Loe raamatut: «Я убью за место в раю»
Глава 1. Поселение
Звездный день Шерифа подходил к концу. Главная роль в ежегодных демократических выборах президента Поселения. Все население, обязанное участвовать в выборах, выстроилось в длинную очередь под моросящим дождем и месило грязюку, выдавливая ее из размороженного за ночь мха.
В середине главной площади торчало сооружение из старых шпал похожее на виселицу. Звалась эта чертовщина «Весы демократии». С горизонтальной стойки свисала длинная палка, привязанная за середину веревкой, к концам которой были приделаны два одинаковых металлических тазика. На одном тазике было написано белой краской «Могло быть лучше». На втором тазике такими же кривыми буквами выведено «Могло быть хуже». Перед «Весами» стоял Шериф и, доставая из ржавого металлического ведра старые пятирублевые монеты, выдавал их исполняющим гражданский долг. Поселенец сначала показывали Шерифу татуировку гражданина на запястье в виде красной пятилучевой звезды и номера регистрации, набитых с помощью ржавой иголки и клюквенного сока. После сверки с «Журналом учета граждан», который Шериф называл Толмут, счастливчик получал монету. Добросовестный гражданин подходил к Весам и бросал монету в один из тазиков, выражая тем самым свое отношение к результатам управления президента за прошедший год. Два помощника шерифа – Элла и Брок, с дробовиками за спинами, нависали над тазиками и пристально наблюдали за тем, что кидают в чаши весов граждане. На серьезное преступление и подбрасывание посторонних тяжелых предметов в чаши «Весов демократии» никто сегодня не шел. Да и не наблюдал Шериф в толпе граждан, заинтересованных в результатах выборов. Принудительное выполнение добровольной ежегодной обязанности мало кого радовало. Лица были в основном грязные и замученные. В тусклом освещении северного солнца, с трудом угадываемого за слоем пепельных туч, люди казались скорее ожившими покойниками.
– Радостнее! Радостнее, граждане,– наиграно бодро прокричал Шериф,– у нас сегодня праздник демократии, а не похороны. Активнее подходим. Делаем свой выбор. Каждый голос имеет свой вес!
Скудные эпитеты, которые донеслись до его ушей, были совершенно нецензурными даже в тяжкие времена выживания.
– Шевелитесь там, впереди,– крикнул кто-то из середины очереди,– жрать хочется.
Процедура голосования длилась уже почти полтора часа и люди начали замерзать под порывами ветра и мороси пополам со снегом. Жетоны голосования брякали в железные тазики с прежней скоростью. Шериф методично ставил отметки о проголосовавших в Толмуте, принимал от кого крестик, от кого подпись или иную закорючку. Неграждане, сначала толпившиеся около «виселицы» в надежде на хоть какое-то событие, разочаровано потянулись в более интересное место. Через несколько минут должен был открыться единственный в Поселении бар. Сегодня, в честь праздника, ежедневная доза халявного самогона увеличена вдвое для всех жителей.
Бар назывался просто – «Бар». С фантазией у местных жителей было совсем плохо. Да и откуда ей взяться. Большинство молодежи вообще плохо себе представляли значение этого слова.
– Вечерок будет тот еще,– пробормотал Шериф в сторону своих помощников без надежды, что они его услышат,– представляете, как эти счастливчики, накачавшись самогоном, начнут выяснять, кто голосовал «правильно», а кто «как протухшая выдра»?
Брок, если и услышал, то, скорее всего, ни песца не понял. С русским у него еще было плоховато. А вот Элла опять ушла в себя. Взгляд остекленел у чертовой бабы.
Собиравшиеся на вечернюю и ночную работы тоже покинули «веселье». Последние в очереди граждане приняли от Шерифа свои жетоны, и, не целясь, швырнув их в чаши «весов», с чавканьем выдирая из мокрого мха разбухшую обувку, побежали в сторону «Бара». Кто за ежедневной выпивкой, кто в «БарДак», за услугами местных красавиц и красавцев. Нравы в поселении поддерживались вольные, что уж тут говорить. Феминизм и гендерное равноправие так и брызгали во все стороны фонтанами либерализма и демократии. Демократия, туды ее растуды.
Шериф хлопнул своим Толмутом. Бахнуло, как выстрел из двенадцатого калибра. Элла вздрогнула и зашевелилась, недоуменно озираясь вокруг себя.
Шерифу хотелось в Бар. Но еще предстояло зафиксировать результаты голосования и доставить информацию Президенту.
– Ну, что у нас?– Почти бодро спросил он помощника Эллу,– как в этом году?
– «Могло быть и хуже», Шериф. Причем со значительным перевесом. На что им жаловаться?
– Шеф, жё ви скорёй опять дормир. Я спать, – прогрохотал Брок с тяжелым французским акцентом,– жю сви трес фатике. Моя уставаль очшень, Шеф.
– Собери жетоны и отнеси в офис. А потом проваливай дрыхнуть, ленивая черная жопа,– дружелюбно огрызнулся Шериф,– только б тебе дрыхнуть. Жду тебя в баре через три часа. Сегодня будет с кем потолкаться.
Брок, почесав покрытые пятнами экземы огромные черные руки, начал пересыпать пятирублевки из тазиков в ведро. Шериф развернулся и, глянув на начинающее темнеть серое с черными язвами небо, поволок разбухшие сапожищи в сторону Ангара в горе. Обернувшись, он крикнул помощникам:
– Стволы опять не оставьте на площади. Уволю к чертям.
Вот и закончилось голосование. Демократические принципы нового общества не были попраны. Можно привести в порядок свои записи и составить официальный рапорт. Президент не будет толкать в этом году повинную речь, все пойдет своим чередом. В прошлом году после гибели четырнадцати граждан от банды «Байкеров» Президенту накидали полный тазик «Могло быть и лучше», а кто-то особо одаренный, сотворил огромную вонючую кучу под дверью его офиса. В результате Президенту пришлось три часа трепать языком на площади и клясться в исправлении ошибок. Он охрип, втирая лениво собравшимся гражданам про безопасность и новые правила сопровождения групп поисковиков. Это была унизительная процедура и за четырнадцать лет она повторилась всего лишь пять раз.
Шериф подходил к воротам Ангара, выдолбленного в советские времена в нависающей над Поселением гранитной горе, на которых как раз зажглись единственные наружные электрические огни. Перед исполинскими створками на стуле сидел стражник Коля Снайпер. Год назад после ранения у него ампутировали обе ноги до колен, и теперь он жил в Ангаре, выполняя функцию контролера, по собственному усмотрению пуская в Ангар жителей, а иногда и не выпуская их обратно. Инструкции он начисто игнорировал и нередко человек вынужден был опаздывать на свою работу. Только после участия Шерифа или главы обороны Майора, Коля пожимал плечами и оправдывался тем, что: «подозрительный он какой-то был».
Сейчас Коля сидел на простом деревянном стуле, выставив перед собой свои культи с завязанными штанинами. Несмотря на морозец и осадки, был он в одной майке. Толстыми голыми руками поглаживал цевье СВЛК-14 «Сумрак» и нашептывал ей ласковые слова. Это была его девушка. Самые крепкие, выхухоль их дери, семейные отношения в Поселении. «Сумрак» по имени Вера была одна из четырех снайперских винтовок у охраны. В случае тревоги и опасности за Забором, двое других стражников Ангара неслись к выходу, пихали под мышки Коли две гладких палки и тащили его на «Точку» на верхушке горы. Оттуда четыре месяца назад Коля поставил личный рекорд – снял улепетывающего на велосипеде «байкера» с расстояния почти в три километра. Выстрел пришелся точно в голову ничего не опасающегося подонка. Наши разведчики, когда подобрали его… Не хочется рассказывать, что они сделали. Ненавидят парни этих ублюдков.
Боль скрутила Шерифа прямо около Коли, и он остановился, прислонившись к ржавой металлической стене. Коля посмотрел снизу на его перекосившуюся рожу:
– Приперло, Шериф? Понимаю. Как сегодня прошло? За меня не забыл кинуть жетон?
Шериф отдышался и, выпрямившись, вытер выступивший на лице пот тыльной стороной правой ладони.
– А как же. Конечно, проголосовал за тебя. Все чин-чином, с оглашением перед электоратом и подписью. Как ты велел.
– И демократия в который раз победила,– хмыкнул Коля,– иди внутрь, совсем серый стал. Сходил бы к Ветеринару.
– Надо Президенту доложить о результатах. А к Ветеринару схожу, не переживай. Как ноги?
– Болят,– улыбнулся Коля и погладил ствол винтовки, стирая с него капли прыснувшего дождя.
– Ну, терпи, боец. Еще повоюем.
Шериф вошел в скрипнувшую от сырости калитку в циклопических воротах Ангара и услышал, как за его спиной Коля бормотал, обращаясь к своей боевой подруге: «Эх, хороший мужик Шериф, да, Вера? Добряк. Жаль его мне. Мало кого сейчас жаль…»
Шериф не стал подслушивать и, вдохнув воздух, насыщенный запахами сырого бетона, плесени и ржавчины прошел по предбаннику Ангара. Впереди были бункерные двери, возле которых дежурили два сменных охранника. Сегодня это были Рейма и Степлер. Рейма курил прессованный мох.
– Здарова, Шериф,– приветствовал его Степлер,– с докладом к самому?
– Ка-ак виборы в эт-том году?– Рейма сплюнул что-то черное на землю.
– Все хорошо, ребята,– Шериф похлопал Рейму по плечу,– не курил бы ты эту дрянь.
– Сокревает,– медленно проговорил финн и закашлялся,– а вреда от-т него не болшэ, чем от эт-того возтуха.
Шериф вошел во внутренний ствол Ангара. Огромный полутемный тоннель с металлоизоляцией на стенах простирался вперед, насколько хватало взора. Если идти дальше в тусклом свете редких лампочек, то впереди будет несколько каверн с торкретированием, идущих одна за другой на восемьсот-девятьсот метров вглубь горы. В будке с амбразурой дежурит еще один стражник с пулеметом «Печенег». Там дальше огромные склады Поселения. Там хранятся стройматериалы, неприкосновенный запас пищи, одежда, оружие, оборудование и всякая всячина. Там работает с десяток человек под командой главного кладовщика Полины. Смотрят за порядком, перекладывают с места на место, чтобы не отсырело, не завелись крысы. Крысы, мыши и лемминги были настоящим бичом Поселения. Потому тут носится столько кошек.
Но, сегодня Шерифу нужно на второй этаж, к Президенту. Он перешагнул через рельсы узкоколейки и дошел до ответвления вправо. Дернув колесо гермодвери, загрохотал сапогами по железным ступеням. Лестница уходила и вниз, еще на несколько этажей. Там стояли силовые установки. Там двери запирались на замки, а ключи были только у Президента и Механика. Туда он ходить не любил. Громко, темно. Циклопическое сооружение. Как говаривал отец: «Церетели удавился бы от зависти, если бы увидел это своими глазами». Кто такой Церетели Шериф не знал. Агрегаты его всегда сильно расстраивали. Он еще помнил, как вся электроника работала в его детстве, а потом раз – и все умерло. Война. Планетарный катаклизм. Грозовой шторм такой силы, что на планете все генераторы поплавились, а аккумуляторы повзрывались. Было страшно. Там внизу, в машинном отделении, всегда приходит на ум только одна мысль: «Вот сегодня работают, а завтра? Раз и сломаются. И все? Конец?»
В Ангаре под горой до сих пор функционировали два дизельных агрегата и некая жуткая машина, которая называлась «Экспериментальная петротермальная энергоустановка» – ЭПТЭУ-2. Построили ее еще во времена СССР и ввели в эксплуатацию в России до катаклизма и последовавшей за ним войны. Тут до сих пор находилась отличная ремонтная и обслуживающая база с прорвой запасных частей, катушек с кабелем, бочек с маслом, каких-то железяк и магнитов. Во всем этом разбирался только Механик и его ученики. Механик поговаривал, что глубина шахты этой дьявольщины составляет четыре с половиной километра, но Шериф не очень в это верил. Зато именно «ЭПТЭУ-2» давала электричество, тепло, чистую воду и возможность выращивать по три урожая в год в глубинах горы. Весь третий этаж Ангара занимали теплицы с искусственным розовым освещением.
Шериф остановился на металлических ступенях второй площадки между этажами и немного отдышался. В груди давило. Острая боль в правом боку уже отпускала. Оставалась привычная тянущая, тупая, ноющая. Это уже лучше. Можно двигаться дальше. Вздохнув, передвинул мокрые сапоги еще на пару шагов вперед. Но снова остановился. Он сел на корточки под моргающей лампочкой и достал свой Толмут из-под мышки. В тулупе было не очень удобно сидеть на корточках, но он разложил тетрадь на коленях и начал водить пальцем по узким, скупым строчкам записей о сегодняшнем ежегодном голосовании. Огрызком карандаша, привязанным тонкой веревочкой к Толмуту, он делал пометки на полях. Список жителей принявших участие в демократической процедуре выборов руководителя был обширен и он и бормотал:
– Должно участвовать 488 граждан. Проголосовали лично 424. Огромная толпа была сегодня это точно. Прибавляется граждан каждый год. Хорошо. Так. Заочно проголосовали 59. Группа дальней разведки 22 человека. Надеюсь столько и вернется. Стражники Ангара 4 человека. Это 26. Группа охраны стены это 14 человек. Это сколько? 40 человек и 12 человек ночная смена и разведка внешнего периметра 7 человек. Все на месте, – Шериф почесал переносицу и на мгновение закрыл от боли глаза, – Все на месте. 59 бойцов. Должны быть. Так, 424 плюс 59. Сколько это? Вот клять. 424 плюс 60 это 484, минус один, 483. Так. Проголосовало 483. Трое в клинике. Это 486. Так, а кто еще? А! Механик. Я за него кинул монету. Вот отметка. Старый козел. Мог бы и придти. Жопа ленивая. А кто еще? Сбился чтоль? Вот клять, неудобно.
Шериф с кряхтением встал и немного помаршировал на месте, разминая затекшие ноги. Порванное сухожилие на ахиллесе сразу дало себя знать острой тянущей болью.
– Стол бы найти. Пойти в школу? Нет, не хочу я туда. Эх.
Он снова уселся на корточки и, дождавшись, когда лампочка проморгается, снова уставился в свой список. Он перелистал несколько страниц назад и начал сверять перечень жителей ставших гражданами в прошлом месяце со списком проголосовавших. Через несколько минут он захлопнул Толмут и встал на ноги. Не голосовал один житель из новеньких. Шериф попытался напрячь память, но этого и не требовалось. Он прекрасно помнил эту девушку. Мария. Пришла в Поселение с полгода назад в группе из пяти человек. Пояснила, что передвигались компанией, но растерялись, убегая от каких-то мутантов. Толковая, смышленая. Симпатичная. Грустные глаза. Хм. Она принесла клятву верности на гражданство, а он определил ее работать в начальную школу или как ее называли – детсад. Забыла о голосовании? Вот блин. Этого еще не хватало. Она совсем тупая что ли? Твердил же ей. Раз двадцать сказал, что через месяц выборы. Как это важно для нее и всех. Проклятье. Придется докладывать.
Шериф постоял еще минуту, задрав вверх голову и глядя на моргающую лампочку. Капала вода с верхнего пролета. Его продрал озноб и он решился. Снова сунув под мышку Толмут, он дернул ручки бункерной двери и с усилием провернул ее на петлях. Детсад находился за апартаментами президента на этом же уровне. Это был самый приличный и полностью достроенный этаж во всем бункере. Тут до сих пор нормально работала вентиляция, а тепло попадало напрямую из шахты «ЭПТЭУ». Несколько десятков комнат занимал аппарат президента, и он сам. Рядом находились научная лаборатория и склады со всяким полезным хламом. Здесь жили и учились дети под надзором учителей. Самые старшие детки начинали работать уже с 12 лет на территории Поселения. За стену отпускали после исполнения 16 лет. А мелкие торчали в школе и яслях. Их учили писать и читать, преподавали историю Родины и начала профессий. Там должна работать Мария. Симпатичная девушка с печальными глазами и шрамом над левой бровью.
Он шагал по длинному коридору. Шаги гулко отдавались впереди и сзади. Здесь свет почти не мерцал, а стены были выкрашены голубой краской. Шериф прошел бункерную дверь, ведущую в апартаменты Президента, и направился к школе. Он успел пройти шагов пятнадцать по коридору, как сзади заскрипело, лязгнуло, и знакомый голос окликнул его:
– Егор! Ты куда пошел? Я ж тебя жду уже час!
– Товарищ Президент,– развернувшись по военному, отрапортовал Шериф, – мне для окончательного подведения итогов нужно проверить некоторую информацию. Я буду у вас через двадцать минут.
– Ой, да забей ты на итоги. В задницу бобра твои выборы! Что ты, как деревянный. Иди сюда, налью тебе чистого. Продрог, небось. Иди, иди. Потом проверишь всякие свои важные штуки.
Шериф и не подумал бы ослушаться Президента и, вернувшись по коридору, вошел в его чистые покои. В первой комнате находился рабочий кабинет. Стены кабинета отделаны деревянными панелями светлого дерева с алюминиевыми декоративными вставками. Тут стоял огромный письменный стол с вращающимся креслом. Шериф еще помнил, как в этом кресле сидел его отец, а потом некоторое время и мама. За креслом стояли выцветшие флаги. Один бело-сине-красный и второй полностью красный. Между ними на стене висел портрет последнего президента России и еще какого-то мужика в военной фуражке с лицом добряка. Шериф так и не смог запомнить его фамилию. Торшер стоял справа, а перед столом два кожаных потертых кресла и небольшой низенький столик, который Президент называл журнальным. Вдоль стенки стояло шесть стульев, на стене над ними висела огромная карта полуострова, где красным фломастером рукой его отца выведены новые очертания береговой линии, кругами обозначались радиусы смертельного действия радиации в местах ядерных ударов и запретные для посещения старые поселения и военные базы.
– Специально всех разогнал от себя, – кряхтел где-то под своим массивным столом Президент, брякая стеклом, – а ты топаешь мимо, даже не обернешься. Вот, смотри, твой любимый. Я сегодня не удержался и открыл без тебя. Но отпил всего ничего. Так, стакашку. Бери емкость, наливай.
На столе образовалась зеленая, плоская с одной стороны бутылка с бело-синей этикеткой и желтой цифрой 12 внизу этикетки.
– Singleton of Dufftown 12 Years Old, – прочитал Шериф, беря в руку бутылку, – еще остались?
В месте постоянной концентрации боли в кишечнике начало заранее разливаться приятное тепло.
– А то! Зачем вообще быть президентом, если не можешь позволить себе мелкие радости. Наливай.
Шериф выдернул пробку и понюхал горлышко. Пахло божественно. Он плеснул в стаканы на два пальца и закрыл бутылку пробкой. Президент взял свой стакан и сунул в него нос, вдыхая аромат напитка.
– За демократические выборы, товарищ Президент,– сказал Шериф и сделал глоток, не чокнувшись с начальником. По горлу прокатилась волна горячего наслаждения. Он быстро, словно боясь, что отнимут стакан, сделал второй глоток и задержал виски во рту, болтая языком по небу и щекам.
– Вот ты зараза! Испортил выпивку. Нахрен твои выборы, – обиделся Президент, – наливай еще и давай за здоровье. Пить не хочется за такой тост. Совсем ты уже, Егорка, того, заработался.
Шериф налил себе еще на два пальца и натянуто улыбнулся.
– За здоровье, Пал Макарыч. Ваше здоровье.
– Другое дело. И твое здоровье, Егор.
Они чокнулись и выпили. Пахнуло вкусом старого, ушедшего в далекое прошлое мира, которое Шериф толком и не помнил. Президент рухнул в свое кресло и кивком послал его в кресло напротив стола.
– Ну, начинай втирать мне, как там наши основы демократического общества. Снова придется толкать речь или в этот раз пронесло?
– Немного не гладко прошло в этот раз.
– Передрались что ли?
– Нет. Передерутся в Баре вечером. У нас есть не проголосовавший.
– Господи! Кто? – Президент выпучил на Шерифа глаза, – обалдел он? Кто?
– Как раз хотел сходить проверить, – Шериф сделал еще глоток и поставил пустой стакан на стол, – это одна из последних принятых в гражданство. Молодая деваха. Месяц назад получила наколку на руке. Работает в школе. Хотел пойти и без шума разобраться. Может, заработалась и уснула?
Президент помолчал, хмуро пялясь в пустой стакан. В бутылке оставалась еще половина, и он с кряхтеньем дотянулся до нее. В стаканы брызнула янтарная жидкость, и аромат растекся по комнате, раздвигая узкое пространство бункера под горой, до просторов старого мира.
– Правильно, – наконец промолвил Президент и выпил, – займись этим сейчас же. Если надо наказать – накажи сам, но без публичности. Сам как-нибудь реши. Не должно такого больше случиться. Мне хватило прошлого раза с изгнанием семьи. Того шизнутого проповедника, нафиг, не жаль. А вот семья… Не хочется пережить второй раз такое. Но – это основы нашего общества! Она что, не в курсе была? Что за это должно быть изгнание из города? Работу проводил с ней?
– Конечно, Павел Макарович. Сейчас пойду и разберусь.
– А знаешь что, – неожиданно Президент подобрел, – оставь это на завтра. Забирай остатки бутылки и иди к себе. Отдохни. Как бок, все так же? Сходил бы к Ветеринару. Он говорил, у него еще остались какие-то пилюли для тебя, да ты не приходишь. Забей короче на эту девку. Завтра с ней разберешься. Просто не говори никому. Да, и, кстати, так как результаты?
– Да как обычно, «Могло быть и хуже», товарищ Президент,– Шериф встал и начал запихивать плоскую с одной стороны зеленую бутылку себе в узкий внутренний карман тулупа, – речь не нужна. Народ вполне счастлив. Рапорт я предоставлю завтра утром, как разберусь с недоразумением.
– Вечно ты бумагу мараешь. Раньше быть бы тебе чиновником. Бумага нынче редкость, а ты ее не по назначению. Завтра доложи мне по поводу девахи, что решишь с наказанием. Не нравится мне это легкомыслие у последних жителей. Может нам сроки получения гражданства увеличить до года? Как думаешь?
– Бумагу не мараю. Это пишется история. Как через сто лет люди города будут знать, что происходило. Возьмут мои рапорта и увидят. Это как раз и есть назначение бумаги.
– Тогда гравируй на железе или глиняных табличках. Бумагу скоро изведешь всю. На чем писать станешь? Не скоро люди научатся вновь бумагу делать.
– Бумага надежнее. Метал заржавеет, таблички разобьются. Даже кожа не такая надежная. А вот…
– Ой, вали уже, Егор. Видел бы отец, в какого зануду ты превращаешься. Только бы спорить со старшими. Вечно все разговоры с тобой превращаются в препирательства. Иди. Отдохни сегодня. А завтра займешься этой самкой косули. Жаль мы розги отменили. Почему все решили, что это не гуманно? Публичная порка уж точно лучше смерти от стаи волков.
Через десять минут Шериф вышел из апартаментов Президента и, отойдя шагов на двадцать в сторону лестницы, прижался к металлической стене. Внутри разливалось тепло от старого виски. Но в то же время холодный червяк грыз внутренности в районе желудка. Тревожное чувство не покидало и, постояв так с минуту, он оторвался от стены и двинулся обратно, в сторону школы, стараясь не так шумно грохотать сапогами по железному полу.
Крутанув колесо гермодвери, он вошел в длинный коридор. Три двери были справа и три слева. В двух комнатах справа располагались классы для занятий старших и младших ребят. Еще дальше вход в жилое помещение, где комнаты разделены на жилье для мальчиков и девочек и комнату учителей. За ближней дверью слева – столовая и крохотная кухонька, где пищу для детей готовили сами преподаватели. Дальше детсад для самых маленьких и их мамашек. Там же спали и учителя. Коридор заканчивался решеткой вентиляции, откуда несло теплым сухим воздухом. Он прислушался и разобрал из-за приоткрытой двери справа веселые голоса детей. Шел вечерний урок, и директор школы Анастасия Петровна, красивая невысокая женщина с кругленьким личиком, вещала что-то про историю России, борьбу с НАТО и глобальный катаклизм.
– Гуманитарная катастрофа в Соединенных Штатах привела к полной деградации политической власти правящих элит. Когда президент России предложил помощь заокеанскому народу в преодолении катастрофы, возникшей вследствие падения астероидного тела в район Йелоустонской кальдеры, правящие круги американской элиты не вняли голосу рассудка. Они посчитали несправедливым потерю контроля над большей частью Земного шара и нанесли превентивный массированный удар ядерным оружием разрушительной мощности по нашей территории. Достоверно неизвестно, кто именно несет персональную ответственность за запуск ядерных ракет. Но, России не оставалось ничего иного, как только нанести ответный удар по врагу, в том числе и по европейской части нашего континента. К нам присоединился Китай и нанес своим ядерными силами удар по территории США и континенту на юге, который как назывался? Правильно, Австралия. Сильнейшие сейсмические колебания от ядерных ударов, на фоне извержения Йелоустонской кальдеры породили цепочку землетрясений и извержений по всему миру. Автершоки и тучи пепла от извергающихся вулканов, затмивших наше солнце, резко изменили состав атмосферы, сделав ее непригодной для дыхания в большинстве регионов мира. Не забудем так же про радиоактивные загрязнения от стратегического оружия массового поражения, которые вместе с облаками сажи и пепла ушли от нас в южном направлении. Здравствуйте, Шериф. Секундочку, я договорю. Дети, последним и самым ужасным в цепочке извержений стали взрывы вулканов в Исландии и вулкана Кракатау в Индонезии. Что в свой черед вызвало дальнейшие последствия в виде взрывов мантийных плюмов в Исландии, Японии, Италии и на Камчатке. Вот тут, тут и тут на карте Земли. Что было дальше, мы можем только догадываться, так как тектонические сдвиги земной коры изменили рельеф и конфигурацию континентов, породив страшные в своей разрушительной силе цунами. Последние новости, которые мы получили по оставшимся каналам связи, пришли 29 декабря 2024 года. После этого произошла Великая электромагнитная буря, которая сопровождалась, как мы предполагаем, сильнейшей грозовой активностью над планетой. Молнии страшной силы били в поверхность земли в течение года. Это уничтожило все электрические приборы и технику в мире. Мы считаем, что также было уничтожено почти 80 процентов всех живых организмов населяющих нашу планету. С тех пор вашим родителями и остальным жителям планеты пришлось выживать так, как выживали люди в каменном веке. Технологии канули в лету. Люди остались во мраке, холоде, голоде и отчаянии. Пока несколько смелых и находчивых граждан нашей страны не основали это Поселение. Как вы знаете, дети, к нам зашел наш всеми уважаемый Шериф. Именно он приходится сыном основателей нашего Поселения и первых Президентов. Он стоит сейчас на страже порядка внутри нашего города. Поприветствуем нашего любимого Шерифа стоя! Гип – Ура! Гип – Ура!
Дети вскочили со своих мест за партами и повторяли «Гип – ура» пока Шериф не выставил перед собой ладони, призывая к тишине. Толмут чуть не выскользнул у него из-под мышки, и он еле успел его подхватить.
– Анастасия Петровна, мне бы с вами секундочку пошептаться. Может, выйдем в коридор пока?
– Конечно, Шериф. Дети, откройте пока учебник на странице 204. Тапия, начни читать вслух про Древний Рим. Я скоро вернусь.
Учительница обошла несколько сдвинутых столов и, погладив мальчишку сидящего ближе всех к дверям по бритой голове, вышла вслед за Шерифом в коридор. Он прикрыл тяжелую дверь и спросил:
– Тапия? Странные имена дают сейчас детям. Откуда она?
– Родители у нее совсем молодые. Сами родились после катаклизма, даже читать не умеют. Кто знает, что они имели в виду. Так что вы хотели, Егор? Кстати, как прошли выборы? Надеюсь, Президента не сместят в ходе голосования.
В ее голосе явно звучал сарказм и Шериф ухмыльнулся.
– Думаю, что будущее нашего Президента незыблемо, как радиация на юге. Но я действительно пришел по делу связанному с выборами. У вас должна работать девушка Мария. Назначил ее в школу месяц назад после получения гражданства. В каком она классе?
– Мария? Да была такая. Хорошая девочка. Только плакала все время перед детьми. Слишком грустная была. Никак я не могла ее разговорить, разузнать, что за беда у нее случилась. У кого сейчас нет историй о личном несчастье? Не смогла она работать с малышами и ушла в сборщики.
– Когда ушла?
– Ну, с две недели назад, может больше. Я упрашивала ее остаться. Но, действительно, она слишком грустила. На детей это плохо влияло. Хотя читала, писала и очень хорошо рисовала. Прямо, я бы сказала, что у нее художественный талант. Забавные рисунки и хорошие портреты детей делала мелом на доске. Мне жаль, что она ушла. Хотя почти каждый день приходит и заглядывает к деткам. Они ее любят. Сейчас мало грамотных людей, которые держали в своих руках книгу хоть раз в жизни.
– С две недели назад ушла в собиратели, вы сказали? Она зарегистрировалась на новом месте?
– Я не уверена, Шериф. Знаю, что попросила перевод, и я дала характеристику Наталье. Ей вечно не хватает собирателей, и она только рада была новому здоровому человеку. Молодая, руки, ноги на месте. А что случилось? Как это связано с выборами?
– Ну, пока рано еще говорить об этом. Спасибо вам большое. Расшумелись ваши пострелята. Ишь, как их история Рима возбудила. И кто такой Капитан Рекс в Древнем Риме? Не помню такого. Я пойду. А с Марией мне просто поговорить надо. Не знаете, где она проживает?
– Своего помещения у нее еще не было. Скорее всего, в общежитии для семейных. Молодых одиноких девушек всегда туда подселяют. Она ни с кем толком не общалась. Только плакала все время. А Капитан Рекс – это из сказки, – улыбнувшись, сказала Анастасия Петровна.
Шериф, тяжело ступая по металлическим ступеням, спустился на первый уровень бункера и встал перед выходом отдышаться и собраться с мыслями. От выпитого виски было жарко и в голове немного кружилось. Надо бы пойти в Бар и проверить, как народ обсуждает демократические процедуры. Но так хочется завалиться домой и затопить буржуйку, надеть толстые шерстяные домашние штаны и свитер. Выпить остатки виски. Эх. Долг важнее. Нужно идти в бар. А с Марией придется разбираться завтра. Зайти к Ветеринару, пока еще в Ангаре? Ну, его к желтой плесени. Нет желания. Лучше выпить самогонки и помелькать среди граждан. Это важнее.
Шериф вышел на свежий воздух. Попрощался с охраной у дверей и, махнув Снайперу, пошел в сторону Поселения, оскальзываясь на начинающем леденеть мокром мху. Сразу по костям пробежал озноб. Ветер кинул в лицо горсть мелкого снега, и он плотнее закутался в тулуп, плечами приподняв толстый воротник, чтобы тот закрыл лицо. Шапку шериф не носил принципиально. Терпеть не мог на голове хоть что-то кроме волос.
Он с трудом съезжал мокрыми сапогами по скользкой дорожке вниз к центру города. Проходя мимо Центра распределения ресурсов, услышал, как его окликнул знакомый голос. Шериф свернул в сторону вагончика разделывателей дичи и подошел к огню, с гулом вырывающемуся из продырявленной со всех сторон бочки. Снег рядом растаял, и земля была почти сухая.
