Loe raamatut: «Инумо»

1. В которой пропадает поезд

Река варикозной веной протянулась через город с юга на север. На одном ее берегу горели неоном кварталы Малого Сычуаня, но горели ночью, а днем узкие улицы и низкие, опутанные проводами дома окутывал густой смог. Оттуда в ясную погоду был виден противоположный берег: серый порт и изящные крыши домиков района Хонг Ченг или Красного квартала, куда путь мне был заказан навсегда. Когда я всматривался в этот пурпурный островок на темном берегу, справа всегда маячил мост. Он стрелой протыкал клубящийся над рекой смог и соединял два берега, покоясь на старых бетонных опорах. Опоры дрожали, когда по мосту проносился скоростной поезд надземного метро и терялся в тумане. Встречные составы замедляли ход, прежде чем нырнуть в туннель и выкинуть на платформу задыхающихся от смога и духоты пассажиров.

За день до моего тридцатого дня рождения такой же состав привез полсотни бедолаг к кафе, в котором я просиживал остаток дня, ожидая очередной стакан паршивого чая. Встречный короткий поезд забрал поглядывающих на часы пассажиров, набирая скорость, нырнул в тоннель и исчез в нем навсегда. Но тогда исчезновения поезда никто не заметил, даже я, хотя смотрел на него почти в упор. Мое внимание всецело скрадывал незнакомец, занявший скамейку в чахлом сквере перед окнами кафе. Он выглядел неопрятно, даже край светлой куртки был заправлен в джинсы, а на рубашке темнели пятна от пролитых напитков. Вытянув ноги в дырявых кроссовках, он слегка сползал со скамейки и держался за ее край руками. Сквозь черные очки, неуместные в густом тумане, он разглядывал опору монорельсовой дороги у себя над головой. Или же просто дремал.

– Еще один чахлик с прогнившими мозгами, – заметил официант, плеская мне жиденький улун прямо в грязную чашку. – Готов поспорить, у него стащили прямо с головы экутер, а он даже не заметил.

Спорить я не стал. Скорее всего так и было, вот только на торчка или хангера незнакомец походил мало. Те доводят до безобразного состояния свои мозги куда раньше, чем кроссовки. Кроме того, я держал пари сам с собой на порцию сиу май с кунжутным соусом на последнюю десятку юаней. По моим подсчетам наряд городовых – парнишек в новенькой форме с крашенными в розовый и зеленый бритыми затылками – должен был сгрести его с улицы за десять минут. Но городовые оживленно болтали и потягивали коктейли «суан мэй тан» из высоких стаканов, изредка проверяя на месте ли кобура. Отведенное им время близилось к своему исходу. Не стоило так настраиваться на завтрак, теперь я был готов сорваться, схватить их за бритые загривки и натыкать носом в бродягу.

– Подвинься.

Тип в короткой куртке взобрался на лавку возле меня. От него несло табаком и кисло-сладким соусом. Я пододвинул к себе чашку, но двигаться не стал. Тип положил локти на стол, лениво пробежал глазами по улице за окном, вперился взглядом в мое запястье с тонкой синей цепочкой иероглифов. Я одернул рукав.

– Эй! Ты хренов манжета!

Я промолчал, надеясь, что замечание было чем-то вроде необязательного приветствия.

– Я говорю, ты манжета!

– Верно. Что с того?

– Не встречал таких.

Я допил еле теплый чай, отодвинул чашку и приложил потрепанную карточку к терминалу, заляпанному соусом и отпечатками рук.

– Полюбуйся.

Он еще пару минут бросал на меня любопытные, но настороженные взгляды, потом исчез. Я облегченно выдохнул, потянулся к телефону, чтобы убедиться в проигрыше пари самому себе. Но не нащупал его под локтем. Засранец исчез вместе с моим телефоном.

– Черт!

Я выскочил из кафе, едва не выбив стеклянную дверь. Незнакомец на лавке даже не шевельнулся, когда я перепрыгнул через его вытянутые ноги. Городовые с любопытством глянули на меня и тут же потеряли ко мне всякий интерес. Сквозь густой туман пробивался серый свет огромного экрана, нависшего над перекрестком, по которому бесшумно маячили, пульсируя и разрастаясь логотипы компании «JB». Затемненные неисправные сегменты экрана казались пустыми провалами глаз.

Вора-неудачника я настиг у спуска в переход. Тут не всегда угадаешь какая дверь открыта, а какая нет. Он ударился как глупая муха об окно, дернул ручку двери и налетел на пижона в черном костюме с очками-плексами. Те слетели с его носа, обнажив прищуренные ханьские глаза. Пижон развернул неудачливого вора к себе, прижал локтем к стеклу его челюсть, не утруждая себя нравоучительными лекциями, и сунул острый кулак куда-то под ребра. Воришка пытался извернуться и ударить пижона, но не мог понять куда бить – его голова слилась со стеклом, а один глаз злобно вращался, пытаясь поймать его в фокус. Пижону пришлось слегка ударить под его коленку и медленно спустить обмякшее туловище до самого заплеванного асфальта. Он скрючился у стеклянной двери и заныл, держась за ногу.

Все произошло так быстро, что я едва ли смог поймать себя на мысли, что сам вряд ли сделал бы что-либо подобное. Скорее всего, догнав подержал бы за шиворот, слушая ругательства в свой адрес и вполне заслужившей их матери и отпустил, вместе с телефоном. Тому все равно уже давно пора на покой. Да и звонить по нему давно не приходилось.

Пижон мельком глянул на меня, поправляя плексы. В их стеклах вспыхнуло и погасло мое лицо с двумя красными иероглифами под ним. Одернув пиджак, он зашагал дальше по своим делам, как ни в чем не бывало, жестом ладони заставив велорикшу остановиться на перекрестке, а грабитель все еще валялся на земле, бросая настороженные взгляды то на пижона, о на меня. Я присел рядом.

– Знаешь, приятель, там на Перезаписи был один парень. Оператор. Очень хотел профессиональным бойцом стать и отрабатывал на мне всякие удары, пока начальство не видело. Попутно подгружал кое-что из уличных боев, не по протоколу, само собой. Просто чтобы было интереснее оттачивать мастерство. Стирать не стал, чтобы не попасться. Так что я могу выбить из тебя всю дурь, даже не поднимаясь на ноги, – говорил я обычной малоубедительной скороговоркой, которая никогда никого не впечатляла, но зато была чистой правдой.

– Ты мне зуб должен теперь, урод! – прошипел тип, наигранно держась за челюсть.

– Что ты несешь? Я тебя даже не бил! И тебе ничего не должен. А вот ты мне – да, – я требовательно протянул руку. Получив обратно потертый кирпичик телефона, обтер его об штанину. Тип все еще лежал и затравленно поглядывал на меня.

– Я городовых позову, – прошипел он. – У тебя испытательный срок или что-то такое, я точно знаю. Тебе влетит по полной. И твоему приятелю тоже. Это же приятель твой был, верно?

– Это вряд ли!

Я поднялся и направился обратно к кафе. На перекрестке все же обернулся, пропуская растерянного велорикшу. Тип стоял, поглаживая колени и смотрел мне в вслед.

– Я сейчас пойду и закажу себе двойной эспрессо, понял, урод? – крикнул он мне. – Двойной! А тебе нельзя! Нельзя, ясно!

Я подождал, пока появится острое желание вернуться и проехаться по гнилым зубам с оттяжкой, но его не возникло, как и желания продолжать беседу. Еще пару лет назад даже не задумывался бы, но мимолетная вспышка гнева была скорее окурком, брошенным в океан, и прожила столько же. Я совершенно забыл о нем, когда увидел, что незнакомец в светлой куртке пропал с лавки. Теперь он стоял на краю платформы, ожидая поезда. Стоял слишком близко к краю. И явно собирался отдать концы.

– Эй. Ты что творишь? – крикнул я, но мой голос потонул в нарастающем шуме приближающегося состава. Ожидающая прибытия толпа медленно стягивалась в гибкие потоки, которые вот-вот устремятся к открывающимся дверям. Красные экраны расписания обновились, отметив время до следующего состава. Расталкивая прохожих, я бросился к краю платформы. Одним коротким рывком швырнул незнакомца на асфальт подальше от рельса.

Он был почти невесомый, а в своих серых лохмотьях, в которых с трудом узнавался плащ, еще и незаметный. Кто-то наступил на его руку и пошел дальше, еще двое изрядно потоптались по плащу. Я наклонился к нему, закричал прямо в ухо, перекрикивая шум дребезжащих вагонов:

– Ты совсем тупой? Тебя затянуть могло! – занес руку, готовый прижать его к бетону, если попробует вырваться, но незнакомец смотрел мимо меня и тряс костлявым пальцем у меня над ухом.

– Инумо… Инумо.

Я слышал, как открылись двери позади, топот ног, а затем как сработали гидравлические замки. Поезд заскрипел и начал набирать скорость.

– Состав. Смотри…

Но я и так уже обернулся. Красный обшарпанный вагон скрылся в туннеле, откуда донесся трубный нарастающий вой. Это нормально хоть и вызывает чувство тревоги, когда ты внутри вагона. Ненормально другое – спустя десять-пятнадцать секунд поезд должен был вынырнуть из трубы на первой трети моста и помчаться над рекой, рассекая туман и смог. Но он не появлялся. Не было его и минуту спустя, когда вибрация рельса и отголоски сирены давно уже затихли. Поезд пропал, словно и не въезжал в туннель.

Я отпустил грязный воротник, не совсем доверяя глазам и слуху, подошел к платформе. Из туннеля тянуло сыростью, а ветер всасывал мусор и остатки сигаретного дыма. Никаких следов состава ни в туннеле, ни на мосту.

– Что за чертовщина тут твориться?

Это мог бы сказать и я, но я так подумал. Произнес это вальяжный, занятый жвачкой рот. Городовой смотрел то на меня, то на незнакомца, все еще лежащего на бетоне. Тот не сводил с меня взгляда, опираясь на локти и ворочая головой на тонкой шее. В его глазах читалось что-то вроде сопричастности к общей тайне, но никак не испуг. В глазах городового ничего подобного не было. Только отвращение и усталость. Его напарник отчаянно боролся с крышкой на стакане.

– Это что, драка? – городовой с выбритыми зелеными висками кивнул на бродягу и вызывающе шагнул ко мне. – Отвечай быстро!

Я не успел. Кончик дубинки выбил воздух из моих легких. Городовой ловко поймал меня на запястье и выкрутил руку.

– Эй, Вереск!

Я не мог освободиться из вывернувших кисть пальцев и видел только подошедшие к нам начищенные ботинки. Вернее, мог, конечно. Но не стал бы этого делать.

– Тут чертов манжета! Драку затеял.

– Манжета? – высокий удивленный голос почти сорвался на захлебывающийся писк. – Покажи.

Мою руку выкрутили сильнее, насколько это оказалось возможно. Так долго читать иероглифы могут только городовые!

– Неудобства какие-то? – широкое лицо опустилось прямо ко мне. От него несло мятной жвачкой.

– Все в порядке. Оступился, – тихо прошипел я.

– Верно, – усмехнулся широколицый и выбил из-под меня асфальт.

Падать я умел, но все-же задел край урны. Висок отозвался тупой болью.

Городовой брезгливо копался пальцами в моем бумажнике. Затем горсть монет и социальная карточка шлепнулись на меня. Монеты равнодушно покатились по платформе.

– Помоги, у тебя пальцы тоньше, – городовой со стаканом пихнул его в руки напарника.

– Не можешь новый купить?

– Осталось самое вкусное, – он говорил на мандаринском с сильным акцентом, немного картавя.

– Офицер! – позвал я тихо, не торопясь подниматься на ноги.

– Смотри-ка, манжета умеет говорить, – теперь они вдвоем открывали непослушный стакан. Он вот-вот грозил смяться и плеснуть в их пресные лица сладкое содержимое.

– Поезд. Он пропал. Только что. Свяжитесь с кем-нибудь. Сообщите диспетчеру…

Потеряв ко мне всякий интерес, городовые направились к лестнице, обойдя с двух сторон все еще прохлаждающегося на полу бродягу.

– Похоже, что ты его слишком сильно приложил.

От гулких шагов ходила ходуном ржавая лестница.

– Сам упал он, ясно?

Уроды. Я поднялся, едва их розовые затылки скрылись за краем платформы. Шикарно начался денек! Впрочем, бывало и хуже. Бродяга шевельнулся и попытался схватить меня на штанину, но я отдернул ногу.

– Стой, – он поднялся на ноги неожиданно легко. – Да подожди ты.

Ухватить меня за одежду он больше не пытался, но теперь торопливо шагал возле меня, пытаясь заглянуть в глаза.

– Ты же видел, да? Видел? Поезд.

Я молчал. На платформы снова стекались люди, словно ничего и не произошло.

– Помоги мне вернуть его. Я заплачу тебе, сколько скажешь!

Я махнул рукой, жестом и мыслями отправляя бродягу туда, откуда он вылез.

***

День оказался на редкость паршивым. Да и от возвращения домой я многого не ждал. Хотя бы не было дождя. Впрочем, и липкий, пахнущий прогорклым маслом и устричным соусом туман порядком надоел.

Я жил на самой окраине Малого Сычуаня – северного, старого и не слишком уютного района Яндаша. Тут петляли между изрядно подгнившими домами кривые улочки, а я петлял по ним. Пасмурное небо надо мной иссекали в треугольники и ромбы сплетения проводов. Из окон сочился грязно-желтый свет и немного освещал мне путь между лужами и давно вросшими в землю остовами машин, за которым никогда уже никто не придет. Ни приличных ресторанов, ни баров в округе, только неприятности и забегаловки вроде той, которая ютилась по соседству с моим подъездом и заставила весь квартал провонять лапшой юньнань. Я заглянул на пару минут в душный ресторанчик и вышел с двумя коробками жареного риса, прикрывая нос воротником. На мгновение задержался перед дверью в подъезд чтобы взглянуть как над плоскими крышами сияют голубым призрачным светом далекие башни делового центра, пронизанные гибкими стрелами монорельсовой дороги. Там излучал волшебный аквариумный свет совсем другой Яндаш.

Замок считал мою карточку и пустил в захламленный, пахнущий несвежей одеждой и мокрыми газетами мир, прячущийся за тонкой фанерой двери.

– Еда, – я поставил коробки на низкий столик, всмотрелся в полумрак общей комнаты. Окна были завешены старыми пледами. На антикварном комоде в углу возвышались башни из книг и пустых коробок от лапши, добавлявших в сомнительный аромат, витавший в воздухе, кислые нотки. Свет единственной тусклой лампочки в стене выхватывал из полумрака две плотно прикрытые двери, за одной из которых пряталась моя спальня, и пятки развалившегося на диване Митры.

– Знаешь, – сказал он из темноты, – я нашел доказательство того, что наш мир – ловко состряпанная симуляция. Вот сам подумай. Мы все состоим из воды, да и для роста нам нужна вода. А если моль жрет нашу сухую крупу, какого хрена она при этом растет? Где она там берет воду? Это баг системы, Шэнь. Очень досадный и откровенный баг.

– У нас что, завелась моль?

Митра оторвал голову от подлокотника и взглянул на коробки с рисом.

– Нет, это я так… Задумался.

Он ловко распаковал палочки и долго разглядывал меня поверх их сложенных вместе острых концов.

– Ты мне должен за комнату.

– Знаю.

– Две тысячи.

– Знаю.

Он ел почти бесшумно, а я смотрел то на него, то на остывающий рис и думал о том, как долго еще удастся не платить аренду. Десятки юаней в кармане и пятерки на карте вряд ли хватит задобрить Митру, особенно когда он трезв.

– Сегодня поезд исчез, – сообщил я, приступая к еде. – Прямо с моста. Заехал в туннель и пропал.

– Свалился в воду что ли? – предположил Митра.

– Нет. Просто растворился.

– А я что говорил! – Митра победно взмахнул палочками. – Я догадался про моль. Теперь это. Скоро они меня сотрут. Потом тебя. Смотри в оба!

Какая забота! Я жевал пережаренный рис и озирался в поисках чистого стакана.

– Еще забавнее то, что какой-то бездомный предложил мне заплатить, если я его верну.

Митра серьезно кивнул, дожевал и ткнул в мою сторону палочками.

– То есть, ты хочешь сказать, Виктор Шэнь, что клиент предложил тебе денег за плевую работу, а ты отказался, при этом купаясь в долгах как в моей ванной моей водой? Ты просрал клиента, Шэнь!

– Все верно.

Митра пожал плечами и вернулся к еде.

– И вот так спокойно говоришь, об этом. Напомни, почему я тебя все еще не выгнал. Квартирант ты так себе.

– Потому что ты живешь тут нелегально по поддельной социальной карточке и кроме меня подписываться на такое никто не захочет.

– Да твоя правда. Доедай и поехали.

– Это еще куда и зачем? – я с тоской взглянул на свою дверь, на которой красовалось пятно соуса и еще одно подозрительно похожее на кровь. Митра перехватил мой взгляд.

– А вот как раз за тем. Я тоже нашел одного заказчика и в отличие от твоего он не смердит мочой. Очередная незаконная дичь, с которой полицию знакомят в последнюю очередь. Заплатят сразу – заодно отдашь должок. И оденься нормально, мы едем в квартал Нан Тьяо, а это самый центр. Не хватало еще там прослыть оборванцами. А в твоем случае – манжетой оборванцем.

Ненавидел, когда он вспоминал это.

– Мы едем вместе?

– Разумеется, – Митра пригладил рукой жидкие светлые волосы и тыльной стороной ладони оценил дозволенный размер щетины на щеках. – Я лицо заинтересованное. Очень хотел бы получить свои две тысячи. А теперь иди сюда.

Он попросил Сяо сфотографировать наши нелепые лица на встроенную камеру и прислать ему на планшет.

– Сойдет, – прищелкнул языком Митра, разглядывая фото и проверил лицензию в нагрудном кармане пиджака. Он носил старый твидовый пиджак и выглядел в нем как мигрант-профессор откуда-нибудь из Турана. Впрочем, и на торговца дурью тоже был похож. Кем он работал до встречи со мной и до того, как его офисом стал пропахший соусом диван, я понятия не имел.

– И пожалуйста, – напомнил он снова, как обычно перед выходом, – не труби каждую минуту, что ты манжета и не веди себя как манжета. Это нам не на руку.

Исполосованное небо над головами было красным. Это отражался свет от низких облаков. Под ним искрился мокрый асфальт. Митра нацепил шляпу, и мы зашагали по узкой улице в сторону мерцающих огней ночного города. Два призрака среди таких же как мы, только скрытых в тени низких хмурых домов. Разговаривать не хотелось, да и Мира был на редкость молчалив. Лишь ответил поклон какой-то тени у фонаря и закурил.

Изогнутая улица с тусклыми окнами забегаловок и мелких лавок повторяла набережную, скрытую домами. Тут было почти так же оживленно. Звеня и распугивая толпу, пронесся велорикша. Митра сверился с расписанием монорельсовых поездов на тусклом табло, проверил на браслете счет и поцокал языком. Попрошайка в дождевике под столбом поцокал в ответ.

– Как обычно, – Митра кинул в картонную коробку из-под удона юань. – Шэнь, не жадничай.

– Положи за меня. Буду должен еще немного.

Митра пожал плечами. Бедолага благодарно кивнул и пополз к платформе. За ним волочились ноги в узких синих штанинах.

– Я все хочу спросить – это твой знакомый? Не замечал, чтобы ты подавал кому-то еще, – заметил я.

– Ардан Чо? Я был его фанатом. Ты тоже был бы, если бы знал в те годы что такое телевизор и Сеть.

Я посмотрел вслед калеке и промолчал.

***

Деловой центр сиял голубыми огнями, которые не выключались никогда. Только днем их затмевал серый свет солнца, пробивающийся сквозь смог. Три огромные башни, уходящие к облакам, и их сателлиты, сверкающие электрическим заревом. Социальная подписка здесь за день проживания обходилась столько же, сколько за месяц в Малом Сычуане. И это включая мои долги.

Свет района казался однородным голубым маревом издалека, но вблизи рассыпался тысячами разноцветных окошек от пурпура до кислотно-зеленого, яркими витринами ресторанов и кафе, совсем не таких как на севере и даже на площади Тайянг, где в переходах давно зарытого подземного метро светились тусклым неоном забегаловки и ночные клубы в опасной близости к Агатовому рынку, дрожащие от страха и богатеющие от такого соседства одновременно.

Полупустой состав влетал в недра одной из башен, чтобы на минуту застыть на платформе, не загаженной по обыкновению пивными банками и прочим мусором. Вагон замедлялся, свет ослеплял даже сквозь грязные стекла, но я видел приближающиеся окна жилищ, в которые вряд ли меня пустят даже подмести циновки. В огромном окне без штор вытянувшись в струнку потягивалась тонкая фигурка, подняв руки над головой и заломив запястья. Мягкий свет обволакивал ее контуры достаточно плотно чтобы понять, что она обнажена. Но недостаточно хорошо, чтобы сразу заметить, что она не настоящая.

– Проезжая Башни, прикрывай веки, – посоветовал Митра. Он развалился на жестком кресле, подставив под пятку пустую банку от сока и надвинув шляпу почти до кончика носа. – Не береди в себе желание прожить тут хотя бы денек – желания умножают страдания. К тому же охранники этой милахи могут придержать поезд и вывернуть тебе глаза зрачками внутрь.

– Отцепись, Митра, – посоветовал я.

– Псих.

Башни удалялись и снова сливались в сплошное голубое зарево. Впереди маячили узкие колонны высоток, похожие на вытянутые в небо пальцы великана. Только на их плоских крышах светились красным огни вертолетных площадок и потому кончики этих «пальцев» казались измазанными кровью. Ну или соусом хойсин.

Дома-пилоны красивы и величественны снаружи, но внутри лабиринт из пыльных захламленных коридоров, а мелкие квартиры мало разнятся с нашей с Митрой берлогой. Комната, в которой лежал покойник и вовсе почти не отличалась от нее. Он лежал грудью на захламленном столе, а его косматая засаленная голова уткнулась в мерцающий полосами помех монитор. Бордовая как вишневое желе и такая же густая лужа растекалась между клавиатурой, подмигивающим индикаторами заряда экутером и россыпью карт памяти. Над неподвижным силуэтом шипели и пытались показать что-то со скрытых камер еще полдюжины мониторов, топорно, но намертво приделанных к стене самодельными кронштейнами.

– Все это нужно вынести отсюда, – хозяин квартиры в толстом халате, из-под которого торчали носки ботинок, нарисовал пальцем в воздухе круг, в который вошли и мониторы, и труп.

– Вот насчет покойника не уверен, – сказал я.

Хозяин обеспокоенно метнул взгляд на Митру.

– Вы говорили, что вы частные детективы и у вас есть лицензия.

– Понятно, что есть, – Митра сверкнул фальшивой карточкой и непроницаемым выражением лица велел мне заткнуться. – Мы выпишем ордер, что взяли дело себе и сами позвоним в полицию, упаковщики приедут и уберут все.

Ответ хозяина устроил, но он все еще с недоверием следил за мной.

– Давно он тут жил? – спросил я.

– Месяца четыре и два из них оплатил сразу. Я понятия не имел чем он тут занимается – оплата приходила на счет регулярно, соседи не жаловались.

– Полагаю, что ни о какой подписке речи не шло.

Вид распластавшегося на столе бедолаги оставлял желать лучшего. Даже без учета сквозной дыры в шее, в которую проглядывал розовый позвонок. У таких верхний предел – социальная подписка А с комнаткой в трущобах, двухразовым проездом на верхнем метро, питанием один раз в забегаловке вроде нашей лапшичной и лечением в хосписе. Никакой связи и тем более доступа в Сеть такая подписка не давала. Другое дело, если снять нелегально комнату уровнем повыше с доступом в Хризантему, где можно проворачивать сомнительные, но прибыльные дела. Вот только на такой доход подписку не купишь. У хозяина явно была подписка получше и какие-никакие связи в муниципалитете, если он имел не одну квартиру, а две. Нелегальный найм – дело паршивое, за которое могут урезать в статусе. Впрочем, в таком районе едва ли не каждый пятый промышлял чем-то подобным.

– Как вы заткнули Сяо? – спросил я снова.

Обычно встроенный в стену терминал зорко следил за всеми гостями, не позволяя им оставаться на ночь.

– Есть способ, – отмахнулся хозяин.

Еще бы я не знал. Наш Сяо похрипывал и безмолвствовал насчет меня уже полгода. Пришлось отсыпать за это юаней кодерам двумя этажами выше.

– Покойник – дело неприятное, – признал Митра. В его голосе читалось разочарование. Видимо по телефону о жмуре не шло и речи. – Тут никак без полиции. Само собой, мы вызовем городовых, но как только приберемся и узнаем, чем занимался ваш квартирант. Если в меру аморальное и незаконное – подчистим хвосты, чтобы к вам не вели. Но я бы таких впредь не пускал.

Хозяин закатил глаза.

– Я вас не для нравоучений звал и не тело прятать. Узнайте не намотают ли мне кишки на кулак за его делишки. Это мне интересно больше, чем то, что вы будете с ним делать.

Митра быстро почуял, что запахло усечением гонорара и ловко перехватил инициативу.

– Видно же – его порешила девочка по вызову. Видимо, мало заплатил или вовсе не собирался. А занимался он поддельными карточками. Жаль, аппаратура сгорела дотла, не докажешь.

Хозяин брезгливо пощелкал языком.

– У вас два часа.

Когда закрылась дверь, я беспомощно уставился на Митру, имея что ему сказать неприятного. Но тот раскрыл походную сумку и извлекал оттуда паяные-перепаянные провода. На стол грохнулись допотопные очки-сканеры, за которые музей заплатил бы больше, чем заказчик по этому дурацкому делу.

– Знаю, что хочешь сказать, поэтому просто молчи, – он нацепил на меня мутные стекла очков. Линзы в пятнах. На одной заметная трещина, которая все больше с каждым делом. От нее кусок Хризантемы мерцает и не дает нормальной картинки.

– Опять я?

– У меня от них голова трещит, ты знаешь. Я лучше по старинке, полезу в терминал.

Покойник смотрел на нас равнодушным приоткрытым глазом. Следил, как двое фальшивых сыщиков копаются в его вещах. Готов был поклясться, что глаз этот я видел закрытым пару минут назад.

– Митра?..

– Что, напарник?

– Ничего. Врубай.

***

Ненавижу Хризантему. Пожалуй, даже Агатовый рынок, где зайти в стеклянную кабинку к шлюшке под неоновой вывеской, а уйти без почки – будничное событие, и то более приятное место. Но выбора у меня немного. Митра делает тоже самое, что и я – ищет информацию, только в текстовом режиме, пялясь в серебристый монитор.

Я сразу оказался на узкой улице затерянного в недрах серверов квартала. Лил дождь. Справа и слева сизо-синие дома с заколоченными окнами, а в узкую полоску темного неба над головой пытается влезть мертвенно-белая луна. Отлично. Это место, в котором покойник в последний раз разорвал связь с Сетью. Может вынужденно. Под ногами лужа, из которой выглядывает яркий кусок месяца и глубокие следы в грязи. Они тянутся ровным пунктиром до стены и пропадают в ней. Значит, он разговаривал с кем-то тут и кем-то очень непростым. Выжженные пятна на земле и выбитые стекла окон на целый квартал – остатки жесткой, но недолгой маскировки. Я огляделся, прежде чем пойти по цепочке следов к спрятанному в потрескавшемся кирпиче терминалу. Привычка оглядываться сохранилась у многих, еще с тех пор, как в Хризантеме хозяйничал Ресторатор – псих с замашками бога и садиста одновременно, исчезнувший так же внезапно, как и появившийся в свое время.

Митра что-то спросил, но его голос утонул в белом шуме. Чем дольше ты здесь, тем больше разрывается связь между настоящей реальностью и искусственной. Мозг охотно начинает верить, что бредовая картинка вокруг – вполне себе достоверный мир, хоть и состряпанный из чужих кошмарных и в тоже время похотливых фантазий. До меня донеслось только-что вроде «защита Циркуль». Но это я видел и без него. Я стоял в самом центре круга, который не больше часа назад выжег тут все без разбора, уничтожив и терминалы входа, и обустроенные «гнездышки» темных дельцов и извращенцев. Все, кроме канала покойника, к которому я подключился, и его неизвестного собеседника.

В старых интерактивных очках, которые с легкой руки какого-то шутника принято называть «гогглы», есть одно преимущество. В них еще не разделили картинку со звуком и устройство, которое сейчас облюбовали любители электронной дури – экутер. Чертова тяжеловесная штуковина на моей голове успешно заставляет меня верить, что я действительно брожу по дождливому городу, которого в реальности не существует, а волны от старого и наверняка небезопасного аналога экутера прорастают прямо в мозг как корни орхидеи-паразита. Оттого Хризантема обретает новые краски и становится более живой, не как в изящных и бестолковых очках-плексах мальчишек и девочек, пытающихся называть себя хакерами. Впрочем, и свихнуться в них тоже намного проще.

Я почти ощущал капли дождя на лице. Они обжигали, но не как кислота. С неба лился кипящий дождь. Я снова огляделся. В далеком окошке под самой крышей зажегся свет – ослепляющий прямоугольник, в котором замерла тонкая фигура. Обитатели квартала понемногу возвращались в свои норы, из которых их бесцеремонно вышвырнули. Значит, нужно было спешить.

Долго ощупывать стену не пришлось. В одном месте кирпич прогибался, будто резиновый. Под пальцами он начинал крошиться и лопаться тысячами пузырьков. Передо мной возникло и уставилось на меня пустыми глазницами лицо. Я просто смахнул его в сторону. Тонкой струйкой, огибая пилястры мертвого дома и пустые окна, потек ручеек яркой рекламы:

«Крикеры нового поколения: «Сома», «Эфир», «Белое небо». Выжгут вам мозг чрезмерным удовольствием».

«Миграционные и социальные карты. Подписка Б и выше».

«Безвольное человеческое существо – то, чего требует ваша фантазия. Приобретите Лань. Выбор из трех моделей. Или просто укажите аккаунт реального человека – мы переделаем его для вас».

Пожалуй, самое безобидное, что тут можно найти. Поток рекламы уперся в мягкий кирпич и начал обтекать его, указывая на скрытую дверь. Я навалился на остатки кладки и выдавил ее внутрь. Но, чтобы войти – недостаточно. Широкими мазками ладони стал наносить строчки взломщика прямо на темноту перед собой. Большинство таяли, но некоторые зависали в воздухе и начинали пульсировать ровным голубым светом. Еще два лица всплыли возле меня. Одно из них – Митра. Он выглядел уродливо с тонкими лучами, торчащими прямо из головы.

– Поторопись, – гортанно произнес он. – Сюда кто-то идет.

– Вижу, – отмахнулся я и смял второе лицо пятерней. Оно противно пискнуло под пальцами.

– Не эти. Кто-то еще.

– Что по покойнику?

– Не хакер – защита хреновая. Циркуль применял явно не он. Настоящее имя Олег Лю, не мигрант, прибыл из Паотай Удэ, хотя с Яндаше жил по поддельной карточке. Член группы ортодоксальных даосов «Шуими». Нашел пару счетов – приличная сумма, но кажется мне, что не его это деньги, – Митра ненадолго замолчал, потом добавил. – Выглядишь как вареный осьминог.

– Копай дальше, я вхожу.

В комнате стало заметно светлее, едва я протиснулся сквозь защиту. Луна светила сразу во все окна, но тут в Хризантеме и не такое бывает. В центре пустой пыльной комнаты стоял стол. На нем, выгнув тонкую шею застыл привязанный крепкими веревками манекен. Выпученные от ужаса и боли глаза казались живыми, искривленный пустой провал рта замер в беззвучном крике. Повсюду разбросаны ножи. Их обладателя выкинуло отсюда внезапно и резко – слишком близко его мерзкий мирок оказался к центру Циркуля. Я понадеялся, что ему как минимум выдавило глаза там в реальном мире.

В комнате было полно пыточного барахла и развешенных по стенам фотографий, которые я с удовольствием превратил в труху, понимая при этом, что тратить время на подобное неразумно. В пространстве еще ощущались, но быстро таяли следы присутствия. Одно за другим я превращал их в окна. В большинстве темнота – канал наглухо запечатан. В некоторых ослепительный свет башен Уханя и Шанхая, между которыми бесшумно парят дирижабли. В другой портал мгновенно просунулось стеклянное дуло системы безопасности, и я едва успел закрыть его. Стеклянные осколки брызнули по полу. Черт! Надо быть осторожнее. Выждав пару секунд, я снова приоткрыл канал. В нем виднелась пустая комната с бетонным полом под светом люминесцентных ламп.