Возвращение
Степь жарилась под палящим солнцем. Ни единого облачка не виднелось в ясном небе. Уже несколько дней не было ни дождя, ни малейшего дуновения ветра, и степная трава изнывала от жары – необычно долгой для здешних краёв в последнем месяце лета. Этот тягостный зной мог свести с ума любого, даже самого выносливого воина великой армии. Любого, кроме Очира. Очир был счастлив. Он наконец-то возвращался домой.
Настроение хозяина передавалось Кровинке, и та тоже как будто бы не замечала жары. Кровинкой Очир назвал свою гнедую за редкий рубиновый оттенок, который принимали её мохнатые бока в лучах закатного солнца. Кроме того, для настоящего монгола нет существа, более родного по крови, чем его боевая лошадь. Не один раз во время долгих зимних походов покорная Кровинка выручала своего всадника, предоставляя ему несколько глотков своей густой горячей крови для обогрева и насыщения. Очир отдавал долг боевой подруге, ухаживая за ней так, как никогда не ухаживал ни за саблей или луком, ни тем более – за женщиной. При каждой возможности, будь то ночлег или кратковременная дневная стоянка, Очир тщательно расчёсывал роскошную медную гриву Кровинки, шепча ей в ухо ласковые слова.
Кровинка бойко шла рысью, расталкивая круглыми боками высокую, в половину человеческого роста, жёлтую траву. Копыта лошадки гулко стучали по высохшей плотной земле. В такт её шагам по стремени Очира весело постукивала притороченная к седлу связка из трёх отрубленных голов. Наездник коротко взглянул на свой груз, и по его круглому лицу расплылась широкая улыбка. Хан будет доволен. Эти трое бандитов были известными дайсанами, они служили кровным врагам хана. За то, что Очир принесёт своему господину головы этих неверных псов, он получит богатое вознаграждение. Разве может что-либо порадовать монгола сильнее, чем вид мёртвого тела его недруга?
Очир тут же сам ответил на свой вопрос. Нет, не баснословная награда в виде увесистого мешочка с золотом, подаренная ему Ринчен-нойоном за долгую верную службу, когда тот отпускал Очира домой. И не пастбища и стада, которыми, несомненно, вознаградит его хан за доставленные головы злосчастных дайсанов. И даже не женщины и рабы, которыми теперь до глубокой старости обеспечит себя бывалый воин. Всё это приятно, но не главное. Острее всего сердце Очира начинало щемить, когда он думал о том, что совсем скоро вернётся домой. Снова увидит восход над родной равниной, прикоснётся к плакучему дереву над ручьём, вдохнёт благоухание полевых цветов.
Долгий десятилетний поход в неизвестные западные земли, затеянный ещё благословенным Чингисханом, наконец-то закончился. Много чудных народов и стран повстречал Очир на этом пути, дослужившись от обычного бойца до сотника – командира конных лучников. За эти десять лет он срубил тысячу вражеских голов, сжёг десятки городов и селений, попортил сотни женщин и девушек. Испробовал на вкус множество дивных блюд и напитков, увидел высокие горы и бурные реки, бескрайние леса и жаркие пустыни. Очир ночевал в обнимку с лошадью то под звёздным, то под снежным или мокрым небом. Но нигде ни на миг он не забывал своей далёкой родины, и нигде не встретил места чудеснее.
И вот заветная мечта осуществлялась: до родных кочевий оставалось не больше четырёх дней пути. Это если двигаться южным обходным путём, мимо Чёрного Кургана. Чтобы обойти его стороной за тридцать три полёта стрелы, как того требовала традиция, нужно было сделать огромную дугу – обойти широкий овраг, пересечь вброд две речушки и затем долго идти вдоль непроходимо глубокой степной балки, сначала на юг, а потом обратно на север по другой стороне. Был и другой путь – пройти прямо у подножия Чёрного Кургана, срезать путь и быть дома уже к завтрашнему вечеру. Разумеется, Очир выбрал короткую дорогу. Старинные суеверия уже не занимали его голову, как когда-то. Во время своих ратных приключений он многого насмотрелся и почти перестал верить в тёмные силы потустороннего мира. Самым злым и опасным существом, по наблюдению опытного сотника, был человек. А на целом свете не было человека, который мог бы напугать Очира.
Раскалённое солнце сдвинулось по небу ещё на полторы ладони, когда зоркие глаза всадника выхватили на краю плоского блюдца горизонта мглистую выпуклость. Чёрный Курган. Очир улыбнулся знакомому с детства силуэту и легонько пришпорил Кровинку. Та послушно отозвалась и ускорила шаг. Вскоре Очир уже спешивался у подножия запретного холма.
Чёрным этот курган был прозван неспроста. Когда его насыпали, и чьё тело упокоилось в этом месте, не помнили даже самые древние старцы. Однако название своё он оправдывал: на высоком земляном валу, окружённом плоскими выветренными камнями, не росло ни травинки. Зловещей проплешиной он возвышался на три человеческих роста над бесконечным травяным морем. Люди верили, что тому, кто окажется слишком близко к Чёрному Кургану, не видать больше счастья. Когда-то верил в это и Очир. Когда был глупым юнцом. Теперь он – взрослый мужчина, испытанный воин, настоящий монгол. Очир начал готовиться к ужину и ко сну.
Солнце садилось, окутывая остывающую степь в мягкие розовые тона. Кровинка неторопливо жевала травку, Очир сидел на камне у подножия кургана спиной к заходящему светилу и мечтательно смотрел в сторону дома. Когда совсем стемнело, и воздух наполнился пением сверчков, сотник пожелал своей кобылке добрых снов и лёг спать.
По ночам к Очиру часто приходили люди, убитые им во время походов. Вот и сейчас снился сон, которого он не видел уже несколько лет. Тогда Очир только стал десятником за проявленную в сражении удаль. Первым его боем в новом ранге стало взятие маленького деревянного городка в далёкой северной стране, населённой бородатыми светловолосыми людьми. Десяток Очира первым вскарабкался на невысокие стены бревенчатого укрепления. Сам десятник привычным движением срубил голову местному молодому нойону – безусому ещё юноше в нелепо сидевшем на нём островерхом золочёном шлеме. Потерявшие командира враги мигом запаниковали и бросились врассыпную. Часть из них укрылась вместе с женщинами и детьми в единственном каменном здании городка – большой белой башне с серебристым полукруглым куполом. Позже Очир узнал, что в этом доме жили местные жрецы.
Когда бойцы Очира выбили дверь в башню, навстречу им вышел старший жрец вражеского города – высокий седобородый старик в чёрном балахоне и высокой шапке. Он протягивал к Очиру руку и что-то говорил ему на своём шуршащем языке, но десятник не стал слушать. Он просто рассёк жреца пополам и вошёл в чужое святилище. Внутри было темно и дымно, визжали дети и плакали женщины, глухо бубнили длиннобородые жрецы. Лишь одна из женщин средних лет, по виду мать убитого им юного нойона – высокая и статная, в дорогом одеянии, указывала на Очира пальцем и кричала что-то угрожающее. Он убил и её. А потом приказал своим воинам разграбить святилище и спалить его дотла. Та же участь постигла и сам город со всеми жителями. Чтобы другим было неповадно сопротивляться воле великого хана.
Переводчик из местных, опасливо глядя на пожар, рассказал Очиру, что женщина прокляла его, посулив «желтолицому демону» никогда не познать счастья. На всякий случай Очир принёс тогда своим духам-хранителям в жертву годовалого бычка. Вдруг колдунья окажется могучей? Но годы шли, а с Очиром ничего плохого не происходило: он рос по службе, становился сильнее и богаче, обрастал верными друзьями и влиятельными покровителями. То ли колдовство чужеземки не работало, то ли древние духи монгольских степей оказались сильнее. А скорее всего – это лишь пустые суеверия.
Очир проснулся от тёплого дыхания лошади. Кровинка лизнула лицо хозяина и требовательно фыркнула. Солнце взошло над горизонтом уже на ладонь. Пора было двигаться в путь. Быстро собрав вещи, сотник по-молодецки впрыгнул в седло и поскакал навстречу солнечному диску, оставив Чёрный Курган за спиной. Настроение было чудесное: уже до наступления темноты он будет дома. Очиру хотелось петь. Его тягучая песня раздалась по безветренной степи на многие вёрсты, но некому было оценить её красоты. Только Кровинка изредка всхрапывала на какой-нибудь особо высокой ноте.
После полудня Очир прекратил петь. Он цокнул языком и привстал в стременах. Кровинка замерла. Сотник вгляделся вперёд. Странно. По его прикидкам ещё пару песен назад он должен был пересечь небольшой ручей, служивший границей кочевий его рода. А там уже начиналась холмистая равнина родных мест. Однако впереди, насколько видно до самого горизонта, простирался лишь жёлтый степной ковыль. Возможно, за давностью лет Очир запамятовал и немного попутал расстояния? Не страшно, проедем ещё чуть-чуть. Просто окажемся дома попозже – ближе к сумеркам. Очир похлопал кобылку по шее и поехал дальше.
Но ни к сумеркам, ни к полуночи Очир дома не оказался. Более того, он так и не проехал заветный ручей. Сотник был твёрдо уверен, что держит правильный курс, но травяное море всё никак не кончалось. Когда луна скрылась среди туч, всадник остановился и слез с седла. Пора было на привал. Не хватало ещё, чтобы в темноте Кровинка сломала ногу, свалившись в овраг или балку.
Утром Очир не стал завтракать. Едва проснувшись, он отправился в путь. Солнце продолжало жестоко печь, по лбу всадника струился пот, заливая глаза и губы. Головы преступников, покачиваясь, били его по ноге. В очередной раз скосив взгляд и посмотрев на свою ношу, Очир нахмурился. Он был готов поклясться, что раньше этих ехидных улыбок на лицах мертвецов не было. Но эту мысль сразу же перебила другая, вызванная куда более странным явлением. Впереди, на горизонте маячил знакомый тёмный силуэт. Чёрный Курган!
Очир не мог поверить своим глазам. В тумене Субудай-багатура он лучше всех умел определять направление по звёздам и солнцу. Здесь, в родных местах, он просто не мог заплутать. Но и не верить своим собственным глазам Очир тоже не мог. Они всегда точно вычисляли расстояние до цели, чтобы затем верная рука направила в неё смертоносную стрелу. И сейчас Очир знал: впереди тот самый курган. И курган этот находится не там, где ему положено. Разворачиваться назад было глупо: в правильности направления Очир был так же уверен. Тогда он принял единственное правильное, как ему показалось, решение: нужно идти обходным путем. Пусть это и займет ещё три дня. Воин развернул лошадь на юг – туда, где должна была пролегать широкая непроходимая балка.
Балка не встретилась Очиру ни в тот день, ни в следующий, ни четыре дня спустя. Зато дорога неизменно вновь и вновь выводила его к Чёрному Кургану. Выйти на верный путь не помогали ни оставляемые сотником вешки в виде обрывков яркой ткани на колючих кустарниках, ни жертвы духам предков. Ослепительно белое солнце жгло сотнику лицо, воздух вокруг плавился и звенел. Кровинка мелко дрожала под седлом от усталости.
На двенадцатое утро, проснувшись под кустарником с повязанной им же несколько дней назад вешкой, Очир понял, что нужно делать. Он расчесал гриву Кровинки, чего за последние безумные дни не делал ни разу, не спеша оседлал её и направился прямиком к привычно уже чернеющей вдали проплешине кургана.
Поднявшись на вершину кургана с лошадью в поводу, Очир сглотнул. Предстоящее было самым страшным, но другого пути у него не было. Очевидно, злой дух этого места нужно задобрить. Очир мог бы оставить ему всё золото, добычу в виде бандитских голов или своё оружие, но он всё-таки был настоящим монголом, а потому знал, что ничего из этого не поможет. Обняв за шею Кровинку, сотник долго стоял так, вдыхая пряный аромат конской гривы. Дождавшись заката, Очир поцеловал любимую лошадь между больших доверчивых глаз, отошёл на пару шагов, выхватил из ножен саблю и одним ударом отсёк животному голову.
Не помня себя, перемазанный в лошадиной крови и своих слезах, сотник ещё долго бился головой о голую землю на вершине мрачного холма. Его горькие стоны разносились по бескрайней степи, но никто их не мог услышать. Потом обессилевший Очир уснул.
Сны были бредовыми и жуткими. Вот он, Очир, маленький – бежит с другом через ручей, спотыкается о камень, падает и начинает тонуть. Друг подаёт ему руку, Очир хватает её, но та превращается в конское копыто, и всё вокруг растворяется в ослепительной вспышке палящего солнца. Очир видит себя словно со стороны на поле боя. Навстречу его сотне несутся враги – закованные с ног до головы в железо воины верхом на гигантских огнедышащих конях. Очир отдаёт приказ, и его бойцы выпускают в сторону вражеского строя стрелы. Но, слетев с тетив, стрелы превращаются в рой сверчков и разлетаются в разные стороны, противно стрекоча. Лавина врагов сметает сотню Очира и погребает под копытами его самого. И вот он, бездыханный, лежит на бранном поле лицом вверх, среди прочих убитых. Небо затягивается багровыми тучами. Первая капля падает ему на переносицу. Вторая. Вскоре всё лицо Очира окрашивается красным. С неба шумными потоками хлещет кровь, заполняя собой всю степь – до самого горизонта…
Из плена кошмарного сна Очира вырвало ощущение чего-то мокрого на лице. Открыв глаза, сотник онемел. Прямо на него своим вечно добрым взглядом смотрела Кровинка. Лошадь снова лизнула его лицо и всхрапнула. Очир медленно встал и осмотрелся. Он всё так же был на вершине проклятого кургана, но на голой поверхности холма не было ни капли крови. Сотник вынул из ножен саблю – она была вся в следах засохшей крови. Удивлённый Очир вновь взглянул на лошадь и остолбенел.
Одна из отрубленных голов, висевших на боку Кровинки, весело глядела на Очира. Она с издевательской ухмылкой подмигнула воину. Тут свои веки разомкнула вторая, а за ней и третья. Глумливые глаза мёртвых излучали триумф. Одна за другой головы принялись громко хохотать. Очир пятился прочь с заколдованного кургана, не в силах оторвать взгляд от жуткого зрелища. Зловещий смех заполнял всё его сознание. Сердце пустилось в галоп. Когда к смеху мертвецов примешалось оглушительное конское ржание, в котором явственно раздавались нотки мстительного торжества, сотник схватился за грудь и медленно осел на горячую землю. Побагровевшее небо опустилось и поглотило его вместе с курганом.
Лисий перевал
Таится в снегу
Хитрой лисицей гибель.
Придёт ли весна?
Сочинять стихи во время охоты вошло у Хосиро в привычку ещё несколько лет назад, в самом начале его карьеры. Делал он это для того, чтобы скоротать время в долгом пути по следам своих целей. Как правило, хокку быстро забывались, но некоторые из них он всё-таки запоминал и позднее записывал. Так решил поступить и с этим, пришедшим ему в голову только что. Уж больно эти строки подходили случаю. Охотник уходил всё выше в заснеженные горы, рискуя не вернуться назад. О том, что Хосиро нужно поспешить, если он хочет успеть вернуться в долину Сида до наступления снегопадов, его предупредил староста деревни. Цель охотника находилась в очень опасном в это время года месте – на Лисьем перевале, который каждую зиму с началом снегопадов превращается в непроходимую ловушку. Если Хосиро не управится за ближайшие пару дней – он будет закрыт в горах, отделённый от долины громадной стеной снега. Объяснив это охотнику, староста ожидал, что тот откажется выполнять задание. Но Хосиро согласился.
Страшная разрушительная война, бушевавшая в империи уже много лет, совсем не затронула долину Ондори. Местные крестьяне не знали набегов противоборствующих сторон, их поля не вытаптывали в пылу битвы солдаты, им не приходилось отдавать последнее имущество на содержание огромных армий. Пока воины кланов Тайра и Минамото упоённо резали друг друга где-то там, за горами, долина процветала. Ей были чужды цели обоих кланов. Местные просто почитали императора, и им было безразлично, кто является главным его советником. Хосиро вздохнул. Ах, если б он мог себе позволить когда-то подобную политическую неосведомлённость.
Но он не мог. Тогда Хосиро был самураем – воином, чьей жизненной целью была служба своему господину. И он с честью служил прославленному полководцу Цунемасе из клана Тайра. Под его стягом он прошёл немало битв, и лишил жизни множество воинов Минамото. Куда шёл его господин – туда шёл и Хосиро. Таков путь воина. И этот путь однажды привёл Хосиро в ущелье Курикара. Сражение в скалистой теснине стало решающим. Предатель заманил армию Цунемасы в ловушку. Врагов было намного больше, и победа их была предрешена. Всё, на что мог надеяться Хосиро в тот роковой день – это погибнуть с честью, защищая своего господина. Но жестокая судьба словно издевалась над самураем. Когда сражение закончилось, на нём не было ни царапины, а его господин истекал кровью из десятков ран. Цунемаса испустил дух на руках своего верного воина, и даже бойцы Минамото отдали честь погибшему врагу. Так Хосиро стал ронином – самураем без хозяина.
У самурая, потерявшего господина, не слишком богатый выбор: совершить сеппуку, последовав за сюзереном, или же стать на разбойный путь. Хосиро смалодушничал, не взрезал себе хара. Он думал, что сначала отомстит предателю. Но предатель вскоре погиб сам, в другом сражении. Погибли и те, кто убил господина. Возвращаться на войну Хосиро теперь было незачем. Его война закончилась. Минамото были врагами Тайра, но не личными врагами для Хосиро. Теперь он должен был думать, как ему жить дальше.
Тогда он вспомнил, как в детстве с замиранием сердца слушал истории, которые рассказывала ему бабушка. Про страшную нечисть – ёкаев, поджидающих своих жертв в темноте. И про отважных воинов-оммёдзи, которые отдавали свои жизни великой цели очистить мир людей от ёкаев. Рядом с родным селом Хосиро как раз располагалась община оммёдзи. Ронин отправился туда, чтобы научиться их тайному знанию. Опытные бойцы, умеющие обращаться с оружием, всегда были в цене у оммёдзи, и они с радостью приняли воина к себе. Так Хосиро стал оммёдзи – охотником на демонов.
И вот уже несколько лет Хосиро зарабатывал себе на жизнь тем, что ходил из одной провинции в другую, продавая своё воинское умение поселянам и истребляя по их просьбе разного рода нечисть. Охотник бился с людоедами-они в непроходимых чащобах, изгонял из заброшенных поселений злых духов мононокэ, убивал горных ведьм ямауба. В своём новом ремесле Хосиро быстро достиг мастерства. Он жадно изучал древние трактаты оммёдзи, знал все повадки и уловки демонов, всевозможные способы борьбы с ними, и даже изобрёл несколько собственных. При этом Хосиро не задирал цену за свои услуги. Во главу угла он ставил саму идею избавления мира людей от ёкаев.
Поэтому Хосиро не стал отказывать дёрганому крестьянину, подсевшему к нему за столик в трактире одного рыбацкого посёлка. Крестьянин оказался родом из пастушьей деревушки в долине Ондори. Он рассказал охотнику о бедах, что преследуют его родину. В горах, окружающих долину, несколько лет назад завелась кицунэ. Лиса-оборотень повадилась по ночам портить скот поселенцев, воровать кур и поросят. А иногда не гнушалась и маленькими детьми. Хосиро знал эту ёкайскую породу по книгам, но в жизни ещё с ними не сталкивался. Кицунэ относились к демонам средней опасности, и справиться с ними вполне можно было силой оружия, не прибегая к заговорам. Вся сложность была в том, что кицунэ обитала в труднодоступном месте – на горном перевале между двух заснеженных вершин. Скоро должна была прийти зима, грозившая сильно усложнить охоту. Но Хосиро не мог пройти мимо бед этих несчастных простолюдинов. Так он оказался на Лисьем перевале.
Выследить кицунэ для знатока ёкайских повадок было несложно. По всей видимости, лисица была молодая и неопытная, оставляла за собой много следов. Хосиро, вооружённый верным мечом тати и небольшим кинжалом танто, быстро вышел по её следам к небольшой каменной площадке на горном перевале. В поверхности скалы чернела пещера. От неё веяло опасностью. Кицунэ была там, Хосиро чувствовал это. Он положил ладонь на рукоять меча и сделал шаг ко входу в пещеру.
Хосиро даже не успел опустить ногу в снежную порошу, тонким слоем покрывшую камни, как из глубины пещеры на него вихрем вылетел огромный ярко-рыжий шерстяной ком. Ощерившаяся клыками гигантская лисица сшибла охотника с ног и всем весом навалилась на него. Клацая зубами, тварь вцепилась острыми когтями в плечо охотника. Хосиро нечеловеческим усилием оттолкнул оборотня от себя, пнув того обеими ногами в живот. Вскочив на ноги, оммёдзи вынул из ножен меч. Хитрый ёкай застал его врасплох, но теперь воин был готов к схватке.
Несколько долгих минут соперники кружили по каменной площадке. Человек – выставив перед собой клинок тати, зверь – выгнув спину и оскалив зубы. Кицунэ была невероятно крупной, отметил Хосиро. В трактатах писали о таких. Размерами лисица едва уступала взрослому мужчине. Очень редкий и опасный ёкай. Охота становилась интереснее. Кто-то из них умрёт этим вечером. И они оба понимали это. Вопрос был в том, кто сделает первый ход.
Первой оказалась кицунэ. Рыкнув, лисица прыгнула на охотника. Благодаря отменной реакции Хосиро чуть развернулся корпусом и ударил мечом туда, где яростно сверкали жёлтые глаза демона. Но клинок тати впустую рассёк воздух. Кицунэ вильнула пушистым хвостом и юркнула вбок от Хосиро. Пока он разворачивал корпус для нового удара, ёкай вцепился зубами в лодыжку охотника и со всей силы дёрнул. Человек тяжёлым кулем рухнул в снег.
Кицунэ, не давая противнику передышки, налетела на него, нацелившись на незащищённое горло. Превозмогая боль, Хосиро успел сунуть оборотню в пасть одетый в кожаную перчатку левый кулак, а правой рукой, мастерским ударом из-под себя, коротко рубанул мечом. Горячая кровь демона хлынула ему в лицо. Душераздирающий, почти человеческий вопль вырвался из пасти кицунэ.
Охотник, тяжело дыша, поднялся над телом поверженного противника. Эхо ещё разносило по горам отголоски предсмертного крика оборотня, но сам ёкай был уже мёртв. Хосиро убрал меч в ножны и закрыл глаза. Пришло время для поэзии.
Горячая кровь,
Шорох снега по скалам –
Эхо победы.
Трёхстишие быстро пришло в голову оммёдзи, но записать его он не успел. Шорох снега… Воин вскинулся. Это не просто шорох. Вопль умирающей кицунэ вызвал горную лавину! С минуты на минуту на перевал обрушится снег. Нужно было бежать отсюда.
Хосиро со всей мочи рванул вниз по склону. Позади него уже не шуршало – гремело. Весь мир вокруг окутало снежным туманом, а через секунду могучая волна ударила охотника в спину и швырнула вперёд, как соломенную куклу. Со всего размаху воин впечатался головой в булыжник и потерял сознание.
Очнувшись уже на рассвете, Хосиро обнаружил себя полузасыпанным снегом на склоне холма. Ему повезло – основная масса лавины прошла стороной, зацепив человека лишь краем. Выбравшись из белого плена, охотник поднялся на ближайший валун и огляделся. Дело было плохо. Лисий перевал завалило. Путь обратно в долину Ондори был закрыт. Именно об этом предупреждал староста. Хосиро попал в ловушку. Теперь ему предстояло умереть от голода или холода на этой горе.
Но уныние – занятие, недостойное воина. Хосиро сказал себе, что не сдастся смерти просто так. Он попробует ускользнуть от неё, как ему удавалось много раз до этого. Нужно попробовать найти выход отсюда. Нужно обогнуть гору и спуститься с противоположной стороны. Хосиро вытер лицо снегом, смыв с себя ёкайскую кровь и отправился вверх по склону.
Через полдня пути по горному заснеженному лесу охотник вышел в невероятное место. За очередной скалой ему открылась небольшая горная долина, окружённая аккуратными вишнёвыми деревьями. Посередине стоял маленький домик, во дворе которого уютно сушилось бельё на растянутой между двумя шестами верёвке. Над дверью покачивалась лампада. Здесь кто-то жил! У Хосиро появился шанс выпутаться из этого приключения живым. Почувствовав резкий прилив сил, охотник бодро направился к дому.
Когда он уже ступил одной ногой на крыльцо, створки сёдзи плавно раздвинулись. Из дома навстречу Хосиро вышел хозяин жилья. А точнее – хозяйка. Завёрнутая в шёлковое зеленое кимоно, расшитое серебряными цветами, стройная фигурка появилась перед охотником так неожиданно, что он невольно взялся за рукоять меча. А ещё через секунду он рассмотрел её полностью, и в голове застучало от прихлынувшей к вискам крови.
На безупречно овальном лице хозяйки дома пронзительно искрились выразительные голубые глаза. Под слегка вздёрнутым точёным носиком алели пухлые, словно надутые в обиде губки. Завершала картину огненно-рыжая грива волос, рассыпавшаяся по изящной белой шее и спрятанным под воротом кимоно плечам.
Рыжая женщина! Здесь, рядом с логовом кицунэ! По спине Хосиро пробежал холодок. Пока еще безотчётно, поддавшись первому чувству, он чуть сильнее сжал рукоять тати и перенёс вес тела левую ногу. Хозяйка дома, будто заметив это едва уловимое движение, удивлённо вздёрнула бровь.
– Давненько сюда никто не забредал. Погода не благоприятствует. Последний раз торговец из долины приносил мне овощи две недели назад. Но вы на торговца не похожи.
Хосиро вдруг понял, что потерял дар речи. Чувство опасности тоже куда-то ушло, стоило женщине только произнести первое слово своим глубоким, немного низким голосом. Всё внимание охотника поглотили теперь два пристально глядевших ему в душу кристалла посреди этого прекрасного белого овала. Ему захотелось сочинить стих об этой странной встрече.
Хозяйка поняла молчание нежданного гостя по-своему.
– Вы, верно, неместный. А значит, вряд ли видели раньше рыжую женщину? И, вспомнив глупые суеверия, наверняка приняли меня за оборотня. Что ж, должна вас огорчить. Я не оборотень. Хотя бабушка рассказывала мне, что в здешних краях люди издревле смешивали свою кровь с лисами, – она приязненно улыбнулась, обнажив красивые жемчужные зубки. – Вы могли видеть в долине светловолосых крестьян. Суеверия это или нет, но такова уж порода местных людей. А может быть, у нас в роду и впрямь были лисицы.
Заслушавшийся плавными перекатами её голоса Хосиро наконец пришёл в себя и разлепил губы.
– Прошу прощения за свою невоспитанность, учтивая госпожа. Меня зовут Хосиро Хосокава. Я охотился в этих землях. И я заблудился.
Женщина улыбнулась ещё шире. На её щеках появились прелестные ямочки.
– И на кого же вы охотились в нашей глуши, благородный господин Хосокава? Я вижу, что вы ранены, – в светлых глазах мелькнула тень беспокойства.
– Я охотился на кицунэ, моя госпожа. Это не просто суеверия. Вчера я убил оборотня. А потом перевал засыпало лавиной. С вашего позволения, я попросил бы у вас ночлега и горячей еды, чтобы набраться сил и завтра продолжить свой путь. Я хочу обогнуть эту гору и попробовать спуститься вниз с той стороны.
– Нет там никакого спуска, – с загадочной грустью в голосе молвила хозяйка. – Одни лишь отвесные утёсы и непроходимые ущелья. Вы не выберетесь отсюда таким путем. Нужно ждать весны, когда снег на перевале растает, и связь с долиной восстановится.
Женщина развернулась и пошла обратно в дом. В дверном проёме она остановилась, полуобернулась к Хосиро, из-под века блеснуло.
– Меня зовут Азуми. Я здесь живу совсем одна. Пойдёмте, я обработаю ваши раны.
Она скрылась в глубине комнаты. Чуть постояв на морозном воздухе, Хосиро последовал за ней.
*****
Сон у Хосиро всегда был чутким. Особенно это обострялось, когда ему приходилось впервые ночевать в незнакомых местах. Не раз свойство это спасало воину жизнь ещё во время службы у клана Тайра, да и потом – во время охоты на демонов. Вот и сейчас, самым краешком своих отточенных подобно боевому мечу чувств он услышал едва скрипнувшую половицу. Сон мигом слетел. Хосиро подобрался. Рука сама метнулась к тати, лежавшему рядом. Тихий голос из полумрака остановил его.
– Это нам не понадобится, Хосиро.
В полосу голубого лунного света, проникающего в комнату из-под потолка, ступила Азуми. На щеках тенями лежал румянец, а губки были чувственно приоткрыты. Кимоно на груди мерно вздымалось от тяжёлого дыхания. Хосиро убрал руку с меча и приподнялся на ложе.
– Азуми-сан, вы были очень добры ко мне, но мне неудобно своим присутствием в вашем гостеприимном доме подвергать вашу репутацию…
Шёлковое кимоно бесшумно соскользнуло с женских плеч, обнажив молочную кожу, тонкую талию и два миниатюрных холмика грудей с налившимися вишнёвым соком ягодками сосков. В два шага она порывисто преодолела расстояние между ними, присела рядом и жадно прильнула к его губам. Недоговорённая фраза Хосиро утонула в пьянящем аромате её горячего дыхания. Комната поплыла разноцветными кругами. Оторвавшись от поцелуя, она медленно раскрыла веки и томно прошептала:
– Ни слова. Не сейчас. Прошу.
А Хосиро и не мог произнести ничего. В этот момент он не поручился бы за то, что вообще помнит человеческую речь. Он лишь мог смотреть в отражение лунного света в её зрачках, и тонуть, тонуть, тонуть…
Азуми прижала голову охотника к своей груди. От неё пахло жасмином и горным ручьём. Хосиро обнял её за плечи и нежно уложил на постель, нависнув сверху. Рыжее золото волос рассыпалось по простыни. В глазах женщины призывно сияла луна. Он не заставил Азуми долго ждать. Мир вокруг растворился в белом и голубом. Только запах жасмина, доходящий до его чувств откуда-то извне, напоминал о том, что всё происходит на самом деле. Время исчезло.
Реальность вернула его к жизни красным поцелуем солнечного зайчика на внутренней стороне века. Хосиро нехотя раскрыл глаза. Он лежал в постели один, но приятная ломота во всём теле подсказывала, что ночной визит ему не приснился. Охотник встал, выглянул на улицу. Была уже середина дня. Долго же он провалялся. Нужно объясниться с Азуми и решить, что делать дальше.
Выйдя во двор, он увидел её. Азуми снимала с бельевой верёвки его одежды. В чёрном кимоно, скрывающем соблазнительные формы тела, она была даже красивее, чем минувшей ночью. Огненные волосы были уложены в пучок, открыв взору Хосиро бархат её шеи. Ему вдруг неудержимо захотелось прильнуть к ней. Кровь в венах запульсировала с новой силой.
– Азуми-сан, – проговорил он, – мне нужно идти.
Сказано это было полувопросительным тоном. Азуми повернулась. Скользнула быстрым взглядом по его обнажённому телу. Уголки губ тронула улыбка.
– Не нужно. Я приготовила нам суп с мисо. Идём, пообедаем.
*****
Зимние дни тянулись вереницей. Кто-то сказал бы, что быт их маленького мира был однообразен и сир, но только не для Хосиро. Он никогда ранее не чувствовал себя более счастливым. Пока над горой светило солнце, он либо колол дрова для очага, либо упражнялся с мечом. Азуми хлопотала по хозяйству, лишь иногда уходя на несколько часов к водопаду, чтобы набрать кристально чистой воды из горного источника. Поначалу Хосиро пытался убедить любимую, что воду будет носить он, но та твёрдо настояла на своём. В её роду на водопад всегда ходили женщины, сказала она, и эта традиция – священна. В конце концов Хосиро не стал спорить. Когда она начинала говорить, тихий рокот её голоса обезоруживал его. Традиция так традиция. Всё, чего он добился – чтобы она брала с собой не слишком тяжёлые кадушки.