Первый среди равных

– Лишь бы продержались ещё чуток. Нам всего ничего осталось, – сквозь зубы, тихо ругался лейтенант Гонтисса. Он со своими людьми, по широкой дуге, обходил место боя, заходя в тыл к противнику.

Молодому, но резвому гвардейцу удалось убедить офицера не вступать в неравный бой с превосходящими силами, а высмотрев на дальней сопке штаб неприятеля, предложил выдвинуться туда.

«…взвод из тридцати пяти человек не окажет существенной роли в предстоящем сражении, но нанести стремительный, обезглавливающий удар в состоянии. Не зря же мы – гвардия!».

Пламенная речь гвардейца запала в душу лейтенанту. С первых его слов он сначала приказал расстрелять говорившего провокационные речи гвардейца, но потом опомнился и приказал его повесить, чтобы не привлекать внимания, но гвардеец не унимался, доказывая свою правоту, произнося непонятные слова. И ему поверили. Сначала умудрённый опытом старый вояка уже доставший из своего заплечного мешка верёвку, затем незаметно подошёл один из заместителей и тихо произнёс: «В его словах есть смысл, лейтенант. Наша смерть будет бесполезна, если так же безрассудно кинемся вниз, но есть шанс уничтожить высших офицеров. И тогда капитан Нетрис и наши братья полягут не напрасно».

По цепочке, молниеносно, распространился незнакомый жест: «согнутая в локте рука с зажатыми в кулак пальцами». Сигнал: «Замри!» вспомнил лейтенант. Этот гвардеец, с редким двойным именем: «Валео Мирони», вызвался возглавить авангард и, прежде чем выдвигаться, показал несколько жестов, приговаривая, что этому обучил его отец.

Лейтенант полз в ядре колонны и следить, что происходит впереди, у него не было возможности. Радовало, что звуки боя продолжаются. Значит, гвардия под командованием капитана, держится. Своей стойкостью и упорством давая так нужные минуты для обходного манёвра.

Громкий крик поставил на ноги.

– Гвардия!!! Вперёд! Первая рота, забирай слева, вторая справа!!! Третья и четвёртая – занять круговую оборону!!!

«Какая рота, куда обходить?», – первые мгновения лейтенант замешкался, но солдатская смекалка не подвела.

– Первая рота! За мной! – взревел лейтенант, жестом показав пятерым бойцами следовать за ним.

С правого края послышалась аналогичная команда заместителя, принявшего на себя роль командира второй роты…

Используя складки местности, Валентин с ещё пятью гвардейцами, вызвавшимися с ним в авангард, подполз к основанию пологого холма. На его вершине, в окружении немногочисленных офицеров, нервно прохаживался генерал. Ошибиться, что это именно генерал, а не какой-то ленивый полковник, осушался приказа, и обосновался в отдалении от основного театра военных действий, было весьма затруднительно. Широкий, расшитый серебром офицерский ремень – галун. Начищенный, сияющий золотом горже́т, поблёскивал на солнце, пуская солнечных зайчиков. Сомнений нет – генерал собственной персоной, и до него каких-то полсотни шагов, но шагов вверх по склону, где и одному солдату пройти незамеченным невозможно, а тем более, взводу.

В голову пришла безрассудная мысль, и Валентин проревев зычным, командирским голосом: «Гвардия!!! Вперёд…» поднялся и побежал, не разбирая дороги. Карабкался вверх, ругался, используя только ему знакомые идиоматические обороты, поминая вьюгу, украденный в детстве велосипед, строя такие сложноподчинённые предложения, от которых уши у учителя русской словесности сложились бы в трубочку.

Пятёрка бойцов от него не отставала. Кричала, бряцала снаряжением, создавала такой шум, что, казалось, на склон взбирается мото-инженерная бригада с незакреплённым в инструментальных ящиках оборудованием и звонко лязгающими запасными звеньями гусениц.

– Слева обходи!!! Справа обходи!!! Смыкай кольцо!!! – сквозь гомон, слышалось с разных сторон.

Глава 11

Императорский дворец располагался на возвышенности и своим видом, словно обозревал окрестности, величественно возвышаясь над остальными строениями.

Его Величество Император Кантории Странис Первый с утра был не в духе, предвкушая скучный день. После завтрака ожидался доклад военных о событиях на фронтах, а сразу после, предстояло окунуться в разбор жалоб между дворянами по крови. Порядок разбора лично Императором жалоб между дворянами по крови введён с незапамятных времён, когда этих самых дворян и десятка не набиралось, а сейчас, ныне царствующей особе, приходилось раз в месяц выделять почти целый день на урегулирование споров между ними. Ладно бы в спорах было что интересное, а то одно и то же: кусок земли прихватил сосед, не поделили место на обеде, карету одного энца к себе во двор не пропустил другой энц и, видите ли, пришлось идти ножками к дому целому дворянину по крови.

Император тяжело вздохнул, потягиваясь в кровати. Взойдя на трон после скоропостижной смерти своего брата Прасла Третьего, Странис окунулся с головой в дела Империи, но политические, экономические проблемы государства ему быстро наскучили, а ещё эта война с Сенарской Империей подорвала и без того шаткий авторитет Императора. Упорно ходили слухи, что по его приказу отравлен родной брат.

Существовала только одна отрада – это две дочери, с которыми Император больше проводил времени, чем исполнял обязанности венценосной особы.

Супруга Императора оказалась более приспособленной к дворцовой жизни: плела интриги, ссорила, мирила разные семьи. И её нисколько не смущало, что согласно Закону о Престолонаследии, ни ей, ни одной из дочерей не светит занять место на Императорском престоле, а наследника мужского пола зачать и родить она уже не могла, что удручало и без того натянутые отношения между венценосными супругами.

– Завтрак готов! – возвестил старший слуга.

– Хорошо, Манэс. Скоро буду.

– Ваша жена изъявила желание присутствовать. Поставить второй набор приборов?

– Да, позволяю, – ответил Император, облачаясь к выходу на завтрак…

– Любимый супруг, – в лёгком книксене, приветствовала эну Доанна вошедшего Императора.

По внешнему виду, если не знать, кто склонился в поклоне перед Императором, можно предположить, что перед Его Величеством одна из многочисленных служанок ожидает распоряжений. Ни блеск, ни роскошь одеяния, ни многочисленные драгоценности, не исправляют ни фигуру, ни лицо, утратившее утончённость.

«Как постарела… – констатировал для себя факт Император, – а старше всего на четыре года».

Каких-то пятнадцать лет назад эта разница в возрасте казалась несущественной. Они оба были молоды и красивы. Великолепный ум, острый язык и… признаться честно, неприступное высокомерие пленило наследника Императорского трона.

Стоя пятым в очереди на Императорский престол, Странис и не помышлял о том времени, что вдруг предстоит исполнить долг – стать Императором. Но во время охоты, не оставив законных наследников, погиб средний брат. Потом, всего за пять лет один за другим от неизвестной болезни умерли сыновья царствующего Императора. В живых осталась только дочь – эну Линесса. И Странис оказался первым в очереди престолонаследования.

Смерть детей, супруги, подорвало здоровье Императора Дамира Второго и тот слёг. Мучаясь в бреду, старший брат звал то любимую супругу, то почивших детей. И, видя слабость Императора, внешние враги проснулись. Шедшая с переменным успехом война с Сенарской Империей продолжается шестой год. Силы обеих сторон на пределе, но конца в затянувшемся конфликте так и не видно.

– Вы хотели видеть меня, эну Доанна?

– Да, мой супруг, – усаживаясь напротив за длинным, сервированным на две персоны столом, ответила эну Доанна.

Завтрак начался молча, но когда подали десерт, Доанна оживилась.

– Мой Император… – Доанна знала, что обращение «Мой Император» раздражает венценосного супруга, но именно так начала разговор, чтобы с первой секунды вывести супруга из равновесия. Зная его вспыльчивость и неумение признавать свои ошибки, надеялась подтолкнуть к принятию нужного ей решения, – на прошлом приёме, устроенном в честь…

– Эну Доанна… – официальным обращением к дворянину женского пола, прервал Странис речь супруги, – у меня намечена важная встреча, изъясняйтесь короче.

– Именно так, мой Император. На прошлом приёме ваша племянница флиртовала с тремя молодыми офицерами, а с одним из них покинула приём. А буквально позавчера мне стало известно, что в её резиденции проводился страшный обряд с жертвоприношением и оргией. Такое поведение не подобает представителю высшего сословия, а тем более Императорских кровей…

– Ты опять за своё?! Эну Линесса вправе поступать так, как ей вздумается. Придёт время, выйдет замуж и остепенится. А про «оргию» мне уже докладывали. Ничего предосудительного там не было. Заезжий скульптор ваяет воплощение любви и проводил отбор натурщиц. И, насколько я знаю, ты сама этого скульптора пригласила в столицу.

– Мой Император! Ей скоро исполнится двадцать один год и я, только из чистых побуждений, могла бы подыскать ей хорошую партию, – словно не замечая укола в свою сторону, парировала эну Доанна.

– И отправить её куда-нибудь подальше из столицы. Скажи, зачем? Если не удалось вынести эну Линессу на Императорский суд, распуская слухи, позоря её имя… Думаешь, не знаю, кто строит интриги? Я – Император и знаю всё, что происходит в границах моей Империи!!! Я не могу понять, зачем тебе всё это? Она не соперница ни тебе, ни нашим дочерям. Выйдет замуж и остепенится, а неволить её не буду. Достигнет совершеннолетия и выберет себе супруга из благородного рода, или на кого сердце укажет.

– Но мой Император! Она же…

– Хватит! – вставая из-за стола, отрезал Император. – Разговор окончен! Будет так, как я сказал!

Настроение Императора вконец испортилось. Разгорячённый он удалился в малый зал приёмов, где ожидали офицеры Генерального штаба с докладом.

Доанна ухмыльнулась, присев в прощальном книксене. Терпя охлаждение в отношениях, косые взгляды, шушукающиеся разговоры придворных, у неё обострилось честолюбие и жажда стать «Первой». Пусть не единственной, но первой женщиной, взошедшей на престол Канторийской Империи. Сколько ночей провела она в терзаниях, в мучительном обдумывании своего замысла и находила главную виновницу и преграду на своём пути – дочь предшествующего Императора. Она, в случае изменения Закона о Престолонаследии, стояла бы на первом месте, а не супруга действующего Императора, но нет непреодолимых задач. Верные соратники отобраны, нужные люди подкуплены, а кто, узнав не согласился – мертвы. Оставалось дело за малым – венценосный супруг.

Император страдал головными бо́лями, и лучшие местные лекари ничего не могли сделать. Пичкали Императора микстурами, порошками, советовали больше бывать на свежем воздухе. Среди допущенных к телу Императора, отыскался любящий золото врачеватель и, выстраданный долгими ночами план, начал принимать реальные очертания. В приватном разговоре светила местной медицины давал от силы три-четыре года и то, не точно. Времени достаточно и одновременно – мало. Ей оставалось изредка, ненавязчиво выводить своего супруга из себя, стимулируя развитие болезни и, соответственно, увеличение доз приёма лекарств.

– Император. Офицеры собрались, приглашать?

От услужливого голоса дворецкого Император встрепенулся.

«Опять провал в памяти. Не помню, как пришёл», – подумал Император, располагаясь во главе массивного стола.

– Ваше Величество…

– Ваше Величество…

В малый зал приёмов, с церемониальным поклоном, входил высший офицерский состав армии. Странис Первый в ответ кивнул, приветствуя собравшихся.

– Приступайте, господа. Энц Вансис, прошу.

Немолодой, в сединах офицер с маршальскими эполетами подошёл к столу, где помощники успели расставить в нужном порядке фигурки, каждая из которых обозначала подразделение равное по численности дивизии. В армии Канторийской Империи повелось вести расчёты исходя из штата дивизии, равного двадцати пяти тысячам солдат. Это и упрощало статистический учёт и не требовало оперировать большими числами. Тем более, что весь штат армии составлял сорок четыре дивизии. Был ещё флот, как раз сто тысяч человек, но из-за малочисленности его обычно считали вместе с сухопутными войсками.

– Ваше Величество. За прошедшую неделю ситуация на фронте кардинально не поменялась. Противник, преодолевая сопротивление, с большими потерями, медленно продвигается внутрь Империи. На центральном и восточном направлении наметились стабилизация обстановки. Армии под командованием энц Тимса, удаётся сдерживать натиск и удерживать важный транспортный узел – порт Занусса…

Император с интересом слушал пояснения офицера, задавал уточняющие вопросы, но как только маршал принялся сыпать военной терминологией, беседа ему наскучила. Из ответов стало понятно, что в ближайшее время Столице Империи – Тиносване ничего не угрожает. На центральном направлении Сенарцы ослабили натиск и сосредотачивают силы на южном направлении, что с одной стороны хорошо – какое-то время Тиносванна окажется в безопасности, но с другой стороны – близится зима, а склады и амбары заполнены только наполовину. Если сенарцам удастся захватить Мартисанск, то всей Империи придётся туго.

– Как думаете, сенарцы смогут захватить южные районы?

Вопрос повис в воздухе. Офицеры переглянулись.

– Ваше Величество уже задавало этот вопрос, – тихо, на ухо, произнёс дворецкий.

– Я помню, что второй раз спрашиваю и хочу убедиться, что мнение офицеров не изменилось, – нарочито громко, ответил Странис Первый.

У него сильно разболелась голова, но прерывать встречу не стал. Такое бывало уже не раз. И сейчас он подумал, что перетерпит, а потом вызовет лекарей, они дадут свои снадобья и станет легче…

– Что случилось? – открыв глаза, произнёс Странис Первый.

– Император очнулся! – послышалось в ответ.

Странис Первый лежал в постели, укрытый одеялом, но его тело бил озноб, а во рту пересохло.

– Ваше Величество, вы упали в обморок, – говорил верный слуга, – вас перенесли в ваши покои и вызвали лекарей.

– Что со мной? Холодно, растопите печь, – в полубреду говорил Странис Первый.

– Лихорадка, коллеги. Без сомнения это лихорадка.

– Что предлагаете? Отвар цветков испуми или порошок мресса?

В спальне Императора собрался консилиум врачей. Каждый из придворных лекарей подходил к мечущемуся в бреду Императору, пытался задавать вопросы, ощупывал пульс, трогал лоб и с важным видом уступал место следующему.

– Что ж. Могу с уверенностью заявить, что это инвирская лихорадка, – к группе врачей подошёл очередной светила медицины.

– Извольте, сударь, при инвирской лихорадке проявляется кровотечение носом. Это лихорадка Юртиса. Если вы знакомы с его трудами, то…

За дверями послышался шум и разговор смолк.

– Кто там? Никого посторонних, в том числе родственников не пускать! Мы пока не определили, что это за болезнь! – возмутился старший лекарь Императора. Он, в силу своих обязанностей, обладал большой властью, но был очень стар. Имея немалый практический опыт, с детства наблюдал будущего Императора и был в курсе, считай всего, что происходит во дворце.

Шум за дверью прекратился.

– Коллеги, предлагаю сначала снизить температуру. Смотрите, Император дрожит от холода, хотя укрыт пятью одеялами и в комнате жара, что дышать трудно. Так что настойка из стебля вернеги с обильным питьём. Бульон…

– Позвольте не согласиться, какой бульон? Ему надо выпустить дурную кровь. Вены вздулись от чрезмерного её количества…

Спор продолжался и никто не заметил, что из помещения вышел один из приглашённых лекарей.

Незапоминающееся лицо, средней длины волосы, средний по величине нос, средние по размеру уши. Никаких излишеств в одежде, всё тёмное, невзрачное. Вполне такой средний человек, на которого взглянешь и не запомнишь. Он шёл по длинному коридору в противоположное крыло дворца. Его раздражало, что на пути постоянно встречались или слуги, или придворные. И каждый пытался задать один и тот же вопрос о здоровье Императора.

Ингар Симиони, а именно он шёл по коридору, на вопросы или презрительно отворачивался, или делал задумчивый вид и проходил мимо, притворяясь, что не расслышал.

– Ингар! – он узнал властный и одновременно ядовито-льстивый голос.

– Слушаю, эну Доанна.

– Ты говорил, что у меня есть ещё полгода!

– Тише! Не кричите. Договорённость в силе. У вас есть примерно полгода на то, что вы задумали и в этом я своё слово сдержу – Император будет жить.

– Но ты не знаешь местных законов. В случае невозможности Императора исполнять свои полномочия – назначается Совет из пяти человек…

– Разве плохо? Введите туда своих людей и как раз они изменят порядок престолонаследования. Других кандидатов, как понимаю, нет?!

– Хитёр! – тихо пробормотала эну Доанна.

– И не забудьте передать мне причитающуюся плату за этот месяц. Поиздержался сильно. Снадобья дороги, знаете ли. И позвольте откланяться, дела…

Ингар вышел из дворца, дождался кареты, уселся и только потом расслабился. Его личное эго ликовало! «Удалось! Получилось!» – кричал внутренний голос. Нищета, непризнание, а местами и угрозы теперь точно останутся в прошлом.

Симиони – незаконнорожденный сын мелкого мещанина. Отец, чтобы не навлекать лишний раз внимание влиятельных особ, всё-таки рождение детей без официального оформления брака, без благословления родителей, не принималось обществом. По совершеннолетию, отправил своего отпрыска за границу, обучаться наукам. За обучение платил исправно, но юноша рос бунтарём. Учение точным наукам давалось ему тяжело и он, вместо того, чтобы проводить время в университете постигая науку инженери́и, в тайне от отца погрузился в изучение медицины, что было престижней, но одновременно и дороже. Денег едва хватало на оплату обучения, и он в юности познал все тяготы нищеты. Ночевал в лаборатории при университете, питался через день, мыл полы, убирал. Воровал, продавал дорогие ингредиенты, составлял снадобья, выдавая их за панацею от всех болезней пока не подвернулось интересное предложение – составить медленно действующий яд. Только на третий год ему удалось создать то, что попросил заказчик: без цвета, запаха, без внешних признаков применения, медленно действующий яд. Хватало одного, максимум двух доз препарата и приговорённый к смерти медленно умирал, по внешним признакам страдая в лихорадке, изредка приходя в сознание.

Труды его оценили. В определённых кругах он завоевал авторитет, но попал под пристальный присмотр сильных мира сего.

Умер отец и ему пришлось возвратиться на родину. К нежданной радости незаконнорожденного отпрыска, его упомянули в завещании. Мизерная сумма без земли, но главное – титул! Нет, не дворянина, но мещанина, открывал большие возможности. Тем более, скитаться по заморским землям становилось всё труднее и труднее – за ним началась охота. А так, сменив имя, он стал Ингаром Симиони – окончившим престижный медицинский университет.

Для него оставалось загадкой, как о его тёмных делах узнали на Родине?

В тот день, к неизвестному лекарю из провинции, явилась процессия. Тяжёлый разговор: шантаж, угрозы, хорошо, что обошлось без пыток, но Ингару сделали предложение, от которого он не смог отказаться. А как тут откажешься? Или на виселицу, или стать исполнителем воли пусть не первого, но немаловажного лица государства.

Приглашения во дворец долго ждать не пришлось. Используя полученные за границей знания, всё-таки не только ядами занимался во время учёбы, он завоевал авторитет. Знали бы его учителя, что для ослабления головных болей он использовал галлюциногенные, сильнодействующие наркотические препараты, вытяжки из ядовитых грибов. Но знания по курсу анестезии он использовал неплохо, главное – результат, чем заслужил доверие самого Императора. Теперь оставалось поддерживать галлюциногенный бред венценосной особы, чтобы течение заболевания выглядело естественно и не вызывало подозрений.

Глава 12

Валентин корил себя, что не догнал генерала, а то бы знатный получился пленный, но что случилось, то случилось. Поняв, что не догнать стремительно удаляющегося офицера, под руку подвернулся один из расфуфыренных солдат, свалившийся с лошади. Им оказался трубач-сигнальщик. Кое-как, где пинками, где кулаком, удалось объяснить взятому в плен, что от него требуется. Взяв трубу, больше похожую на горн, но несуразно большого размера, он затрубил. Раскатистый перелив непривычного мотива прокатился по вершинам холмов и унёсся вдаль, эхом гуляя над полем боя.

Валео уже хотел дать пинка, или как по-другому заткнуть вошедшего в раж трубадура, но плотное кольцо конницы дрогнуло, сменило строй и понеслось назад к станице, давя своих же солдат. Затем дрогнул пеший строй и буквально через десяток минут посреди поля остался небольшой островок среди усеянного трупами пространства, где оставались живые люди…

Капитан Нетрис едва стоял на ногах. Измотанный, дважды раненый, но оставался стоять. Он пренебрёг Уставом и сам бросился в первую линию отражать атаки неприятеля. Казалось всё, финал близок, но плотный строй противника отпрянул назад и, развернувшись, побежал! Капитан не верил своим глазам. Численный перевес, тактически верный обход, окружение и… Чего так испугались сенарцы? Сначала конница, потом пешие части, словно по команде прекратили атаку и обратились в беспорядочное бегство…

– …упустили, господин капитан, – докладывал лейтенант Гонтисса, – он так резво вскочил на коня, что только и увидели круп уносящейся лошади. Гвардеец Валео кинулся было за ним, но куда там, пешком. Только и смог поймать горниста. Тот с лошади упал, вот и подали сигнал: «Отступать!» хорошо, что не обманул, сенарец проклятый.

– Кого упустили? – не понимал капитан. Он ещё не отошёл от горячки боя и толком не соображал, что происходит. От канонады выстрелов в ушах звенело, глаза слезились от копоти и гари. Он с трудом держал себя, чтобы не упасть от усталости. Короткий, всего пару часов бой, но, сколько сил он вытянул.

– Так генерала сенарского. Больно уж шустрый попался. Лишь нас увида́л, так бросил зрительную трубку и на коня. Только его и видели. Вас бы перевязать, господин капитан, сейчас лекаря найду. Присядьте.

– Надо уходить, – немного придя в себя, произнёс капитан. Что противник отступил – невероятная удача. Сейчас неприятель перегруппируется, поймёт, какую шутку над ним подшутили, и набросится снова. – Поднимай всех! Кто может стоять на ногах пусть помогут раненым. Кто не может идти – на телегу. Одна вроде осталась цела и отступаем.

– Господин капитан, так станица пуста. Нет там неприятеля, он дальше ушёл. Я уже дозор туда высылал. Они всё осмотрели и гонца прислали, что сенарцы покинули Прочноокск. Куда делись, неизвестно. На дороге пыль стоит, не разобрать, кто и куда движется.

– Так что молчал? Быстро занять станицу! Лигонса ко мне и гвардейца Стиина!

– Погиб офицер, – ответил кто-то из проходивших мимо. – Ординарец тоже погиб.

– Все кто может ходить, помогите раненым погрузиться на телегу и в станицу! – вновь отдал команду капитан.

Снова встречать неприятеля на открытом пространстве – безрассудство. Только сейчас капитан понял, как им повезло. Из полноценной гвардейской роты осталось в боеспособном состоянии всего от силы человек двадцать и то, каждый имел или ранение, или до изнеможения уставший. Второго натиска они не переживут. Отступить – первое, что пришло на ум капитану, но поразмыслив, отказался от бессмысленной затеи.

«Отступать по той же дороге нельзя – на марше догонят. Раненых не бросишь, как потом гвардейцам в глаза смотреть?! Остаётся одно – занять оборону в станице и держаться, держаться. Через день, может два, подойдут основные силы гарнизона, и станет легче», – с такими мыслями капитан незаметно погрузился в забытьё…

Тишина. Покой. Тепло. Идиллию нарушает только ноющая боль в правом плече.

– Где я?

– Господин капитан, очнулись! Согласно вашему приказанию, рота заняла станицу. По заверению местных жителей, враг спешно покинул Прочноокск. Дозоры, секреты выставлены, – отрапортовал молодой гвардеец и, видя недоумение в глазах офицера, продолжил, – доложил гвардеец Трифий. Меня к вам лейтенант приставил. Раны промыли, перевязали. Думаю, скоро поправитесь.

– Лекарь? Как остальные раненые? Сколько в строю? – засыпал вопросами капитан, поднимаясь с кровати. Он не помнил, как отдавал приказания, как его доставили в добротную, но тёмную избу. Он помнил только одно, что выжили!

– Вам бы лежать, господин капитан. Силёнок много потеряли. Наступит утро и… – не успел гвардеец договорить, как раздался выстрел. Оба гвардейца переглянулись. Одиночный выстрел означает только одно – сигнал тревоги, а это значит прошли те короткие часы передышки, выцарапанные неразберихой в рядах сенарцев. И теперь предстоит вновь принять бой. Последний бой.

Спешно встав с кровати, одеваясь, корчась от боли в прострелянном плече, хромая на одну ногу, капитан лихорадочно считал, сколько гвардейцев осталось, сколько из них сможет оказать достойное сопротивление. Он не сомневался, что каждый, кто в сознании, кто в состоянии держать в руках оружие, даст достойный отпор неприятелю, но долг офицера организовать оборону. Из обрывков воспоминаний, он из закоулков памяти выуживал: лейтенант Строн, лейтенант Бросса – погибли. Лейб-капралы: Дотрис, Хрост, Сивкус, Нувкен – погибли…

Дверь избы отварилась, и в горницу ввалился гвардеец.

– Собирай людей! – бросил ему капитан, продолжая облачаться в мундир.

– Господин капитан! Это наши! Помощь их гарнизона прибыла! Батальон в полном составе! Случайно дозорный подал сигнал, сразу не разобрал в полутьме. Хорошо, ни в кого не попал.

Тут на сердце капитана отлегло. На вмиг ослабевших ногах, он чуть не упал, но вовремя подскочил Трифий и помог офицеру присесть на кровать.

– Где? Кто командует?

– Полковник Мингес. Он сейчас прибудет. Я вперёд вырвался, чтобы доложить, – не скрывая радости, доложил гвардеец.

Капитан вспомнил солдата. Он из взвода лейтенанта Гонтисса. Один из тех, кто обратил в бегство сенарцев.

– Пригласи лейтенанта и оставшихся в живых командиров.

– Слушаюсь!

Дверь за расторопным, сияющим от радости гвардейцем не успела затвориться, как внутрь вошёл полковник. Капитан даже не успел толком застегнуть мундир и распорядиться о дополнительном освещении. Всё-таки в избе темно, но Трифий уже расставлял извлечённые из походного ранца свечи.

– Здравия желаю, господин… – поднялся капитан, но полковник жестом его остановил.

– Сиди, сиди. Знаю, ранен.

Форма полковника в придорожной пыли, лицо грязное от пота.

«Сколько усилий ему стоило, чтобы за такой короткий срок поднять гарнизон. Организовать обозные группы, погрузить продовольствие, снаряжение, пули, порох и выступить? Пройти маршем такое расстояние и, считай с ходу, вступить в бой. Да, боя не было. Противник покинул станицу, но они шли ночью, а значит, были готовы ввязаться в бой», – думал капитан, всматриваясь в измученное лицо полковника.

– Вижу, успели. Докладывай.

– Господин полковник, сейчас прибудут офицеры и командиры, предлагаю дождаться их.

– Давай коротко, в общих чертах.

– Шли маршем, как предписано приказом, – подобрался капитан, – возле станицы увидели отступающие войска. Бросились на помощь. Тут, на восточной окраине нас и окружили. Приказал занять круговую оборону. Держались. Потом сенарцы отступили. Заняли Прочноокс, разместились. Дозор и секреты выставлены.

– Почему?

– Так свободная станица, вот и заняли…

– Я не об этом. Почему сенарцы отступили?

– Об этом лучше доложит лейтенант Гонтисса. Это его манёвр внёс неразбериху в ряды противника. Он со своими людьми чуть генерала не захватил.

– Даже так?! – удивился полковник.

Офицеры продолжали разговаривать, а в помещение приходили и занимали свободные места командиры. Капитан для себя отметил, что из младшего и среднего командного состава гвардии осталось всего двое: лейтенант Гонтисса и лейтенант Днэс. Остальные или прибыли с полковником, или в званиях не выше лейб-капрала.

«М-да. До́рого далась победа», – горестно вздохнул капитан, осматривая собравшихся.

Полковник внимательно слушал короткие, но ёмкие доклады гвардейцев, изредка задавая вопросы. Особое внимание уделил докладу Гонтиссы, который не скрывая досады, доложил о подвиге его ввода.

– Так говоришь, не твоя была идея с захватом генерала? – с прищуром спросил полковник.

– Так точно! Гвардейца Валео. И это именно он захватил горниста-сигнальщика, после чьего сигнала сенарцы и бросились наутёк.

– Поутру приведите ко мне этого смышлёного гвардейца. Предлагаю его наградить личным оружием и, – обращаясь к адъютанту, добавил, – подготовь приказ о представлении его к ордену «За проявленную доблесть» второй степени. А теперь, господа. Слушайте приказ…

Ночь в станице прошла в ожидании контратаки. Выставили усиленный караул, но людей не хватало. Валентин валился от усталости, не помогала и медитация. Стоя в дозоре, собрав волю в кулак, он всматривался в предрассветную мглу, стараясь не заснуть. Из полудрёмы вывел приглушённый выстрел: «Тревога!!!». Валентин встрепенулся, напрягая зрение, но сигнал прозвучал вдалеке, предположительно с противоположной стороны станицы. Там стоял одиночный дозор. Всего из одного солдата-гвардейца.

«Может, заснул или с перепугу, кто пальнул? И кто с той стороны может идти? Не мог враг обойти станицу вокруг по непроходимому лесу, через болота, которых в этих местах, как успели рассказать редкие местные жители, очень много».

Приказа покинуть пост у него не было, и он оставался в дозоре. Пришлось следить не только за дорогой, по которой вслед за генералом бежал неприятель, но и обращать внимание на то, что происходит в тылу.

– Стой!!! Кто идёт?! – на шум автоматически отреагировал Валентин, упирая мушкет в плечо.

– Разводящий лейтенант Гонтисса. Смену привёл.

– Так рано, не по времени, – осторожно ответил Валентин.

– Успокойся. Гарнизон на подмогу пришёл. Приказано сменить дозорных.

Валентин всмотрелся в незнакомые лица солдат и пристально посмотрел на лейтенанта.

«Не врёт. Солдаты в форме канторийской Империи. Вроде одного из них видел в Сантории», – расслабился Валентин.

До избы, где расположился его взвод, идти через всю станицу. Несколько раз по пути встречался чинно прохаживающийся патруль и вставшие спозаранку местные жители. Идти было легко, хоть и накопившаяся усталость давала о себе знать, но удачно завершённое дело, спасённые жизни, одобрительный взгляд – самая высокая награда за труды.

– Валео, что такой весёлый? – возле избы встретил Юнц, стоявший на часах.

– Так отдыхать иду. Сейчас, как завалюсь спать!

– Хм. Я-то думал, знаешь. Лейтенант сказал, что на тебя подали рапорт о награждении. Так что не забудь проставиться!