Взяв себя в руки, я намеревалась отправиться за вышедшими Балашовым и Ломидзе, но неожиданно брезентовые створки палатки слегка распахнулись. Свечу в этот раз я не вешала, фонарик находился далеко, поэтому разглядеть удалось немного. На меня смотрел человек в необычной толстой куртке. На его лице находилась кислородная маска с отходящей за спину дыхательной трубкой. Глаза закрывали круглые очки, в каждом стекле которых горело по синему огоньку. Именно такие огоньки я видела ранее сквозь палатку. Меня окутал ужас, и лишь потом я поняла, что кричу. Снаружи послышались голоса и человек убежал.
Я так обрадовалась, увидев Балашова, что даже обняла его. Алексей Николаевич постарался успокоить меня. Ломидзе пропал. Мужчины безуспешно пытались найти его. Но света фонарей было недостаточно, пришлось ждать утра. Пурга этой ночью не поднималась, но меня трясло не от холода, а от страха. Толком уснуть так и не удалось.
Странного альпиниста со светящимися глазами видела не я одна. Балашов и Петренко краем глаза успели заметить странную гориллоподобную фигуру с чрезвычайной быстротой убежавшую по гребню.
Лишь на утро нам удалось обнаружить тело Ломидзе. Инструктор лежал на склоне с неестественной позе. Его руки и ноги оказались переломаны в суставах, лицо превратилось в кровавую массу.
Балашов сразу же призвал профессора к ответу.
– Либо вы рассказываете все подробности вашей экспедиции, либо мы немедленно начинаем спуск в лагерь. Я уже потерял одного человека. Это не падение с высоты. Вчера ночью здесь побывала какая-то тварь, убившая опытнейшего инструктора.
– Мне жаль вашего товарища, Алексей Николаевич, – отвечал с виноватым видом Антонов. – Но про нападавшего мне известно не больше вашего. Я старался ничего не утаивать от вас. Однако цель пропавшей экспедиции заключалась в исследовании весьма необычных явлений в этом районе. Позвольте я расскажу.
Профессор достал из зеленого ранца несколько фотокарточек и показал нам. Оказалось, что два года назад, в 1955 году, группа геологов, совершавших восхождение на Дыхтау, обнаружила останки странного животного. На снимках отчетливо виднелись торчащие из-под снега метровые ребра. Высокогорные районы могли стать последним укрытием для считавшейся вымершей доисторической фауны. В связи с этим силами Московского геологоразведочного института была организована полноценная экспедиция за северный гребень Дыхтау с целью сбора научных образцов. Но они пропали.
– Вы только подумайте, какие открытия мы можем сделать, – пытался нас приободрить Антонов. – Возможно это кости пещерного медведя или саблезубой кошки. Что если они смогли пережить окончание ледникового периода и выжить?
– Профессор, человека убили, – отвечал ему Балашов. – Крупные животные на такую высоту не заходят. На Дыхтау только горные козлы живут. Но я не слыхал, чтобы они ломали кости людям и съедали их лицо. Что за человек вчера сюда приходил? Это кто-то из пропавшей группы?
– Абсолютно исключено. У моих ребят обычное снаряжение. Никаких дыхательных масок и светящихся очков. К тому же они люди с хорошей репутацией, партийные, я всех знаю лично ни один год. Вашего товарища убили не они.
Алексей Николаевич предложил мне взять с собой профессора и спускаться в лагерь, но я отказалась. Мне не хотелось бросать Балашова в столь страшной ситуации. Тело Ломидзе решили оставить на склоне. Низкая температура воспрепятствует процессу разложения. Его останки можно было забрать позже, собрав новую группу и взяв с собой дополнительное оборудование. Петренко достал табельный пистолет и пообещал, что в следующий раз откроет огонь по любому представляющему опасность существу.
Пройдя по узкой тропе несколько сотен метров, в противоположную от вершины сторону, мы начали спускаться за северный гребень. Крутой склон представлял опасность не только падения, но и схода лавины. Пласты намерзшего снега могли в любой миг сорваться с вершины и полететь вниз, погребая по собой все живое.
К середине третьего дня нашего пути снова налетела пурга. Мы заметили, как океан из вьющегося снега взбирается по склону горы и успели связаться веревкой. Впереди пошел Балашов, следом Петренко и Антонов, а я сзади. К дикому холоду теперь добавился страшный ветер, продувающий штормовки. В такие моменты пурга врезается в твое лицо стаей острого льда, режущей лицо подобно осколкам мелко накрошенного стекла.
Следуя маршруту группы, мы прекратили спуск и принялись медленно продвигаться вбок к сторону вершины Мижирги. Разреженный воздух и холод отнимали силы. Шаги приходилось делать небольшие. Одну ногу ставили перед другой, отчаянно впиваясь кошками в обледенелую кожу горы. Стоило кому-то из нас сорваться, и вся связка кубарем полетела бы вниз. Даже закрепившись в этом случае на ледорубах, мы запросто могли потерять ориентиры и заблудиться. Видимость снизилась до вытянутой руки. Я могла видеть спину профессора, но Балашова и Петренко разглядеть уже не удавалось.
Ни один из известных маршрутов покорения Дыхтау не проходил через места, по которым мы продвигались. Я вдруг поняла, что если мы застрянем, то нам придется ждать помощи несколько дней на продуваемом крутом склоне.
К вечеру одиннадцатого декабря, окончательно измотанные, мы наткнулись на изорванную палатку, ютящуюся на крохотной выемке склона. Сперва думали закрепить сверху брезент и остановиться в ней на ночлег, но внутри обнаружился промерзший до костей, но все еще живой человек.
Профессор узнал в нем доцента Куравлева, одного из членов пропавшей группы. Мы сразу налили ему чаю и попытались расспросить о произошедшем. Но душевное состояние смертельно перепуганного человека пошатнулось. Несчастный Куравлев обвил руками колени и все повторял одно и тоже четверостишье:
«Идет солдат немецкий
по русской стороне,
Несет солдат немецкий
винтовку на ремне».
В палатке обнаружилась записная книжка доцента, в которой он фиксировал детали экспедиции. Решив сначала найти укрытие, мы взяли под руки дрожащего мужчину, покинули палатку и отправились дальше. Лишь к полуночи нам посчастливилось обнаружить пещеру с приземистым узким входом, в которой установили палатки.
Пурга продолжала усиливаться, завывая через выход пещеры. Будто хищный зверь, она желала выковырять нас из спасительного укрытия. Перво-наперво напились чаю и немного поели. От Куравлева так и не получилось ничего узнать, и мы решили изучить его записную книжку.
Куравлев кратко фиксировал основные события каждого дня экспедиции. Неприятности у пропавшей группы начались почти сразу. Они успешно добрались до Русских Ночевок, затем поднялись на гребень и заночевали в «ВЦСПС 1938». К несчастью, во время второй ночевки пропал сержант Александр Царицын. Именно его штормовку я позднее нашла.