Loe raamatut: «Миром правит Б…»

Государственный аппарат – машина очень сложная, инертная. Её не получится вывести из строя вот так просто, по щелчку. Если возмущение будет слабым она просто отмахнётся от него, если же раздражитель станет ей досаждать и предпринимать всё новые и новые шаги, то она размажет его. Переломает, унизит, забросит в дебри, просто забудет и продолжит своё планомерное движение по проторенной дороге из распростёршейся толпы, жаждущей быть руководимой.

Думать, что количество перейдёт в качество, думать, что в один прекрасный день большая часть населения внезапно осознает ничтожность своего существования и захочет этому воспротивиться – пустые вымыслы. Бог не вылезет из машины и не даст нам непобедимую армию, власть сама не пожрёт себя и не предложит сложить с себя полномочия. Стоит всегда исходить из того, что нас скорее расстреляют, чем предложат помощь. Но даже в таком состоянии остаётся возможность всё же предотвратить тиранию. Затормозить инертную машину и вдохнуть в неё новую жизнь. Да, на это потребуется время, уйдут года на подготовку, но в конечном итоге дело будет стоить свеч!

И итогом нашего долгого противостояния станет то, что враги сами откроют перед нами двери своих крепостей! Итогом станет то, что мы сможем наконец расправить плечи и выйти из сырого подполья, взойти из земли как заждавшиеся своего часа цветы и расцвести на перегное старого строя!

***

Он посмотрел на часы. До назначенного времени было ещё больше двух часов, пока что его действия ни на минуту не отходили от установленного плана. От мысли, что по истечении этих самых двух часов мир может коренным образом измениться, его всякий раз пробирала дрожь. Несмотря на то, что именно это и ставилось конечной целью, что этой идеей он жил на протяжении нескольких лет и всеми силами старался приблизить важнейший поворот в новой истории, теперь с каждым поворотом минутной стрелки он чувствовал зарождающийся где-то в глубине живота зуд, словно среди кишок внезапно появлялась пустота и затягивала в себя внутренности.

Нет времени отвлекаться на подобные глупости! Только не сейчас! Он готовил себя к большой роли, и вскоре настанет момент, когда занавес разойдётся, и ему придётся выступить на сцену, величиной со всю страну. Параллельно с ним десятки и даже сотни людей следовали самыми разнообразными маршрутами. Многие из них уже занимали приготовленные позиции; другие только выходили из своих квартир, хмуро посмотрев на жену и рассеянно обняв детей. Гигантская машина свободного движения приходила в боевое состояние.

Миколе Опадос оторвался от мыслей и снова погрузился в шествующую толпу. Даже ему, стоящему на вершине и практически возглавляющему сопротивление, не было доподлинно известно, сколько именно человек участвуют в восстании. Не исключено, что в вагоне метро по соседству с ним стояли такие же, как и он, борцы за свободу, которым было известно, что в скором времени асфальт потемнеет от крови. А может быть, вот тот сидящий мужчина с густыми бровями и седой шевелюрой прячет под пальто обрез? Иначе с чего ему так сильно прижимать правую руку к груди? Конечно, может быть, он и болен или страдает сердцем, но в такой день как этот не следует исключать и вероятность того, что под полой пальто мужчина скрывает оружие, готовое в любой момент освободиться и обрушиться на головы тиранов.

На следующей остановке седой мужчина вышел и мгновенно затерялся в толпе курток и пиджаков. Было ли это частью плана или человек в пальто пребывал в абсолютном неведенье относительно грядущих перемен, это никоим образом не касалось Миколе. Наступивший день был заранее расписан во всех подробностях, все варианты были оговорены, а мелочи учтены.

Ещё через три станции Миколе продрался к выходу и покинул вагон. Он пересёк платформу, взобрался по широкой лестнице, попал в тоннель и по нему выбрался на поверхность. Предстояло квартал отшагать ногами, потом сесть на автобус и добраться до Парка Благополучия. Денёк был непривычно тёплым и жизнерадостным для начала весны, он немного потел в бронежилете и старался как можно реже посматривать на часы. Не нужно было лишний раз себя накручивать.

Пять лет назад ему открылась истина, он признал то, о чём раньше мог только догадываться. Он открыл для себя второе дыхание, он обрёл единомышленников, которые видели мир, таким же, как и он: лживым, дурно пахнущим местом игр бюрократов и недалёких олигархов. В те времена и помыслить об открытом сопротивлении было невозможно, но никто и не собирался, сломя голову, мчаться на баррикады и штурмовать их. Умные люди поднимали головы и смотрели в будущее. Может быть уже тогда они предвидели надвигающуюся на головы властьдержащих подпольную лавину?

Часы на его руке, да и вообще любые часы на планете продолжали отсчитывать минуты. Опадоса ждала всего одна пересадка, а значит, что до штурма оставалось немногим больше сорока минут.

С фонарных столбов, с обшарпанных боков потрёпанных зданий и даже из мусорных баков на него указывал огромным, похожим на толстую сосиску пальцем гладковыбритый и втиснутый в невероятно узкий китель капрал Польза. Это бесцветное, высосанное из пальца бесталанного художника лицо олицетворяло собой весь безрадостный мир. Бумажный капрал представлял собой идеал нации, весь его вид служил Общему Делу.