Роман на крыше

– Неужели она так и сказала, сэр?

– В точности, Мэлэт. Понимаете, не просто: «Спасибо!» или «О, спасибо!» А: «О, как я вам благодарна!»

Джордж Финч уставился на своего слугу и долго молчал.

– Я думаю, что это очень много говорит, Мэлэт?

– Чрезвычайно много, сэр.

– Если бы она хотела тут же прекратить знакомство, разве бы она стала так горячо благодарить меня?

– Ни в коем случае, сэр.

– Обождите, я еще не все сказал вам. После того как она произнесла: «О, как я вам благодарна», она добавила: «Какой скверный пес, не правда ли?». Вы понимаете, Мэлэт: если бы она сказала просто: «Какой скверный пес», это не имело бы ровно никакого значения. Но тем, что она добавила «Не правда ли?», она позволила мне выразить мое мнение. Она дала мне понять, что ничего не имеет против разговора на эту тему. И знаете, Мэлэт, что я намерен предпринять, как только переоденусь?

– Обедать, сэр?

– Обедать! – негодуя, воскликнул Джордж и даже вздрогнул. – Нет, бывают моменты, когда мысль о пище является оскорблением для всего того, что отличает человека от животного. Как только я переоденусь, – и заметьте, Мэлэт, что я тщательно буду переодеваться; – Я вернусь на Семьдесят Девятую улицу, подойду к ее дому, позвоню, прямиком войду и справлюсь о здоровье терьера. Выражу надежду, что собачка, мол, не пострадала и так далее. Ведь, в конце концов, в этом нет ничего особенного. Элементарная вежливость, ничего больше. Вы должны знать, что эти шотландские терьеры… э-э-э… очень нервные животные, такие деликатные… Как знать, какое впечатление произвело на него подобное переживание? Да, Мэлэт, я так и сделаю. Будьте любезны выутюжить мой костюм так, как никогда еще не утюжили его до сих пор.

– Слушаю, сэр!

– И приготовьте мне на выбор несколько галстуков. Скажем, дюжину.

– Слушаю, сэр.

– Да, скажите, Мэлэт, не приходил сегодня утром мой поставщик «этого самого»?

– Приходил, сэр.

– В таком случае, приготовьте мне стаканчик сода-виски, да покрепче, Мэлэт. Что бы ни случилось сегодня я должен оказаться на высоте!

* * *

Спустя несколько минут, когда Джордж Финч сидел на крыше, погруженный в золотые мечты, на крышу вкатились две пятифунтовые гимнастические гири и с грохотом понеслись к ногам юного Ромео, так грубо разбуженного от грез. Вслед за гирями показался мистер Гамильтон Бимиш-на этот раз на четвереньках. Дело в том, что Гамильтон Бимиш, лозунгом которого было, «здоровый дух в здоровом теле», каждый день проделывал в течение получаса гимнастику на открытом воздухе и уже не в первый раз спотыкался о последнюю ступеньку.

Мистер Бимиш поднялся на ноги, выкинул вверх гири, затем поправил очки-все это рассчитанными, экономными движениями, – и только тогда посмотрел на своего друга Финча.

– А, это вы? – сказал он.

– Да, это я.

– Что это такое рассказывал мне Мэлэт? – спросил Бимиш.

– Что это такое рассказывал мне Мэлэт? – одновременно спросил Джордж.

– Мэлэт говорит, будто вы увиваетесь за какой-то девушкой.

– Мэлэт говорит, что вы рекомендовали мне его, зная, что он бывший каторжник. Гамильтон Бимиш решил сперва отделаться от пустяка, а потом перейти уже к более серьезному делу.

– Совершенно верно, я знал, – подтвердил он, – но разве вы не читали моей книги, озаглавленной «Исправившийся преступник»? В этой книге я совершенно ясно указываю, что ни в одном человеке так не сильна тенденция к честности, как в преступнике, отбывшем срок наказания в тюрьме. Это вполне логично. Если бы вы пролежали год в больнице после прыжка с этой крыши, то чего больше всего боялись бы вы, встав на ноги? Конечно, прыжка с крыши, не так ли?

Однако, Джордж Финч продолжал хмуриться, показывая, что он чрезвычайно недоволен. – Все это очень мило, но я хотел бы знать, кому приятно иметь у себя в доме бывшего каторжника.

– Вздор! Вы должны отбросить эти старые предрассудки и пристрастное отношение к людям, побывавшим в Синг-Синге. Постарайтесь смотреть на это учреждение, как на своего рода университет, обучающий студентов, как жить в дальнейшем, по выходе из тюрьмы. Вы должны понимать, что, в сущности, эти люди действительно живут там, как стипендиаты. Я надеюсь, вы не обнаружили в Мэлэте каких-либо недостатков, на которые могли бы жаловаться?

– Нет, этого я не могу сказать!

– Он хорошо исполняет свою работу?

– Вполне!

– Украл он у вас что-нибудь?

– Нет!

– В таком случае, к чему тревожиться? Забудьте об этом человеке. Теперь я хочу услышать, как можно подробнее об этой девушке.

– Каким образом вы узнали про нее?

– Мэлэт мне все рассказал!

– Каким образом Мэлэт узнал?

– Он проследил за вами и все видел.

Джордж покраснел, как пион.

– Я сейчас же прогоню его ко всем чертям! Вот змея!

– Ничего подобного вы не сделаете. Он только из преданности и усердия проследил за вами. Он заметил, что вы, выходя из дому, что-то бормотали под нос.

– Я бормотал? – изумился Джордж.

– Конечно. Вы что-то бормотали! И это еще не все, вы стали очень странно вести себя в последнее время. И вполне естественно, что Мэлэт, будучи отзывчивым и усердным малым, проследил за вами, опасаясь, как бы с вами чего не случилось. Он рассказывал мне, что значительную часть досуга вы проводите на улице, уставившись в окна какого-то дома на Семьдесят Девятой улице, и не спускаете глаз с одной девушки.

Джордж Финч зарделся пуще прежнего. В глазах его мелькнуло хмурое выражение.

– Ну, так в чем же дело?

– Вот это я и хочу знать. В чем дело?

– А почему бы мне не глядеть на нее?

– А почему бы вам глядеть на нее?

– Потому что – медленно начал Джордж Финч (и в этот момент он поразительно похож был на чучело надувшейся лягушки), потому что я люблю ее.

– Вздор!

– Нет, не вздор!

– Позвольте вас спросить, читали ли вы мою книгу, озаглавленную «Благоразумный Брак». – Нет, не читал!

– В этой книге я логично доказываю, что любовь – берущая начало от глубокого взаимопонимания двух особей в продолжение известного периода времени и от общности вкусов. Как можете вы утверждать, что любите девушку, когда вы никогда не говорили с нею, когда вы не знаете даже, как ее зовут?

– Я знаю, как ее зовут!

– Каким образом?

– Я добросовестно изучал список телефонных абонентов, пока не наткнулся на дом номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице. Я потратил на это целую неделю, потому что…

– Дом номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице. Уж не хотите ли вы сказать, что девушку, с которой вы глаз не сводите, зовут Молли Вадингтон?

Джордж Финч вздрогнул.

– Совершенно верно! Ее фамилия Вадингтон! Потому-то я и прокорпел столько времени, пока не добрался, наконец, до этой фамилии в телефонной книге. Ее отца, очевидно, зовут Сигсби Вадингтон [в английском алфавите буква W (В) находится почти в самом конце].

Джордж Финч был до такой степени взволнован, что почти задыхался. Он с благоговейным ужасом глядел на своего друга.

– Гамильтон, старина, неужели вы хотите сказать, что вы действительно знаете ее? Вы так-таки знаете ее?

– Ну, разумеется, я знаю ее. Я лично знаком с нею. Я сколько раз видел ее в ванне… Джордж Финч весь затрясся, услышав эти слова.

– Это ложь! Это гнусная и отвратительная ложь!

– …когда она была ребенком, – добавил Гамильтон Бимиш.

– А, когда она была ребенком! – Джордж Финч тотчас же успокоился. – Вы хотите сказать, что знаете ее с самого ее детства. Но, в таком случае, вы, наверно, сами влюблены в нее?

– Ничего подобного!

– Вы хотите меня уверить, что знали эту прелестную девушку в течение многих лет и, тем не менее, не влюбились в нее? – с явным недоверием спросил Джордж.

– Могу вас уверить!

Джордж посмотрел на своего друга с оттенком жалости во взгляде. Он мог объяснить подобное явление лишь какой-либо ненормальностью в характере Гамильтона Бимиша. Жаль, жаль, так как, в общем, Бимиш был не плохой парень.

– И вы хотите сказать, что при виде этой девушки у вас не появилось такое ощущение, точно вы способны были бы взобраться на небо, достать оттуда звезду и положить к ее ногам, лишь бы получить в награду улыбку.

– Ничего подобного. Попрошу вас принять во внимание, что ближайшая от нас звезда находится на расстоянии нескольких миллионов…

– Ладно, ладно! – прервал его Джордж. – Пусть будет так! Оставим этот вопрос в покое. Расскажите мне, возможно подробнее, про ее родителей, про ее собачку, про дом, в котором она живет, о том, какова она была ребенком, когда она остригла волосы, кто ее любимый поэт, в какой школе она училась, и что она предпочитает к завтраку?

Гамильтон Бимиш задумался.

– Видите ли, Финч. Я знал Молли еще тогда, когда ее мать была жива.

– Ее мать и сейчас жива. Я видел ее собственными глазами. Она, между прочим, похожа на Екатерину, русскую императрицу.

– Это ее мачеха. Сигсби Вадингтон уже несколько лет женат вторым браком.

– Расскажите мне, что вы знаете о мистере Сигсби Вадингтоне.

Гамильтон Бимиш задумчиво продолжал свои упражнения с гирями.

– Сигсби Вадингтона, начал он, – по моему глубокому убеждению, в юности, когда происходит процесс умственного созревания, лягнул копытом в голову бешеный мул. Кто-то весьма удачно выразился про него следующим образом: «Если бы люди были косточками домино, то Сигсби Вадингтон оказался бы двойной пустышкой». Кстати, замечу, что в нем есть одна черта, которая ставит его вне критики мыслящих людей. Сигсби Вадингтон поддельный ковбой.

– Поддельный ковбой?

– Это приблизительно то же, что тот забавный тип, который известен под термином «поддельного южного джентльмена». Надеюсь, что с этим типом вы знакомы?

– Не имею ни малейшего представления, – возразил Джордж Финч.

– О, что вы! Вам случалось бывать в ресторане и слышать, как оркестр играет «Марш Дикси»?

– Конечно, случалось.

– В таком случае, вы должны были заметить, что едва оркестр начинает играть этот марш Южных Мятежников, непременно вскакивает какой-нибудь джентльмен и, сверкая глазами, неистово машет руками в такт музыке. Обратите внимание, что это либо мистер Розенталь, торговец готовым платьем, либо мистер Бекштейн, зонтичный фабрикант, – и тот и другой родились в штате Нью-Джерси и никогда в жизни не были на юге. Вот это и есть «поддельный южный джентльмен».

– Я начинаю понимать!

– Сигсби Вадингтон «поддельный ковбой». Всю свою жизнь он провел либо в самом Нью-Йорке, либо где-нибудь в штате Нью-Йорк, если не считать одного лета, когда он ездил на север, в штат Мэйн. Тем не менее, стоит вам послушать его, и вы придете к убеждению, что имеете дело с ковбоем, изгнанным со своей родины. По всей вероятности, это явилось результатом слишком частого посещения кинематографа, где демонстрируются в таком изобилии картины из жизни Дикого Запада. A Сигсби Вадингтон был горячим приверженцем «Великого Немого» с первого же дня его возникновения, и он же, я полагаю, первый ввел моду аплодировать герою или героине фильма. Не знаю, кто несет на себе ответственность за подобную неприятность, Том Микс или Вильям Харт, но факт остается фактом: Сигсби Вадингтон не перестает грезить о необъятных степях Дикого Запада. Если хотите заслужить его расположение, вам только и нужно упомянуть, что вы родом из штата Айдаго, что, надеюсь, вы при всяких других обстоятельствах тщательно будете скрывать.

– Я непременно так и сделаю, – в восторге воскликнул Джордж Финч. – Я не могу выразить словами, Гамильтон, как велика моя признательность за все то, что вы сообщили мне.

– Незачем благодарить меня! Все равно, вам пользы от этого никакой не будет. Когда Сигсби Вадингтон женился вторично, он продал себя душой и телом. Сказать, что он играет такую же роль, как лампа в гостиной, значило бы преувеличивать его значение. Он делает все то, что приказывает ему жена, – и больше ничего. Если вы хотите завоевать чье-либо расположение, то думайте о ней, а не о нем.

– А как же это сделать?

– Этого никак нельзя сделать. Миссис Вадингтон не из тех женщин, которых можно чем-либо расположить!

– Злющая баба?

Мистер Гамильтон Бимиш свирепо насупил брови.

– Я категорически возражаю против подобного выражения. Такой эпитет я мог бы услышать от вашего Мэлэта, а, между тем, у Мэлэта лексикон, способный вызвать дрожь в любом человеке. Но, с другой стороны, как ни грубо и вульгарно ваше выражение, оно довольно близко характеризует миссис Вадингтон. В Тибете можно услышать старинное поверье, согласно которому человек произошел от женщины-демона и обезьяны. И, когда я смотрю на Сигсби Вадингтона и его вторую жену, я невольно вспоминаю эту легенду. Не в моих правилах скверно отзываться о женщине, но было бы бесполезно скрывать такой очевидный факт, что миссис Вадингтон – сноб и задира, а по мягкости натуры ее можно сравнить с африканским носорогом. Богатство и родовитость-это единственное, перед чем она преклоняется. Кроме толстосумов и титулованных ослов, Она никого не признает. Кстати, скажу вам, какой-то английский лорд очень часто бывает в их доме, и я почти убежден, что миссис Вадингтон хочет выдать Молли замуж за него.

– Для этого ей придется переступить через мой труп! – воскликнул Джордж.

– Что ж, это не трудно будет устроить! – спокойно ответил Гамильтон Бимиш, ласково прикасаясь гирей к голове своего друга. – Мой бедный Джордж, вы слишком многого захотели. Я бы сказал, что вы слишком высоко вознеслись на облака. Вовсе не подходит вам разыгрывать юного рыцаря. Вы робки и мягки по натуре. Вы застенчивы и не уверены в себе. Я лично сравнил бы вас с белым мышонком, а, между тем, такой женщине, как миссис Вадингтон, едва ли понадобилось бы более двух с четвертью минут, чтобы выпустить вам кишки… Э-э-э-э… как выразился бы ваш Мэлэт – поспешил добавить Гамильтон Бимиш, немного сконфуженный собственным уклонением от чистого английского языка.

– Не съест же она меня?

– Я далеко не уверен в этом. Я не говорил вам, что она вегетарианка.

– Я вот о чем думаю, Гамильтон: вы могли бы, пожалуй, ввести меня в их дом?..

– Чтобы потом ваша кровь была на моей совести? Нет, нет!

– То-есть, как это моя кровь? Судя по вашим словам, можно подумать, что эта женщина-атаман шайки головорезов. Я нисколько не боюсь ее, вот! Для того, чтобы познакомиться с Молли, я готов вступить в бой с бешеным быком.

Гамильтон Бимиш был глубоко тронут его страстным порывом. Этот великий мыслитель не был чужд человеческих ощущений.

– Я глубоко сочувствую вам, Джордж. Вы невольно вызываете во мне восхищение вашей отвагой. Правда, я ни в коем случае не одобряю вашего безрассудного и неблагоразумного подхода к этому делу и остаюсь при своем мнении. Для вас было бы полезнее ознакомиться с моей книгой «Благоразумный Брак» и получить исчерпывающие представления, что такое любовь, но в то же время я не скрываю, что мне нравится ваш пыл. Если вы действительно хотите этого – я, так и быть, введу вас в дом Сигсби Вадингтона и познакомлю с его женой. И пусть сжалится господь над вашей грешной душой!

– Правда, Гамильтон? Сегодня же вечером?

– Нет, не сегодня вечером. Вечером я в клубе «Дочерей Минервы» читаю лекцию о современной драме. Как-нибудь в другой раз.

– В таком случае – сказал Джордж – слегка зардевшись, я могу сегодня побродить по Семьдесят Девятой улице и… э-э-э… просто побродить по Семьдесят Девятой улице.

– Чего ради?

– Гм! Ведь я могу посмотреть на ее дом, не так ли?

– О, молодость! – воскликнул Гамильтон Бимиш, тоном благодушной терпимости. О, молодая кровь!

И с этими словами он выкинул вверх обе гири и вновь занялся гимнастическими упражнениями.

* * *

– Мэлэт!

– Что прикажете, сэр?

– Вы отутюжили мой смокинг?

– Да, сэр.

– И хорошенько почистили его?

– Да, сэр.

– И галстуки приготовили?

– Да, сэр.

Джордж Финч откашлялся.

– Мэлэт!

– Что прикажете, сэр?

– Вы помните наш разговор?

– О чем, сэр?

– Относительно одной молодой леди…

– О, конечно, сэр!

– Насколько я понимаю, вы видели ее?

– Только мельком, сэр.

Джордж Финч снова откашлялся.

– Э-а-а… вы не находите, Мэлэт, что у нее довольно привлекательная наружность?

– Чрезвычайно привлекательная, сэр. Пышечка.

– Вот, точь-в-точь мое определение, Мэлэт.

– Правда, сэр?

– Пышечка, прелестное слово!

– Я тоже так думаю, сэр.

Джордж Финч в третий раз откашлялся.

– Коньяку с яичным желтком, сэр? – заботливо предложил Мэлэт.

– Нет, благодарю вас.

– Как вам будет угодно, сэр.

– Мэлэт!

– Что прикажете, сэр?

– Я только-что узнал, что мистер Бимиш близкий друг этой молодой леди.

– Ска-а-а-жите, сэр!

– И он меня познакомит с нею!

– Я очень рад это слышать, сэр!

Джордж Финч глубоко вздохнул.

– Как хорошо жить на свете, Мэлэт!

– Это как кому нравится, сэр.

– Пойдемте выбирать галстук, Мэлэт!

Глава вторая

В семь часов тридцать минут вечера, приблизительно в то время, когда Джордж Финч примерял пятый галстук, в доме номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице, в будуаре, отделанном в византийском стиле, стояла женщина, бегая по комнате.

Читатель, возможно, найдет некоторое противоречие в этом определении. Как же это возможно, спросит он, чтобы человек одновременно стоял и бегал по комнате? На это я отвечу: это вполне возможно при условии, если он или она находятся в взволнованном состоянии. Делается же это следующим образом. Вы становитесь на одном месте и начинаете быстро поднимать одну ногу за другой, как солдаты отбивают так называемый шаг на месте. Иногда это единственное средство, при помощи которого женщина с сильной волей может предотвратить истерику.

А миссис Вадингтон, несомненно, была сильная женщина. Правду сказать, она была такого сложения, что с первого взгляда ее можно было принять за женщину-атлета из цирка. Роста она была не высокого, но зато ее до такой степени распирало во все стороны, что получалось впечатление чего-то необъятного. Ни один театр, как бы скучна ни была пьеса, не мог бы назваться пустым, если бы только миссис Вадингтон удостоила занять место в партере. Когда миссис Вадингтон сидела на лекции, у лектора создавалось такое представление, точно перед ним находится значительная часть населения Соединенных Штатов. А когда миссис Вадингтон ездила лечиться в Карлсбад, заведующий источниками начинал нервничать, так как у него возникало сомнение, хватит ли на всех воды.

Огромные размеры миссис Вадингтон невероятно огорчали ее мужа, хотя заметим тут же, что не в этом одном заключались его огорчения. Когда он женился на ней, она была только довольно полная. Но миссис Вадингтон оказалась единственной наследницей знаменитого сырного короля, оставившего ей несколько миллионов долларов. И Сигсби Вадингтон нередко говорил, что большая часть процентов с этого капитала ушла на жиры и витамины.

Итак, миссис Вадингтон стояла в будуаре, бегая по комнате, когда в дверь постучались.

– Лорд Хэнстантон, – объявил старший слуга Феррис.

До сих пор речь шла о мужчинах, которые ни в коем случае не могли бы служить образцом мужской красоты. Зато Феррис вполне спасал положение. Он был высокого роста, великолепно сложен, у него были голубые глаза-правда, один из них стеклянный – и красивые усы. Его фрак был, несомненно, сшит портным, способным вдохновляться, а затем выутюжен каким-то гением. Его галстук можно было назвать только эфемерной белой бабочкой, слетевшей с небес и опустившейся прямиком на ворот его сорочки. И если бы Джордж Финч, который в этот момент комкал уже восьмой галстук, увидел Ферриса, он задрожал бы от зависти и расплакался бы с досады.

– Ну-с, вот и мы! – промолвил лорд Хэнстантон и после короткой паузы добавил, точно это было абсолютно необходимо для данного случая: – Так-так!

– Как это мило с вашей стороны, что вы пришли – сказала миссис Вадингтон, поворачиваясь вокруг оси и дыша, как буйволица, поднявшаяся на вершину горы.

– О, что вы, – скромно запротестовал лорд Хэнстантон.

– Я была уверена, что на вас можно положиться!

– Вам остается только приказывать.

– Вы уже стали мне близким другом, несмотря на то, что я только недавно познакомилась с вами.

– Вы чем-нибудь встревожены? – спросил лорд Хэнстантон.

Дело в том, что обед был назначен на восемь тридцать, и лорд Хэнстантон немало удивился, когда в семь сорок к нему позвонил слуга миссис Вадингтон и попросил его немедленно приехать. Заметив, что хозяйка дома взволнована, лорд с ужасом подумал, уж не случилось ли чего-нибудь с обедом.

– Ах, у меня столько неприятностей!

Лорд Хэнстантон чуть заметно вздохнул. Ему уже представилась такая картина: повар испортил обед, и гостям придется ограничиться холодными закусками.

– У мистера Вадингтона опять случился один из его припадков.

– Мистер Вадингтон внезапно заболел?

– Ничего подобного, – задыхаясь ответила миссис Вадингтон. – Вы подумайте только, какой ужас! И должно же это случиться как раз перед званым обедом. Да еще после того, как вы потратили столько времени на его воспитание. Я неоднократно повторяла, что со времени вашего приезда в Америку Сигсби стал совершенно иным человеком. Он уже вполне разбирается, что и какой вилкой нужно есть, он даже в состоянии разумно рассуждать о соусах всякого рода.

– Я чрезвычайно рад, что мог оказать некоторую пользу своим…

– И когда я беру его погулять, он всегда ходит с той стороны, с какой ему полагается ходить. И вдруг извольте: накануне моего званого обеда у него внезапно один из его припадков.

– Но в чем же дело? Он не скандалит, я надеюсь?

– Нет! Хуже! Грустит!

– О чем же?

Зубы миссис Вадингтон щелкнули, точно зубья капкана.

– Сигсби снова загрустил по Дикому Западу.

– Неужели?

– Да, сэр. Представьте себе, он снова бредит о необъятном просторе степей Дикого Запада. Он кричит, что Нью-Йорк – это гнездо разврата, и он хочет туда, где мужчина-на самом деле мужчина! Если хотите знать мое мнение, то он, очевидно, снова начитался Фенимора Купера.

– Неужели нельзя ничего предпринять?

– Можно. Но только со временем. Я могу в довольно короткий срок наставить его на путь истинный, лишив его карманных денег. Но на это требуется время, а тут, извольте, через час соберутся уже гости, среди них наиболее видные персоны во всем Нью-Йорке, а Сигсби отказывается надеть смокинг и кричит, что, если мужчина хочет быть мужчиной, он должен сам добывать себе пищу и при свете звезд Западного неба жарить на углях бизонье седло. Ну, скажите, пожалуйста, что мне теперь делать с ним?

Лорд Хэнстантон задумчиво теребил ус.

– Весьма неприятно.

– Я подумала, что если вы не откажетесь зайти к нему и поговорить с ним, то он, возможно…

– Сомневаюсь, приведет ли это к чему-нибудь. А без него обедать никак нельзя?

– Тогда нас будет тринадцать за столом.

– Ага!

Лорд Хэнстантон вдруг просветлел.

– Эврика! – воскликнул он. – Пошлите к нему мисс Вадингтон, пусть она образумит его.

– Молли? Вы думаете, что он послушается ее?

– Мистер Вадингтон очень любит ее!

Миссис Вадингтон задумалась.

– Пожалуй, стоит попытаться. Я сейчас поднимусь наверх и посмотрю, одета ли она. Она милая девушка, не правда ли, лорд Хэнстантон?

– Прелестная! Обворожительная!

– Уверяю вас, что я люблю Молли так, как любила бы родную дочь!

– Несомненно! Несомненно!

– Но опять-таки, как ни горячо я люблю ее, я ни в коем случае не позволю ей слишком многого. Столько девушек в наше время оказываются испорченными, благодаря неразумной снисходительности.

– Совершенно верно!

– Я только мечтаю о том, лорд Хэнстантон, чтобы увидеть ее, наконец, счастливо замужем за хорошим человеком.

Лорд Хэнстантон закрыл дверь за миссис Вадингтон, потом несколько минут стоял в глубокой задумчивости. Возможно, что он ломал голову над вопросом, когда, в лучшем случае, надо рассчитывать на первый коктейль. Хотя возможно опять-таки, что он размышлял над каким-либо более глубоким вопросом – если только для лорда Хэнстантона существовало что-нибудь более глубокое.

* * *

Миссис Вадингтон всплыла наверх и остановилась возле одной из дверей на площадке лестницы.

– Молли! – позвала она.

– Я здесь, мама!

Миссис Вадингтон вошла в комнату, свирепо нахмурив брови. Сколько раз говорила она Молли, чтобы она называла ее не мама, а мамаша.

Впрочем, это был пустяк, о котором при данных обстоятельствах не стоило заводить разговора, и миссис Вадингтон опустилась на стул, который не преминул издать жалобный стон.

– Боже мой, мама, что с вами такое? – воскликнула Молли.

– Ушли ее куда-нибудь, – пробормотала миссис Вадингтон, кивая головой в сторону горничной.

– Хорошо, мама. Вы можете идти, Джулия, вы мне больше не нужны, я сама теперь справлюсь. Вы, может быть, выпьете немного воды, мама?

Девушка с искренней заботой смотрела на свою страждущую мачеху, скорбя в душе, что не может предложить ей чего-нибудь покрепче воды. Но ее покойная мать воспитала ее так, как воспитывали дочерей в старину, и, хотя это может показаться невероятным в наш просвещенный век, но факт тот, что Молли Вадингтон достигла двадцатилетнего возраста, не познакомившись даже поверхностно со спиртными напитками. И в данный момент, глядя на свою мачеху, которая задыхалась, как слон, удравший из дому вследствие семейных неприятностей, она, несомненно, скорбела о том, что не следует примеру других благоразумных девушек, которые всегда хранят у себя в будуаре серебряную фляжку с настоящим виски.

Но, несмотря на то, что небрежное воспитание не позволило Молли прийти на помощь мачехе в такой критический момент, нельзя было отрицать, что она в данную минуту представляла собою весьма картинную фигуру. И если бы Джордж Финч мог увидеть ее… Впрочем, если бы Джордж Финч сейчас увидел ее, он немедленно закрыл бы глаза, как подобает джентльмену, так как костюм Молли Вадингтон не предназначался сейчас для мужского взора.

Но опять-таки, как бы Джордж Финч ни поспешил сейчас же закрыть глаза, он не мог бы, тем не менее, не убедиться в первый же миг в том, что Мэлэт обнаружил изумительную способность в смысле подбора подходящего определения. Не могло быть никакого сомнения, что Молли Вадингтон была действительно пышечкой. На ней были сейчас розовые панталончики, а красивые ножки в шелковых чулках были обуты в прелестные туфельки. Маленькими ручками она придерживала голубой пеньюар с оторочкой из лебяжьего пуха. Коротко остриженные волосы обрамляли прелестное личико со слегка вздернутым носиком. Глаза у Молли были большие, а зубы маленькие, белые и ровные. На спине, чуть пониже затылка, у нее красовалось коричневое родимое пятнышко…

Короче говоря, если бы Джордж Финч успел увидеть ее на одно мгновение, он, несомненно, упал бы на четвереньки и, от восторга, завыл бы по-собачьи.

Наконец миссис Вадингтон стала спокойнее дышать и теперь снова сидела, выпрямившись, на стуле, со свойственной ей надменностью.

– Молли – строго начала миссис Вадингтон – ты в последнее время давала отцу читать Фенимора Купера?

– Конечно, нет!

– Ты уверена?

– Абсолютно. Едва ли у нас во всем доме найдется хотя бы одна книга Фенимора Купера!

– В таком случае, он опять тайком ходил в кинематограф и, наверное, видел там Вильяма Харта! – воскликнула миссис Вадингтон.

– Неужели он опять..?

– Да, снова один из его припадков!

– И серьезный?

– Настолько серьезный, что он отказывается надеть смокинг к обеду. Он заявил мне, что если «ребятишкам», – (миссис Вадингтон вздрогнула от одного лишь созвучия этих слогов), – если «ребятишкам» не нравится его фланелевая рубаха, то пусть они обедают без него. И лорд Хэнстантон посоветовал отправить тебя урезонивать отца.

– Лорд Хэнстантон! Он уже здесь?

– Я вызвала его по телефону. Я с каждым днем все больше и больше привязываюсь к нему. Ах, какой очаровательный человек!

– Угу! – промычала Молли тоном, не выражавшим особенной уверенности.

Дело в том, что мисс Вадингтон не питала слишком горячих чувств к лорду.

– Он так красив!

– Угу!

– И так благовоспитан!

– Угу!

– Я была бы счастлива, если бы ты вышла замуж за такого человека, как лорд Хэнстантон. Молли нервно теребила пуховую оторочку своего пеньюара. Уже не в первый раз между нею и мачехой заходил разговор на эту тему. И слова миссис Вадингтон служили в данную минуту для того, чтобы прозондировать почву.

– Право не знаю… – начала Молли.

– Чего ты не знаешь?

– Вы не находите, что уж больно он чопорный?

– Чопорный?

– Ну да, точно он весь туго накрахмален.

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Но если ты думаешь, что у лорда Хэнстантона превосходные манеры, то я вполне согласна с тобой.

– Я далеко не уверена в том, что люблю людей с превосходными манерами – задумчиво возразила Молли. – Вы не находите, что человек робкий и застенчивый может быть вполне привлекательным?

Она умолкла, несколько раз переступила с ноги на ногу, а потом мечтательным голосом продолжала:

– Мужчина, за которого я хочу выйти замуж, должен быть невысокого роста, худощавый, с добрыми карими глазами, который осмеливается лишь издали глядеть на тебя, который так застенчив, что боится заговорить с тобою. А когда ему, наконец, предоставляется удобный случай для этого, он запинается, краснеет, издает ужасно забавные звуки, спотыкается и делается похожим на ребёнка…

Миссис Вадингтон медленно поднялась со стула, точно грозовая туча, нависшая над мирными полями.

– Молли! – крикнула она. – Кто этот молодой человек, о котором ты говоришь?

– Что вы, мама, ни о ком я не говорила! Я только рисовала себе в воображении!

– А! – произнесла миссис Вадингтон с большим облегчением. – Но, по твоим словам, можно было подумать, что ты знакома с ним.

– Как вы могли даже подумать?

– Я надеюсь, что, если найдется такой молодой человек, который будет глядеть на тебя, издавать забавные звуки и спотыкаться, ты не станешь обращать на него внимания.

– Ну, разумеется!

Внезапно миссис Вадингтон вздрогнула.

– Весь этот вздор, который ты говорила, совсем выбил у меня из головы все мысли о твоем отце. Скорее одевайся и сейчас же отправляйся к нему. Постарайся урезонить его. Если он откажется присутствовать на обеде, нас окажется тринадцать и тогда, конечно, все пропало.

– Я через несколько минут буду готова. Где сейчас папа?

– В библиотеке!

– Я сию минуту спущусь к нему.

– А когда ты кончишь говорить с ним, зайди в гостиную и поболтай с лордом Хэнстантоном. Он там совершенно один.

– Хорошо, мама.

– Мамаша, – поправила ее миссис Вадингтон.

– Хорошо, мамаша! – повторила Молли.

Мисс Вадингтон принадлежала к числу послушных, хороших девушек.

* * *

Молли Вадингтон была не только хорошей и послушной девушкой, она умела также убедительно говорить. И лучшим доказательством этого может послужить тот факт, что, когда стрелки показывали восемь часов десять минут, к дверям, которые вели в гостиную в доме номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице, спускался краснощекий человечек с курчавыми седыми волосами и с хмурым выражением лица. Это и был мистер Сигсби Вадингтон, одетый хотя и небрежно, но все же, как подобает джентльмену, готовящемуся присутствовать на званом обеде. Остановившись в дверях, Сигсби Вадингтон посмотрел на слугу Ферриса вызывающим, уничтожающим, презрительным взглядом.