Перекресток

Егор чуть не подпрыгнул на топчане от внезапно пронзившей его мысли. Мужичок назвал его по имени, когда Егор выходил из избы, но Егор-то ему своего имени не называл!!! Да, у него спросили имя, но он не успел ответить!

Это простое, казалось бы, умозаключение настолько пронзительно зазвенело в мозгу Егора, что он сразу начал складывать все осколочные мысли в одну картинку. И картинка эта была очень и очень интересной. Ночной гость со звериным голосом говорил с Хвостатым о ком-то, кто в момент разговора должен был спать. Утром Егора разбудил мужичок, который был совершенно уверен, что Егор крепко спал, и очень удивился, услышав от Егора про какую-то «нечисть». Мало того, оказалось, что мужичок знал, как зовут Егора, хотя и постарался это скрыть, спросив имя, но по неосмотрительности не дождался ответа. Это его, Егора, «загонял в лапы» этот непонятный ночной гость. Это он, Егор, должен был спать, но по счастливой для него случайности слышал ночной разговор. Егор не знал, для чего он понадобился этим людям, но, следуя внутреннему чувству, не ожидал от знакомства с ними ничего хорошего.

А может, это и не люди вовсе, а оборотни? По спине Егора пробежали холодные мурашки. Он медленно повернул голову в сторону сидевшего и, вероятно, сторожившего его Саньки, как вдруг тот вскочил на ноги и зычно крикнул в сторону избы:

– Афанасий едет!!!

Глава 12. Афанасий

На крик выбежали мужичок с Ванькой.

– Чего кричишь, дура! – шикнул на Саньку мужичок и, приложив ладонь козырьком ко лбу, всмотрелся на дорогу, подходившую к мельнице со стороны, противоположной от моста.

Оттуда действительно неспешно приближалась большая кибитка, запряжённая крепким гнедым коньком. Висевшие под дугой бубенцы весело позвякивали. Они, судя по всему, и привлекли внимание Сеньки, обернувшегося на их веселый перезвон. Сидевший на козлах время от времени прикрикивал на лошадь, но что он кричал, ещё нельзя было достаточно разобрать.

Не доехав до мельницы с полверсты, возница соскочил с козел и взял коня под уздцы. Неторопливым шагом он пошёл рядом, лениво понукая конька. Воз медленно приближался к мельнице, и вскоре Егор смог отчётливо рассмотреть возницу.

Афанасий, а именно так его назвал Санька, был человеком среднего роста, но постоянно сутулился и потому казался невысоким. Темные волосы выбивались из-под картуза, сидевшего набекрень на большой голове. Чисто выбритое лицо было довольно приятно на вид. В целом он был некрасив, но не производил отталкивающего впечатления. Общий вид портил узкий белёсый шрам, пересекавший лицо от левого глаза через нос к правому краю губ и отчётливо выделявшийся на загорелом лице.

– Здравствуйте, хозяева! – зычно прокричал Афанасий, подходя вместе со своей повозкой к стоявшим.

– Здравствуй, здравствуй, – проговорил мужичок, не выказывавший особой радости от встречи.

– Я вам гвоздей привез да скоб. Еще пеньку да цепь, как просили.

Говорил Афанасий не спеша. Присутствующих он явно хорошо знал, а на Егора не обращал вообще никакого внимания, словно его совсем здесь и не было. Или же старательно делал вид, что не обращал. По крайней мере, взглянув на Егора лишь один раз, он более не останавливал на нём свой взгляд, разговаривая только с мужичком.

– Ну так что, Евдоким, скажи своим молодцам – пусть выгружают, что ли, – продолжил Афанасий свой разговор, обратившись к мужичку.

Евдоким, именно так, судя по обращению Афанасия, и звали мужичка, кивком головы отдал приказание стоявшим тут же Ваньке и Саньке, и те, повинуясь распоряжению, сразу начали выгружать привезённое и сносить всё к мельнице. Афанасий показывал, что нужно выгружать, а Евдоким указывал, что и куда положить.

– А мука-то готова ли, Евдоким? – спросил Афанасий и, зевнув, добавил: – А то порожним возвращаться совсем не хочется.

– Готова мука, готова, – пробурчал Евдоким.

– Ну так иди, распорядись, чтобы грузили, – продолжая зевать, сказал Афанасий.

Евдоким ушел распорядиться насчет погрузки муки. За ним ушли Ванька с Санькой. Афанасий с Егором остались одни сидеть под навесом.

Всё время празговора между Афанасием и Евдокимом Егор лихорадочно пытался понять – из этой же шайки-лейки этот невесть откуда взявшийся гость или не имеет он к ним никакого отношения. С одной стороны, в гости к такой компании добром не пойдёшь, но, с другой стороны, если Афанасий просто торговец, то ему всё одно – с добрым человеком торговать или с самой нечистой силой. На то он и купец. Деньга в кошельке одинаково звенит. Но Егору сейчас нужна была помощь. Он совершенно отчётливо понимал, что, попав в лапы к этой непонятной компании, он находится в большой опасности. Чем ему грозило пребывание среди этих внешне гостеприимных обитателей мельницы – этого он ещё не понял. Но что добра от пребывания здесь ждать не приходилось – это для Егора было ясно как день.

Пока Егор размышлял над этим вопросом, Афанасий, до того момента непрестанно зевавший и не проявлявший никакого любопытства в отношении Егора, вдруг резко к нему обратился:

– А ты ведь, парень, не из этой компании? Что-то я тебя здесь раньше не видал.

Прозвучало это так неожиданно, что Егор, глубоко в душе надеявшийся на то, что можно найти помощь у этого незнакомого ему человека, всё же опешил. Он искал повод заговорить, но повода не понадобилось! Но стоит ли просить помощи у того, кто известен ему не более остальных?

– Чего молчишь? Язык проглотил? – переспросил тем временем Афанасий молчавшего Егора. – Откуда ты здесь, спрашиваю? Как тебя звать?

Настойчиво заданный вопрос словно разбудил Егора, и он, лихорадочно соображая, всё же решился искать помощи у этого неизвестного ему Афанасия. Тем более что иных вариантов не просматривалось.

– Меня Егором звать, – лихорадочно начал он. – Ты можешь мне помочь отсюда выбраться? Я тут случайно оказался. А эти …

Егор замялся. Он не знал, с чего стоило начать и как объяснить все произошедшее с ним.

– Чего замолчал? Опять язык проглотил? – беззвучно засмеялся Афанасий.

Он всё так же внимательно смотрел на Егора, но время от времени бросал косой взгляд на ворота мельницы, которые были широко распахнуты. За воротами шла какая-то возня, но никто не показывался.

– Вот что, парень, – сказал Афанасий отрывисто. – Вижу, что помочь тебе надо. Сейчас они муку грузить будут. Как погрузят – я их отвлеку. А ты уж не плошай – быстро за облучком под полог спрячься и чтоб там как мышь.

За воротами лестницы раздался голос Евдокима, видимо, закончившего отмерять муку под погрузку:

– Всё! На этот раз хватит!

Афанасий тут же отвернулся от Егора и как ни в чем не бывало уставился на открытые ворота мельницы, в створе которых спустя несколько мгновений появился Евдоким и махнул Афанасию рукой, приглашая подъезжать на погрузку.

Неторопливо взяв под узду своего конька, Афанасий всё так же неторопливо повел его к распахнутым воротам мельницы. У ворот он развернул кибитку и, заставив коня попятиться, загнал её в створ ворот так, что кибитка, встав немного искоса, загородила почти весь выход.

– Грузи, что ли! – обратился Афанасий к Евдокиму и, прислонившись к косяку, начал пережевывать какую-то травинку.

Евдоким кивнул, и молодцы, словно по команде, начали споро грузить в кибитку мешки с мукой. Работали они быстро, и уже скоро кибитка была загружена. Афанасий с довольным видом заглянул в кибитку для осмотра погруженного, но тут же переменился в лице. С недовольным видом Афанасий подозвал Евдокима и взялся за лежавший почти в самом низу мешок.

– Ты чего это делаешь, раздери тебя комар? – возмущённо процедил сквозь зубы Афанасий, указывая Евдокиму пальцем на что-то, вызвавшее его негодование.

Евдоким с недоумением в глазах уставился туда, куда Афанасий настойчиво показывал своей рукой. Из мешка, в который уткнулся палец Афанасия, тонкой струйкой стекала мука.

– Ты чего мне дырявые мешки подсовываешь?!

Афанасий был очень недоволен. В его голосе звучали металлические нотки, от которых у Евдокима, судя по его часто моргающим глазам, по спине бежали довольно крупные мурашки.

– Да мы его сейчас зашьём! – Евдоким повернулся было к молодцам, отдыхающим после погрузки, но Афанасий был совершенно не согласен с таким решением.

– Я тебе мешки всегда новые да крепкие везу, а ты мне рухлядь подсовываешь?! – возмутился он и, сверкнув глазами, гневно продолжил: – Ты что думаешь, что ты краешек подшил, так и мешок крепче стал? Забирай эту труху и грузи другой!

Евдоким, заискивающе взглянув на Афанасия, махнул парням, которые сразу же начали разгружать кибитку, освобождая прохудившийся мешок.

– Да смотри, чтобы мешок был новый! – наставительно сказал Афанасий.

Евдоким, «приободрённый» таким наставлением, сам бросился вглубь мельницы, чтобы выбрать мешок получше да поновее. Парни направились вслед за ним.

Перед кибиткой не осталось никого, кроме Афанасия. Егор понял, что его время наступило и, опрометью бросившись к возку, ужом юркнул под крепкий кожаный полог, болтавшийся за облучком. Тут Егор, свернувшись клубком, прильнул к облучку всем телом и затаился. Широкий полог, закрывавший всё пространство за облучком, закрыл его от постороннего взгляда.

Егор слышал и даже чувствовал, как вокруг кибитки снова засуетились, как кибитку снова нагружают мешками с мукой. Он слышал, как тяжело дыша, уставшие парни накидывали мешки один за другим.

– Ну вот и славно, – раздался одобрительный голос Афанасия, – а то нагрузил незнамо что. С учетом привезённого, в расчёте, что ли?

– В расчёте, – глухо ответил ему Евдоким, готовый, судя по голосу, согласиться на всё что угодно, лишь бы отделаться от уже изрядно надоевшего гостя.

– На следующей неделе ещё загляну, – уже совсем довольным голосом проговорил Афанасий и, обращаясь к своему коньку, гаркнул: – Пошёл, милый!

Воз тронулся, и Егор, замирая всем телом, сквозь узкую щель между пологом и облучком увидел удаляющиеся ноги Евдокима, который уже развернулся и злобно и грозно отчитывал своих молодцов, оправдательно огрызавшихся. Воз все удалялся и удалялся от мельницы, и вот он уже запылил по проторённой дороге, а Евдоким все отчитывал и отчитывал нерадивых работников. Его недовольный голос все глуше и глуше доносился до Егора, пока наконец совсем не пропал, растворившись в скрипе колес кибитки. Вскоре и плеск падающей с колеса мельницы воды стал не слышен, но Егор так и не решался выбраться из-под скрывавшего его полога. А кибитка все катилась и катилась, увозя Егора в неизвестном для него направлении.

Глава 13. Деревня у болота

Наконец кибитка остановилась. С неё соскочил Афанасий и, кашлянув, отодвинул запылившийся полог.

– Вылазь, – проговорил он и подмигнул Егору.

Егор с трудом распрямил затёкшее от долгого неподвижного сидения тело и выбрался на дорогу. Он, уставший от долгой езды в неудобном положении, с наслаждением потянулся. Казалось, что каждая клеточка его тела была сжата до предела. Напряжение, которое Егор только что перенёс, никак не отпускало его.

– Забирайся на козлы, парень, – не давая Егору как следует расслабиться, скомандовал Афанасий. – Нам бы засветло до деревни добраться.

Егор с трудом, превозмогая боль в затёкших суставах, на ещё ватных ногах забрался на козлы рядом с Афанасием. Афанасий чуть понукнул коня, и тот, напрягшись, снова мерно зашагал по дороге, везя тяжело нагруженную кибитку и путников.

Дорога, по которой пролегал путь, была ровной, не разбитой и явно использовалась нечасто. Обочины поросли высокой травой, а сама колея местами была густо покрыта конотопкой. Конь шагал тяжело, неторопливо. Ехали молча. Афанасий ничего не говорил и не спрашивал, а Егор путался в своих мыслях и даже не пытался подобрать слов для разговора.

Солнце начало подниматься в зенит, когда поодаль в стороне показалась небольшая деревенька. Её низенькие хатки были разбросаны на холме, подножие которого заросло густым кустарником. От дороги, по которой ехали путники, к деревне вел небольшой отворот, заросший травой настолько, что Егор его не сразу и заметил.

Что-то странное было в этой деревушке. Казалось, что все жители собрались и разом ушли на работы на какое-то дальнее поле. Но и это было не главное. Не видно было никакой скотины, не бегали по улице и не копошились в пыли куры. Не лаяли собаки. Абсолютная тишина, непривычная даже для жаркого деревенского дня, тяжело стояла над деревней. Даже птиц не было видно над деревней. Никого. Ни одной живой души. Муторно было на душе от этой давящей тишины, и хотелось как можно быстрее проехать мимо.

Как ни странно, но Афанасий, чуть дернув вожжи, направил повозку именно на отворот к этому мертвому месту. Словно отвечая на немой вопрос Егора, Афанасий произнес:

– Коня напоить нужно. Да и самим отдохнуть не мешает.

– Да тут же нет никого! – попытался отговорить его Егор, но Афанасий словно бы и не обратил внимания на замечание Егора.

Напрягая последние силы, конь затащил повозку на пригорок и поплёлся по тихой пустынной улице. Он, как показалось Егору, точно знал конечную точку назначения и тащил свою ношу, не ожидая понуканий возницы. Егор внимательно осматривал дома и дворы, низкие плетни вокруг которых слабо загораживали обзор. Совершенно не облупившиеся стены домов; открытые ставни окон; незапертые, но совершенно целые двери; стоящие прямо во дворах то тут, то там исправные телеги; аккуратно расставленный у стен нехитрый деревенский инвентарь – все это создавало впечатление, что жители только что спрятались от жары по своим небольшим хаткам или где-то заняты своими делами. Стоит подождать, и вот-вот выскочит из дверей какого-нибудь дома хозяйка и пойдёт задавать корм курам. Но ни хозяев, ни курей было не видно и не слышно.

Наконец, проехав почти через всю деревню, конь остановился у крайней хатки, за двором которой виднелась покосившаяся околица и начинался такой же густой кустарник, что и в начале деревни. Хатка эта так же, как и все увиденные Егором, была огорожена низеньким, но крепким плетнём. Белые её стены несли на себе следы гораздо более свежей покраски, чем все остальные хаты в деревне. Егор мог бы даже уверенно сказать, что красили её совершенно недавно. Двери хаты были плотно прикрыты, а окна, что уж совсем роскошно для такого случая, были застеклены мутными стёклышками, плотно пригнанными в частой решётке деревянной рамы. Хата, благодаря неуловимым признакам заботливого ухода, казалась вполне себе жилой, что никак не вязалось с пустотой всей деревни. Впрочем, и здесь не видно было ни души.

Афанасий спрыгнул с козел и, подойдя к плетню, откинул жерди, загораживающие въезд во двор. Взяв коня за узду, он по-хозяйски завёл его во двор и начал спокойно распрягать. Показав Егору на сруб колодца с высоким «журавлём», примостившийся во дворе почти у самого плетня, он отдал короткое распоряжение Егору:

– Коня напои.

Сам Афанасий неторопливо и заботливо распряг коня, после чего одобрительно похлопал его по крупу:

– Молодец, чертяка!

Егор, покрутив головой, увидел у крыльца небольшую бадейку, в которую и решил набрать воду для уставшего коня.

Вода в колодце была чистой и пахла такой свежестью, что Егор не удержался и отпил несколько глотков. От холода воды у него заломило зубы. В оставшуюся воду он бросил пучок сена, выдернув его из-под мешков, и стал поить коня. Конь пил неспешно – сухая трава мешала ему. Она, брошенная в бадью, кололась и не давала глубоко опустить морду в холодную воду.

Вытянув воду, конь поднял голову и фыркнул. Егор налил ещё. Конь ещё раз выпил все до дна. Только после третьего ведра конь, не допив, мотнул головой и отошёл к кибитке, возле которой начал дёргать траву, растущую прямо во дворе.

– Ну-ка слей умыться, – попросил Афанасий Егора.

Егор прямо из ведра лил воду на руки Афанасию, а тот, сняв рубаху, с видимым удовольствием мыл руки, пыльную шею и лицо. Он растирал холодной водой крепкое загорелое жилистое тело, пофыркивая от удовольствия. На загорелой коже Афанасия яркими пятнами выделялись уродливые белёсые шрамы: один широкой полосой протянулся на правом плече, а второй звездой раскинулся на спине. Закончив умываться, Афанасий насухо обтёрся чистым отрезом полотенца, которое загодя достал из своей дорожной сумки.

– Сам-то тоже умойся, а то пыльный весь, – почти приказал Афанасий.

Он взял из рук Егора ведро и начал лить воду на подставленные Егором руки, после чего подал ему специально подготовленное полотенце.

– Пойдем в дом, – позвал заканчивающего обтирать полотенцем лицо Егора Афанасий.

Перевернув ведро на сруб, Афанасий шагнул в сторону дверей дома.

– А хозяин? – удивился Егор, не решаясь следовать примеру Афанасия.

– А хозяин скоро будет, – спокойно ответил Егору Афанасий и, дёрнув ручку, открыл дверь так, как будто он пришёл к себе домой.

Делать было нечего, и Егору пришлось идти за ним. Пройдя через небольшие сени, Егор вслед за Афанасием вошел в хату. Хата была чистой и довольно просторной. Слева, прямо напротив оконца, на крепком дубовом срубе стояла печь, которую, Егор мог поклясться, совершенно недавно белили. Справа, напротив дверей, в уголке стоял добротно сделанный из толстых широких досок деревянный стол с приставленными к нему такими же добротными скамьями.

Афанасий по-хозяйски бросил на скамью свою дорожную сумку и, отдёрнув занавесь, заглянул в устье печи.

– Ну вот мы и с обедом! – радостно проговорил он.

Взяв стоявший у печи ухват, Афанасий вытянул им из глубины печи корчажку, прикрытую сковородой. Ловко поставив корчажку на стол, он убрал ухват обратно к печи, после чего уселся на скамью у стола. Затем, вынув из своей сумки каравай ржаного хлеба и нож, Афанасий ловко отрезал от каравая пару толстых ломтей. Проделав это, он так же аккуратно убрал нож в ножны, после чего вынул из сумки две деревянные ложки.

– Чего сидишь? Приступай! – обратился Афанасий к Егору.

Обтерев ложку полотенцем, Афанасий аккуратно снял сковороду с корчажки, после чего зачерпнул из корчажки находившееся в ней варево. Егор, уже уставший удивляться, не стал дожидаться повторного приглашения и взял вторую ложку. Следуя примеру Афанасия, он тоже тщательно вытер ложку полотенцем и, взяв ломоть хлеба, зачерпнул из корчажки душистого варева.

Содержимое корчажки, состоявшее из каких-то круп и небольших кусков мяса, чем-то напоминало кулеш, но было несколько гуще, доходя в своей консистенции почти до состояния каши. Оно было ещё теплым и явно было сварено накануне.

Афанасий, который за все время трапезы не обронил ни слова, спокойно убирал из корчажки ложку за ложкой, периодически закусывая хлебом. Егор, проголодавшийся от долгой дороги, не отставал. Гости уже очистили половину корчажки, а хозяин всё не появлялся.

– Спасибо бы хозяину сказать. Обед вкусный, да без хозяина грустно, – попытался пошутить Егор, дожёвывая остатки хлеба и вытирая ложку.

Афанасий молча, словно и не слыша Егора, тоже бросил в рот остатки куска хлеба и начал обтирать свою ложку.

– А скоро ли хозяин будет? – ещё раз попытался завести разговор Егор.

– Соскучился, что ли? – криво улыбнулся Афанасий.

– Да как-то не по-людски получается, – начал оправдываться Егор. – Мы тут трапезничаем, а хозяин и не знает.

– Не твоя печаль, – несколько грубовато ответил Афанасий и, видимо, смягчившись, тут же добавил: – Сыт хоть?

– Спасибо, сыт, – коротко ответил Егор.

Афанасий молча убрал в свою сумку ложки и нож, снова накрыл корчажку сковородой и отправил её ухватом обратно в глубь печи. Егор же, уже не зная, что и сказать, замолчал, подумав про себя, что попал он, вероятно, из огня да в полымя.

Тем временем Афанасий, убрав свои вещи в сумку, вышел с ней из хаты, махнув Егору рукой, чтобы тот следовал за ним. Уже во дворе Афанасий, спрятав сумку под облучок, спокойно, всё так же по-хозяйски пошел в сарай, пристроенный у хаты, ещё раз перед этим махнув Егору, чтобы тот и здесь шел за ним.

В сарае Афанасий взял стоявший в углу топор и, передавая его Егору, сказал:

– Пойди за дом. Там банька. Наколи пару полешек помельче да баньку затопи. Полешки в дровянике возьми. Он там же, рядом с баней. Да воды натаскай из колодца. Ведра в бане возьмешь. Огниво вот ещё возьми.

Выдав указания и вручив Егору мешочек с огнивом, Афанасий спокойно вышел из сарая, явно не сомневаясь в том, что все его поручения будут безоговорочно выполнены. Егор покрутил в руках топор и, продолжая путаться в своих мыслях относительно происходящего, пошёл выполнять полученные от Афанасия распоряжения.

За домом действительно стояла небольшая банька, вросшая в землю. Почти за самой баней начинался плетень. За плетнем начинался спуск к подошве холма, на котором раскинулась деревня. А вот дальше, у самой подошвы холма, широко, насколько только мог охватить взор, раскинулось болото. Покрытое травой и мхом, с редкими низкими кустами, оно создавало обманчивое впечатление, что это зелёный луг, если бы не тёмные прогалины, в которых тускло поблескивала мутная болотная вода. Судя по тому, как широко раскинулось болото, дальше за селом дороги явно не было. Зачем Афанасий заехал в эту непонятную запустелую деревню и куда дальше собирался держать путь? Вопросы в голове у Егора крутились с бешеной скоростью, но ни на один из них ответа пока не было.

Насмотревшись вдоволь на расстилавшееся перед ним болото, Егор решил продолжить начатое и заняться растопкой бани. Он поставил топор у стены, после чего направился в баню за вёдрами. Согнувшись в три погибели, Егор кое-как протиснулся в небольшую низенькую дверцу бани и, приглядевшись в сумраке, увидел два стоящих у стены деревянных ведра. Рядом с ними стояла кадка для воды. Тут же стояла небольшая посеревшая от времени скамья. У противоположной стены был сооружён полок, довольно широкий и, вероятно, удобный. С краю примостилась небольшая печь-каменка. Всё это освещали тусклые лучи света, с трудом пробивающегося через такое небольшое оконце, которое и оконцем-то назвать было трудно – скорее это была дыра в стене, так как прорублена она была прямо через одно из бревен стены без всякой рамы или намеков на неё.

Оглядевшись, Егор забрал оба ведра и выбрался наружу. Немного поразмыслив и прикинув, что кадушка небольшая и наполнит он её быстро, Егор решил сразу растопить печь, а потом уже натаскать воды. Поставив вёдра, Егор обошел баньку и из небольшого дровяника набрал охапку дров. Чтобы быстрее растопить печь, он быстро наколол несколько сухих осиновых поленьев на мелкие щепки. Заложив дрова в топку, он достал из кармана полученное от Афанасия огниво и разжёг огонь. Сухие дрова затрещали, перебрасывая с поленца на поленце веселый огонек.

Егору показалось, что в тот момент, когда он высекал огонь, за его спиной в полумраке бани кто-то зашевелился и тихо кашлянул. Он быстро оглянулся, но, не увидев никого, решил, что ему это только показалось.

Выбравшись из тесноты и полумрака бани, Егор взял ведра и отправился по воду. Тут ему пришлось столкнуться с неожиданной трудностью – мало того что забираться в баню с полными вёдрами каждый раз было настоящим мучением, так ещё и кадка, которая казалась по объему не больше чем на пять-шесть вёдер, не желала наполняться. Егор вылил в неё уже больше дюжины вёдер, каждый раз пытаясь заглянуть и определить – сколько же ещё воды необходимо принести, чтобы её наполнить. Но то ли в сумраке бани невозможно было разглядеть содержимого, то ли кадка прохудилась, но воды в ней всё никак не было видно. Уже неоднократно Егор осматривал пол под кадкой, пытаясь понять – протекает кадка или нет, но на нём не было заметно никакой сырости или подтёков воды. Егор принес еще несколько вёдер, но кадка так и не наполнилась. Устав от походов за водой, Егор решил проверить содержимое кадки и сунул в неё руку. К своему удивлению, он не достал до воды рукой, хоты должен был достать чуть ли не до дна. Вода явно куда-то уходила. Егор склонился уже в саму кадку, намереваясь нащупать дно. Для этого он даже слегка перевалился через край кадки и…

Глава 14. Нечисть

Егор поскользнулся и всем своим телом ушёл в холодную воду. Он сразу захлебнулся и, дёрнув головой, ударился о стенки кадки. Чьи-то сильные руки подхватили его, и Егор, на миг потерявший сознание, почувствовал, как его, мокрого и обмякшего от удара, вынимают из воды.

– Ты, парень, угорел, что ли? Искупаться решил?

Прямо перед его лицом белело лицо Афанасия, который, не переставая, тряс Егора за плечи.

– Ты чего сделать удумал? Дурья твоя башка! – повернув голову, обратился Афанасий к кому-то сидевшему тут же в бане, на полке.

– А чего он тут шастает, как хозяин? Воду носит, огонь разжигает! Чего ему тут надо? – огрызнулся сидевший на полке субъект.

– Не твоё дело. Ходит, значит, надо. Да и огонь он в твоей печи пальцем, что ли, разжег?

– Про огонь – это правда. Не подумал.

Сидевший на полке почесал затылок.

– Не подумал он! – передразнил Афанасий и, еще раз легонько тряхнув Егора, спросил: – Очнулся наконец?

– Да, – промычал Егор, – очнулся.

Мутная пелена с глаз начала уходить, и, вглядываясь в сумрак бани, он разглядел сидевшего на полке. На мгновение ему показалось, что он ещё не совсем пришел в сознание. Сидевший на полке явно не был человеком. Скорее это был большой, даже огромный бобёр. Но это вместе с тем был и не бобёр, так как бобра он напоминал только своим поросшим волосами грузным телом и волосатым же лицом. Зубов, надо отметить, из его рта не торчало. Уши же у субъекта были вполне человеческие, только чуть мохнатые. Руки, которые он сложил на груди, хотя и поросли редкой шерстью, но также больше напоминали человеческие. А вот ноги не походили не на что ранее виденное Егором. Они были короткие, насколько это можно было заметить в сумраке, покрытые густой шерстью и с такими огромными ступнями, что на них не налез бы ни один сапог даже самого большого размера.

Существо болтало ногами, свесив их с полка, и мурлыкало какую-то песенку. Ни расстроенным, ни напуганным, несмотря на грозные слова Афанасия, оно никак не выглядело.

– Ты на него воды полей. Он быстрее очнется, – промурлыкало существо.

При этих словах лицо (или морда) его расплылось в широкой улыбке, обнажив ряд ровных белых зубов. Усы существа задрожали, и оно, не удержавшись, захихикало, еще сильнее заболтав ногами.

– Давай-давай, шути, – огрызнулся Афанасий.

Он поднял Егора, усадил его на лавку. Ещё раз внимательно вглядевшись в лицо Егора, Афанасий вытер его полотенцем.

– Ты давай за баней следи. Да чтоб жарко было! – скомандовал Афанасий существу и, подхватив Егора, выбрался с ним из бани.

– Ты на него не серчай, – выйдя на воздух, заговорил Афанасий с Егором, словно оправдываясь. – Пантелеймон, он не злой. Мне его надо было сразу предупредить, что ты со мной. Я, видишь, забыл сначала, а потом понадеялся, что он по огниву поймет. А он, будь неладен, решил шутки с тобой шутить. Ладно, что Анисим меня вовремя позвал.

Егор мало что понимал из сказанного Афанасием, но главное он уже уяснил: каждый раз, когда ему казалось, что чудеснее случая с ним ещё не было, жизнь поворачивалась так, что становилось ясно – самое чудесное ещё впереди. И чудеса, которые могут случиться, чаще недобрые, так что быть надо начеку и, что называется, ухо надо держать востро.

Так, под говор одного и раздумья другого, они вошли в хату.

В хате у печи уже возился небольшой мужичок, настолько обросший густыми всклокоченными волосами, что они больше напоминали копну соломы, надетую прямо на голову. Да и цветом они напоминали солому. Одет он был в просторную белую рубаху навыпуск, подпоясанную куском тонкой верёвки. Широкие полосатые штаны, местами залатанные, заправлены были в онучи, аккуратно навёрнутые на ноги. Обувью служили крепкие новенькие лапти.

– Принимай гостя, Анисим! – обратился к мужичку Афанасий.

– Садись, коли пришел, – мягко проговорил Анисим и, кивком головы указав на лавку, добавил: – Гостем будешь.

От поворота головы копна волос пришла в движение, и Егору на миг показалось, что они сейчас разлетятся, словно солома, подхваченная ветром. Егор, следуя приглашению, сел на лавку. Рубаха еще не высохла, и его немного знобило. В тепле избы, у истопленной печи, он начал постепенно согреваться, но озноб был не только от холода, но и от волнения. Егор уже совершенно не сомневался, что его новые знакомые не из мира людей.

Тем временем Анисим быстро постелил на стол чистую скатёрку и, вынув из печи пару свежеиспечённых ватрушек, быстро положил их перед Егором на глиняную тарелку, мягко проговорив:

– Кушай, милок.

Ватрушки были ещё теплыми, а про запах, который от них исходил, и говорить было нечего. Егор, хоть и не проголодался ещё, все же взял одну ватрушку и с большим удовольствием откусил. Ватрушка прямо таяла во рту, а творог, с которым она была приготовлена, был рассыпчатым и мягким. Эта ватрушка напомнила Егору детство, когда бабка Пелагея готовила именно такие ватрушки и, приправляя их сметаной, заворачивала в узелок, приговаривая:

– Возьми с собой в лес. Проголодаешься, сядешь на пенёчек и скушаешь кусочек.

Егор брал узелок и отправлялся в лес за грибами-ягодами. Воспоминания теплой волной нахлынули на Егора. Он забыл, что на нем мокрая одежда, что он непонятно где и непонятно как будет возвращаться домой. Откусывая кусок за куском, он съел ватрушку целиком и потянулся за второй.

– Ну вот и славно!

Голос Афанасия, хотя и не громкий, раздался как гром среди неба. Егор отдёрнул руку, протянутую было к оставшейся ватрушке, и тут же вернулся в суровую непонятную реальность.

Анисим с укором посмотрел на Афанасия и, покачав головой, вышел в сени. Он почти сразу вернулся, неся в руках самовар. Поставив самовар на стол, Анисим вынул из печурки согретую жаром истопленной печи кружку и налил в неё горячего сбитня.

– Выпей горяченького.

Протянув наполненную душистым сбитнем кружку Егору, Анисим ещё раз с укором посмотрел на Афанасия и снова покачал головой.

– Не лез бы к парню-то, – обратился он к Афанасию.

– Не учи, – коротко бросил Афанасий, но, видимо, понимая, что поступил не очень верно, примирительно протянул: – Сам вижу.

Егор отпил из кружки. Напиток приятно бодрил, но Егор, грубо вынутый из своих детских воспоминаний, старался уже не расслабляться и внимательно следил за происходящим.

Анисим тем временем слазил куда-то на полати и, покопавшись, вынул оттуда завязанные узлом вещи. Придирчиво осмотрев узел, он вышел с ним на улицу и чуть погодя вернулся с аккуратно сложенным стопой бельём. Протягивая бельё Егору и глядя на него добрыми глазами, Анисим произнес всё тем же мягким своим говором:

– Ты возьми, оно всё чистое. Я на дворе ещё его встряхнул, так что ни пылинки.