Я оставляю наверху вещи, и мама велит мне идти к детям на улицу. Мне неохота, но Рихард предлагает во что-нибудь с ним поиграть, – уж лучше тогда к детям.
– Попинаем мячик? – спрашивает Пепан. Я качаю головой.
– Я не умею играть в футбол.
– В смысле – вообще? – спрашивает Пепан.
Я пожимаю плечами.
– Ну, не особо.
– Блин, ещё одна девочка, что ли? – говорит Пепан и уходит с мячом к своему папе; они сразу начинают пинать мяч. Вообще не понимаю, что все находят в этом футболе. В школе на физкультуре я всегда стою на воротах, но и это совсем не весело.
Рыжие устроились на лавочке за домом играть в куклы. Маленькая Геленка крутится рядом.
Я стою поодаль и наблюдаю. Вот вляпался: что мне тут с ними делать?
– Берт, иди сюда, – зовёт меня Андула.
Я подхожу с независимым видом.
– Берт, хочешь посмотреть на моего кролика? Мне его бабушка отдала, его зовут Винни. Хорошее имя для кролика, правда?
– Хм…
– Хочешь посмотреть?
Я пожимаю плечами. Посмотреть хочется, конечно, – зверей я люблю. Правда, крупные лучше, чем какой-то жалкий кролик.
Кролик забился в дальний угол клетки и не собирается вылезать. Девочки пытаются его выманить, но у них не получается. А я бы, наверное, справился, я умею обращаться с животными.
– Я попробую, – говорю я, но Зузана возражает, что к чужому он точно не пойдёт, наоборот испугается. Я ей говорю, чтоб не лезла не в своё дело.
– Пойдём играть в школу? – спрашивает Геленка.
– Глупость какая – на каникулах играть в школу, – смеюсь я.
– Школа – это круто! Я хочу в школу, – говорит Геленка.
– Ты просто пока не представляешь, как там тухло. А знаешь, что самое тупое? Туда нужно ходить каждый день, даже когда неохота, когда дождь и слякоть и хочется играть дома. Каждый день. И так лет пятнадцать, наверное.
Геленка сердито насупилась, а рот сделался совсем маленьким.
– Эй, так не говорят детям, которые ещё не ходят в школу, – делает мне замечание Зузана.
– Конечно, мамочка, – отрезал я. Этой даже в школу не надо ходить: и так слишком умная.
Возвращается Пепан.
– Слушай, Рихард сказал, что у тебя есть «Нинтендо». Дашь поиграть?
– Я её дома забыл, – приходится врать. Раз я хочу, чтобы так думали мама с Рихардом, не могу же я теперь признаться, что «Нинтендо» у меня, хотя мне не жалко дать Пепану поиграть.
– Ну вот, – Пепан разочарован. – Тупо. Пошли на скалы? – предлагает он Геленке, но за ними увязываются и рыжие.
– Давайте, – говорит Зузана: наверное, она тут за главную.
– Ты идёшь с нами? – спрашивает Пепан тоном командира, а я говорю «нет». Вот ещё. Чтобы мной командовал Пепан, который только и умеет в свой дурацкий футбол гонять. У них уже своя компания, а я новенький – они меня милостиво принимают, чтобы потом не досталось от родителей. А я так не хочу.
– Пойдём! – позвала Андула. – Там круто, скалы.
– Ну и что?
– Ну и не ходи, – отрезала Зузана.
– Пойдёшь играть в «Нинтендо», да? – говорит Пепан. – Ты просто не хочешь её никому давать.
– Неправда, – говорю я, но звучит это по-дурацки: сразу понятно, что вру.
Пепан показывает мне язык и берёт Геленку за руку.
– Ну, пошли.
– Точно не пойдёшь? – ещё раз спрашивает Андула.
– Да ну его, он дурак, пошли, – окликает её Зузана, и они уходят.
Я остаюсь стоять; на столе валяются куклы, которых они тут бросили. Вообще-то можно взять этих кукол и постричь, чтоб у девчонок глаза на лоб полезли. Но я не стал этого делать, просто промелькнуло в голове. Когда меня кто-то бесит, у меня часто такие мысли. Мама говорит, что я вспыльчивый и, прежде чем что-то натворить, надо подумать, иначе это плохо кончится.
Тогда я захожу в дом, где мама с другими мамами готовит обед.
– Что ты тут делаешь? Почему ты не с детьми? – спрашивают они.
Я пожимаю плечами и хочу пойти наверх играть в «Нинтендо». Естественно, я в этом не признаю́сь. Но мама всё равно отправляет меня на воздух: нечего торчать в доме, когда такая хорошая погода. Я хватаю рогалик – вообще-то я уже очень голодный, ведь я отказался есть в «Макдаке» по дороге из-за того, что это предложил Рихард. Выхожу за дверь. Но тут сидят папы и Рихард, курят, пьют пиво и обсуждают, как поедут после обеда кататься на великах.
– Поедешь с нами? Можешь взять Зузанин велосипед, – говорит Рихард. – Или Андулин.
Я покачал головой.
– А почему ты не с детьми?
– Я не знаю, где они, – соврал я.
– А я знаю: они пошли на скалы за домом лесника, – говорит папа Зузаны и Андулы. – Беги к ним.
Я ничего не отвечаю, жую свой резиновый рогалик. Почему бы им всем просто не оставить меня в покое?
– Проводить тебя? – спрашивает Рихард. Я смотрю на него так, чтобы он понял, что загнул.
– Ну, тогда сам, не будешь же ты тут торчать, лучше иди побегай, – включается и Павел, отец Пепана. Павел считает, что дети должны заниматься спортом, а сам курит как паровоз и пьёт много пива. Я слышал, как мама это однажды обсуждала с Рихардом.
Тогда я иду в лес к тем скалам, где дети, но, понятное дело, не к детям. Сажусь на пенёк неподалеку от дома, ем рогалик и жалею себя. Почему я должен торчать тут в лесу вместо того, чтобы у папы в квартире смотреть телик и резаться в «Нинтендо»? И пить фанту и спрайт. Ведь у папы можно пить и есть что и когда угодно. Иногда он, конечно, говорит: «Думаешь, ужинать пончиками – хорошая идея?» или «Ты что, выпил целую бутылку фанты за вечер?» Но потом покупает новую. И вообще покупает мне всё, что захочу.
Я слышу, как дети перекрикиваются на скалах, но не иду к ним. Смотрю по сторонам: вдруг увижу что-то интересное. Ничего, только оса жужжит в кустиках черники. Ковыряю землю палочкой. И вдруг слышу какой-то странный звук, как будто тут есть кто-то живой.
Я замираю и прислушиваюсь. Крики детей издалека – и опять этот звук. Я весь в напряжении: сейчас точно вылезет какой-то зверёк – белка там, или ёжик, или хотя бы мышка.
И правда, вдруг откуда-то неподалёку вылезает зверёк, но очень необычный. Никогда такого не видел. Кто же это? Непонятно, хотя я в животных разбираюсь. Вот здорово: выходит, я увидел какого-то редкого зверя. Он немного похож на ежа, только без иголок и с длинной шерстью на спине. Нет, точно не ёж, даже мордочка другая. Может, носуха? Или вомбат? Но они тут не живут, вомбаты водятся в Австралии, а носуха – в Южной Америке.
Двигает носиком. Я наблюдаю за ним, а зверёк как будто бы наблюдает за мной. Я медленно протягиваю к нему руку, чтобы не напугать, и он подходит ближе, к самой руке и так её как-то обнюхивает. Я пытаюсь его погладить, и он не уворачивается. Я еле сдерживаюсь, чтобы не подпрыгнуть и не закричать от радости. Чтобы его не спугнуть, сижу спокойно, а потом снова глажу.
Но тут я вспомнил, что, если лесной зверь не боится человека, вполне может быть, что у него бешенство и, если такое больное животное укусит, потом придётся делать уколы в живот. А это, говорят, очень больно. Я поскорее отдёрнул руку.
– Кыш! – говорю я. Зверёк не шелохнулся.
Я чуть-чуть отодвинулся, и нашёл камешек, совсем небольшой, и бросил в него. Но так, чтобы не попасть, а просто испугать. Я и не попал, и похоже, что он и не очень-то испугался – не так, как дикий зверь. Ну, хотя бы убежал. Точнее даже, быстро ушёл.
Мне сразу стало жалко, что я его не рассмотрел как следует. Вдруг я открыл новый вид, какого никто ещё не видел. А может, это вообще домашний ручной зверёк, который просто заблудился в лесу. Я встаю и начинаю его искать, но его и след простыл.
Тут со скал спускается Пепан, за ним и девчонки; уже пора обедать. Они спрашивают, что я тут делаю, и я отвечаю: «Ничего».
– Ты что, за нами следил? – спрашивает Зузана.
– Вот ещё!
– Ты странный.
– Он всё время сердитый, – подхватывает Геленка.
– Оставьте меня в покое, – отрезал я и пошёл в другую сторону, чтобы не идти с ними вместе к дому.