Loe raamatut: «Ван Ван из Чайны 2»

Глава 1

Сетка старенькой железной кровати уютно скрипела, лицо утопало в набитой перьями подушке. Нос щекотал запах картошки с мясом, с кухни доносились тихие звуки – мама гремит чугунками, завтрак готовит, скоро придет меня будить и отправлять в школу. Пошевелив ногами, я услышал протестующий «мяв» – наш кот Васька снова решил свить гнездо у меня в ногах.

– Ванюша, вставай!

А вот и мама. Открыв глаза, я увидел висящие в углу иконы, ковер на стене, старенький черно-белый телевизор и ощутил странную тоску.

– Ванюшка! – повторила призыв мама.

– Встаю! – ответил я и рывком сел в кровати.

Окружение словно по нажатию кнопки изменилось, я потряс головой, похлопал глазами. Солнечные лучи подсвечивали задернутую портьеру, в полумраке комнаты, у противоположной стены, на кровати, лежала бабушка Кинглинг. Я – в общежитии Цинхуа. Я – китаец.

– Я – Ван, – прошептал я, трясущимися руками обняв колени. – Я – Ван, я – Ван, я – Ван…

Через пару минут морок Ивановых воспоминаний исчез. Может я так привязался к бабушке Кинглинг потому, что она очень похожа на старенькую маму Ивана? Не такую, как во сне, а ту, которую он помнил последние годы. К черту рефлексию – она мне никак не поможет, только заставит пожирать самого себя изнутри, пытаясь разграничить в голове мое, мое «старое» и Иваново. Не хочу – мне нравится, как все складывается, и нравится быть вот таким. А если нравится и приносит пользу – к чему лишние заморочки?

– Будильник? – услышала мое копошение бабушка Кинглинг.

– Через десять минут, – ответил я.

– Поспи, я пока завтрак разогрею, – с зевком села она в кровати.

– Не, я выспался, – отмахнулся я и пошел открывать портьеры.

Вид – закачаешься: львиная доля кампуса и парка как на ладони. Улочки и дорожки почти пусты – только дворники и садовники, остальные пока сладко спят. Ряд магазинов уже открыт – трудолюбивые торговцы ненавидят упускать прибыль, а подремать пока нет клиентов можно и за прилавком. Неактуально для наемного персонала – этим дремать как правило запрещено. Та еще «деревня», конечно, но в целом бабушка права: люди всегда и везде плюс-минус одинаковые, а здешнее общество не умеет притворяться, и это мне нравится – в моей ситуации быть выгодным и полезным не так уж и сложно.

Покряхтывая, бабушка поднялась на ноги, подхватила косметичку и пошла приводить себя в порядок. Вчера она вернулась почти в полночь, крайне довольная и изрядно выпившая. Очень старалась меня не будить, но я в тот момент и не спал – весь вечер убил на корректировку плана, и теперь спокойно буду воплощать его в жизнь.

Подхватив свои «мыльно-рыльные», я тоже отправился умываться. Пустовато как-то – за вчера и сегодня никого на нашем этаже не встретил. Лето, каникулы, и комнаты и общие места неизбежно наполнятся студентами с началом учебного года или близко к нему. Закончив с процедурами, я закинул вещи в комнату и по частично разобранной сумке с припасами вычислил актуальное местоположение бабушки – на кухне, завтрак греет. Туда я и направился, прихватив составленный вчера список – я о нем конечно же не забыл, потому что себе не враг, и хочу жить на новом месте в комфорте и достатке.

Доедая остатки не испортившихся за пару прошедших дней копченостей под нарезанные овощи и запивая все свежезаваренным чаем, Кинглинг удовлетворенно кивала пунктам из списка и внесла только один дополнительный:

– Скоро этот пушок на твоем лице станет щетиной, поэтому нужно заранее купить тебе бритву и пену для бритья. Дэи начал бриться в девятнадцать, но ты опережаешь его во всем.

«Пушок» и в самом деле есть, и я надеялся, что так останется лет до двадцати – не люблю бриться. Или бабушка таким образом просто подает сигнал, что отныне считает меня взрослым?

– Спасибо, – поблагодарил я за заботу. – Как твоя подруга?

– О, судьба отвернулась от моей дорогой Юань Ронг, – с утрированной грустью вздохнула бабушка. – Ее внук не смог достойно сдать Гаокао, и теперь будет учиться настоящей рабочей профессии – оператора станка. Отличное дополнение к ее старшей внучке, которой повезло стать швеей на фабрике кроссовок.

– У операторов станков с ЧПУ неплохие зарплаты, – заметил я.

Вправду неплохие – тут же формально коммунизм, и рабочим платят достойно.

– А еще у них есть доплаты за работу на вредном производстве, им предоставляют общежития, бесплатный обед в рабочие дни и порой выдают путевки в санаторий, – с ехидным выражением лица поддакнула Кинглинг.

– Мы должны проявлять уважение к рабочему классу, – важно заявил я то, что реально думаю. – Сами будучи крестьянами, мы как никто должны знать о важности ручного труда и производства для человечества. Без уважаемых людей, которые производят материальные блага, мир попросту не сможет существовать.

– Бесспорно, – отмахнулась Кинглинг.

Вот оно – дитя интеллигенции, погрязшего в самодовольстве и воротящего нос от представителей класса-гегемона. Бог ей судья – я бабушку Кинглинг люблю вне зависимости от ее взглядов на мир, но социальный шовинизм не разделяю совсем – это у меня от китайского папы, который исповедует принцип «все профессии важны». Шутка – это от сказочным образом обретенного чужого (чужого, и всё тут!), но такого полезного для меня жизненного опыта.

Закончив завтракать, мы помыли «казенную» посуду, быстро переоделись – школьной форме и спортивному костюму я предпочел легкомысленные шорты и белую рубашку с коротким рукавом – и отправились за покупками.

– Я оставлю тебе восемь тысяч юаней, больше пока не получится, – принялась распределять бюджет бабушка. – Постарайся тратить их разумно – если будет нужно, я, конечно, пришлю тебе перевод, но помни о том, что нам предстоят большие траты на строительство дома и приведение старого в порядок. Контракт Дзинь и Донгмэи – это хорошее начало, но кто знает, что будет дальше?

Неприятно. Не сумма – она реально неплоха – а необходимость клянчить деньги у родных. Ничего, если не оплошаю, ситуация скоро изменится.

– Буду стараться покупать только самое необходимое, – честно пообещал я.

По средствам жить надо.

На улице стояла жара – за тридцать, а к полудню прогноз погоды обещал все сорок. В Сычуани температуры были похожи, но здесь меньше влажности, поэтому было сложнее и хотелось скорее вернуться к кондиционеру. Предстоит несколько недель легкой акклиматизации, пока организм не привыкнет. Ерунда.

Маленькая электрическая плитка, личная кружка, пластиковая бутылка, в которую удобно наливать воду и брать с собой на тренировки, плавательные трусы с шапочкой и очками для меня – ходить в бассейн – и купальник для бабушки, потому что ей еще на Хайнань ехать. Запас риса, запас лапши, запас приправ, чай, немного овощей – через пару недель мне приедет посылка, и большую ее часть займет съестное – и некоторое количество курицы и свинины, которое будет надежно храниться в общей морозилке на кухне под присмотром камеры. В правилах общежития ничего о запрете на готовку еды прямо в комнате не сказано, поэтому за плитку меня не выселят.

Дальше – бытовые мелочи, без которых никак: моющие средства (порошок для стирки и средство для мытья посуды в общаге казенные) для ухода за комнатой, тряпки, высокотехнологичный набор из швабры и ведра на два отсека – в одном полощешь, в другом отжимаешь, очень удобно – и немного дешевой «домашней» одежды с дополнительным полотенцем. В финале – шлёпанцы для прогулок по общаге. Большего пока не нужно – тоже приедет из дома, посылкой.

– Цены вообще не отличаются от тех, к которым мы привыкли в Сычуани, – когда мы шли к общаге с набитыми рюкзаком, чемоданом и пакетами, поделилась наблюдениями довольная бабушка. – И гораздо выгоднее, чем в лавке скупердяя-Гао Джина.

– В кафе даже ниже, чем в Гуанъане, – поделился я в ответ. – Вчера я поужинал на удивление вкусной и дешевой лапшой в жирном свином бульоне. Но в кафешках с европейской кухней ситуация другая – они дорогущие, и я в них ходить не буду.

Интересная особенность – китайская и «общеазиатская» кухня намного дешевле. Может это такой способ прививать студентам патриотизм или просто кафешки наживаются на любителях экзотики? Пицца здесь доступна только тем, у кого реально богатые родители, а для меня – только по большим праздникам.

– У меня есть еще четыре часа до отъезда, – сверилась с часами Кинглинг. – Сходить с тобой в больницу?

– Я сам, – с улыбкой покачал я головой. – Можешь приготовить для нас обед? Без вашей с мамой и бабушкой Джи готовки мне будет сложно, и я бы хотел как следует объесться перед долгой разлукой.

– Хорошее яичко! – умилилась бабушка. – Ступай, и не забудь документы, а я пока приготовлю настоящий пир! Как включить эту плитку? Если не успеешь – покушаешь один, но постарайся успеть. Ты же не откажешься проводить меня до станции?

– До вокзала! – поправил я. – Заодно потренируюсь пользоваться столичным метро. Здесь сенсорное управление, смотри…

Показав бабушке, как пользоваться сенсором, я сунул папку с бумагами в освобожденный от покупок рюкзак, сунул ноги в кроссовки и вышел из комнаты, морально готовясь окунуться в раскаленный ад на улице. Миновав пару корпусов общежитий и людей на оживших улочках, я прошелся мимо сетевухи, трех кафешек, учебного корпуса и добрался до больницы.

Здесь тоже имелись охрана и металлодетектор, а внутреннее убранство коридоров, зеркальный лифт и неплохого дизайна мебель напоминали об элитности Цинхуа. Медицина – штука функциональная, но лечиться в окружении хорошего ремонта и мерно гудящих кондиционеров все-таки приятнее.

Прокатившись до второго этажа, я сориентировался по табличке со стрелками и номерами кабинетов и пошел в правое крыло. Тоже пустовато, но из-за некоторых дверей доносились обрывки разговоров, а проход мимо кабинета стоматолога вызвал противные мурашки вдоль позвоночника звуком работающей бор-машины. Хорошо, что мои зубы в полном порядке, и сюда мне пока не надо.

Около 216 кабинета на скамейке сидел толстый паренек чуть выше среднего китайского роста – мне по плечо, то есть. Темные волосы уложены в аккуратный пробор, на подбородке – одинокий прыщик, лицо покрыто потом, карие глаза смотрят как бы сквозь меня. Не что-то необычное – просто так смотрят на того, на кого не нужно тратить силы.

– Привет. Занято? – указал я на дверь кабинета.

– Угу, – буркнул он, не утруждаясь ответным «приветом».

О, а я же его видел – именно он, выбиваясь из сил, бежал по стадиону во время спортивных отборов и потом долго валялся на травке, пытаясь отдышаться под презрительным взглядом наблюдающего за его группой преподавателя.

– Спортсмены идут без очереди, – прощупал я возможность пройти комиссию быстрее при помощи инструкции от учителя Пэна.

– Если перед ними нет другого спортсмена, – буркнул пацан.

«Это ты-то спортсмен?» – этого я, конечно, не сказал. Понятно, что он имеет ввиду наш факультет.

– Значит я за тобой, – заявил я и уселся на мягкую скамейку у стены напротив.

Не удостоив меня ответом, толстяк достал из кармана ингалятор и сделал из него вдох. Ну точно «спортсмен»!

– Астма? – спросил я чисто от скуки.

– Тебе-то что? – отмахнулся он.

– Да в общем-то ничего, – пожал я плечами. – Просто я только вчера приехал сюда из деревни и никого здесь не знаю.

– Из деревни? Повезло, – индифферентно ответил пацан.

Необщительный какой. Понять можно – с такой фигурой ему явно доставалось в школе, вот и старается держаться подальше от потенциальных хулиганов. Я с этой точки зрения в целом опасен – вон здоровенный какой. Паренек достал смартфон и уткнулся в него, как бы демонстрируя нежелание общаться дальше. Я занялся тем же – посмотрел на успехи близняшек в виде семиста тысяч подписчиков на канале и десятки миллионов просмотров на «шоколадном видео», добавил в друзья в соцсетях две с половиной сотни «постучавшихся» незнакомцев и запостил фотографию с бумагой о зачислении. «Вичат» пиликнул сообщением от бабушки на тему как дела, и я честно ответил, что сижу в очереди для тех, кто должен идти без очереди.

На этом способности телефона меня развлечь закончились, и я убрал его в карман, предприняв еще одну попытку пообщаться с однокурсником:

– Мы будем вместе учиться, да?

– Полагаю, что так, – ответил он, приблизив свой телефон к лицу.

Вздохнув, я сымитировал обиду, уперев локти в колени и положив подбородок на ладони:

– Не надо мне было говорить, что я из деревни. Вы, городские, почему-то нас ненавидите, – добавив голосу горечи, процитировал. – «Грязноногие крестьяне», «вы черные как негры»…

Ощутив опасность – вдруг я сейчас ему накостыляю за лично выдуманный шовинизм – пацан перевел на меня взгляд с телефона и заявил:

– Я тебя не ненавижу – мне вообще все равно, кто откуда.

– Это хорошо, – улыбнулся я. – Наконец-то я встретил нормального городского жителя! Или ты сам тоже из деревни?

– Нет, я вообще не из Китая, – покачал головой однокурсник. – То есть я – китаец, но родился и вырос за границей. Сюда поступил по квоте для иностранцев, потому что отец заработал достаточно денег, чтобы вернуться в Пекин. Весь прошлый год мне приходилось ходить на языковые курсы, потому что у меня были некоторые проблемы с письмом.

– Двойное гражданство вроде запрещено? – проявил я свои небогатые юридические познания. – Или у тебя только иностранное?

– Двойное, – наконец-то улыбнулся пацан, отыскав чем можно безобидно похвастаться. – Под закон не попадают дети работников посольств, родившиеся за границей.

– Твой отец – дипломат?

– Нет, он просто много лет работал поваром в посольстве, – ответил пацан и напрягся.

Потому что здесь образовалось отличное окно для стеба над лишним весом.

– В какой стране? – спросил я вместо этого.

– В России, – с облегчением на лице ответил он.

– Ого, знаешь русский? – перешел я на другой язык.

Шары однокурсника чуть не вылезли из орбит:

– Конечно. А откуда знаешь его ты?

– Мой прадедушка много лет работал переводчиком. Вот, научил, – ответил я.

– Интересная у вас деревня! – рассмеялся пацан.

– Очень! – рассмеялся и я.

Дверь открылась, и оттуда вышел бледненький тщедушный мелкий и бледный паренек. Тоже «спортсмен», специализируется по спортивному голоданию.

– Меня зовут Ли, – поднявшись на ноги, решил представиться толстяк. – Хуэй Ли, – со смущенной рожей представился полностью.

Несладко поди в России пришлось с такой-то фамилией. Бледный дистрофик тем временем пошел вдоль коридора, держа в руках пачку направлений – анализы сдавать.

– Ван Ван, – представился я в ответ.

– Я займу тебе очередь за ним, – указал на торчащие лопатки бледного Хуэй Ли.

– Спасибо, – с улыбкой поблагодарил я, и он скрылся в кабинете.

Продолжая улыбаться, я достал телефон и поделился с бабушкой Кинглинг новостями:

– «Я нашел себе друга. Его зовут Хуэй Ли, он сын повара, который много лет работал в посольстве в Москве. Говорит на русском как на родном, буду на нем тренировать язык».

Китайцы, конечно, мои соотечественники и вообще молодцы, но нынешнему мне порой кажутся совсем чужими. В этой связи китаец, который как и я несколько «улучшен» русским менталитетом на роль друга отлично подходит. Только надо будет помочь ему похудеть – мы тут все-таки спортсмены.

Убрав телефон, я вытянул ноги, едва не уперевшись ими в опустевшую скамейку и фыркнул от пришедшей в голову мысли: «Интересно, а в Цинхуа найдется симпатичная китаянка, которая тоже пожила в России и не такая стерва, как китаянки обыкновенные?».

Глава 2

Медосмотр был воистину всеобъемлющим – пришлось сдать все анализы, подвергнуться придирчивому осмотру и ощупыванию со всех сторон, ответить на кучу вопросов, постоянно предъявлять медицинскую карточку, «флюорографироваться», дышать-не дышать на ЭКГ, терпеть противный гель, которым смазывают «ручки» УЗИ и даже посетить кабинет стоматолога. Зато теперь я знаю, что здоров как бык с головы до пяток!

Хуэю Ли повезло меньше – у него подтвердилась астма, подтвердилось ожирение (а то так не видно!), а эндокринолог объявил, что пацану в ближайшем будущем грозит сахарный диабет, если тот не сядет на диету. Новообретенный друг не сам мне об этом рассказал – просто мы по сути вместе ходили из кабинета в кабинет, и я частично слышал то, что ему говорили доктора. Увы, в какой-то момент пришлось прервать наше знакомство:

– Мне нужно на МРТ, в детстве я ломал ногу, – поразил он меня дотошностью китайских докторов.

– Понял. Дай свой Wechat, – попросил я.

– Ага! – с энтузиазмом кивнул он, и мы обменялись контактами.

– Часов через пять занят? – прикинув нужное на проводы бабушки время, спросил я.

– Нет, – поспешил ответить он.

– Тогда спишемся, я в третьем корпусе живу, – улыбнулся я. – Погуляем?

– А я в пятом, – едва заметно поморщился он.

Жалеет, что не в одном корпусе.

– А на каком этаже? – добавил вопрос.

– Седьмой, 703-я комната, – не стал я скрывать. – Увидимся! – махнул рукой.

– Увидимся! – махнул он в ответ, и я направился в изначальный, 216-й кабинет, чтобы отдать терапевту результаты анализов и получить заключение.

Это заняло минут пять, по итогам которых я и узнал о своем идеальном здоровье. Время идти прощально обедать с бабушкой Кинглинг под ее без дураков полезные советы. Большую часть из них я и сам знаю, но повторение – мать учения.

С Хуэем Ли мне все предельно понятно – у пацана никогда не было друзей, рос он китайцем в России, а здесь, в Цинхуа, год живет, язык учил, и теперь готов получать уже образование. Тоже не повезло – совсем другой у него менталитет, и с поправкой на лишний вес это дает то же самое отсутствие друзей. Ему очень хочется вцепиться в меня покрепче и не отпускать. Что ж, я не против – мне с полноценными китайцами скучновато, а паренек с неблагозвучной фамилией хотя бы русский культурный код впитал. Будем потихоньку выстраивать границы, немного воспитывать и сажать на диету. Не подкачает – пойдет со мной по жизни рука об руку, ну а если будет сильно надоедать и проявлять бесполезность – наши пути разойдутся. Я вообще-то тоже китаец, и мне «балласт» не нужен. Так-то маловероятно: потенциально из него можно «вырастить» того, кто ни за что не ударит меня в спину и пойдет за мной в огонь и воду. В пределах разумного, конечно, но очень крупных неприятностей я и сам изо всех сил избегать буду – зачем они? Показать, как гордо и красиво ты умеешь ссать против ветра? Глупо – свои же штаны пачкаешь, а ветру на капли и тебя самого все равно.

Пока меня не было, бабушка успела развернуться во всю мощь, помимо «прощального обеда» приготовив мне покушать на четыре дня вперед. И на дольше бы приготовила, но не вкусным же станет. Трогательно. Откушав риса с жареной курочкой под два разных салатика и бабушкины наставления, я помог ей собраться, и мы отправились на вокзал. Кинглинг перестала притворяться хорошо разбирающейся в столице и доверила навигацию мне – снова можно записать в «сигналы», подтверждающие мое в ее глазах право называться взрослым. На вокзал мы прибыли за пятнадцать минут до поезда, поэтому успели только обняться, вытереть друг дружке глаза, и я напоследок получил строгий наказ быть «хорошим яичком» и «не позорить родную деревню». Ну конечно же я пообещал и то, и другое.

С печалью на душе – всё, последняя живая ниточка связи с домом оборвалась, теперь я один на один с исполинским мегаполисом – я влился в поток людей в метро и поехал к «альма-матер». Телефон зазвонил незнакомым номером, и мне пришлось прервать меланхолическое созерцание набитого людьми вагона и перенаправить очередное рекламное предложение, продиктовав бабушкин номер. После этого написал сестренкам, чтобы поменяли контакты на своих страничках – всё, мне больше нечему учить «менеджера Кинглинг», дальше она справится и без меня.

– «Братец, пришли фотографии из Цинхуа! А лучше запиши видео, как гуляешь по нему и как тебе там нравится! А еще лучше – давай созвонимся по видеосвязи и вставим запись в наше следующее видео!» – пришло мне в ответ предложение.

А кому оно надо – на мою рожу смотреть? Ей только так удачно набранных подписчиков пугать.

– «Снимите пока что-нибудь другое, я еще толком сам не знаю где тут что, нужно привыкнуть», – временно слился я.

Личную интернет-популярность в целом можно как-то к своей пользе обернуть, особенно если она созидательная, вроде истории из грязи в князи как у меня, но пока голова забита совсем другим, а сестренкам нужно не пугать аудиторию «левой» фигней. Три четверти их зрителей меня не знает – не из телевизора пришли, а из «трендов», и им будет непонятно, что за Ван такой, и зачем ему надо знать о том, что этот самый Ван поступил в Цинхуа.

Выбравшись из метро, я поморщился – такая жара будет стоять еще долго – и побрел в общагу, которую лучше называть «домом». Слова – странная субстанция, и не даром Конфуций велел называть вещи своими именами. Не отстали от Учителя и русские, которые придумали поговорку «как лодку назовешь, так она и поплывет». От слова «общежитие» благодаря памяти Ивана пахнет казенной синей краской на стенах, скрипучими полами, двухъярусными кроватями и перегаром. От слова «дом» – и это общее для нас с ним – веет уютом, вкусной едой и запахами сада. Мне больше нравится второе.

Хуэй Ли пришел раньше назначенного времени и был мной обнаружен сидящим на скамейке рядом со входом в мой корпус и одетым в сандалии на босу ногу, красные шорты и красную же футболку. Это типа чтобы удачно со мной потусоваться? Пацан точно меня заметил, но сделал вид, будто нет – дает мне возможность «слиться» так, словно никто ни с кем ни о чем не договаривался.

– Хорошо, что ты пораньше пришел, – заявил я, направляясь к нему. – Зайдем? Мне переодеться надо – жара эта, блин.

– Можем погулять по корпусу, – выкатил Ли предложение. – После заката станет холоднее, могу устроить тебе экскурсию, – решил прощупать возможность скоротать с моей помощью остаток дня и выкатил козырь. – Вон там, – указал рукой в сторону Новых ворот. – Сразу за территорией университета, «Макдональдс», которым владеет мой отец. Хочешь сходим?

– Всем «Макдональдсом»? – удивился я.

Ли рассмеялся и пояснил:

– К сожалению нет, всего пятью точками в Пекине. «Макдональдс» – это франшиза, чтобы открыть свою точку нужно просто подготовить помещение по определенным стандартам и заплатить взнос за право быть частью сети. Весь доход остается владельцу точки. А еще у нас есть полтора десятка пельменных, но они далеко от Цинхуа.

Очень старается, чтобы мне было с ним дружить полезно. Поесть китайские бургеры я не против, но садиться Ли на шею со старта не хочу – нужно соблюдать баланс, а не эксплуатировать единственного друга и толстый кошелек его папани.

– Понял, – покивал я. – Давай пока подождем с «Маком» – бабушка перед отъездом наготовила мне кучу всего, нужно это съесть. Кстати, ты голоден? Один я не справлюсь, а выбрасывать еду для деревенского всё равно, что совершить страшное преступление.

– Не голоден, но могу посидеть за компанию, – застеснялся Ли.

– Тогда поедим чуть позже, когда проголодаешься, – не дал я ему слиться. – Идем.

Мы вошли в корпус, я приложил к «вертушке» свою карту – она не только дверь в комнату открывает, но и служит пропуском – и приготовился было изучить способ, которым нужно принимать гостей: в России друзья Ивана, приходя к нему в гости, оставляли «в залог» документы – как Хуэй Ли удивил меня, «пропикав» свою карточку и благополучно проследовав за мной.

– Они универсальные? – спросил я.

– Нет, только для своего корпуса, – покачал он головой, убрав карточку в кошелек и убрав тот в карман. – Просто я решил переехать – пятый корпус построили раньше, кое-где потрескалась штукатурка, и стиральная машинка там старая. А еще… – продолжил смущенно излагать надуманные причины для переезда.

Очевидно, почему он переехал, но я конечно об этом не скажу.

– Здесь хороший корпус, – с улыбкой покивал я, когда он замолчал.

К этому моменту мы успели подняться в лифте на мой этаж.

– Только жильцов мало как-то, – шагая по коридору, решил проконсультироваться со «старожилом». – Это во всем Цинхуа летом так?

– На этажах с одноместными комнатами, – ответил Ли. – Пусть Цинхуа и элитный университет, но многие родители скупятся платить за возможность своих детей жить в одиночку. Или просто считают, что делить с кем-то комнату им будет полезно. Впрочем, на лето отсюда уезжают очень многие. К концу каникул на кампусе будет не протолкнуться. Меня, кстати, сюда заселили, – как бы невзначай указал на дверь напротив моей.

Даже пугает немного такая «легкость на подъем».

– Так мы соседи! – улыбнулся я. – Это хорошо – в деревне добрососедские отношения очень важны, потому что от соседей никуда не денешься – сама судьба сделала так, чтобы вы жили рядом и все время видели и слышали друг друга. Помочь тебе перевезти вещи из старой комнаты?

Ли в китайской деревне не жил, поэтому иронии в моих словах не разглядел. Но она и направлена не на него, а на тех добрых односельчан, которые не стесняются влезать в семейные разговоры прямо из-за забора.

– Нет, я уже переехал, – отказался Ли.

– Заходи, – открыл я дверь своей комнаты. – Я быстро.

Пока сосед любовался на завернутую в одеяло кастрюльку – чтобы рис с курочкой остались горячими до ужина – я переоделся в красные шорты – типа поддержал «дресс-код» друга – и желтую футболку.

– Будешь готовить сам? – спросил он, указав на плитку.

– Правилами не запрещено, – ответил я.

– Не запрещено, – подтвердил он. – Просто обычно так не делают – здесь питаться в забегаловках обходится дешевле, чем покупать продукты и готовить самому.

Так это смотря какие продукты и что из них готовить.

– Для меня это неактуально, – улыбнулся я. – Я же деревенский, у нас там много земли и почти вся еда – своя. По плану я должен был вернуться в деревню до осени, но у меня появились кое-какие дела, поэтому придется дождаться посылку. Экологически чистые, выращенная своими руками и приготовленная с душой еда всегда лучше того, что подадут в кафе. Знаком с термином «пищевая промышленность»?

– Знаком, – несколько опешил от напора Ли.

– «Промышленность», – повторил я с важным видом. – От этого слова так и веет чем-то мертвым, химическим и даже пластмассовым. Как говорит мой отец Ван Дэи: качественная еда – основа всего! Когда у Китая были тяжелые времена, народ от голода спасла именно пищевая промышленность – просто нужно было насытить рынки большим количеством дешевой еды. Польза от нее сомнительна, но тогда выбирать не приходилось. А сейчас, когда Китай стал настоящим экономическим гигантом, народ все чаще начинает предпочитать натуральные, фермерские продукты. Например, закопченная буквально вчера свиная нога. Или наваристый куриный бульон из свежайшего мяса. Или сливы, сорванные прямо с растущего за окном моей деревенской комнаты дерева. А уж собственноручно сваренный сыр…

Пацан шумно сглотнул и заурчал животом, поддавшись натиску фермерского эко-продукта.

– У меня осталось немного сыра, чуть-чуть фруктов и вот этот дивный рис с картошкой по фирменному бабушкиному рецепту, – указал я на кастрюльку. – Идем на кухню, нужно съесть, пока горячее. Когда мои запасы кончатся, отплатишь мне бургерами.

– Тогда я помою посуду, а еще у меня осталась половина пирога с яблоками – утром купил, – не пожелал оставаться в моральном долгу до самого конца недели Ли.

– Договорились, – кивнул я. – Отметим наше соседство небольшой пирушкой, – вытянул руку ладонью вперед, и сосед неуклюже дал мне «пять».

– Я быстро! – после этого заявил он и побежал за пирогом.

Хороший пацан.

За обедом Хуэй Ли продолжил рассказывать о себе, по моей просьбе делая это на русском:

– Моя мама была кореянкой – они с отцом познакомились в Москве, ее семья жила там уже третье поколение. Сначала все было неплохо, но потом она ушла от отца к японцу и уехала с ним в Японию, бросив нас. Меня воспитывала бабушка – отец купил для нас дом в Подмосковье, городок назывался Королёв – в честь русского космического ученого.

– Знаю такого ученого, – покивал я.

– Городок был неплохим, а русские к нас, китайцам, относятся хорошо – даже почти не смеялись над моей фамилией, – вполне искренне улыбнулся Ли, и я испытал гордость за приверженность соотечественников Ивана идеалам дружбы народов. – Если немного переделать ее, она звучит как…

– ***, – опередил я.

Рассмеявшись – русских, а это в первую очередь не разрез глаз, а менталитет, очень веселит, когда иностранцы осваивают русский мат – Ли спросил:

– Прадедушка научил тебя и этому?

– Этому – в первую очередь, – засмеялся и я. – Русские любят шутить над иностранцами, заставляя их материться, и прадед не хотел, чтобы я угодил в ловушку, если вдруг окажусь в России. Представляешь, когда-то он служил переводчиком при самом Мао Дзэдуне и имел честь переводить слова самого Сталина.

– Быть не может! – не поверил Ли.

– Я бы и сам не поверил на твоем месте, – не обиделся я и полез за телефоном. – Смотри, вот старая фотография, на которой прадедушка – вот он, второй ряд слева за спиной Великого Кормчего. Этого недостаточно, понимаю – просто старая фотка. Сейчас… – полистал фотки. – Вот вырезка из старой газеты, где в составе делегации Мао дедушка ездил в Москву на переговоры к Сталину в 50-м году. Вот, Ван Ксу, переводчик. А вот…

– Да я верю, – подумав, что обидел меня недоверием, попытался закрыть тему Ли.

– А я просто хочу похвастаться крутым прадедом, – широко улыбнулся я. – Вот здесь – кусочек архивной кинохроники за 52-й год, где можно увидеть сильно искаженное, но узнаваемое лицо Ван Ксу, когда он с важным видом стоит на трибуне рядом с Мао – по регламенту ему там было не место, но Кормчий оказал деду великую честь, позволив постоять рядом. А еще это место попросту нужно было закрыть кем-то подходящим по росту.

– Ничего себе! – послушно «восхитился» Ли и спросил. – А почему такой важный человек, как твой прадед, оказался в деревне? Перебрался на пенсию?

– Не, там грустная история, – убрав телефон, ответил я. – Когда Мао начал Культурную революцию, члены приближенной к нему группы чиновников и доверенных лиц, в число которых входил мой прадед, проиграли более сильной группировке. Деда сильно избили хунвейбины – он полагает, что по ошибке, но я думаю кто-то таким образом выместил на деде злость от того, что его на трибуну брали, а заказчика избиения – нет. Пришлось дедушке бежать из столицы в Сычуаньскую глухомань и много лет не отсвечивать, чтобы семье не прилетело сильнее от кого-то из старых недругов.

– А как на самом деле? – открыв от любопытства рот, наклонился над столом друг-сосед.

– А на самом деле это все было давно, и правды мы никогда не узнаем, – развел я руками. – Ныне Ван Ксу простой пенсионер, его дети и внуки – обыкновенные фермеры, и только меня, его правнука, угораздило стать Первым учеником Сычуани. Повезло.