Loe raamatut: «Мысли из-под фуражки»

Font:

⁂

Автор выражает благодарность своей супруге Юлии Линейцевой (а-а-а, кто говорил, что второй сборник не получится?), художнику-иллюстратору и детской писательнице Надежде Буке, опытному преподавателю и самой замечательной маме Татьяне Куксёнок, заведующему отделением госпитальной эпидемиологии Елене Евгеньевне Прокопович, моим критикам и консультантам: блестящему врачу-нейрохирургу Валерию Василёнку, врачу-паразитологу Екатерине Бондарь, врачу-гигиенисту Дмитрию Бондарю, врачам-рентгенологам Александру Кротову, Сергею Баранову, врачу-педиатру Юлии Руденко, врачу-офтальмологу Ольге Нашутинской, врачу-терапевту Александру Нашутинскому, врачу-терапевту Марине Царенок, заведующему отделением скорой помощи Андрею Китаеву, фармацевту Алёне Фалевич, старшей медсестре Елене Давыдёнок, майору ВС РБ Вадиму Лобану, капитану Николаю Люеву, капитану м/с Максиму Сосновскому, майору м/с Владимиру Белянко, сайту Pikabu.ru и всем моим 22 тысячам подписчиков, а в особенности: Анне Ракутиной, Александру Наумовичу, Евгению Янковичу, Павлу Григоренко, Михаилу Цветкову, Игорю Матушкину, Сергею Ганжикову, Антону Храпунову, Александру Каськову, Ивану Моторину, Алексею Сырых, будущему светиле медицины Михаилу Гришко, Никите Чернявскому, Павлу Захарову, Дмитрию Бушуеву, Марату Фаррахову, Марии Исламовой, Максиму Циганивскому, Максу Платову.

Истории в погонах

Уклонист

Эта история произошла с одним из моих коллег, военных медиков. И если бы действо ни разворачивалось практически на моих глазах, я бы, скорее всего, в неё не поверил.

В юности один молодой человек, назовём его Саша, очень не хотел служить в армии. Он жил в небольшом районном городке и искренне считал, что служба – это потеря двух лет жизни, за которые он многое успеет. Пробовал косить – не получилось: здоров как лось, пробовал найти продажного военкома – тоже как-то не срослось: то ли денег не было, то ли военкомы честные. Тогда Саша решил учиться. И обязательно в университете с военной кафедрой. В столичный медицинский он с первого раза не поступил, хоть и очень старался. Не хватило баллов.

Попробовал уговорить военкома: мол, дайте отсрочку всего один год, я хочу на подготовительное отделение.

– Подготовительное отделение – это не причина для отсрочки! – отрезал военком.

– Мне очень надо, – ныл Саша.

– А у меня план по призыву горит!

И не дал. Кроме того, пригрозил:

– Будешь выпендриваться – я тебя в самые гнилые войска пошлю! Ты у меня из болота всю службу не вылезешь!

Саша бросился подавать документы в медучилище своего райцентра – куда там, все сроки давно прошли.

А тут и повестка в военкомат подоспела. Саша перечитал её с кислой физиономией и решил бежать. Бежал он не просто так. Саша уехал в столицу, подал документы на подготовительное отделение медицинского и стал прятаться.

Целый год Саша скитался по съёмным комнатам и случайным знакомым, потому что, для того чтобы заселиться в общежитие, необходимо было стать на учёт в местном военкомате. Вздрагивал при виде людей в форме и раз в месяц робко звонил домой. Мобильников тогда не было. Поэтому звонил из телефонов-автоматов и отделений почты. Чтоб не вычислили.

К слову, родители тоже были целиком на Сашиной стороне. Собрали вещи и слиняли с места прописки на другую квартиру. Поэтому всю бурю возмущения военкома принял на себя сосед Миша.

Про соседа Мишу надо рассказать отдельно. Это был, что называется, свой человек и врождённый тролль. В своё время он отслужил в стройбате и возможности поприкалываться над офицером-военкомом не упустил.

В очередной раз Саша звонит соседу.

– Ну, как там обстановка?

– Не приезжай, – резко отвечает сосед.

– Почему? – пролепетал Саша.

– Сплю я как белый человек. Полпервого ночи, между прочим. А тут звонок в дверь! Открываю. Стоит твой военком с каким-то ментом. Мол, Александр Убегайло по соседству проживает? Проживает, говорю. Как давно вы его видели? Полгода не видел. Уехал куда-то. Они давай к тебе в двери ломиться. А там никого нет. Твои тоже не живут, а ваши кактусы, которые я поливаю, вряд ли смогут дверь открыть. Короче, военком мне бумажку протягивает. Подпишите, что мы приходили. Я ему: не буду подписывать, я уже служил, опять в армию не пойду. Военком: это не повестка, это ваше обещание, что в случае, если этот Убегайло появится, вы мне позвоните. С превеликим удовольствием, говорю. Мне этот Саша сразу не понравился. Бледный он какой-то, худой. Наркоман, наверное. И тапочки из общего коридора пропадали всё время. Военком ушёл, а я разнервничался что-то, вышел на балкон покурить. Смотрю: под балконом ещё две тёмные тени дежурят. Это тебя ловили, если ты вдруг со второго этажа прыгать станешь. Так что не приезжай.

Саша так испугался, что вгрызся в учёбу, как мангуст в шею кобры. И на вступительных экзаменах получил только высшие оценки. Поступил, короче.

Приезжает со справкой из университета в родной город. На дрожащих ногах идёт в военкомат. Так, мол, и так, поступил, вот бумажка. Его сразу – к военкому.

– Убегайло, мать твою! Ты где год шлялся?!

– Товарищ майор, – плачущим голосом ноет Саша. – Я учился. Вот, поступил.

Последовала тирада из непечатных выражений, которые нельзя использовать в литературных произведениях.

– Мы твоё дело собирались в прокуратуру передавать. Да тебя посадят, суши сухари.

Поорал, поорал, влепил какой-то астрономический штраф, но Саша был очень рад, что его не посадили.

В процессе учёбы в медуниверситете Саша вдруг проникся армейской идеей. И к последнему курсу начал искать возможности попасть на службу в качестве военного врача. В Военно-медицинском управлении не стали препятствовать порыву юного патриота. После выпуска вручили Саше офицерские погоны, переправили в документах «лейтенант запаса» на «лейтенант медицинской службы» и отправили в часть.

Служит Саша уже почти год, никого не трогает. Старшего лейтенанта получил, между прочим. Бойцов зелёнкой мажет и анальгином от всего лечит. Командиром у него был известный на всю Беларусь полковник Семёнов. Товарищ грозный, орущий и имеющий огромные связи в мире военной медицины и в армии страны вообще.

А тут звонит старшему лейтенанту Убегайло мама. Уже по мобильному: прогресс далеко шагнул.

– Сашенька, ты будешь смеяться.

– Я последнее время даже в цирке не смеюсь, – грозным офицерским голосом отвечает военврач.

– Тебе повестка пришла.

– Какая повестка?

– В военкомат. Хотят тебя в армию забрать.

Оказалось, что военком из Сашиного города ошибся на год с выпуском. И, посчитав, что уклонисту Убегайло до 27 лет ещё целый год, решил напомнить ему о долге перед Родиной. Заодно и позлорадствовать. Почему до военкома не дошло, где нынче обитает Саша, – это только бардак в документообороте Вооружённых Сил объяснить может.

Саша идёт к командиру.

– Товарищ полковник, разрешите два дня увольнительной, а то меня в армию забирают.

– Убегайло, ты что, дебил? – удивляется полковник. – А ты сейчас, по-твоему, где находишься?

– Ничего не знаю – мне повестка.

– Так, – говорит полковник. – Даю тебе два дня, чтобы с этой ерундой разобраться. Если что – звони.

Саша к процессу подошёл творчески. Нацепил парадную форму, все значки-регалии на грудь и сияющий, как министр обороны США, приехал в военкомат своего родного райцентра. Идёт по коридорам и призывников пугает. Они думают, что это за ними приехали.

Вот и кабинет военкома. Саша стучится, чеканным шагом заходит в кабинет:

– Товарищ подполковник, старший лейтенант Убегайло для прохождения срочной службы явился!

И повестку военкому на стол – хрясь!

Военком смотрит на старлея, на повестку, снова на старлея, на повестку. На шеврон части, снова на повестку. Бледнея, понимает, что он действующего старшего лейтенанта в солдаты призвать хотел. Да ещё из ведомства страшного полковника.

– Ты Семёнову уже сказал?

– А как бы я, по-вашему, сюда приехал? Полковник Семёнов мне увольнительную подписывал.

– Твою мать! – хватается за голову военком.

– Давайте так, – предлагает Саша. – Вы мне всё подписываете – и я поехал. Я вас не видел, и вы меня не видели.

Так Саша и не послужил солдатом. Зато когда я увольнялся из армии, он, будучи целым капитаном, обзывал меня дезертиром. Будем считать, что этим рассказом я ему отомстил.

Приключения «косаря»

Слышали пословицу «Солдата куда ни целуй, у него везде… э-э-э, не лицо, короче»? Да простят меня адекватные солдаты, но в первый год своей службы замначальника сан-эпидлаборатории при воинской части я убедился в истинности данной пословицы. А всё из-за рядового Иванова.

В мои обязанности как военного врача эпидемиолога-па-разитолога-гигиениста-микробиолога входило проведение анализов при подозрении на кишечную инфекцию у бойцов. Из-за особенностей микробиологического анализа результаты я иногда выдавал уже после того, как бойца пролечивали антибиотиками широкого профиля и отправляли обратно в часть. Экспресс-анализов у меня в лаборатории не водилось. Точнее, наборы были. Ровно два. Но стояли они в холодильнике, под строгим замком и моей личной ответственностью. Я их принял, заступая на службу, и, увольняясь, сдал.

Но это я отвлёкся.

Иду как-то осенним утром на службу, а на ступеньках лаборатории в скрюченной позе меня поджидает боец.

– Что случилось? – жизнерадостно спрашиваю я.

– Доктор, диза-а-а, – солдат на моих глазах подаёт признаки клинической смерти, изображает судороги и пускает пену изо рта. Ну ладно, с пеной я преувеличил.

– Заходи в лабораторию. Сейчас придёт Людмила Сергеевна, наш средний медицинский сотрудник, возьмёт у тебя мазок, и посмотрим, что за диза.

Боец возвращается с того конца светлого тоннеля только для того, чтобы на четвереньках заползти в предбанник лаборатории.

«Блин, может, аппендицит какой?» – думаю я. Уж очень натурально корчится.

Усаживаю солдата на стул, звоню в медпункт.

– Саша, сэлка беспокоит. Тут от тебя боец Иванов приполз. Подозрение на кишечную инфекцию. Ты его внимательно смотрел?

Интеллигентный старший лейтенант медицинской службы Александр разрожается длинной матерной тирадой. По его словам, рядовой – тот ещё Чарли Чаплин. Обращается в медпункт пятый раз за последние два месяца. Косил на ОРЗ, гипертонию, холецистит, аппендицит, теперь кишечную инфекцию осваивает.

– Но ты его внимательно смотрел? – уточняю я.

– Да я его, б…, куда только ни смотрел! – Саша бросает трубку.

Ну ладно. Осторожно выглядываю в предбанник, где сидит рядовой Иванов. Боец расслабился. Не наблюдая вокруг медицинского и офицерского состава, сидит с блаженной улыбкой и в носу ковыряется.

– Хм-м, – громко говорю я.

Иванов тут же скрючивается в классической позе страдальца, из его горла вырывается стон умирающего.

– Доктор, спасите!

– Тут тебе не реанимация, а микробиологическая лаборатория. Анализ тебя не спасёт, – грозно говорю я. – И вообще, хватит притворяться. Мне твой начмедпункта всё рассказал.

Иванов тут же меняет тактику. Начинает хныкать, в уголках глаз появляются искренние слёзы.

– Доктор, тут такое дело.

И открывает мне душу. Мол, слаб он здоровьем и не силён в кулачных боях, за что чмырят его товарищи по казарме и недолюбливает сержант. И кушать ему всё время хочется, и спать не дают, и матом вокруг ругаются. А душа у Иванова нежная, философская. Писал он в школе стихи, любил девушку, а прямо перед призывом она его бросила. И учился бы сейчас на поэта-песенника, если бы баллов в институт культуры добрал.

Я не знаю, почему Иванова не взяли в кулёк. Я бы его после такого выступления сразу в Щукинское без экзаменов. Как Немирович-Данченко, я сказал: «Верю!»

Эх, погубит меня моя доброта! Через двадцать минут Иванов с довольной мордой сидел в моём кабинете на диване, трескал бутерброды, которые жена сделала мне на обед, и с сёрбаньем прихлёбывал кофе.

Пришла лаборантка, с удивлением посмотрела на борзеющего солдата.

– Всё в порядке, Людмила Сергеевна. Он посидит немного, отдохнёт и в медпункт пойдёт.

– Ну-ну, – лаборантка, жена боевого полковника, помотавшаяся за ним по гарнизонам Средней Азии и Кавказа, смерила Иванова грозным взглядом, от которого он поперхнулся бутербродом. – Смотрите тут у меня!

Иванов бутерброды доел, кофе выпил и принялся болтать. Оказалось, что мы с ним из одного райцентра. Пошли воспоминания о детстве: а в какую школу ходил, а ты Ваську Косого из третьего дома знаешь? Короче, через пять минут я не знал, как Иванова выгнать.

Благо пришла лаборантка и забрала солдата на анализы. А потом пинком выгнала его вон.

Стоит ли говорить, что с анализами всё было в порядке и никакой кишечной инфекции близко не обнаружилось.

Дня через три я снова обнаружил бренное тело Иванова на ступеньках лаборатории.

– Привет, доктор! – панибратски приобнял меня солдат. – У меня к тебе дело есть.

«Однако, уже на ты перешли», – подумал я.

– Надо мне пару дней в госпитале поваляться. Сделаешь? А то у нас марш-бросок в среду, а мне очень бежать не хочется. Нога болит, – и солдат вполне правдоподобно потёр «больную» ногу. И поморщился.

– Иванов, ты не оборзел?

– Ну земляк, ну по-соседски.

– Иванов! А ну марш в часть!

– Чего ты? Я же не за просто так, – обиделся боец.

– Или ты сейчас исчезнешь, или у тебя будут проблемы.

– Бегу, бегу, – Иванов затопал сапогами и исчез из моей жизни.

На семь дней.

В понедельник он снова сидел на ступеньках лаборатории, курил и клянчил у меня плохие анализы, справку о смертельной болезни, просил помочь комиссоваться.

Как-то по глупости я проболтался про общих знакомых, и Иванов взялся за меня с удвоенной силой. Через этих знакомых он узнал мой телефон. Мне звонила его мама. Даже, твою дивизию, бабушка! Я крутился как уж на сковородке. Пару раз натравил на него Людмилу Сергеевну, один раз чуть ли не пинками гнал до казармы. Следовало, конечно, нажаловаться на него непосредственному командиру, но мне было почему-то жаль этого раздолбая.

Дошло до того, что, завидев на ступеньках лаборатории знакомую фигуру, я резко менял маршрут следования и уходил в медроту или столовую.

И однажды моё терпение лопнуло. В это утро Иванов особенно долго и занудно выпрашивал у меня справку. Я стиснул зубы, взял его за шиворот, несмотря на жалобы и мольбы, отволок в казарму и сдал на руки сержанту.

– Сержант, если рядовой Иванов без видимой причины ещё раз появится в микробиологической лаборатории, я буду вынужден принять меры. Почему ваш боец болтается по части без дела?

– Понял, товарищ старший лейтенант.

– А раз понял – выполняйте.

И я ушёл. Чувствуя спиной отчаянный взгляд Иванова. И страдая душой, как будто сына в гладиаторы продал. Больше я Иванова в армии не видел.

Прошло почти полгода, и как-то приехал я на малую родину к матери. Иду с автобусной остановки, темно, редкие фонари выхватывают из сумрака пустынную улицу и одинаковые подъезды советской архитектуры. И вдруг слышу до боли знакомый голос:

– Да вы, пацанва, жизни не нюхали. Вот, помню, пригнали нас на полигон, с парашютом прыгать.

Етить-колотить, Иванов!

Останавливаюсь и вижу прекрасную картину. На скамейке возле подъезда с бутылкой пива в руке и в окружении стайки подростков сидит «косарь» Иванов и вещает. А подростки и уши развесили.

– Да что тут говорить, служба для мужика – самое главное. Сигарету мне!

Иванову с почётом подносят сразу несколько пачек. Бывший солдат неторопливо выбирает что получше, закуривает. И продолжает:

– А здоровье надо в армии – ого-го. Приходится и в лесу на снегу спать, и по несколько часов на полигоне под ветром и дождём стоять.

Я не выдержал.

– Иванов, а ты откуда про всё это знаешь? Ты же всю службу по госпиталям и медпунктам отвалялся?

Иванов в панике вскакивает. Скамейка под фонарём, я в тени, а значит, для него откуда-то из темноты доносится разоблачающий офицерский голос.

– Товарищ лейтенант?

– Товарищ старший лейтенант, – я подхожу к скамейке. – Не позорился бы ты, боец.

– А я чего, я вот пацанам про армию рассказываю. Чтобы они готовы были. Ведь всё верно рассказываю, да, товарищ старший лейтенант? – и подмигивает мне обоими глазами.

Я махнул рукой и пошёл дальше. Таких уже не исправишь.

Кузница кадров

Эта история случилась потому, что система военно-медицинского образования в Беларуси не совершенна, а бюрократия и «волосатые лапы» остались в стране наследием ещё советских времён.

Для того, чтобы получить большую часть узких специализаций, а с ними перспективы на погоны высшего командного состава, белорусским военврачам приходится на пару лет поступать либо в Военно-медицинскую академию в Петербурге, либо по договору с медиками бундесвера ехать в Германию. Немецкий вариант моим бывшим коллегам нравится больше, поэтому битва за места идёт нешуточная. Бонус к специализации, кроме погон, – место в столичном госпитале и все прилагающиеся к нему плюшки.

Мой друг Володя закончил военно-медицинский факультет хирургом и был направлен в медроту большой военной части республиканского значения. В медроте Володя заскучал, потому что работы ему там было совсем мало. За год службы случился в его ведомстве один несчастный завалящий аппендицит, да и тот из-под носа в госпиталь увезли. А так – вросшие ногти, вскрытые абсцессы, вот, собственно, и вся хирургия. И много-много писанины.

От такой жизни Володя, мечтавший о славе Пирогова, вскоре полез на стенку. А потом, одумавшись, стал вострить лыжи в Германию на учёбу. Парень был настойчивый, пробивной, короче, получилось у него. И вскоре мы все узнали, что Володя едет на два года учиться куда-то под Франкфурт. А после учёбы заступает на должность хирурга в столичном госпитале. Ему и место придержат.

Отметили это дело, позавидовали, пожелали доброго пути. И тут выясняется любопытный факт: обычно перед тем, как отправлять офицера на учёбу, с ним заключали свежий пятилетний контракт. Мол, вернётся, должен будет либо отработать, либо оплатить своё обучение. А тут казус: Володе по старому контракту ещё 2,5 года служить. Вроде как, успеет вернуться до окончания. Не знаю, о чём думали чиновники из управления, наверное, ни о чём, потому что поехал Володя в чужеземный вуз без контракта.

Проходит два года. Володя шлёт мне по Интернету фотки с огромными пивными кружками и мордатыми офицерами предполагаемого противника. Тем временем супруга его заканчивает наш университет и начинает практиковать.

Приезжает Володя на родину. Готовый микрохирург с десятком операций за плечами. Приходит весь такой радостный к начальству, а там руками разводят:

– Извини, дорогой. Но в данный момент на твою специализацию нет места.

– Как это нет? – удивляется Володя. – Я когда уезжал – было. Куда же делось? Я два года учился, руки нарабатывал. Вот список проведённых операций. Я хоть сейчас за операционный стол.

– Понимаем, – начальники закатывают глаза к потолку. – Очень нужные навыки ты приобрёл. Только места всё равно нет.

– Да куда же оно делось?

– Было место, – не спорят начальники. – Но понадобилось нам одного офицера в столицу перевести. А у него дядя – генерал. Вот и поставили на твоё место.

– Как же он оперирует? Он же не умеет!

– А он и не оперирует. Зачем ему такая ответственность?

– А как же я? – растерялся Володя.

– А ты побудь пока начальником медпункта. Вот тут, недалеко от Минска, километров сто, есть часть. Туда позарез начмедпункта требуется. Через пару лет товарищ на повышение пойдёт, место освободится, мы тебя и переведём.

– За пару лет я все навыки растеряю. А начмедпункта – это вообще терапевт!

– Ничем помочь не можем, – разводят руками начальники.

Володя голову опустил и в часть поехал. Посмотрел на протекающую крышу медпункта, на кипу пожелтевших журналов, которые ему предстояло заполнять, и душа его обратилась на тёмную сторону.

Тут, как назло, приходит ему из Германии сообщение:

«Герр Вольдемар, пишет Вам Ваш преподаватель герр Рейзеншнауцер. Вы забыли кое-какие учебные материалы, которые я Вам высылаю по Интернету».

Володя встрепенулся и написал в ответ:

«Герр Рейзеншнауцер, если так случится, что я приеду к Вам обратно, не поможете ли Вы мне с работой?»

Немец отвечает:

«Герр Вольдемар, Вы в своём уме, такие вопросы задавать? Мы Вас два года учили, диплом дали, за вашими успехами следили. Конечно, помогу, у нас тут хорошие специалисты, обученные на халяву, всегда нужны».

Володя повеселел. А тут и конец его контракта подоспел. И совершил военврач жуткое предательство. Не стал он новый пятилетний контракт подписывать. Что тут началось! Крику было на всю армию! Володю имели во всех кабинетах управления, но он не сдавался, как последний партизан. Начальники, которые Володю в Германию отправляли без подписанного контракта, за головы схватились. За такой косяк можно и звёздочек недосчитаться. Давай действовать методом кнута и пряника. Нашли ему и место в столице, и квартиру служебную. Но Володя стоит на своём, потому что отлично понимает, что после такого казуса ему путь один – подальше от родной армии. Ибо сожрут!

Так и уехал. И жену забрал.

Работает нынче Володя в небольшом городке недалеко от Франкфурта. Оперирует местных бюргеров, выплачивает кредит за дом и растит первенца. О своей военной карьере вспоминает только 9 мая и 23 февраля. Тогда Володя надевает парадную форму, выпивает стакан водки и с тоской понимает, что в городе – немцы.