в оригинале (с учетом перевода) выглядит так:

«Территория больше не предшествует карте и не переживает ее. Отныне карта предшествует территории – прецессия симулякров, – именно она порождает территорию, и если вернуться к нашему фантастическому рассказу, то теперь клочья территории медленно тлели бы на пространстве карты. То здесь, то там остатки реального, а не карты, продолжали бы существовать в пустынях, которые перестали принадлежать Империи, а стали нашей пустыней. Пустыней самой реальности».

Бодрийяр поймал волну от Платона и Ницще, напрямую процитировал Альфреда Коржибски («карта не есть территория») и передал пас Славою Жижеку, который разразился в настоящее время целым циклом работ на тему пустыни реальности. Сам концепт коллективного сна с общим вайфаем под названием «матрица» был и вовсе изобретен Уильямом Гибсоном в 1984 году, а нейромант Генри Дорсетт Кейс стал одним из прототипов мистера Андерсона.

Маневр, произведенный союзом Вачовски + Бодрийяр + Гибсон, служит наитипичнейшим примером синкретизма, которому посвящена оказавшаяся в ваших руках книга. Океан сознания перемешивает плоды мышления отдельных узлов матрицы, перемежая и соединяя их в замысловатые синкретические узоры. Вероятно, на волне этих узоров Киану Ривз и снялся в «Матрице», и исполнил роль одного из главных героев в однокоренной с фильмом игре Cyberpunk 2077.

Если кто вздумал обвинять сумасшедших Вачовски в плагиате, не торопитесь, ибо придется сделать то же самое с Пушкиным с его подражанием Байрону или Достоевским с его аллюзиями к Шиллеру. Чего уж там – следует откопать труп Данте и предъявить ему за плагиат на Вергилия, а затем потребовать у Гоголя сжечь и первый том «Мертвых душ» как слизанный подчистую у Данте. Нет, так не работает, в мире высокого знания божий свет передается без желтых карточек за плагиат. Все-таки Кант был прав: мысль не существует изолированно, одна порождает другую. Авторское право в синкретической матрице становится весьма относительной концепцией.

Что такое синкретизм? Чтобы ответить на этот вопрос, надо ответить на другой: «What is the matrix?» («Что такое матрица?»). А это невозможно без центрального субъекта, без созерцателя Августина и Гейзенберга. Кто такой человек?

Человек – это политическое животное, отличающееся от прочей фауны планеты навыком жить над биологией (есть, спариваться, показывать прохожим свою красную задницу из «гелика» или бизнес-джета и т. п.) и создавать культурные среды. Вспахивать, то есть окультуривать в изводном значении, лес и саванну похотливых инстинктов, заныканных в двух килограммах жира между ушами, для психики предельно некомфортно, ибо энергозатратно. Но понимание первой борозды дает знание всей архитектуры бытия. Как корабль назовешь, так он и поплывет.

Сегодня мы – до сих пор дети, родившиеся на стыке Античности и Средневековья, но прозябающие в сатанистско-протестантском постмодерне, судимся по римскому праву, учимся в академиях Платона и лицеях Аристотеля и пользуемся плодами цивилизации, вымершей давным-давно. Айфон с автомобилем скромно украшают основной ментальный скелет, сохраняющий мышечную память, кто мы и откуда. Пора вооружиться скальпелем планет-текстов и отправиться в это хирургическое путешествие, заранее смирившись с тем, что готовые ответы на вопросы «Кто я?», «Где я?», «Куда мне?» рожаются только потом и кровью изнутри.

Стоит отметить, что подобное плавание совершали и прежде. В старые добрые времена при предельном повышении концентрации юродивых в городе добрые самаритяне-соседи собирали их на корабль и отправляли в плавание без еды и средств навигации.

Без навигации осталась сдутая из Канзаса Элли, понасобирав по дороге в Изумрудный город целую команду дураков.

Без навигации осталась сдутая силой рока Элли из Бостона в игре/сериале The Last of Us, оставившая за собой гору трупов и рожденная от покусанной трупом и приговоренной к смерти матери.

Но навигацию обрел герой романа Германа Гессе Йозеф Кнехт, изучая музыку, языки и премудрости богословия, скрепляя их «игрой в бисер» – виртуальной системой символов, которая позволяет сводить воедино и устанавливать взаимосвязи между любыми очагами человеческого сознания:

«…внутренняя сторона Игры, ее эзотерика, метит, как всякая эзотерика, в единство всего на свете, в те глубины, где самодовлеюще царит лишь вечное дыхание, вечная череда вдохов и выдохов».

Иероним Босх, «Корабль дураков». 1495–1500 г.

Игра задала геометрию смыслов духу Йозефа Кнехта. Игра отвязала его от знания фактов, окунув напрямую во вселенную смыслов.

В мире воображаемом жить методом тыка интересно, это захватывает дух вуайеристов. Дезориентация подобна алкогольному угару, разбавляющему уныние сдавливающих стен дисциплинарного общества. В мире реальном недотыки мрут как мухи.

Без астрологии каждый из нас рискует оказаться пассажиром корабля дураков. Неслучайно и своевременно мы балансируем на призрачном пороге Нового Средневековья.

Выдающийся историк Андрей Ильич Фурсов, с кем я имел удовольствие беседовать в своей передаче «Политика космоса», сравнивал текущую богооставленную эпоху с перекрестьем Средневековья и Возрождения, изображенным в творчестве Иеронима Босха. «Наше время Босха» Фурсова рекомендуется в качестве навигационной карты перед отправкой в синкретическое исследование. Ну что, дураки, поплыли!

Сделай что-нибудь ради себя, своих денег, привилегий, успешного успеха – и оно будет непременно смыто в помойку небытия историей, с полной зачисткой ершиком подвисших по краям унитаза остатков. Так были забыты тысячи писателей, ученых, художников и философов.

Что позволяет человеку впечатать свое имя в вечность? Только синхрон с ней, работа на нее, для нее и через нее – там, где чело-век приближается к грани Бого-века.

Сделай что-нибудь для Бога – и ты станешь немного равен ему, войдешь в сонм бессмертных «Степного волка» Гессе.

Бог в одиночку атлантом стоит и держит веревку над ницшеанской пропастью между зверем и сверхчеловеком. Ницше констатировал его смерть 150 лет назад. Но Он умер для богооставленного золотого миллиарда. Сегодня самые сильные, богатые и накаченные оружием люди с официальных трибун честно и во всеуслышание ставят задачу убить ⁷/₈ человечества через создание симулякров их Бога. Кому-то скормят ИИ, кому-то – банки с колой и коробки с тряпками. Но Бог не может умереть, пока сильна память народа, а память есть язык, репрезентация символической системы.

Астролог вынужден работать с вечностью, ломая свои примитивные извилины о лопасти неподвижного движителя и ухватывая смертными жабрами потерявшей крылья души фракции воздуха остановленной копии вечности – времени, в котором мы живем.

От пламенеющей готики захватывает дух. Находясь рядом с таким сооружением, ты понимаешь муравьиный статус своего существования в игровой песочнице, в матрице Демиурга.

Можно ли построить такое, как современные здания, из лего? Нет, это целостная структура, многие детали которой спустя столетия остаются загадками для современной инженерии. Микеланджело высек Давида из куска мрамора, убрав все лишнее.

Миланский собор

Скульптуры и декоративные элементы Миланского собора

Идея, платонический эйдос, эвакуированный прямиком с Неба, подобно заключенной в темницу тела душе, не может быть разбит на кирпичи, он понимается целиком. Все великие готические соборы построены масонами, свободными каменщиками, через серию алхимических реакций² – схожим образом протоссы строят свои здания в игре «StarCraft». Огонь, как Божья искра, ближе всего к эфиру, пятой стихии Аристотеля.

Задача огня – быть катализатором, ускорить превращение животного в человека, вершить промысел Божий. Находясь в орбите великого произведения науки или искусства, вы неизбежно взлетаете опять к небу. Собственно, эту задачу издревле и решала теургия, входящая в метафизический корпус знаний Аристотеля и научающая примата пользоваться божественными приложениями в бортовом компьютере.

Задача этой книги, выходяшей из-под пера астролога, – нанести стратегическую разметку сознания, позволяющую менять модус рендеринга матрицы: то, как мы воспринимаем мир внешний, соединяем его с миром внутренним и выпускаем наружу в виде своей жизни и судьбы.

Казалось бы, зачем мучить сознание, если и так все давно придумано?

Безусловно, знание есть припоминание и все новое есть хорошо забытое старое, а 90 % того, что мы будем описывать далее, придумали полторы-две тысячи лет назад в эллинском мире, и в Александрии в частности.

События на изломе XX века, переходящего в кризисный XXI, сигналят о чрезвычайной важности перезапуска матрицы и поднятии частотности сознания каждого индивида. Кризис капитализма, пандемические пляски, швабовское обнуление, расчеловечивание через кризис системы образования, «отиктокивание» головного мозга требуют не только частичного отката к традиционным первоосновам, но и вовсе ставят вопрос ребром.

Кто такой человек? Прав ли Дэн Браун в «Происхождении»? Мы лишь фактор ко-эволюции искусственного интеллекта? Физическое тело, погруженное в социальную ткань общества потребления и аффективного капитализма, где эмоциями торгуют, а внутри грусть и стекло отверженного и богооставленого? Прав ли Дэн Браун в «Инферно»?

Хомо издревле боится рока, слепой судьбы. Религия, архитектура и искусство зарождались как экраны от превратностей неизведанного будущего. От Гомера и Вергилия до Шекспира, Гюго и Толстого – рок занимает центральное место в литературных памятниках мышлению.

Почему один рождается в богатой семье, блещет талантами и катается как сыр в масле, а другой рождается и умирает в нищете, истязаемый бесконечными болезнями и проблемами?

Логически ответить здесь нечего. Ну, типа так бывает. Дарвин, теория хаоса, стохастичность, теория вероятностей и математическая статистика.

Понимание судьбы сейчас гораздо ближе к демоническому. Оставим события жизни на откуп шансу. Шанс = хаос, непоследовательность. Угрюмое следствие второго начала термодинамики. Вселенная разрушается, энтропия нарастает. Настает вакханалия, под руководством Диониса грядущее исполняет оргии, лишенные света божественного разума. Это и есть ад – жить в безучастном холодном аутичном мире.

При всем множестве футурологов я вижу рабочие модели, адекватно описывающие, моделирующие и позволяющие просчитать динамику развития реальности, лишь на стыке астрологии и неоплатонизма. Ровно поэтому несколько сот страниц мы будем выковыривать жемчужины современной истины в древних текстах – заниматься тем, что в теологической терминологии называется экзегезой.

Ответ нашелся у Кастанеды. Там, где логика слаба, тысячелетиями применяли выход в трансперсональное состояние. От первобытных шаманов до жрецов Античности и вплоть до представителей эзотерических течений внутри основных религий применялись растительные средства, освобождающие разум от оков тела.

Теренс Маккенна в «Пище богов» со своей эксцентричной позиции уверяет, что растительные экстракты – дар более продвинутых цивилизаций, чтобы отдельные земляне могли «хакерить» матрицу. Представитель более умеренного научного истеблишмента Станислав Гроф весьма доказательно расписывает в «Космической игре», как применяемые в психиатрии препараты и их растительные аналоги оказали невероятное влияние на развитие человеческой цивилизации.

Дельфийская сивилла

Кумская сивилла

Ливийская сивилла

Эритрейская сивилла

Персидская сивилла

Не верите? Тогда поверьте, что в Святая Святых находятся огромные портреты обнаркоманенных девственниц, а их записанные бредни легли в основу цивилизации, покорившей весь мир.

Вот такие по-римски марсианские брутальные чики украшают свод Сикстинской капеллы, где столетиями заседает конклав кардиналов и происходит таинство избрания понтифика, наместника Бога на Земле, начиная с апостола Петра.

Диотимы, наставницы Сократа и героини бессмертного платонического диалога «Симпозиум», которую мы будем упоминать далее, Микеланджело не дорисовал в Ватикане. Так или иначе большая часть сивилл остались увековечены в шедевре.

И ни у одного кардинала, богослова и блюстителя канона не закралось ни единого сомнения, что эти тетки делают в самом сакральном секторе веры. Они посланницы Небес, как и Моисей со скрижалями. Они жрицы Аполлона, который управлял разумом, порядком и роком. Поэтому никто не посмеет обвинять Вергилия, Данте и Гоголя в плагиате, они уместны в вечности, их имена вписаны в небесный свод.

Потолок Сикстинской капеллы

Книги сивилл легли в основу греческого эпоса (откуда практически вся литература) и римского права (откуда все наши законы), они хранились в храме Юпитера в Капитолии. После их сожжения, по одной из версий, Римская империя пала.

Текст весьма эзотеричен, составляет серьезную конкуренцию Гомеру и Библии:

После того как сойдет поколенье десятое в Тартар, Женщина властью великой тогда завладеет, и много Бед Господь ниспошлет, когда она увенчает Царским венцом главу – все в мире изменится сразу. Жаркое солнце свой бег являть будет людям и ночью, Звезды с неба исчезнут, и бешеный вихрь пронесется, Опустошая весь мир, и мертвые всюду воскреснут, Быстро хромые пойдут, и слышать смогут глухие, Зренье получат слепцы, обретут дар речи немые.

Фрагменты книг сивилл изданы³, в русском переводе читать их практически невозможно, как Канта и Хайдеггера, но английский вариант терпим.

От сивилл и Гомера, от Вергилия и Овидия к неоплатоникам и средневековым схоластам через Декарта и Гегеля тянется ноосферная нить понимания того, что такое судьба и как устроена реальность. Мы нацепим на один конец нити астрологический крючок, другой привяжем к главному таланту автора (занудство) в качестве палки для удочки. Сквозь астрологическую оптику мы взглянем на исходный код этого мира.

Кто хочет готовую инструкцию «Как обмануть жизнь, делать поменьше, получать побольше и кайфовать», тот приобрел дорогостоящий набор туалетной бумаги. Придется пожертвовать жесткой обложкой, но дальше страницы помягче – такое прямое бодипозитивное использование данной книги полностью отвечает современной концепции ESG⁴ и очищает вашу финансовую совесть.

Тем, кто алчет и жаждет найти готовые ответы на извечные вопросы, возникающие при анализе карт рождения, я также заранее предлагаю изготовить из данной книги аксессуар для игры в «Skibidi Toilet». Возможно, при расслаблении вы получите ключи к первой порции замков, висящих на тайнах ваших исканий в районе первой чакры. Но лишь для того, чтобы ваш мозг оказался под натиском мириадов оголенных жал тех вопросов, которые, как головы Горыныча, будут отрастать на месте якобы решенного и понятного.

Кто относится к категории алчущих и жаждущих правды, тот насытится. Но не стоит забывать, что Бога узрят только чистые сердцем. И выстлана дорога в ад благими намерениями.

«Оставь надежды всяк сюда входящий» – заключительная фраза текста над вратами ада в «Божественной комедии». Но надежда все же есть, она сияет каждую ночь у нас над макушкой, что заметил Ломоносов в «Вечернем размышлении о Божием величестве при случае великого северного сияния»:

Открылась бездна, звезд полна; Звездам числа нет, бездне дна.

Когда мой любимый философ Плотин отправился поучиться эзотерике у колонистов Атлантиды на Востоке вместе с императорским войском, Гордиан был разбит, а Плотин еле унес ноги.

По сути, вся «Библия синкретизма» представляет собой мой расширенный комментарий на «Эннеады», в свое время сыгравшие роль фундаментального учебника астрологии в моем профессиональном становлении. Поэтому готовимся, Плотина будет много, а на разделе «Космос символов» мы подключим еще парочку толкователей языка.

Откуда такая надменность с поименованием моего карманного справочника по саморазвитию библией? Оттуда же, откуда библиотеки или магазин «Библио-Глобус» (не платил мне за рекламу!). Это всего лишь книга про синкретизм. К слову, в треклятом англосаксонском лежащая на каждой тумбочке в отеле истина называется The Holy Bible – Священная книга. Наш язык при всех степенях заимствования грешит сокращениями, поскольку мозг ищет дофамин простых быстрых решений.

Любой текст, генерируемый современной цивилизацией, есть сокращенная Библия, как одна из теней большого огня на стене пещеры Платона. Такова участь изводного знания – быть размноженным в симулякры. Моя графомания – не исключение. Толстой и Гюго смотрели на своих героев с неба, как настоящие боги пера. Они подражатели крупного калибра. Властитель дум сегодня уровня Джорджа Мартина, создателя «Игры престолов», тоже подражает Библии, но у него перо калибра посреднее, поэтому, к моей тоске, у него никак не хватает доступа к даймону, чтобы зафиналить «Ветра зимы». Себя я причисляю к наименьшим карликам, к тем, кого практически незаметно за плечами гигантов прошлого.

Из знакомых мне источников The Holy Bible ближе всех к моей астрологической дисциплине, поскольку нет такой другой книги, которая писалась бы 10 веков. Ни один автор и ни одно произведение не могут похвастаться таким стажем. Поэтому потуги борцов с лженаукой запретить астрологию выглядят столь же жалкими, как госдеп США, который младше Большого театра, с его критикой действий России, Китая и Индии.

Юлия Домна одно время похаживала к астрологам за готовыми рецептиками с извечным вопросом «Когда я выйду замуж?». Звезды разожгли ее алчность предположениями о муже высокого статуса. Император Септимий Север тоже обращался к небесным математикам, и в лучших традициях «астротиндера» ему посчитали дату рождения идеальной жены – по ней он и нашел Юлию. Закончилось все тем, что после смерти императора его старший сын убил младшего, а мать совершила неудачную попытку суицида и впоследствии скончалась от нанесенной в процессе раны. Привет, Ридли Скотт.

В пространстве торгующего эмоциями аффективного капитализма бесконечно прав Бенедикт Спиноза: не плакать и не смеяться. Именно с этой стартовой позиции безразличия имеет смысл двигаться дальше.

В рамках учебника «Биоастрология» мне приходилось говорить о космосе языком реальной жизни. Здесь же я распоясался и вне рамок имею возможность говорить о реальной жизни языком космоса. В кургане учебника захоронена дидактика, а здесь уместно заняться аристотелианской поэтикой.

Я хочу пригласить вас в путешествие из Свинополиса и «Скотного двора» Оруэлла в «Город Солнца» Кампанеллы, «Государство» Платона сравнить с Флоренцией Данте, мирами Стругацких, Землей-2150 и Спартой.

И сразу хочу расписаться в том, что я профнепригодный гид и скорее занимаю сторону провокатора к знанию. Не являясь ни психологом, ни алхимиком, ни философом, я лишь скромный переводчик, разделяющий подход Бэкона, изучающего Творца через творения, и Воланда, решившего навестить своего ченнелера Мастера и дописать свой роман, замаскировав дьявольский визит под созерцание нравов москвичей и перевод хранящейся в Ленинке рукописи астролога Герберта Аврилакского (он же папа Сильвестр II).

Ни в коем разе не намекая на эзотерические корни этой книги и не покушаясь на лавры Елены Петровны Блаватской, писавшей «Тайную доктрину» одновременно двумя руками под диктовку воображаемых друзей Махатм, я констатирую, что занимаюсь на протяжении 35 лет дисциплиной, с легкой руки Олдоса Хаксли названной philosophia perennis («вечная философия»). Играю в игры буквально с пеленок, езжу на биологические олимпиады со средней школы. Органика + цифра.

Мамины увлечения эзотерикой и психологией («Бхагаватгита» лежала у меня перед носом на книжном шкафу все детство) и папин статус профессора медицины (точнее, он был биохимиком) коалесцировали в единое увлечение всем живым. На протяжении более чем 35 лет я кручу в сердце зоологию в ее широкой метафизической интерпретации Аристотелем. Я скромно назвал это биоастрологией.

Если мы откроем биографии великих ученых, то очень часто через запятую встретим между математиком, ботаником, юристом и теологом статус «астронома». Ну любили они позырить на небо. От Галена и Птолемея до Ньютона и Лейбница с Кеплером. А Гёте и Булгаков? Писатели туда же. Вот хлебом не корми, длинные разгибатели спины спазмируются и тянут голову к небу.

Мертвое раздробленное знание жрецов древности тысячелетиями стояло глыбой метафизики и мешало заковать человечество в пучину бэконовского-ленинского-марксистского материализма и рационализма.

Чтобы реанимировать свет истины, вернув астрологии статус матери наук, важно пойти картезианским путем: засомневаться во всем, что есть сейчас, и собрать по крупице вечную правду, опираясь на ее прославленных и верифицированных столетиями носителей. Это делали до меня. Я встану карликом на плечи гигантам и добавлю свой астрологический опыт. И если долго мучиться, то что-нибудь получится.

Согласно архитектуре любого произведения творчества, данного Аристотелем в «Поэтике», мы начнем с зарождения и структуры чувственно-осязаемого и умственно-воспринимаемого космоса, в качестве кульминации выведем его основные аспекты, с которыми так или иначе в ежедневном режиме приходится соприкасаться астрологам: от материи с энергией, времени, пространства, сознания, личности, памяти и мышления до воли, смерти, иерархий и прогресса. Зафиналим динамикой ноосферы: как человеческая мысль растекалась по древу времени и как это соприкасается с духовными учениями.

На старте исследования оттолкнемся от Хаксли.

Philosophia perennis = философия и ее современная адаптация в виде психологии + теология + астрология + алхимия + музыка + биология и ее частный случай медицина. Вообще говоря, до Олдоса этот корпус знаний Аристотель назвал метафизикой (все, что не потрогаешь руками, описывает глубинные законы и причинно-следственные связи, выражающиеся в материи).

Эволюционнно-нравственный аспект метафизики зашит в теургию и рассматривается мной в соответствующем разделе на десерт («Религия космоса»).

А вот к самому козырному понятию книги не подойти без изрядной доли воображения, прекогниции⁵ и состояний, вызываемых осознанным сновидением, гипнозом и наркозом. Озадачим себя: что общего у специалиста по осознанным сновидениям и у современного ученого-физика?

Они видят исходный код. Они расковыряли материю. Они вскрыли матрицу. Каждый в меру своей испорченности. Как Нео симметрично в первой и в четвертой части «Матрицы» искал в себе признаки сумасшествия у психоаналитика не в силах интегрировать свою память. Как Джокер не мог разобрать: это у него или у мира съезжают шарниры. Как Пол Атрейдес долго противился голосу сердца, закрывая уши от зова Неба. И так или иначе все жанры искусства, все эзотерические течения, все религии, все науки стекаются к Единому, к Источнику.

Синкретизм – метафизическая рамка, объясняющая все сущее как на Земле, так и на Небе, через причастность к Единому.

Термин не мой. Идея создать теорию всего тоже не моя.

Обычно синкретизм употребляют в литературе или шире в искусстве. Любой, кто подключился к ноосфере и мыслит чем-то больше, чем двумя килограммами жира между ушами, понимает степень невероятного единства и взаимосвязности, взаимопроникновения всего и вся в этом мире.

Первыми обычно замечают физики. Теория всего, по сути, всегда была теорией поля, ее немного прогнул в психологию Кен Уилбер, написавший об этом книгу после похорон скончавшейся от рака жены.

От Галилея до Теслы, от Ньютона до Эйнштейна физики изучают одно и то же явление – поле. Аристотель добавлял к нему термин эфир. Вплоть до Менделеева, поместившего эфир в корень своей таблицы в качестве первоэлемента, это помнили, но потом решили забыть, чтобы дурить массу и лишить людей бесплатного и безлимитного электричества.

До Единого достучались Платон и неоплатоники, в частности мой любимчик Плотин, на чьих «Эннеадах» в значительной степени построена данная книга. Литература начинается с Гомера, а человек и его мышление – с языка. Древние философы и современные структуралисты (опять двадцать пять!) заново изобретают велосипед.