Tsitaadid raamatust «Малахитовая шкатулка (сборник)»
Годы, конечно, всякого заденут: малому прибавят, у старого из остатков отберут, не пощадят.
– Не привышны,–говорит,–мы подарки-то принимать. Трудами кормимся.
Только вот кусок-от у нас сиротский. Утром – лучок с кваском, вечером – квасок с лучком, вся и перемена.
Работа - она штука долговекая. Человек умрет, а дело его останется.
- Смелому случится на горке стоять, пули мимо летят, боязливый в кустах захоронится, а пуля его найдет.
- Эх ты, - говорит, - белошляпый, а еще мастером называешься! Скажи тебе, а ты за шляпу-то да за перчатки кому хочешь продашь. Харчок в золотой оправе станешь за малахит по пятишке продавать. Понимаешь это? Харчок за наш родной камень, в коем радость земли собрана. Да никогда этого не будет! Нам самим этот камешек пригодится. Не то что покрышки на царский альбом, а такую красоту сделаем, что со всего свету съезжаться будут, чтобы хоть глазком поглядеть. И будет это наша работа! Вот такими же руками делана!
Французский мастер стал досочки перебирать и видит, все они разнятся и узором не сходятся. Француз подивился, как это так выходит, а Евлаха усмехается:
- Я из окошечка на ту вон полянку гляжу. Она мне цвет и узор кажет. Под солнышком одно видишь, под дождиком другое. Весной так, летом иначе, осенью по-своему, а все красота. И конца краю той красоте не видится.
Такую звонкую кошку не взять – дураком остаться.
– Теперь, брат, никуда не уйдешь: поймала тебя живинка, до смерти не отпустит.
Тимоха и сам дивился – почему раньше такого с ним никогда не случалось.
– А потому, – объясняет дедушко Нефед, – что ты книзу глядел, – на то, значит, что сделано; а как кверху поглядел – как лучше делать надо, тут живинка тебя и подцепила. Она, понимаешь, во всяком деле есть, впереди мастерства бежит и человека за собой тянет. Так-то, друг!
Ангел яичко снес да и думает: то ли садиться, то ли подождать?
