Loe raamatut: «Самый лучший комсомолец. Том 6»

© Смолин Павел, 2024

Глава 1

В павильоне номер шесть «Творческой студии им. Н.Н. Носова» – так наш теле-кинокомплекс называется – было интересно: по устланному матами полу, через бассейн с плавающими по поверхности воды панелями, руками по турникам, и, в конце – вверх по скользкой, мягкой «горе» бегали взрослые и дети.

Второй день снимаем первый (на наших мощностях) выпуск передачи «Мама, папа, я – спортивная семья!». Вчера были другие конкурсы, и после съемочного дня участники сильно устали. Я же не изверг, дал отдохнуть – так еще и динамичнее получится.

Для участия отобрали местных жителей и пару команд Хабаровчан. В дальнейшем сюда будут прибывать люди со всей страны – отборы проводят на местах, силами комсомола, так что дефицита конкурсантов не возникнет. И это не я структурой озаботился – передача уже существует, просто ее передали нам, освободив эфирное время на Больших и Важных каналах. Призы – замечательные: мама получает стиральную машинку «Малютка», папа – цветной телевизор, ребенок – путёвку в «Орленок». Это за первое место, за второе и третье призы поскромнее, но дети в «Орлёнок» едут в любом случае – нам тут смертельных обид не надо. Ну и разве вон та милейшая десятилетняя девочка-гимнастка виновата, что ее отец не умеет «ходить» руками по перекладинам?

В павильоне номер пять сейчас снимают «А ну-ка, девушки!» и «А ну-ка, парни!». Тоже передали нам, вместе со съемочной группой, которая не очень-то рада была переселяться из Москвы вот сюда, в тигриный угол. Но мне-то чего? Пиши заявление, отрабатывай две недели да вали обратно – никаких санкций не последует, об этом со всеми специальный человек перед переездом общается. Стоп, может именно из-за этого разговора желающих и нет? Ай, пофигу – таких зарплат и соцпакетов как здесь все равно нигде не найдешь, значит и переживать нет смысла.

Павильон номер четыре – мой, личный, наполовину состоит из площадки для записи телеконцертов: сцена и танцпол на две сотни человек. Вторая половина – с закутками: политинформация отдельно, интервью с интересными людьми (пока не снимал, но скоро возьмусь) тоже отдельно. Оставшуюся площадь заняла студия звукозаписи. Оптимизация, так сказать!

Третий павильон отведен «Зову джунглей» и «Что? Где? Когда?». Первую Лапин отдал мне с чистым сердцем, вторая – новинка, которая будет подкреплена разворачиванием сети соответствующих кружков по всей стране.

Еще на нашем канале можно будет увидеть новорожденную «Смехопанораму», «Кривое зеркало» и «КВН». С юмором жить легче, а с цензорами я договорился: можно стебаться даже над дедом Юрой, но – любя и с пониманием. У нас страна вообще на самоиронию и сатиру богата, так зачем душить эти благородные порывы? Лучше возглавить и употреблять себе на пользу – проблемы же подсвечивает, так почему бы их не решать? Евгений Ваганович Петросян очень удачно в этом году удостоился звания Лауреата 3-й премии на IV Всесоюзном конкурсе артистов эстрады – это позволило мне устроить его ведущим в «Панораму» без лишних вопросов. Александра Маслякова тоже искать не пришлось – он и без меня к настоящему моменту сделал в телевизоре хорошую карьеру.

Павильон номер два – ток-шоу: «Мир и молодежь» (внешнеполитической направленности, НАТО на все лады дружно ругать. Обязательно присутствует гость из Соцблока!), «Пусть говорят» – не такой трешак, как в мое время, а поругать алкашей, тунеядцев и тому подобный контингент. Такие передачи всегда заходят.

На свободных площадях уютно расположилась студия передачи «Жди меня». Если в мои-то, относительно технологичные времена люди терялись, чего уж говорить про сейчас, учитывая не так уж и давно отгремевшую войну? На данный момент отыскали четырех потерянных родственников – один муж, одна невеста (успела выйти замуж и нарожать детей, что усилило накал эмоций в выпуске), и двое детей (приехали с приемными семьями, договорились поддерживать связь и дружить). Смонтированные выпуски пока ложатся на полки, в ожидании запуска канала.

Павильон номер один: «Советское лото» и – долгая барабанная дробь – «Поле чудес»! Было сложно, но я смог убедить Екатерину Алексеевну, что эта передача не столько про «ав-то-мо-биль!!!», сколько про подарки ведущему от участников. «Музей Поля Чудес» в Москве уже тихонько строят. Здесь же снимаем «В гостях у сказки» – Валентина Михайловна Леонтьева оказалась приятнейшей бабушкой и согласилась переехать в Хрущевск, чтобы вести такую хорошую передачу.

А вот «Будильник» продолжат снимать в Москве – тамошний коллектив завыл в голос от перспективы переезда на Дальний Восток, а я просил отправлять ко мне только добровольцев. Ничего страшного на самом деле, справлялись без меня и продолжат без меня, просто люблю когда всё удобно и в одном месте.

А вот «Спокойной ночи, малыши» Первый канал зажилил, уж не знаю почему. Может обвала рейтингов боятся?

Повернувшись к с интересом взирающей на съемки Виталине, я кивнул на выход:

– Идем?

– Идем, – согласилась она, и мы, миновав небольшой коридор, выбрались на залитый невысоким полуденным солнышком белый хрустящий снежок. Покрутив головой по сторонам, улыбнулся искрящимся крышам павильонов, и мы погрузились в родной «Запорожец».

Машину прогревал КГБшник из «Девятки», поэтому Виталина сразу поехала к административному зданию студии – здесь у нас сидит Борис Николаевич Полевой, редакторы, монтажеры и прочий персонал. Здесь же проводятся планерки, разборы полетов и партсобрания с непременным «Позор алкашу-Иванову!». Потенциально – так-то у нас тут никто проштрафиться не успел, народ-то вручную считай отобран.

У входа в «администрацию студии» нас встретил дядя Вадим, вручив мне под роспись опечатанный пакет, устно добавив:

– Просили отзвониться по этому, – кивнул на бандероль. – Как можно быстрее.

– Спасибо, – поблагодарил я, и мы вошли в фойе.

Здесь у нас есть гардероб, и мы сдали в него верхнюю одежду. Усевшись на диванчик прямо здесь, напротив гардероба, вскрыл конверт. Лист первый, написанный дед Пашиной рукой, содержал выжимку из отчета работающих над шатанием стратегического противника группы аналитиков, которые рекомендовали мне пригласить в гости негра Фанки Флейма, который уже среднего ранга звезда, ходит в розовой шубе и обвешан золотыми «блингами» – так американские негры называют ожерелья – по самое «не могу». А еще ему скоро придется умереть, поэтому мне вполне человечно предложено выбрать – соглашаться или нет. Ну конечно я согласен – Родине ведь так будет лучше.

Листочек второй содержал очень неожиданную новость.

– К нам в гости, послезавтра и негласно, приедет целый Джон Леннон, – поделился я с Вилкой.

– Кто?!! – полезли ее шары на лоб.

– Ага, – поддакнул я.

Все она расслышала, удивляется чисто по инерции.

– Как?

– Самолетом, – пожал я плечами. – Сначала в Москву, потом – в Хабаровск. Там нам его нужно будет встретить, и в ходе двухдневного визита привить чистоту понимания. Грядет эпоха гостей – после Леннона привезем моего фаната афроамериканского артиста с потенциалом суперзвезды, а в декабре к нам заглянет мой корейский друг Юра.

– «Ловушку» для Леннона готовить? – спросила она.

– Он с Йоко Оной приедет, – покачал я головой. – Она – на тебе: в музей сводишь, об искусстве поговоришь. Папочка на нее для облегчения твоей участи уже в пути, – вздохнув, добавил. – Бардак у нас в стране все-таки, не могли чтоли все сразу отправить?

* * *

– Мужики, нам кровь из носу нужно за сегодня и завтра выучить пятнадцать минут материала, – открыв дверь личной репетиционной точки, заявил я своим музыкантам.

Они товарищи уже многоопытные, поэтому удивляться и роптать не стали, вместо этого разобрав партии.

– Попурри? – догадался ударник.

– Типа того, – кивнул я, навешивая на себя гитару. – Со второй с половиной минуты – секретное, подписки через полчасика принесут.

– А у меня уже путевки куплены, – расстроился клавишник. – Три года жена круиз выпрашивала!

– Ну и поедете, – пожал я плечами. – Я договорюсь. Но подписку дать все равно придется.

Я же не изверг, и положенный по трудовому договору отпуск товарищам предоставляется. Не всему коллективу сразу, а по очереди, чтобы «временщик» картины сильно не портил.

– А для кого секретную музыку играть будем? – спросил гитарист.

– Послезавтра к нам в гости приедет Джон Леннон, – ответил я, втыкая шнур звукоснимателя.

– Кто?!! – почти хором выпали музыканты в осадок.

– Джон Леннон из «Битлз», – объяснил я.

– Брешешь! – не выдержал клавишник.

– Вот те крест, – побожился я.

Народ нервно гоготнул.

– А Леннон тоже подписку давать будет? – гоготнул гитарист.

– Не, его мы запугаем, – покачал я головой.

Переждав хохот, провел по струнам и скомандовал:

– Все, время не тратим, настраиваемся на рабочий лад. Кто опозорится, тому фотографии с легендарным «жуком» не видать!

– Так он что, правда едет? – не отстал басист.

– Такими вещами не шутят, – развел я руками. – Мужики, время идет!

Состав взял себя в руки, и на три ближайших часа мы выпали из реальности, осваивая новый (для них) материал. В начале проблем не было – простенькая, привычная этим временам музыка, но, начиная с середины «попурри», мужики начали сбиваться и лажать. Оно и понятно – как «эксперименты» с упором в панкуху не играй, но сходу «бахнуть» металл мало кто сможет. Другие бы вообще потерялись и впали в апатии, а мои – ничего, к необычным звукам привыкли. Пришлось разбить материал на кусочки и осваивать их по одному.

– Дальше сами, – посмотрев на часы, я снял с себя гитару. – Товарищ Леннон по итогам визита к нам должен максимально о*уеть от того, что у нас тут творится, товарищи, поэтому прошу вас эти два дня попахать в две смены.

– Да не вопрос, Серега, – вытерев платочком пот со лба, улыбнулся ударник. – Мы же понимаем зачем это – показать, что мы тут не то что не пальцем деланы, а впереди планеты всей! А он не сопрет?

– Колян, Леннон – и сопрет? – возмутился клавишник. – Да ты чего!

– А ты что, думаешь он святой? – сложил ударник руки на груди. – Блюз с рок-н-роллом негры придумали, а поют белые. Не воровство?

– Воруют все! – безапелляционно заявил я. – Но тут проблем не будет – я полсотни песен в это попурри замешал. Поди пойми, что и как именно спереть.

– Чтобы Леннон – и не понял? – фыркнул гитарист.

Кругом одни битломаны!

– Ты уже лучше него играешь, дурак, – приложил его ударник.

– Причем тут навыки? – возмутился тот.

– Отставить! – скомандовал я. – С другой стороны зайдем для присутствующих битломанов – у Леннона свой звук, и, если он вдруг резко сменит его, фанаты не схавают и закидают помидорами. У него и так сольный альбом идет плохо – боится, переживает, к психологу ходит лечиться.

– Леннон? Боится? – опешил клавишник.

– Привезли папочки? – спросил я Вилку.

– Должны были, – кивнула она и сходила в коридор, откуда вернулась с двумя папками и дядей Федей.

– Подписку в порядке очереди даем, товарищи, – поведал тот, усаживаясь за стол и развязывая третью папочку.

– Я вам про Леннона оставлю почитать, – взяв «Дело № «Выжимка из личного дела Джона Уинстона Леннона 1940 г.р.», показал музыкантам и положил на стул. – Но читать с умом, не теряя много драгоценного времени.

– Мы со всей ответственностью! – горячо заверил возрадовавшийся клавишник.

– Вечером зайду, прогресс оценить, – пообещал им я, и мы с Вилкой вышли в коридор.

– В ДК? – спросила она. – К фольклору?

– Ага, – подтвердил я. – Видала карго-культ? – кивнул на оставшуюся позади реп-точку.

– Смешные, – кивнула она. – В самой гуще, считай, варятся, а все равно не осознают.

– И не лишено правильности, – вздохнул я. – Мы мощно отстали в плане музона, а теперь догоняем. И немножко даже перегоняем – но тут пока мои проекты в одиночестве. Хорошо, что остальные подтягиваются – на днях немцы еще одну группу подписали, раскручивать будут. Не рок в этот раз, а диско.

Медленно божьи мельницы мелют, но верно – тончает Железный занавес, в ничтожество впадает, а о культурной экспансии СССР начинают визжать радикалы, предлагая наложить санкции еще и на контент. Ничего у них не выйдет – «свобода слова» это на Западе нынче селлинг-фича, и запрет совершенно идеологически нейтрального музона вызовет очень много вопросов.

Покинув территорию студии, отправились к центру Хрущевска. Уже стемнело, и на улицах хватало спешащих с работы людей – кое-кому расстояния позволяют ходить пешком, поэтому образцово работающий спецтранспорт они игнорируют. Где-то треть работников – азиатские товарищи, корейцы и китайцы. Морды у всех толстеют с каждым днем, что очень радует. Вот компашка в кооперативное кафе свернула – подхарчиться, мы им хорошо доплачиваем сверх уходящих по сметам в Корею и Китай основных зарплат. Соотечественники же в основном сворачивали в детские сады и школы – забирать деточек домой с занятий и кружков.

– Живет город, – с удовольствием подвел я итог.

– Мертвые города план по продукции не перевыполняют, – фыркнула Виталина.

– Тем более – на привычный один процент, чтобы не нарваться на увеличение, – согласно фыркнул и я.

У ДК пришлось спрятаться в темном переулке, чтобы пропустить покидающую его кучу ребят – здесь же тоже кружков целая куча. Дождавшись момента, когда народ частично разойдется своим ходом, частично – рассядется в весело светящиеся окнами автобусы, подкатили к зданию, я поздоровался с редкими задержавшимися ребятами, мы сдали верхнюю одежду в гардероб и направились в правое крыло первого этажа. Чем дальше мы углублялись в коридор, тем мощнее на нас обрушивался глубокий мужской бас:

– В городах средь серой мглы…

– А неплохо! – прокомментировал я.

– Вторую неделю репетируют, – пожала плечами Вилка. – Не с улицы же набирали.

– Стараюсь ожидать худшего, – пояснил я. – Очень помогает: вся жизнь сливается в цепочку маленьких приятных сюрпризов.

– Посреди зеленых трав…

Помимо голоса, стали слышны балалайка, ритм-секция, аккордеон и клавиши.

– Для дискотек – милое дело, – заметила Виталина.

– Шаришь! – одобрил я.

Добрались до крайней правой двери, я открыл, получив в лицо заключительное:

– Велики силы добра!

– Очень хорошо! – похвалила расположившийся на сцене состав музыкальный руководитель в виде повязавшей на голову платочек и укутавшейся в шаль бабушки семидесяти лет, всю жизнь посвятившей воспитанию фольклорных кружков.

– Спасибо, Прасковья Федоровна, – поблагодарил ее за всех одетый в монашескую рясу с глубоким капюшоном, пышнобородый и вооруженный балалайкой фронтмен.

Помимо него, на сцене внимание притягивали еще двое: наряженный в костюм медведя «шоумен» и одетый в косоворотку, шаровары, лапти и солнечные очки (для контраста) клавишник. Все, кроме «шоумена», закончили Гнесино этим летом. «Медведь» поначалу немного грустил – со своим потенциалом и кучей положительных характеристик от преподавателей метил прямо в «Березку», но не сложилось. Теперь доволен – программа «бомбовая», и ребята уверены в как минимум Всесоюзном успехе.

– Здравствуйте, товарищи! – привлек я к себе внимание.

Товарищи поздоровались в ответ, музыкальный руководитель коротко отчиталась о делах – идут отлично.

– У меня для вас преприятнейшее известие! – возвестил я.

– К нам едет ревизор? – не удержался клавишник.

– Там было «пренеприятнейшее»! – поправил его фронтмен.

– Разве? – удивился тот.

– И у этого человека – красный диплом, – возмущенно шепнула мне Вилка.

– Не по литературе же, – заступился я за музыканта и заявил. – В общем – послезавтра в Хрущевск приезжает Джон Леннон.

– Тот самый? – ахнул «медведь», заслонив лапами улыбающийся клыкастый рот.

– Тот самый! – подтвердил я. – Посему ваша премьера немного переносится вперед – через три дня будем снимать телеконцерт. Джона в зрительный зал я организую – считай, благословит в большое плавание, будет проще за Занавес вас отправить.

На уровне экзотики хотя бы, в камерные залы.

Музыканты побледнели, а Прасковья Федоровна смущенно спросила:

– А кто такой Жон Леннон? Француз?

Музыканты зафыркали.

– Англичанин, – объяснил я. – Один из ключевых деятелей рок-сцены. Группа «Битлз».

– Т-ю-ю! – потеряла она интерес. – У нас тут, слава богу, не рок, а эклектика на фольклорную тематику. Чего стоим, мальчики? – принялась строить музыкантов. – Занимаем рабочие места. Нам бы на месте порепетировать, – выкатила распоряжение и мне.

– Павильон свободен, можно хоть сейчас, – кивнул я.

– Сейчас уже не пойдем, весь день репетировали. Завтра, а то Федька глотку сорвет.

– Можно мне на телеконцерте без этого? – оттянул клавишник ворот косоворотки. – Стыдно – сам Леннон придет, а я – вот так! Да еще и «эклектика»! – пригорюнился.

– Ишь ты как заговорил! – возмутилась Прасковья Федоровна. – Англичанишка приехал – все, родная культура пережитком кажется? Нигде своей культуры не стесняются, зато у нас плюются ходят! Низкий поклон Советской власти за то, что угаснуть не дает – остались бы одни обезьяны волосатые!

– Кому репертуар и шоу-элементы не нравятся – не стесняемся писать «по собственному желанию», – пожал я плечами. – Прасковья Федоровна, я вижу, что проект в надежных руках. До свидания.

– Беги, Сереженька, да на Стёпку не серчай, – с улыбкой кивнула мне руководитель. – Он бурчит, да больше всех старается.

– Не шарит просто, – улыбнулся я в ответ. – Молодой, неопытный.

– А сам-то? – донеслось со сцены обиженное бурчание.

– Молчи, охальник! – одернула его Прасковья Федоровна, и мы с Виталиной отправились дальше – та еще программка у товарища интуриста будет!

Глава 2

Проснувшись ранним утром следующего дня, решил, что нужно поделиться новостью с Олей – она же мне не простит, если не. Оля в свою очередь поделится со всей школой – она-то на уроки ходит, а не как некоторые – и тогда не простят уже ребята. Дед велел возглавлять непобеждаемое, поэтому позвонил на квартиру директору, попросив после уроков собрать старшеклассников (все не влезут) в актовом зале.

Забавно, но к этому моменту количество живущих под подпиской граждан Хрущевска практически удвоилось, и это не моя заслуга – просто КГБ решило под шумок проверить некоторых товарищей на надежность.

Леннон – Ленноном, а текучку никто не отменял, поэтому, позавтракав и одевшись, мы с Виталиной поехали на студию, в административное здание, принимать первый в истории телеканала «Восток» оригинальный репортаж «с местности».

В кабинете типа конференц-зала, оснащенным экраном и проектором, нас уже ждали двое модных молодых людей: усатые, с прическами типа каре, в джинсах и свитерах с оленями. Репортер и оператор, авторы репортажа, гордые обладатели красных дипломов.

– Доброе! – поприветствовал я их. – Михаил, – пожал руку репортеру. – Артем, – пожал и оператору.

– Утро, Серега! – откликнулся первый.

– Привет! – подавив невовремя вылезший зевок, буркнул оператор.

– Сейчас главного подождем и начнем, – анонсировал я им и сел за стол. – Далеко ездили?

– Рядом тут – от Комсомольска-на-Амуре двадцать минут узкоколейкой, – ответил Михаил.

Немножко выпендривается, но это ничего, это созидательными порывами продиктовано.

– Про узкоколейку?

– Немного про узкоколейку и фельдшера, – кивнул оператор. – Так сказать, по площадям.

– «По площадям» нам Никита Сергеевич завещал, – одобрил я.

В дверь без стука (потому что начальство) вошел Борис Николаевич Полевой. Журналисты вытянулись по струнке, я ограничился рукопожатием из положения «сидя».

– Ну что, проверим вас на следование высоким стандартам Советской журналистики? – после приветственной части улыбнулся молодым дарованиям Полевой.

– Не подведем! – уверенно заявил репортер.

Оператор зарядил пленку в проектор, на экране появился отсчет 3-2-1, и мы оказались в машинном отделении локомотива узкоколейки. Одетый в фуфайку, штаны с начесом, галошные валенки и шапку-ушанку седобородый дедушка черпал лопатой и забрасывал в топку уголь, размеренно вещая:

– Сам-то я с малых лет на железной дороге. В гражданскую на бронепоезде служил. Потом – в Отечественную, уже машинистом. Надоели мне большие рельсы, вот, на маленькие перешел! – гоготнул и закрыл дверцу топки, повернувшись в кадр улыбающимся закопченным лицом. – С бабкой и приехал – она у меня родом как раз с этих мест, радуется – на родине помрет, говорит.

Монтажная склейка, и мы оказались посреди проложенной среди заснеженных деревьев колеи, наблюдая тихонько выкатывающийся из-за поворота, курящийся дымами локомотив, за которым тащилось три грузовых, и один пассажирский вагончик.

– Это отсылка на «Прибытие поезда»? – подколол я оператора.

– На «В 3:10 на Юму», – с улыбкой поправил он.

– Вестерн? – уточнил Полевой.

– Вестерн.

Репортер обиженно поерзал, и я прислушался к доносящемуся под кадры заснеженной деревеньки (курящиеся дымами печные трубы, бегающие, укутанные в толстые шубки, дети, важно щурящийся в кадр с забора рыжий грязный кот, грызущая говяжью кость лохматая собака) голосу диктора:

– …зимой, когда замерзают реки и болота и оживают так называемые «зимники», колея номер 451 не теряет своей важности для трехсот семи жителей колхоза «Красная грива», каждый день перевозя товары народного потребления, газеты и пассажиров.

Поезд остановился прямо у деревянной двухэтажки с табличкой «Сельсовет», и на утоптанный снег из пассажирского вагона выбралась пара бабушек с набитыми колбасой и консервами авоськами.

– Земфира Захаровна Лебедева – одна из таких пассажирок, – перенес нас немного в прошлое, в еще движущийся вагон, голос Михаила.

Слева и справа – ряды коротких, на два пассажира, лавочек. Посреди вагона – обложенная кирпичами печка, в которую подкидывала полешко бабушка.

– Почему повтор? – спросил Борис Николаевич.

– Символично, – развел руками репортер. – Пламя подпитывается, значит – есть жизнь в этих краях.

– Принимается, – одобрил Полевой.

Бабушка на экране тем временем успела перебраться на лавочку и получить закадровый вопрос:

– Часто в город ездить приходится?

– Да ну, – отмахнулась она. – У нас в сельпо почти все есть, вон, в грузовых и едет! – указала за спину. – Я вон… – повернулась к стоящей рядом с ней авоське и начала инвентаризацию. – Консерва деду – краба, я сама их не ем, больно страшные. И эти еще – полухвабриканты рыбьи, вкусные – жуть, у нас в сельпо холодильника нужного под них нету.

– Пошла антисоветчина! – гоготнул Полевой. – Да сиди ты, – добродушно махнул рукой на подскочившего оправдываться репортера. – Такой дефицит – не дефицит, вон, краба с полуфабрикатами деду везет Земфира Захаровна, какая уж тут антисоветчина?

– Немножко умело подпущенного дефицита не повредит, – глубокомысленно согласился я.

– Мы сюда молодыми еще приехали, – перешла бабушка к воспоминаниям, ностальгически улыбнувшись. – Считай – в чисто поле: одни бараки стояли…

Монтажная склейка.

– Почему? – среагировал я.

– Потому что «зэки строили», – развел руками оператор.

– Ладно, – поморщился я.

Не стоит неудобные темы лишний раз пинать. Да и вообще – ну зэки, ну и что?

– Ничего, остроились, зажили. Детей четверых в люди вывели – во Владивостоке сейчас живут, все с высшим образованием, – добавила Земфира Захаровна. – Мы с дедом не жалуемся – у нас хорошо, и школа есть, и ДК – я туда песни петь хожу, в кружок – и кооператив даже открыли, снасть рыбацкую гнать, дед там подрабатывает, сети плетет.

– Пенсии не хватает? – предположил голос из-за кадра.

– Тю-ю-ю, – отмахнулась бабушка. – Пенсии нынче за глаза хватает, хоть на книжку ложь. Скучно ему, дураку старому, на печке лежать – пойду, говорит, молодым опыт передавать. Рыбак он у меня, – с доверительной улыбкой поведала она нам семейную тайну и перешла на другие деревенские блага. – А еще у нас амбулатория есть, там фельдшер Маргарита Филипповна, у ней руки золотые.

Монтажная склейка, и мы смотрим на чисто подметенное от снега, крашенное зеленой краской, крылечко деревянного одноэтажного домика с табличкой «Амбулатория». Дверь открылась, и оттуда выбралась одетая в шубу с торчащим из-под нее белым халатом, укутанная в мохнатый платочек, неожиданно-молодая симпатичная женщина лет тридцати с валенками на ногах.

– Ой, здравствуйте! – подпрыгнула она. – А вы из телевизора?

– Из телевизора, – подтвердил закадровый репортер.

– А я как раз на обход, – расстроилась она. – Ой, мне же звонили! – снова подпрыгнула. – Вы с нами поедете, да?

– С вами, – подтвердил Михаил.

– Если лежачего больного везти придется, мы вас высадим, – решительно заявила она.

– Мы со всем пониманием и не будем мешать, – заверил ее репортер. – Меня Миша зовут.

– Галя! – отозвалась фельдшер, спускаясь с крылечка и направляясь направо.

Мы пошли за ней, любуясь заснеженной деревенской улицей и вкусно похрустывая снежком.

– Галина Евгеньевна Маслова, – представилась полным именем. – Сейчас в машину сядем и поедем по подсобным хозяйствам – у нас их четыре, придется шестьдесят километров за сегодня проехать. Не испугаетесь? – обернувшись, улыбнулась в камеру.

– Не испугаемся, – заверил Михаил.

Путь завершился у деревянного гаража, ворота которого как раз открывал одетый в расстегнутую дубленку и тельняшку мужик средних лет в кепке.

– Это Василич, водитель наш! – представила его Галина.

Монтажная склейка перенесла нас внутрь переоборудованной под медицинские нужды «Таблетки».

– Меня в «Красную гриву» после института распределили, из Новосибирска, – поведала нам снявшая платочек и оказавшаяся кудрявой брюнеткой фельдшер. – Чуть не выла – так в город хотелось! – рассмеялась.

– Теперь – не хочется? – спросил репортер.

– Иногда хочется, а потом на мужа смотрю, деток – ну куда мне в город? – улыбнулась она. – Я когда приехала, мне избу-пятистенок выделили, там, кроме печки и электричества ничего не было. Так мне местные сразу «приданного» натащили, помогли обжиться, – снова рассмеялась. – Радовались очень – год в деревне фельдшера не было, – поправила платочек на плечах и поделилась плюсами своего положения. – У нас в школе тридцать детей, а учителей – полный набор. Почти индивидуально с детьми занимаются, у нас все – круглые отличники, олимпиады берут. Дочки – две их у меня, Светочка и Катенька, на танцы в ДК ходят, в город ездят выступать.

– А муж у вас кто? – спросил Михаил.

– Муж у меня – кооператор, – смущенно отвела она глазки. – Снасти рыбацкие с деревенскими делают и городским продают.

– Снасти – это хорошо, – одобрил Михаил.

– Стоп! – скомандовал я.

Оператор с небольшим опозданием остановил проектор.

– Будет ли в ходе дальнейшего репортажа посещен рыбацкий кооператив? – спросил я.

Мужики неуютно поерзали.

– А что с кооперативом? – не понял Борис Николаевич.

– Сколько денег отслюнявил муж Галины? – ледяным тоном спросила Виталина.

– Денег? – полезли на лоб брови Полевого. – Это что – реклама?! – рявкнул на побледневших журналюг. – За сколько эфирное время продаем?

– Две тысячи, – не удержался от правды Михаил.

– Продешевил! – фыркнул я. – Прикинь – это первый выпуск новой передачи в первый день вещания нового, развлекательного, телеканала! Да тут… Борис Николаевич, давайте масштабируем аккуратно? Вот эти два любителя рекламных интеграций у нас с сегодняшнего дня – под подпиской, будут заниматься подобными репортажами. Не наглеем – один проплаченный сюжет в неделю. Вам, товарищи, увы, расценки предлагаю старые – по-хорошему вас надо гнать из Комсомола, но через полгода усердного труда я с радостью отпущу вас на вольные хлеба. Городу нужны деньги на развитие, а забогатевших кооператоров в стране полно – по полмиллиона за репортаж отгрузят не дрогнув.

– Под твою ответственность и личный контроль, – умыл руки Борис Николаевич.

– Займешься? – попросил я Виталину.

– Идемте, недобросовестные товарищи, будете подписку давать, – велела она, поднимаясь на ноги и увела журналюг.

Я выключил забытый проектор и начал оправдываться:

– Извините, Борис Николаевич, я не жадный, но «Фонд» теперь еще и целую космическую программу содержит.

– А еще совхозы и город, – кивнул он. – И санатории, и еще бог весь что. И репортаж-то неплохой, ты бы внимания не обратил, я бы, может, в конце и заметил, что что-то не так, но что реклама… – пожал плечами.

– Согласен, – кивнул я. – Такого же уровня и редко – вреда никому не будет. Хорошо, что вы на меня не обижаетесь.

– Включай, досмотрим, – кивнул он на проектор. – В эфир пустим, а то пойдут слухи, что наши журналисты кооператоров обманывают.

– Нам такого не надо, – согласился я, и мы досмотрели репортаж.

– Приемлемо, – вынес вердикт Борис Николаевич.

– Вполне, – согласился я. – Под конец первой недели пустим, а то нечестно перед другими журналистами будет.

– Если эти догадались – могут и другие догадаться, – ухмыльнулся Полевой.

– Могут, – согласился я. – Их «масштабировать» не будем, а поругаем и попросим исправиться.

– Рули! – делегировал он мне и поднялся на ноги. – Пойду я, дела.

– До свидания, Борис Николаевич, – попрощался я. – Я к вам с Ленноном может зайду на днях.

– С кем? – удивился он.

– С Джоном Ленноном, который «Битлз».

– Он-то какими судьбами? – фыркнул он. – Приводи, чаем напою, матрешку подарю – все как положено. Только заранее предупреждай.

– Конечно! – пообещал я.

– Бывай! – велел он мне и ушел.

Оставшись в одиночестве, вынул бобину из проектора и дождался Виталину.

– Кооператора найдут, секретность и содействие обеспечат, – отчиталась она о проделанной работе.

– Отлично, – одобрил я, и мы поехали обедать в местный «Потёмкин».

По пути нам попался очень удачно следующий по тому же адресу из НИИ ученый Владимир Васильевич Крылов.

– Здравствуйте, давайте с нами! – позвал я его.

– Какая-то суета в Хрущевске со вчерашнего дня стоит, – заметил он, забравшись на заднее сиденье.

– Интуристы приедут важные, – кратко объяснил я. – Из капстраны. Над чем нынче работаете, Владимир Васильевич, если не секрет?

– По большей части – над диссертацией, – с улыбкой ответил он,

– «Производительные силы развивающихся стран и формирование их социально-экономической структуры», правильно? – чисто для порядка уточнил я.

– Так, – подтвердил он. – Меня интересуют не только докапиталистические структуры, но и капитализм – в различных его проявлениях, капитализм как мировая система и особенной такой элемент этой системы, как так называемые развивающиеся страны, или «третий мир». Я считаю в корне неверным видеть в докапиталистических укладах современного мира пережиток «докапиталистической» эпохи, нечто такое, что капитализм не успел переделать под свои нужды. Уклады вроде плантационного рабства, частно-земельной собственности в Индии, латифундий в Латинской Америке я считаю правомерным рассматривать как результат деятельности капиталистической системы.