Loe raamatut: «Отражения в зеркале»

Viva la Cuba!

 
Картонные кастильские дома,
Изъеденные страстью Малекона.
Пусть день уходит с глотком рома;
Я помнить буду о тебе всегда.
 
 
Мне имя твоё навевает дневной сон:
Ты никогда не верила в сомненья.
Риск, как благородное умение
И дух твой им вооружен.
 
 
Мечта вспорхнет, любовь изменит,
Слова соврут, надежда не поверит –
Плестись в хвосте просящему дано.
Но вечной славы миг, дыхание свободы,
Жертва себя на благо своего народа -
Только когда тебе не все равно.
 
 
***
 

Посмотрел в окно

 
Не надо убеждать опять,
Что все вокруг дерьмо.
Кому-то пришлось умирать,
Чтоб ты смотрел в окно.
Сыкливых трусов целый рой —
Зудят, как комары.
Но руку занося – постой.
Не уж-то это мы?
Нытьё и жадность тут и там;
И дёргается глаз.
Я так похож на дурака
Уже не в первый раз;
Когда смотрю вокруг себя,
А вижу лишь дерьмо.
Так не хватает доброты
И веры всё равно.
Должно быть что-то там внутри
Под тканью с ярлыком
Иначе кто такие мы?
Лишь грязь под каблуком.
 
 
***
 

Тоска

 
В моих глазах блестит твоя слеза.
Она свята – младенец в колыбели.
Я на краю твоей постели
Спускаю жизнь свою на тормозах.
 
 
И морфий не поможет, не проси.
Скрыть что-либо – немыслимо сомненье.
Во взглядах скрыто мыслепреступленье.
Слова безжизненны, по-девичьи нежны.
 
 
Настанет миг и ты освободишься;
И в лоно матери небесной возвратишься,
Где вечная цветет весна.
А мне останутся шесть последних слов,
Что мне уста твои шепотом назло:
«Бессмертен тот, кто не боится сна…»
 
 
***
 

Прощание

 
Развеют сон сигары и коньяк.
Перебирая фото я страдаю:
Обрывки снов в памяти листаю,
Гонюсь сам за собой, словно маньяк.
 
 
Мне в полумраке комнаты ночной
Одно к другому чудятся ведения:
Ещё живые, словно приведения
За мною тянутся иссушенной рукой.
 
 
Да, я оставил вас и ваше племя.
Благодарю за то седое время,
Что больше не вернётся никогда.
Надежда полыхает, словно пламя,
То поднимаясь, то ложась, как знамя
Когда-то нашего прекрасного полка.
 
 
***
 

Вечному городу

 
Многоголосый Рим ворвался суетой,
Склонённой головой ко мне приткнулся.
Я вздрогнул, пробудился и проснулся.
Теперь тебе я больше не чужой.
 
 
Твое дитя и Бог – твой Ватикан,
Где шёпот слышен даже в будний полдень,
Где трепетом каждый вздох наполнен.
А жизнь застыла, словно истукан.
 
 
Я меж эпохами гуляю, как меж снами:
От Пантеона до Треви пройду векáми.
Я в вечном городе себя забыть готов.
Мой Рим! Ты скрыт от всех надёжно:
За переулками, домами, там – под кожей.
Двуликий Янус, ты бессмертен, как и Бог.
 
 
***