Maht 361 lehekülg
2006 aasta
Стихи про меня
Raamatust
Петр Вайль – блестящий эссеист, путешественник и гурман, автор «Гения места» и «Карты родины», соавтор «Русской кухни в изгнании», «Родной речи» и других книг, хорошо знакомых нашему читателю, написал книгу в необычном жанре, суть которого определить непросто. Он выстроил события своей жизни по русским стихам XX века: тем, которые когда‑то оказали на него влияние, «становились участниками драматических или комических жизненных эпизодов, поражали, радовали, учили». То есть обращались, по словам автора, к нему напрямую. Отсюда и вынесенный в заглавие книги принцип составления этой удивительной антологии: «Стихи про меня».
Содержит нецензурную брань!
Žanrid ja sildid
Не знаю кто такой Петр Вайль. До этого момента я даже никогда не слышала этого имени. Но как чтец мне очень понравился. Очень интересный и приятный голос. Поскольку не знакома с его творчеством, то этот сборник стал для меня не просто сборником стихов известных со школьных лет поэтов, а книгой в которой жизнь отдельно взятого человека рассказала не только через его воспоминания, но и через стихи, сопровождавшие его. Повторюсь, с поэзией у меня сложные отношения, но многое из из упомянутого тут я тоже знаю и можно сказать люблю. Пушкин, Лермонтов, Блок, Есенин, Маяковский, Ахматова, Бунин, Пастернак, Иванов, Заболоцкий, Ходасевич, Северянин, Гумилев, Высоцкий и многие другие. Иной раз не могу вспомнить автора или все стихотворение, но уж отдельные строки и четверостишья знаю практический в каждом приведенном случае.
Наши отношения с книгами Вайля прошли полный круг. После приведших в восторг "Уроков изящной словесности", спокойно понравившегося "Гения места", нейтральной "Русской кухни в изгнании" и разочаровавшей, огорчившей "Карты родины" - снова восторг. Символичная и окончательная закольцовка.
Рассказы о любимых стихах, книгах, фильмах, местах - всегда рассказы не столько о них, сколько о себе. Оттого и "почему Цветаева" больше скажет о человеке, чем "почему на филфак". То, что начиналось, как собрание любимых стихов, ожидаемо превратилось в биографию-исповедь, разрозненные воспоминания о Бродском, Довлатове, Гандлевском, но одновременно - в сборник тонких литературоведческих заметок, тесно связанных (а иначе и быть не может) с историей, культурой, с самой жизнью, какой она была, какая она есть. Даже и не скажешь по итогу, чего здесь больше - Вайля или России, Вайля или литературы?..
И вот здесь случилось удивительное. Петр Вайль совершенно не близок мне своими взглядами, своим характером, и любимые поэты у нас чаще не совпадают, а из совпавших (Пастернак, Бродский, Цветаева, Высоцкий) все равно любим разное. И вдруг - такое попадание. Открыла "от автора" - и пропала. Кинулась перечитывать любимых, знаковых, прошедших по касательной, случайных, незнакомых. Для меня это один из самых важных критериев - когда книга рождает цепочку, разбрасывает веером тонкие ниточки-связи. Другой - почти мистические, меткие и точные попадания в собственную жизнь, собственное Я. Каковы были шансы того, что мне попалось бы в руки именно это стихотворение (не самое известное) именно этого поэта (не самого известного)? Стремились к нулю, не иначе. А вот ведь как совпало - до дня, до часа. Вот и получается, что при всей нашей разнице, "Стихи про меня" - это и про меня тоже.
Идею и структуру книги Вайль формулирует в самом начале: рассказ о 55 стихотворных произведениях XX века - расположенных в книге по хронологии написания - отобранных им по принципу "про меня"-"не про меня".
"По вторгавшимся в тебя стихам можно выстроить свою жизнь - нагляднее, чем по событиям биографии: пульсирующие в крови, тикающие в голове строчки задевают и подсознание, выводят его на твоё обозрение. "Почему Цветаева" больше скажет о человеке, чем "почему на филфак"; пронесённая до старости юношеская преданность Маяковскому психологически важнее, чем многолетняя супружеская верность."
К содержанию своих текстов Вайль подходит очень свободно - в них и автобиографические элементы (глава о "Свадьбе" Заболоцкого полностью из воспоминаний); и подробный рассказ о творчестве поэта в целом (главы о Заболоцком, ну, вот кроме "Свадьбы"); и глубокое погружение в конкретное стихотворение; и размышление о судьбах России (и других стран тоже) - и самые разные сочетания всех этих элементов в разнообразных пропорциях. Автобиографичность становится особенно интересной ближе к концу - когда Вайль рассказывает о своём опыте общения с тем или иным поэтом.
Это всё, конечно, приводит к тому, что книга очень субъективная - не только из-за всегда и у всех людей имеющей место субъективности восприятия стихотворений и поэтов, но и из-за выбранного подхода - исходная точка это всегда сам Вайль.
Кого-то потенциально некоторые главы (или вся книга) могут разочаровать этой субъективностью, и тем, что Вайль много пишет о себе. Для меня это минусом не стало - почитать автобиографические моменты было отдельным интересным моментом - кроме тех моментов, что немасштабны и, наверное, незначительны.
Так, интересно наблюдать за сквозными темами - одной из главных для Вайля становится эмиграция: среди рассматриваемых поэтов много эмигрантов как первой, так и третьей волны эмиграции - к последней принадлежал и он. Вайль пишет о своём опыте, сравнивает свой опыт с чужим; немного проводит параллели между разными волнами.
Какие-то небольшие мотивы тоже подмечаются - например, Вайль несколько раз говорит о том, что стремление к формулировкам типа "Но для женщины прошлого нет: / Разлюбила - и стал ей чужой" это нехорошо:
"Обобщения хороши в молодости, когда искренне рассчитываешь на то, что жизнь можно свести к формуле."
Один раз - ладно, но когда о формулах говорится в, кажется, трёх главах, то внимание к, в общем, незначительной детали жизни это немного забавно - но раскрывает автора.
То, что Вайль много путешествовал (его книга "Гений места" посвящена разным местам мира) находит небольшое отражение и в "Стихи про меня"; про некоторые города здесь сказано довольно много. Риге, где Вайль рос, уделяется особое внимание.
О литературе в книге, всё-таки, всё равно больше - размышления о ней преобладают; и у меня по итогу выписано про это достаточно много. В рецензии больше говорю про иные составляющие книги, не рассказывая много о литературной части - это то, что от книги и так ждёшь; то, вокруг чего она и строится.
___
"Болезненно трогают языковые проявления – фонетика, морфология, синтаксис, да и вообще всё то, что бессмысленно проходили в школе, не подозревая, что это и есть гамма жизни, сама жизнь. Непосредственно и ощутимее всего действует звучание улицы, но и литературный язык тоже: прозы, ещё приближеннее – стихов."
Ответ на вынесенный в заголовок вопрос крайне прост: прочесть книгу Петра Вайля "Стихи про меня". Лично я стал слышать стихи и интересоваться поэзией только после данной книги. (А я прочел "Стихи про меня" в 37 лет, когда имел уже неплохой читательский стаж, причем, интересовался не только собственно художественными текстами, но и литературоведческими).
Книга Вайля избавила меня от снобистского отношения к поэзии, которое мне привила мой первый газетный главред. Лет двадцать назад я спросил её, считает ли она гениального прозаика Бунина столь же выдающимся поэтом. Она ответила: "Бунин, безусловно, поэт, но зачем говорить о Бунине, если есть Бродский"?
После такого ответа я (с некоторой опаской; а вдруг у меня не окажется вкуса?) начал читать Бродского; впечатление оказалось мощнейшим, и с тех пор я все поэтические произведения оценивал по весьма примитивному критерию: а оказывают ли они на меня столь мощное эмоциональное воздействие, что и стихотворения Бродского?
Поскольку я изначально был предвзят (позиция главреда "есть Бродский, а есть все остальные", крепко засела в голове, а я хотел, извините за выражение, потреблять только первосортные тексты), стихотворения других авторов столь сильного впечатления не производили. А уж если автор был припечатан где-то и кем-то, то я им в принципе интересовался, прикрываясь этой "припечатывающей" цитатой (например, Игорь Ефимов в письме к Сергею Довлатову написал (передаю суть по памяти), чтоб Довлатов никогда не писал, будто Бродский и Цветков — равнозначные поэты; Ефимов хранил письма Довлатова для потомков, и предостерегал, что после таких неосторожных высказываний потомки обвинят Довлатова в дурном вкусе).
А лет десять назад жена подарила мне на день рождения томик Вайля. И многолетнее заклятье исчезло.
Вроде Вайль и не пишет ничего особенного, а уж сложных научных разборов точно не устраивает; но только вот почему-то прочтешь процитированное им стихотворение в начале главы, и восторг испытываешь колоссальный. Не знаю в чем тут фокус, возможно, в том, что в книге, где есть только стихотворения, отдельный текст как-то теряется, сливается с остальными, и требуется много усилий, чтоб на нем сосредоточиться. А тут все выпукло, ярко, плюс в процессе чтения эссе Вайля, которое следует за стихотворением, не раз возвращаешься к тексту стихотворения.
Смешно говорить, но именно благодаря этой книге я смог насладиться тем, что знакомо каждому школьнику "Драли буксиры басы у причала...", "Мне наплевать на бронзы многопудье...", "вылизывал чахоткины плевки шершавым языком плаката...". И уровень полученных эмоций впервые оказался сопоставим с эталонным, где в качестве единицы измерения "один Бродский".
Кроме того, я открыл для себя много новых имен. Это и современник Хармса Олейников, и наши современники — тот самый припечатанный Ефимовым Цветков и Лев Лосев.
Те, кто поэзию в принципе как-то не очень, могут смело пропускать стихотворение в начале каждого эссе и наслаждаться очаровательной прозой Петра Вайля. В эссе, посвященному стихотворению, он не проводит формальный разбор, а пишет либо об обстоятельствах, при которых он слышал стиховторение, либо размышляет о проблеме, задуматься о которой заставил его автор стихов. А рассказчик Вайль просто замечательный.
На закуску перескажу одну из историй Вайля. Приближаясь к той стадии опьянения, за которой следует буйство и беспамятство, Сергей Довлатов всегда декламировал одни и те же строчки Бродского:
…
Может, лучшей и нету на свете калитки в Ничто, человек мостовой, ты сказал бы, что лучшей не надо, вниз по темной реке уплывая в бесцветном пальто, чьи застежки одни и спасали тебя от распада. Тщетно драхму во рту твоем ищет угрюмый Харон, тщетно некто трубит в свою дудку протяжно. Посылаю тебе безымянный прощальный поклон с берегов неизвестно каких. Да тебе и неважно.
Когда жена Довлатова, Лена, отыскивала загулявшего Сергея по телефону, она мрачно спрашивала у хозяев: "Ну что? Харон уже ищет драхму?" Если хозяева сообщали, что искал, причем, совсем недавно (то есть Довлатов уже декламировал Бродского), Лена отвечала: "Значит, минут 15 у вас еще есть".
Открываю томик одинокий - томик в переплёте полинялом. Человек писал вот эти строки. Я не знаю, для кого писал он. Пусть он думал и любил иначе и в столетьях мы не повстречались... Если я от этих строчек плачу, значит, мне они предназначались. (Вероника Тушнова)
Каждый читатель, наверное, хотел бы написать про себя такую книгу. "Стихи про меня" - это не только о Вайле, но и о литературе, о биографии писателей, о стране, в которой мы живем, о людях, о мире. Это стихи, которые понравились автору и эссе об этих стихах.
Главное отличие этой книги в том, что единственный критерий отбора текстов - это сам Вайль и его предпочтения. Это Анненский и Бунини, Мандельштам и Северянин, Есенини и Заболоцкий, Маяковский и Олейников, Бродский и Окуджава, Гандлевский и Лосев. И многие, многие другие.
Не всё, что нравится Вайлю, близко мне. Пожалуй, только Анненский, Заболоцкий и Лосев, да ещё, наверное, открытый мне автором Александр Володин, которого я знала только как драматурга. Но читала всё с большим интересом.
Да, и вот захотелось тоже составить для начала такой сборничек - "Стихи про меня" - и наполнить его своими стихами и размышлениями о них. Не для кого-то - просто для себя. И начала бы я вот с этого стихотворения Николая Заболоцкого:
Во многом знании — немалая печаль, Так говорил творец Экклезиаста. Я вовсе не мудрец, но почему так часто Мне жаль весь мир и человека жаль?
Природа хочет жить, и потому она Миллионы зерен скармливает птицам, Но из миллиона птиц к светилам и зарницам Едва ли вырывается одна.
Вселенная шумит и просит красоты, Кричат моря, обрызганные пеной, Но на холмах земли, на кладбищах вселенной Лишь избранные светятся цветы.
Я разве только я? Я — только краткий миг Чужих существований. Боже правый, Зачем ты создал мир, и милый и кровавый, И дал мне ум, чтоб я его постиг!
Так бесплодны, хоть и благородны, попытки исполнения музыки на старинных инструментах. Как будто если мы заменим фортепиано клавесином, а виолончель – виолой да гамба, Бах станет понятнее. Но Бах сочинял, не зная ни Бетховена, ни Шостаковича, а мы их слышали, наше понятие о гармонии иное, и сам слух иной. И вообще, на концерт мы приехали в автомобиле, в зале работает кондиционер, и горят электрические лампы, позади стоит телекамера, так как идет прямая трансляция, одеты мы иначе. Бах тот же, мы
“Всё поэту во благо, даже однообразие (монастырь), все, кроме перегруженности бытом, забивающим голову и душу. Быт мне мозги отшиб!”
Arvustused, 14 arvustust14