Loe raamatut: «Самый лучший пионер», lehekülg 4

– Сверчка! – приоткрыл я перед ним завесу будущего.

– Какого еще, б*ядь, сверчка? – удивился дед.

– Обычного, стрекочет который, – пожал плечами я. – Выращиваешь в специальном резервуаре – тонн по пять пускай будет…

– Пять тонн сверчка? – удивился он еще сильнее.

– А чего мелочиться? Народу же много! – пояснил я. – Ну и вот, потом раз – всех уморил, высушил, в муку смолол и добавляй хоть куда – чистый белок.

– Ты только нашим е*аным рационализаторам такое не рассказывай! – попросил он меня.

Перекусив, сходил в комнату и принес дедовскую гитару – днем-то вернуть не успел, поторопившись погулять с Танечкой-лапочкой.

– Что, стоять уже перестал? – гоготнул поддатый дедушка.

– Не, мама решила, что мне свой инструмент нужен, – покачал я головой. – Вот и возвращаю! Спасибо! Я еще и в ДК записался.

– Ну-ка показывай, чему научили, – приказал дед Леша.

Занятий еще не было, но это же охренеть как удобно – буду прибавлять с повышенной скоростью и говорить деду, что научили в ДК. А там, получается, наоборот. Сел на табуретку, показал.

– Ну молодец, не филонил, получается! – похвалил ветеран, вытер за собой крошки со стола, подхватил инструмент и хлопнул меня по плечу: – Хороший ты пацан, Серега!

Глава 6

– Вот я и в отпуске! – радостно возвестила мама, вечером вернувшись домой.

– Это хорошо! – порадовался я за нее. – Давай куда-нибудь сходим?

– А сегодня куда ходил? – заметила она стоящие в коридоре влажные кеды – протер тряпочкой.

– С Таней гулял, – не стал я скрывать и попросил: – Давай ей поможем?

– Ей вся советская милиция помочь не может, – сочувственно вздохнула родительница.

– А мы по-другому и немножко. Она шить умеет – возьми ее к себе помощницей на заплатки. Рубль – штука.

– Надо с Тоней поговорить, – прикинув, выдала промежуточное решение родительница и пошла звонить.

Другого от доброй мамы я и не ждал!

Через десять минут они пришли – волнующаяся Таня в зеленом (!) сарафанчике и ее грустная, худая, застенчиво прикрывшая сухими волосами подбитый левый глаз мать. Одета, как и положено, в халат – в этом мои знакомые советские дамы средних лет удивительно последовательны.

– Добрый вечер! – интеллигентно поздоровались все со всеми и пошли на кухню пить чай с покупными булочками – мама принесла.

– Чего это твой удумал? – спросила соседка, стеснительно принимая из маминых рук булку.

Таня свою уже грызет, как и я, впрочем.

Мама объяснила суть схемы.

– Тю-ю! – протянула тетя Тоня. – Харя-то не треснет, по рублю? – спросила она дочь.

Та залилась краской.

– Ну чего ты? – хрюкнула мама. – Нам Фил и так сильно переплачивает, и ему этих заплаток нужно будет много. Девчонкам с работы я говорить не хочу, – поджала губы.

– И правильно! – поддержала ее тетя Тоня.

– Так что помощница мне нужна, – подытожила родительница. – Сейчас чай допьем и покажешь, что умеешь? – спросила девушку.

– Хорошо, теть Наташ! – пообещала та.

Дамы перешли на реально важную тему – где и что в ближайшее время можно будет найти редкого или особо качественного.

– Сережке туфли нужны, – поделилась мечтами мама.

Форму она мне поправит ближе к сентябрю – я же с прошлого года подрос.

– Таньке тоже нужно, – кивнула соседка.

– Пойдем вместе? – тут же предложила мама.

Наверное, это чтобы занять как можно больше очередей сразу – уверен, с нами и тетя Надя пойдет.

Переместились в комнату, и Таня продемонстрировала свои навыки: медленно, аккуратно вырезала и пришила к остаткам джинсы́ кошачью мордаху.

– Ай, умелица! – похвалила ее мама. – Забирай, – выдала девушке подарок.

– Та куда ей, – попыталась отказаться тетя Тоня, потерпела поражение, и они с дочерью ушли домой – сырья-то еще нет, так что сегодня работы тоже не будет.

– Где-то у меня тут была… – Родительница залезла в шкаф и достала оттуда деревянный футляр.

Поставив на стол, сняла крышку, явив швейную машинку марки «Подольск». Обычно она пользуется электрической «Тулой». Надо будет полазить в шкафах, посмотреть, чего еще у нас есть, но мне почему-то стыдно – еще не совсем привык к «чужому» жилищу. «Тула», судя по всему, механизм сложный, и мама регулярно в ней что-то ковыряет, сверяясь с мануалом и тихонько ругая «какого-то козла, который за это премию получил».

Проверив старый аппарат на работоспособность, она удовлетворенно кивнула и подмигнула мне:

– Вот и средства производства!

– Настоящая маленькая артель!

– Подпольный цех! – «испуганно» округлила глаза и перешла на шепот мама.

Задребезжал звонок.

– Облава! – по инерции шутканул я.

Хихикнув, мама выдала классическое:

– Кого это там на ночь глядя принесло? – И пошла открывать.

По тону, которым она встречала гостя, сразу стало понятно – пришел государев человек. Из-за аварии, наверно.

– Ой, здравствуйте, Валерий Эдмундович. Да вы проходите, не стойте. Случилось чего?

– Случилось, Наталья Николаевна, – раздался в ответ вполне добродушный бас, и в комнату вошел милиционер в чине младшего лейтенанта. Само собой, никаких пистолетов, дубинок и наручников при нем не было. Тупо дядя Степа – косая сажень в плечах, в хрущевке ему бы пришлось пригибаться в дверных проемах.

– Здравствуйте, – поздоровался с ним я.

– Не вспомнил? – сразу же начал он выпытывать Самую Главную Тайну.

– Извините, – покачал головой.

– Да не извиняйся, ты же болеешь, – великодушно простил он. – Я ваш участковый, Валерий Эдмундович.

– Присаживайтесь, – предложила мама.

– Спасибо, – поблагодарил милиционер, снял фуражку, пригладил русые короткие волосы, пошевелил усами и достал из портфеля пару бумаг. Положив на стол, пододвинул маме и улыбнулся: – А если сын болеет, значит, нужно лечить! Вот вам путевки в Кисловодск, на целебные воды.

– Это с чего такая щедрость? – неприязненно поджала губы мама.

– Ну зачем вам эти суды, Наталья Николаевна? – грустно покачал головой оказавшийся засланцем жирного горисполкомовца участковый. – Вы же знаете, у Елистрата Венедиктовича тяжелая работа…

– Жопу на партсобраниях протирать? – предположила мама.

– Зачем вы так, Наталья Николаевна? – расстроился мусор (потому что «милиционер» – это почетно и полностью несовместимо с тем, что он тут исполняет). – Я же как лучше хочу. Ну отберут права у него – все равно с шофером ездит. Да он сам за руль и не сядет никогда больше – перепугался сильно…

– Он перепугался? – прошипела мама разъяренной химерой.

Мент поежился, кашлянул в кулак, принял беспристрастный вид и, профессионально глядя сквозь родительницу, применил кнут:

– А вы как сына воспитываете, гражданка Ткачева? Безобразничает, попрошайничает, песенки сомнительные распевает. И это – на Старом Арбате, где интуристы ходят. Страну позоришь, Андропов! – это уже глядя сквозь меня. – Еще и фамилией патрульных пугает!

– Ничего подобного, – покачал я головой. – Они сами документы попросили.

– В общем! – хлопнул мусор ладошкой по столу, заставив напуганную его монологом маму вздрогнуть. – Либо в Кисловодск, либо на учет за бродяжничество.

Пи*дец! Нормально стританул! Сам же себе говорил не высовываться и сам же без задней мысли высунулся. И это когда у нас тут кооператив сформировался – Фил-то конца ссылки ждать не станет, найдет других.

– И это – такая у нас советская справедливость? – потекли из глаз родительницы слезы. – Ребенка сбили, и он же еще и виноват?

– А вы не смешивайте! – поднялся падший участковый на ноги, надел фуражку, проверил ребром ладони козырек. – Путевки я оставляю. Поступите так, как будет лучше для сына, Наталья Николаевна.

И он прошествовал мимо бледной, плачущей, зажимающей рот ладошкой мамы. Сижу, молчу, терплю – а что я сделаю? Уже подставился, и крыть «дядю Степу» х*ями так себе идея.

– Да за что же мне это все? – простонала мама Наташа и рухнула на кровать лицом в подушку, зарыдав в полный голос.

Первый раз под молотки системы попала, да? Да ей лет-то меньше, чем мне было там. Что она вообще видела, кроме плюшевого, несмотря на все старательно насаждаемые китовьи колбасы, Советского Союза? Школа, залет, сын у бабушки, мама в училище, потом – на фабрике, потом комнату дали и перевели в фабричное ателье – от Измайловской прядильно-ткацкой фабрики. Сын послушный, на работе порядок – нередко на доске почета висит моя родительница! А тут бах, чисто мафиозный заход.

Сходив закрыть за мусором дверь – никак от этой дурной привычки не избавлюсь, все ругаются, – вернулся в комнату и аккуратно погладил маму по спине:

– Угнетать крестьян – старая традиция наших бояр.

Мама фыркнула в подушку.

– Когда я приду к власти, они оба отправятся на Колыму.

– Диктатор мой! – заплаканным голосом похвалила меня мама, сгребла в охапку и уложила рядом с собой: – Полежи со мной!

– Почему бы и не полежать? – Обнял вкусно пахнущую чем-то огуречным маму и улыбнулся грустной мокрой мордашке: – Давай знаешь что сделаем?

– Что? – шмыгнула она носом.

– Назло этим козлам хорошенько отдохнем на целебных водах!

Мама вытерла слезы наволочкой и улыбнулась в ответ:

– А давай!

* * *

В санаторий нам надлежит прибыть через три дня. Добираться будем самолетом, так что приперший вчера набитый заношенными и убитыми до полной неремонтопригодности джинсами пакет с логотипом «Кока-колы» Фил – на пару минут всего с участковым разминулся, повезло, неловкая была бы встреча – не ушел разочарованным: за два оставшихся дня мама с Таней наделают целую кучу заплаток. Вызвавшись немного проводить фарцу, в подъезде выкатил просьбу на далекую перспективу:

– Мне бы «изделий № 2» буржуйских.

– А ты не мал еще? – гоготнул он.

– Я же пионер – должен быть всегда готов! – развел я руками.

– Е*ать ты юморист! – заржал Фил, залез в карман и выдал мне картонный квадратик.

– Немецкие? – без труда опознал я язык надписей.

– ФРГ! Со смазкой, не как совковые. Одна штука, – просветил фарцовщик. – Так что не примеряй! – сопроводил совет еще одним приступом смеха.

– Сколько стоит? – спросил я.

– Тридцатник, но я с твоих «патчей» нормально наварю, – радушно похлопал меня по плечу. – И мне интересно, когда ты придешь за следующим.

– Дай жвачку еще, – попросил я.

– Ну ты не наглей! – расстроился он.

– Мама же спросит, зачем я с тобой ходил, – пояснил я.

– Башковитый! – похвалил меня фарца, выдал целую неоткрытую упаковку Juicy Fruit и подмигнул: – Глядишь, поможет! Давай, бывай.

Пожали руки, и я вернулся домой. Показал родительнице жвачку, она весело фыркнула и сразу же засела за работу, отказавшись от моей не особо-то и ценной помощи.

С утра, когда пришла Таня, выяснилось, что я – единственный незанятой человек, и париться по этому поводу не собираюсь! Вместо этого выдал Тане с мамой пластинку жвачки пополам, еще одну пластинку сунул в карман – угощу Катю, с которой мы сегодня идем на ВДНХ. Импортный презик, само собой, остается дома, надежно спрятанный за обивку дивана. Вчера, когда я вечером звонил пионерке, вернувшая душевный покой мама ехидно на меня прищурилась:

– Выбираешь?

– Просто дружу со всеми подряд, – покачал я головой. – Выбирать мне еще рано.

Из стенки выгреб мелочь – придется Вове хранить свою долю где-то еще, пока меня не будет. Сам он привычно тусуется во дворе, в гордом одиночестве.

– Здорова! – Поручкались. – Я уезжаю до осени, поэтому придется тебе хранить их где-то еще, – расстроил я рыжего, протянув ему завернутые в тряпицу четырнадцать с гаком рублей – он же за метро с Артемом из своих рассчитывался.

– И что мне с ними делать? – растерянно спросил он.

– А ты в Сокольниках закопай, – предложил я.

– Как пират? – полыхнул он глазами.

– Именно! – одобрил я. – Только карту не рисуй, никому не показывай и не говори, где закопал. И самое главное – следи, чтобы тебя никто не видел.

Володя кивнул – все понятно!

– И маскировка нужна, – добавил я, взял его за запястье и подтащил к газону: – Вот видишь, трава растет?

– Вижу, – пожал плечами Вова.

– А раз трава не тронута, значит, тут не копано, – объяснил я. – Ножик возьми, дерн срежь аккуратно и свой клад прикрой – будто там трава как росла, так и растет.

– Да понял я! – вырвал руку Вова, сунул мешочек в штаны и побежал к дому – за инвентарем.

Вот и хорошо, а мне пора!

Встречаемся с Катей мы у нашего метро. Ее еще нет – я пришел пораньше, – поэтому уселся на скамейку и принялся глазеть на окружающих. Вот она – цокает синими туфельками на маленьком каблучке по асфальту, на ней джинсы и оранжевая блузка. На шее – золотой кулончик на цепочке, кончики причесанных, свободно лежащих волос старательно подкручены. Нарядилась Катюшка! Это из-за меня, что ли? Ой как приятно!

– Тебе очень идет! – сразу же заявил я, поднимаясь ей навстречу.

– Спасибо! – улыбнулась переставшая быть похожей на красивую пионерку (теперь просто красивая) девушка.

А я? А я одет как подавляющее большинство и ничуть из-за этого не комплексую. Джинсы у нас нынче атрибут статуса, а значит, у нас тут советская «принцесса» из хорошей семьи.

– Мороженого хочешь? – спросил я.

Катя стесняться не стала:

– В кафе!

И смотрит на меня так испытующе.

– Пошли! – пожал плечами платежеспособный я, и мы пошли.

– А кто у тебя родители? – спросил я.

– Я думала, ты у своей мамы спросишь, – хихикнула она. – У меня папа – директор их фабрики.

Ни*уя себе!

– А мама – в архиве работает, – добавила она должность поскромнее и приняла жутко таинственный вид – давай, мол, спрашивай!

Я и спросил таинственным шепотом:

– В архивах КГБ?

– В архивах Министерства рыбного хозяйства СССР! – таким же шепотом ответила Катя.

Посмеялись.

– А братья-сестры? – продолжил я изучать спутницу.

– Старший брат в МГИМО учится, – гордо поведала она.

Вполне элитненько!

– А ты кем хочешь стать?

– По партийной линии пойду, – заявила она. – Через комсомол. – Немного покраснев, призналась: – Я людям помогать хочу.

Какая хорошая девочка тут у нас!

– Это благая цель, – одобрил я.

– А ты писателем будешь? – спросила она в ответ.

– Если повезет. Но в партию тоже вступить хочу – чувствую в себе силы послужить на благо Родины.

Спутница посмотрела на меня с уважением.

Святые, беззаботные времена!

Продолжив трепаться о пустяках, доехали до целевой станции. Красота начиналась сразу по выходе из вагона и только усилилась, когда мы выбрались на поверхность. Натурально дух захватывает – я и не представлял, что в эти времена здесь вот так.

– Точно! Ты же здесь первый раз! – прокомментировала Катя мою восторженную мордаху, решительно кивнула и взяла за руку: – Тогда иди за мной – я знаю здесь все интересное.

– Прямо все? – спросил я, глазея на триумфальную арку главного входа.

– А что нам, овечек смотреть? – поморщилась она.

– А я бы посмотрел – они же потешные, – расстроило меня такое отношение.

– Животных нужно смотреть в зоопарке! – нашла она отмазку. – А мы пойдем сразу к реактору!

– К реактору?!

– К реактору! – радостно кивнула она. – Вот, видишь? «Павильон № 62, охрана природы».

Надо будет потом сюда с кем-то другим прийти, посмотреть остальное – под рассказ Кати о прелестях мирного атома мы пропустили чудовищно много интересного.

Офигеть – сюда реально запихнули реактор! Вода в бассейне – охлаждает и защищает от радиации – светилась радиоактивным голубым светом. Интересно, если я сюда нырну, советская радиация дарует мне сверхспособности? Очень хороший экспонат, конечно. С другой стороны – вот так и расслабляет: сначала светящаяся водичка на ВДНХ, потом – эксперименты на работающей ЧАЭС. Ладно, второго уже никогда не случится, так что пофиг.

– Понравилось? – запросила обратную связь Катя по пути к кафе-мороженому, куда придется стоять очередь – много здесь гуляющих.

– Эпично! – честно ответил я.

– Это от «эпос»? – уточнила она.

– Да.

– «Эпично»… – попробовала она обновку в лексиконе на вкус. – Я запомню, – решила впитать навсегда.

Три рубля в минус, но не жалко – мороженое и коктейли очуметь какие вкусные.

– Пошли в «Космос и машиностроение»? – предложила Катя.

– Пошли! – охотно согласился я.

В будущем вот этот скафандр Гагарина кто-то впарит американскому богачу через аукцион «Сотбис», а саму ВДНХ 90-е полностью испортят. А еще тут однажды проведут рейв под названием «Гагарин-пати». ВДНХ потом отреставрируют, но статуи у фонтана «Дружба народов» золотыми уже не будут. А, нет, будут! И 90-е совсем другими станут! Ух, держись, народ, веселые времена наступят совсем скоро! В исторической перспективе скоро, само собой.

Посмотрели и космос, и машиностроение – тоже прикольно! Вот, казалось бы, что сложнее: ракета или жвачка? Однако в ракеты СССР может, а в жвачку – нет. Парадокс! Надо будет поспрашивать важных партийных шишек, почему так, когда стану важным и им придется отвечать нормально, – просто интересно, как будут выкручиваться.

Сходили посмотрели на золотой колос. Красота! Семя сильно! Урожай богат!

– А ты знала, что ВДНХ – главное оккультное место Москвы? – тихонько спросил я так и таскающую меня за руку Катю – любит верховодить, похоже, – когда мы проходили мимо щита с планом выставки.

– Почему? – В глазках мелькнуло любопытство.

– Смотри, – подтащил ее к плану. – Вот тут – в центре – Солнце.

– Допустим, – кивнула она.

– А павильонов изначально архитектором Олтаржевским планировалось девять! – со значением посмотрел на девушку.

– Как планет! – ахнула она.

– Правильно, – обрадовался я. – А само расположение всего хоть и немного передвинули, но все еще… – провел рукой по плану, как надо.

– Это же крест! – прикрыла рот ладошками шокированная образцовая пионерка Катя.

– Тсс! – одернул я ее. – Это – совершенно секретно.

– А ты откуда знаешь? – подозрительно прищурилась она.

– Это – тоже секретно! – ловко отмазался я и потянул ее от щита, продолжая забалтывать: – Ты что думаешь, битва с силами мирового империализма происходит только на материальном плане бытия? Как бы не так! У них хватает злых колдунов и индейских шаманов, которые…

– Это поэтому ты такую книгу написал? – завороженно перебила Катя. – Это – послание?

– Да! – кивнул я. – Народ должен знать правду!

– А почему нам ничего по телевизору про это не говорят? – спросила она.

– А чтобы не волновались лишний раз, – беззаботно пожал я плечами. – Кому надо – тот знает, а кому не надо… – развел руками. – Все равно мы надежно защищены.

– ВДНХ? – уточнила Катя и ковырнула туфелькой асфальт с таким вниманием, будто надеялась откопать минимум лепрекона.

– ВДНХ! – веско кивнул я. – От ГДР и до Урала его хватает.

– А дальше?

– А дальше – особо секретный отдел КГБ из шаманов малых народов Севера. Ух могущественные – даже тибетские монахи против них жалкие деревенские ведуньи!

– И все-таки, откуда ты все это знаешь? – почуяла она неладное. – Ты же другой Андропов, не тот?

– Не тот, – подтвердил я. – А я и не знаю, я – шучу!

Катя похлопала глазками, залилась краской, припечатала меня:

– Дурак!

И, вырвав свою руку, сжала ладошки в кулачки и быстро пошла к выходу.

Догоняем!

– Неуд тебе за противодействие мракобесию, Солнцева! – строго заявил я ей в затылок, пристроившись за спиной.

– Отстань! – дернула она плечиком.

– Ты же хотела политинформацию – вот тебе полезный урок того, как антинаучный бред проникает в мозг! Прививка, если угодно!

– Я все равно не поверила! – фыркнула она, гордо вскинув подбородок.

Сравнявшись с девушкой, достал секретное оружие:

– Будешь жвачку?

– С чем? – не стала она сразу принимать угощение.

– Не знаю, не пробовал еще, – признался я. – Juicy Fruit.

– Такая жвачка мне нравится! – одобрила Катя (она бы любую одобрила, но это – часть игры).

Аккуратно поделил пополам, и мир в нашей маленькой компании был восстановлен.

– Мне в санаторий уехать надо, – признался я. – До двадцать девятого августа.

– Мероприятие у нас тридцатого, – успокоила меня пионерка.

– Хорошо, а то не хотел подводить товарищей, – облегченно вздохнул я.

– Это правильно, товарищей подводить нельзя! – одобрила она.

Домой вернулся только вечером – по выставке бродили много и даже перекусили чебуреками – Катя захотела именно их.

Таня уже ушла, а мама гордо продемонстрировала мне итоги сегодняшнего дня – целых сорок три патча. Чудовищные триста восемьдесят семь рублей! А ведь сырье еще осталось!

– Я округлю, – поведала мне мама. – Триста нам и восемьдесят семь – Тоне отдам, за обувью как раз сходим. Ну и завтра сколько сделаем еще, – пообещала добавить еще.

– Это хорошо, – кивнул я.

– Лишь бы Фил заплатил, как договорились, – вздохнула мама и с улыбкой спросила: – Как погуляли?

– Весело! – признался я. – Реактор смотрели.

– Со мной ты тоже его смотрел, – грустно улыбнулась мама.

– И еще посмотрим – офигенно же, – пообещал я.

– Катя наряжалась? – любопытно прищурилась родительница.

– Наряжалась, – подтвердил я.

– Это хорошо, – довольно кивнула мама.

– Мне двенадцать лет, мам, – мягко остановил я ее сладкие фантазии, где сыночек женится на дочке директора родной фабрики. – Можно мне про такое пока не думать? Давай вернемся к этому всему, хотя бы когда я буду в старших классах.

– А чего такого я спросила-то? – засуетилась мама, которой стало неловко. – Голодный небось? Пойдем, сварю тебе пельменей – доедать надо, а то за месяц невкусные станут.