– Славная работа, – похвалил я поделку.
– Ду-думали, что мы уже отсюда не вы-выберемся, – произнесла девочка, убрав баранчика.
– Никаких выходов не было, пояснил Саня. – Еда тоже закончилась. Потом обнаружили в одной из кладовок несколько банок варенья и огурцов. Их до нас не нашли, потому что при обрушении присыпало. Воду я ещё до бомбёжки принёс, при маме. Потом, в трубах ещё вода оставалась. Немного, но текла.
– Как же вы отсюда наружу выбрались?
Перед тем, как отвечать паренёк помолчал, как бы вспоминая, или собираясь с мыслями. Видно ему трудно было рассказывать о пережитом. Но Санька пересилил себя и заговорил.
– С этим была целая история. Обнаружили под плитами дыру, – пояснил он. – Оттуда ветерком потягивало. – Где подкопали, где поддолбили и получился проход, благо железа здесь хватает и долбить и рыть было чем. Нам это очень помогло. Сестрёнка землю отгребала, а я путь прокладывал. Несколько дней рыли, затем свет увидели. Мама так и не узнала, что мы наружу выбрались. – Санька горестно вздохнул. – А как откопались, я стал в овощехранилище ходить. Оно хоть и сильно разрушено, но найти в нём было чего-то съестное можно. Оттуда мы подгнившие корнеплоды носили. А затем на склад укров напали. Одним словом, их точку артиллерией накрыло. Там и нашли у бандерии склад с провизией. До полуночи сюда перетаскивали. Хоть еда и появилась, но мы всё равно её экономили.
– Та-там ещё много че-чего оосталось, да ут-тром по тому месту о-опять пушка ба-бахнула, уже бандерская, – добавила Лиза. – К-ак всё утихло, мы с С-саней пошли, а там всё в-вклочья. Ж-жалко было, что всё не в-взяли. За-запасы у них были х-хорошие.
– Ладно, Лизка, жалиться, – проговорил наш проводник. – Утром бандери обязательно сюда придут, вас искать будут. Весь посёлок обойдут. Жалко им – такую добычу упускать. Нам надо будет сидеть тихо. Они походят, потопчутся и уйдут. Так не раз было. По следам не найдут. Вокруг одна щебёнка.
Саня и Лиза подсели к столу и с жадностью угощались тушёнкой. Свои продукты у них закончились, и в последнее время они перебивались чем могли.
– Отец-то у вас есть? – спросил один из бойцов.
– Не, а, – помотала из стороны в сторону головой девочка. – В-в пятнадцатом ещё по-огиб. К нам его д-друг, тоже из ополченцев, заходил, вот и сказал. – Все замолчали.
Когда дети к нам немного привыкли и хорошо поели, я задал Сане вопрос, не надеясь услышать на него положительного ответа, но произошло всё ровно наоборот.
– А что Саня… Не видел ли ты где поблизости украинского замаскированного орудия?
– Это вы об американке? – уточнил Саня.
– О ней, самой. Очень она нам досаждает.
Я удивился познаниями мальчика. В общем, чему тут удивляться, одно слово – дети войны.
– Я так и подумал, что вы по её душу сюда пожаловали, когда за вами в ложбину шёл. – Проговорил спокойно мальчик, облизывая ложку.
– А ты что, эту пушку видел?
– Само собой. Они её здесь так замаскировали, что рядом пройдёшь и не заметишь.
– А ты как заметил?
– Я бы тоже не заметил. Только они стрелять из неё стали, вот и усмотрел.
Пушку ниоткуда не видно. Ни сверху, ни с боков. Маскировка что надо.
– Всё, значит, рассмотрел? Молодец. – Похвалил я маленького знатока.
– У меня, дядя, глаз – алмаз, – прихвастнул мальчуган.
– А ты сумеешь на карте показать эту змиеву нору, где они пушку прячут?
– Ни. Не можу на карте, а на земле это укрытие, покажу. На карте сломанное дерево не увидишь и растущий куст боярышника, по которому я ориентируюсь тоже. Только простым глазом эту нору не распознать, если не знаешь, бинокль нужен.
– За этим дело не станет, – заверил я Саньку.
– На зорьке отправимся, – сказал он и по-мальчишески хлопнул своей ладонью по моей.
– Идти-то далеко? – спрашиваю Саньку.
– Если на горку подняться, то их укрытие будет как на ладошке. Только без меня вам туда не подойти, мин понавтыкали. А я знаю, как пройти и на мины не напороться. Зайдём с другой стороны, так незаметно и мин там меньше.
– Почему про мины знаешь, – интересуюсь я.
– Видел, как их ставили, наблюдал. Мины близко к обрыву стоят. Потом, когда я в больнице с ногой лежал, моим соседом по кровати минёр был. Он мне всё про мины рассказывал и даже, во дворе больницы показывал, как они ставятся. Говорил – «запоминай, пригодиться». Он мне много чего рассказывал. Так что про мины и гранаты я разумею, да и свой печальный опыт имеется, – и он потрогал искалеченную ногу.
– А что тебя на эту гору понесло, что ты с неё пушку увидел? – спрашиваю.
– Са-санька на этой го-горе птичек ловит для супа. – Пояснила девочка. – За-западни ставит.
– Я ещё до войны птиц ловил. – Подхватил мальчик. – Ремесло мне знакомо. Только тогда это было увлечением, а теперь ловлю для выживания. Пригодилось.
– И что, попадаются?
– Не очень. Снасти нет хорошей. На ловушках вместо сетки использую тюль. Здесь её по разбитым квартирам хватает. Припорошу её немного листвой и хорошо. Это больше для куропатки и перепела. Так что иногда себя балуем и дичью. Чтоб птиц ловить, надо места знать и наблюдать, где она садиться. Вот на горе, по бровке за кустарничком, самое её место и ещё около липняка, где вас укры обложили. Я в этих местах каждую кочку знаю.
– Спасибо тебе Саня, что вытащил нас оттуда.
– Я в этой канаве, по которой ползли, прячусь, когда птичек ловлю, потому и знаю, а бандери не знают, вот и получилось. Можно сказать, случайно. – Помолчав, весело добавил:
– Это не мне надо говорить спасибо, а двум олухам из бандерии, мимо которых мы ползли.
– Что так? – удивился я.
– Укры вас плотно закупорили. Я хоть тут каждую ямку знаю, только бы у меня всё равно ничего не получилось. Оцепили, не прошмыгнуть. Подкрался близко, слышу, разговор на мове, оказалось – два односельчанина у укров встретились и спорят. Давно не виделись. Тот, что у промоины был, по которой мы ползли, поближе к односельчанину перекочевал, чтоб нормально разговаривать. Всё из-за какой-то Одарки спорили. В этот момент мы и проскочили.