Loe raamatut: «Алекси Лайхо. Гитара, хаос и контроль в жизни лидера Children of Bodom»

Font:

…это – повесть,
Рассказанная дураком, где много
И шума и страстей, но…
У. Шекспир, перевод М. Лозинского

ALEXI LAIHO: KITARA, KAAOS & KONTROLLI

Petri Silas

Copyright © Petri Silas, 2019 First published in Finnish with the original title Alexi Laiho: Kitara, kaaos & by Werner Söderström Ltd (Johnny Kniga), Helsinki, Finland. Published in the Russian language by arrangement with Bonnier Rights, Helsinki, Finland and Banke, Goumen & Smirnova Literary Agency, Malmö, Sweden.

* * *

Мне было 19 лет, когда мы впервые приехали в Россию. Мы с группой примчались на поезде, чтобы выступить в Санкт-Петербурге, черт возьми. Это был настоящий панк! Прямо во время саундчека фанаты ко всем чертям выбили входную дверь и ворвались в зал. Наверное, думали, что концерт уже начался. У нас там, конечно, была охрана. Вылитые мафиози – прямо клише, вырванные из фильмов. Оружие в кобурах, пустой взгляд и никакого знания языков. И я имею в виду не только английский. Я вообще не слышал, чтобы эти гориллы хоть с кем-то разговаривали. А по углам тогда тусовались не менее стереотипные «золотые цепи» и «спортивные костюмы». Они курили какую-то махорку и трепались между собой по-русски. Дилеры и мошенники, как мне тогда показалось.

Глава первая

в которой Алекси, будучи родом из Лапландии и Похьянмаа, очарован песней „Money for Nothing“ группы Dire Straits, а во время летних каникул он вместе со своей сестрой Анной и двоюродными братьями ищет приключений в заброшенных домах. Во время отдыха у бабушки в Соданкюля в руках у Алекси оказывается пчелиное гнездо, а дома в Эспоо из комнаты сестры до его ушей доносится звучание дебютного альбома W.A.S.P.

В возрасте пяти лет Лайхо чуть не тонет, но вскоре учится плавать и кататься на велосипеде. Читать он начинает в компании всемирно известного героя – кролика, книги о котором написала Пиркко Коскимиес. Школа же в это время не вызывает особого интереса. Но что же за чудо этот «криик-кроок»?

Свой первый крик я издал 8 апреля 1979 года в больнице Йорви, а вырос я в Эспоо. Когда я был еще совсем маленьким, наша семья несколько раз переезжала из одного района в другой. Я считаю себя выходцем из Манккаа, хотя первые годы жизни провел в трехэтажном таунхаусе где-то в другом месте. Но, так или иначе, начиная с лета 1986 года я достаточно долгое время жил в Манккаа. Мы поселились там незадолго до того, как я пошел в школу. Моя сестра Анна тогда была уже в четвертом классе. В нашем частном двухэтажном доме я жил до тех пор, пока не съехал оттуда, как и Анна несколькими годами ранее. Один из моих двоюродных братьев работает учителем музыки, но те Лайхо, которых вы можете увидеть по телевизору, не являются моими родственниками.

Мое полное имя – Маркку Уула Алекси Лайхо, так как родители решили дать мне имена моих дедушек, или хотя бы их версии. Меня никогда не называли Маркку или Макке, всегда – только Алекси. И дома тоже. Я планирую официально поменять имя, потому что на пограничном контроле постоянно происходит одно и то же: «Маркку? Кто Марк?». Жизнь станет проще, когда я позабочусь о том, чтобы в паспорте было указано имя Алекси. Этот вопрос я уже обсуждал с родителями, и это не имеет для них особого значения. Отец недавно даже сам поднял эту тему.

Из-за этой цепочки имен заполнение всевозможных документов иногда даже кажется забавным. Несколько раз бывало, что работник из-за стойки вызывал Маркку, а я не сразу соображал, что обращаются ко мне!

Родители вполне убедительно объяснили мне, что именно в такой последовательности три моих имени создают хороший ритмический рисунок: дад-да дад-да дадда-да, но у меня это не вызывает ничего, кроме головной боли. К тому же мне кажется глупым тот факт, что в череде имен моих дедушек я стою всего лишь третьим. У моей старшей сестры тоже три имени, данных по той же логике и звучащих в похожем ритме, но так как ее собственное имя, Анна, стоит самым первым, никакой путаницы не возникло.

А также в этой истории есть еще одна деталь: дедушку по отцовской линии никогда не звали Маркку, и на самом деле это даже не было его именем. Он умер до моего рождения, так что мы с ним никогда не встречались, но его всегда называли МГ – сокращение от Маркуса-Габриэла. Девичья фамилия моей мамы – Энквист, и унаследованное от нее имя Уула тоже немного изменено, потому что имя ее отца пишется как Ола. Такова история моих имен.

Музыка впервые заинтересовала меня, наверное, лет в шесть. Папа тогда через стереосистему завел песню группы Dire Straits „Money for Nothing“. Я до сих пор помню тот момент и все нахлынувшие на меня ощущения. Меня совершенно загипнотизировало звучание гитары Марка Нопфлера, я был в восторге и от дебютной пластинки, Dire Straits (1978), и от следующей, Making Movies (1980), но альбом Brothers in Arms (1975) – это был просто взрыв мозга. В следующий раз такое же абсолютное восхищение настигло меня в десятилетнем возрасте, когда Анна слушала группу Dingo. Благодаря ей я чуть позже познакомился с Kiss, W.A.S.P. и другими группами с ярким мейкапом. Я тогда перенял их манеру поведения и внешний вид и вскоре привык к тому, что на меня смотрят немного косо. Также меня в том возрасте крайне заинтересовал калифорнийский гангстерский хип-хоп. Одно время я часто слушал сольные проекты N.W.A. и Easy E.

Подводка, лак для ногтей и волосы, свешивающиеся на глаза, тогда были для меня своего рода маской, и уже в младших классах я стал крайне асоциальным. Ну, или, прямо скажем, тем еще мудаком. И в более старших классах ситуация не изменилась к лучшему. Например, на уроках рисования я мог испортить рисунки тех, кто меня раздражал. Правда, я всегда на этом попадался, потому что по своей глупости на всех размалеванных работах черным фломастером подписывался как „Allu’93“. В результате то, что меня оставляли после уроков и постоянно проводили воспитательные беседы, стало уже привычным делом.

Мой папа Хейкки родом из Лапландии, а мама Кристиина из Остроботнии, так что летние каникулы, а иногда какую-то их часть, мы проводили или у бабушки в Соданкюля, или на родине моей мамы в Хаапавеси, у родственников с ее стороны. Семья моей тети жила по соседству с бабушкой, и там часто можно было увидеться с двоюродными братьями и сестрами – это было классно. Одна из сестер, Каролиина, была нашего с Анной возраста, так что мы много времени проводили втроем. У меня осталось много хороших воспоминаний: мы бегали по лесу, лазали по деревьям, выкапывали червячков. Обычные детские забавы. И наши домашние животные всегда были рядом. У нас жили шотландский терьер Аполло, немецкая овчарка по имени Мидас и кошка Сиири.

Мне особенно запомнилось то, что нас как магнитом притягивали к себе заброшенные здания, в которых было очень интересно играть. Это казалось невероятно захватывающим и, разумеется, было совершенно запретно, что лишь добавляло очарования этим местам. До сих пор, когда я вижу заброшенное здание, перспектива забраться в него и обследовать кажется мне соблазнительной. Я то ли потому так люблю фильмы ужасов, что обожаю заброшенные дома, то ли наоборот. И если кто-то сейчас задается вопросом, имеет ли к этому отношение еще и песня группы Dingo „Autiotalo“ («Заброшенный дом» – Прим. пер.), тут я не могу сказать наверняка. Но она вышла как раз в то время.

Родители нас пугали, что в одном из этих заброшенных домов собираются наркоманы, но мы, насколько я помню, скорее обрадовались этой информации. Нам было настолько любопытно, что запугать нас, пусть даже с целью защиты, не получилось. Никаких наркоманов мы ни разу там не видели, однако несколько лет спустя в одной из заброшенных лачуг была найдена целая куча старых рецептов на препараты. Похоже, в тех историях было зерно правды.

В Кеуруу у нас, у детей, был собственный домик, и однажды летом мы увлеклись тем, что ловили сачком бабочек и всяких других летающих насекомых. В итоге кто-то поймал пару маленьких птичек и принес их в наш дом, чтобы они и там полетали. Обычно родители следили за нами не так пристально, но с этой проделкой мы все-таки попались. У взрослых наша идея не вызвала никакого восторга, так что этот проект быстро пришлось прикрыть. Оно и к лучшему.

По ночам, конечно же, нужно было спать, но это не особо нас удерживало. Мы дожидались момента, когда родители окажутся в мире сновидений, и около часа ночи тайком отправлялись на поиски приключений с карманными фонариками в руках. Мы придумывали истории о привидениях, чтобы напугать друг друга: будто в том подозрительном доме или вон на том каменистом берегу произошло что-то ужасное, ну и всё в таком духе.

* * *

Про убийства на озере Бодом я впервые услышал в начальной школе Манккаа летом после окончания первого класса. Мама одного моего одноклассника отвезла нас на пляж Ойттаа, где были большие водные горки. Я помню, что именно в той поездке я впервые осознанно услышал эту историю, но уже тогда в ней звучало что-то знакомое. Впрочем, может быть, об этом уже говорили дома или где-то еще.

В Эспоо, конечно же, все знали об этом происшествии, но остальной мир к тому времени о нем уже практически забыл. От нашего дома до места убийства было примерно 15–20 километров, так что на этот мыс мы заглядывали нечасто. Особенно потому, что Эспоо в те времена был очень хаотично застроен. Торговый комплекс в центре и домики тут и там. На самом деле он примерно таким же и остался, только застройка стала чуть плотнее.

Эта история с озером Бодом снова вспыхнула у меня в памяти, когда я увлекся фильмами ужасов. Не нужно обладать запредельной силой воображения, чтобы соотнести с произошедшими событиями серию фильмов «Пятница 13-е» с Джейсоном Вурхизом, стоящим на берегу озера с ножом в руке. И эта местная легенда довольно сильно повлияла на нас в плане творчества. Альбом Children of Bodom Hexed 2019 года открыла песня „Confessions“ (рабочее название композиции „Under Grass and Clover“, которая была первым синглом альбома, – прим. пер.), и эта композиция – наша интерпретация того, что происходит в сознании убийцы с озера Бодом.

В детстве с нами ничего страшного не приключалось. Только однажды сестра с такой скоростью бежала со скалы, что не удержала равновесие и упала, да так, что на лбу у нее была здоровенная рана и всё лицо заливала кровь. Но ничего серьезнее этого не происходило. Конечно же, у нас все ноги были покрыты синяками, а руки – царапинами, когда наша семья возвращалась в Эспоо перед началом учебного года.

Но и тогда мы постоянно носились туда-сюда, поднимая тучи пыли, и вечно что-то затевали. Только вернувшись домой, мы бежали на ближайшую стройку и воровали листы пенопласта и грузовые поддоны, из которых сооружали плоты. Мы плавали на них по ближайшим ручьям. Или это были небольшие речки… Закончиться это могло чем угодно, ведь в плавания на этих самодельных плотах мы отправлялись даже в ноябре. Вода в то время была уже чертовски холодной, а течение в некоторых местах – достаточно сильным.

Так что стройка была для нас просто отличнейшим местом. Там можно было найти множество интересных вещей, особенно если прийти туда поздней ночью.

Единственный действительно печальный случай произошел с нами в Лапландии. Однажды мы с сестрой гуляли по лесу и нашли упавший скворечник, который я, не раздумывая, тут же схватил руками. А внутри оказалось пчелиное гнездо. Черт возьми, как же эти пчелы разозлились! Мы, крича, изо всех сил побежали к бабушке, которая пришла в ужас от вида плачущих ребятишек. Наших родителей тогда не было рядом, но бабушке все же удалось нас как-то успокоить. Скорее всего, она приготовила нам жареные сосиски или еще что-нибудь вкусненькое.

У каждого было по полдюжины укусов по всему телу, и я никогда еще не чувствовал себя так плохо. Кажется, мне тогда было пять лет. К счастью, у нас не оказалось аллергии на пчелиные укусы, а то всё могло бы обернуться бедой, и пришлось бы ехать в больницу.

Плавать я научился в Кеуруу. Скорее всего, это произошло тем же самым летом… Да, кажется, мне тогда как раз лет пять было. До этого я один раз чуть не утонул. У мостков было довольно мелко, но в одном месте внезапно поджидала опасная впадина. И я, естественно, угодил в нее. Нас много раз об этом предупреждали, и даже табличка на мостках была, но это не помогло. И я ушел под воду.

* * *

Я до сих пор отчетливо помню, как совершенно оцепенел и просто смотрел наверх, медленно погружаясь на дно. Я абсолютно ничего не мог сделать. К счастью, мой старший двоюродный брат Мису заметил, что что-то не так, прямо в одежде прыгнул в воду и спас меня. Я тогда был очень близок к смерти. В первый, но точно не в последний раз. Так или иначе, это происшествие не оставило никаких травм. Я не переставал играть в воде, а вскоре научился плавать.

Следующим летом другой мой двоюродный брат уже учил меня красиво нырять с мостков вниз головой. И всё время твердил, что сперва нужно убедиться – нет ли в воде каких-нибудь затопленных бревен или чего-то еще. Нас старательно пытались этим запугать, и на то были причины. Иногда ребята получали серьезные травмы, ныряя даже в знакомых местах.

Кататься на велосипеде я начал в Манккаа, на дорожке перед домом. Думаю, что мне тогда было года четыре. Почему-то я учился кататься на велосипеде сестры, хотя по размеру он был больше моего. Анна, конечно, уже давно ездила без вспомогательных колесиков, и совершенно неожиданно и у меня тоже начало получаться. Вскоре я уже всюду гонял на своем велике. Во всю мощь! Тем же или следующим летом я получил свой первый велосипед BMX.

У нас дома было заведено так: мы, дети, получим то, о чем просим, но для этого нужно будет потрудиться. И позже я был чертовски за это благодарен. Я думаю, что мое добросовестное отношение к труду появилось именно благодаря этому домашнему правилу. Хотя в то время меня это, конечно, раздражало, и я завидовал ребятам, жившим по соседству, – мне казалось, что они получают всё будто автоматически, без каких-либо усилий. А нам приходилось мыть папину машину или помогать бабушке – таскать дрова у ее дома из точки А в точку Б. В общем, тем летом я захотел велосипед BMX, а сестра – аудиоплеер Walkman, и ради них мы работали особенно усердно. Я уже вовсю мечтал о том, как начну кататься, а сестра хотела скорее начать пользоваться новейшим изобретением 1980-х годов – плеером. Я же увлекся этой темой чуть позже, и в начальной школе тоже выпросил себе Walkman.

Свой первый скейтборд я получил в семь лет. В то время велосипед был очень важным средством передвижения, потому что в Эспоо, по сути, не было ничего, кроме леса. От нашего дома до ближайшего магазина было примерно пять километров, и как раз там на улице я увидел, что местные ребята постарше «рассекают» на чем-то странном. Я спросил у отца, что это за штука такая.

«Скейтборд», – ответил папа. Я даже произнести это слово толком не смог, и в моих устах оно прозвучало как «криик-кроок». С того дня я начал настойчиво упрашивать родителей купить мне его. Но когда они, в конце концов, приобрели доску, мне пришлось пойти на компромисс, что вместе с криик-крооком они купят шлем и другие защитные приспособления. И я должен был пообещать, что буду кататься только в них. Примерно тогда же я посмотрел фильм «Назад в будущее» (1985), который сильно повлиял на мое увлечение скейтбордингом, и некоторое время я был просто одержим всем этим.

Летом мы иногда приезжали в гости к папиному другу и однокурснику в Хаапаярви, и его сын Антти как-то подарил мне свою старую доску. Моя была дешевой, купленной в супермаркете, а это был настоящий скейт фирмы Powell! И на какое-то время Антти стал для меня настоящим героем, потому что он начал кататься раньше меня и даже знал некоторые трюки. А еще он показал мне фильм под названием «Столкновение» (1986), который я с тех пор пересматривал… даже не знаю, сколько раз. В нем же я впервые наткнулся на творчество группы Red Hot Chili Peppers. Потом и у меня начали получаться кое-какие трюки. Мне также пришлось купить зеркальные очки и гель для волос, потому что я хотел походить на моего кумира из Хаапаярви, который был меня на два года старше. Неплохо было бы встретиться с Антти сейчас, когда мы оба повзрослели, но его не стало года три назад.

И вот как раз в то время начались мои первые стычки и борьба с сестрой. Когда мы были маленькие, Анна, которая на несколько лет старше меня, всегда вставала на мою защиту. Но незадолго до начала занятий в школе уже я начал мериться с ней силами.

В детстве мы действительно всё время проводили вместе, но в подростковом возрасте у каждого начал формироваться свой круг друзей. Наши отношения постепенно ухудшались, пока мы окончательно не заебали друг друга.

Я вообще не верю в гороскопы, но при желании из них можно почерпнуть какую-то общую информацию о чертах характера. Я по гороскопу Овен, а Анна – Телец. Так что оба знака из сектора самых упрямых. И ссорились мы как самые настоящие психи. В подростковом возрасте мы с ней были совсем не подарок, как друг для друга, так и для окружающих. Когда Анне исполнилось шестнадцать лет, она переехала, и мы с ней некоторое время вообще не общались.

Пока нам не исполнилось пятнадцать, я и Анна должны были соблюдать чертовски строгий комендантский час. Зато потом, достигнув нужного возраста, мы в этом плане обрели абсолютную свободу. Ну, почти. Конечно же, за нами всё так же пристально следили, и, когда мы не возвращались в заранее оговоренное время, нас наказывали.

В нашей семье никогда никого не били, но меня несколько раз отшлепали за какие-то проступки. И за волосы трепали. Но так уж было тогда принято. Вот такой была моя жизнь начала 1980-х годов, и об этом времени у меня не осталось плохих воспоминаний. Детство было самым счастливым периодом моей жизни.

* * *

Вся наша семья любила кататься на горных лыжах, и я тоже к ним пристрастился, когда мне было то ли шесть, то ли семь лет. Мы часто бывали на склонах в Швеции и Лапландии. А летом мы обычно колесили по Европе. Наше первое путешествие по Германии, Австрии и Венгрии произошло в 1984 году. Сначала мы плыли через Балтийское море в Травемюнде на древнем пароме Finnjet, а оттуда уже отправились к автомагистрали. В Германии всё казалось таким громадным и величественным. Я сейчас говорю о Западной Германии, потому что в Восточной не было ничего подобного.

Венгрия тогда была еще коммунистической страной, и меня удивляло, когда люди собирались вокруг, чтобы полюбоваться нашей машиной. А ведь это была обычная Audi 100, никакая не достопримечательность. Но у местных жителей в основном были «Лады» или маленькие «Фиаты», и на их фоне наш автомобиль, вероятно, казался красивым и каким-то особенным. Это было забавно.

Я понятия не имею, как это удалось устроить, но примерно неделю мы жили у одной венгерской семьи. У них был большой дом для гостей, где мы и поселились. Один из супругов говорил по-немецки, другой – по-английски, а поскольку наш отец знал оба языка, им удавалось пообщаться. Вообще они достаточно хорошо поладили с нашими родителями, болтали и пили пиво вместе. В семье было два мальчика, которые приглашали нас с Анной поиграть с ними, хотя из-за языкового барьера мы не могли общаться в полной мере. Но в том возрасте это было совершенно не важно.

Кстати, это уже начинает казаться подозрительным, будто 1984 год стал решающей вехой в моей жизни, но я в пять лет еще и читать научился. Перед глазами сразу появляется четкий образ из прошлого, как я сидел вместе с мамой и сестрой на диване, а в руках у меня была книжка про кролика по имени Пупу Тупуна. Мама пыталась понемногу учить меня читать, потому что Анна тогда уже хорошо справлялась с этой задачей. И я помню, как вдруг меня осенило. Это ощущение очень ярко отпечаталось в моей памяти.

В этой книге все слова были разбиты черточками на слоги, и это помогло! Так что «привет» кролику Пупу Тупуна и «ура» черточкам!

И вот с того момента я начал читать автомобильные журналы и комиксы про Дональда Дака. Мы получали такие издания, как «Мир техники», «Мир скорости» и «Ветровое стекло», и вскоре я с головой нырнул в их омут.

Автомобили уже давно стали моей страстью. Даже в раннем возрасте я с восторгом читал про их характеристики и, конечно же, рассматривал картинки в журналах. Когда я стал постарше, я по-прежнему увлеченно читал издание V8-Magazine, и круг замкнулся в тот момент, когда осенью 2008 года в нем появился материал о моих автомобилях. К тому времени я уже дал достаточно много интервью и для Soundi, и для других музыкальных изданий и даже несколько раз побывал на обложках, но статья, посвященная моим машинам, до сих пор кажется мне чем-то особенным.

А вот к мотоциклам я всегда был равнодушен. И водить их мне не хотелось. Мне нравится их рассматривать, а большинство «харлеев», как мне кажется, и выглядят, и звучат по-настоящему круто, но у меня мотоцикла никогда не будет. Так что в этом увлечении я вдохновения не нашел, хотя, конечно, классно было, когда мои приятели гоняли на своих дьявольски ревущих байках.

* * *

В моем детстве американские автомобили были явным признаком статуса, и привлекали они меня как-то по-особенному. В середине 1980-х годов в Финляндию завезли довольно много «американцев», так что их часто можно было увидеть на улицах. И услышать. Звучание двигателя V8 уже тогда производило на меня неизгладимое впечатление. И не стоит недооценивать влияние того факта, что как раз в то время по телевизору начали показывать сериал «Рыцарь дорог». Автомобиль KITT был прекрасен настолько, что Pontiac Firebird мгновенно стал моей страстью, которая поутихла лишь годы спустя, когда я смог купить его.

Сейчас я, наверное, забегу вперед, но, когда я приобрел свою первую машину, я тут же прикрепил на солнцезащитный козырек картинку с Pontiac Firebird. И я каждый день смотрел на эту фотографию с сиденья моего BMW 320 1985 года выпуска, потому что она мотивировала меня заниматься и работать еще усерднее. Я был полон решимости заполучить эту машину. И, поэкономив пару лет, я как-то раз приехал в автосалон на BMW, а уехал на Pontiac. Это было одно из лучших ощущений в моей жизни.

И суть этой истории в том, что даже одна ничтожная фотография может стать мощнейшим мотиватором. Всякий раз, когда я чувствовал себя никчемным или на душе было дерьмово, именно мечта об этой машине заставляла меня двигаться вперед. Это была чистая визуализация. «Черт возьми, если ты стиснешь зубы и не отступишься, то скоро сможешь ездить на такой машине».

В то время я работал на стройке, и там всегда можно было легко подзаработать, выходя в дополнительные смены. У нас был хороший и сговорчивый коллектив. Мы часто менялись сменами прямо на ходу, потому что бригадиру было всё равно, кто будет работать. Главное, чтобы кто-нибудь вообще пришел. Если кто-то из работников в конце рабочей недели хотел серьезно выпить, мне легко было заполучить их безумно ранние смены, которые начинались в пять часов утра. Это был хороший способ заработать побольше деньжат. В общем, в то время моя жизнь была довольно проста. По вечерам я писал песни, которые мы репетировали с группой. А утром уходил на работу, ставил там тенты и шатры или перетаскивал разные стройматериалы с места на место.

А теперь вернемся к тому моменту, когда я впервые по-настоящему сел за руль. Раньше я бывал на месте водителя, лишь сидя на коленях у отца, но когда мне исполнилось десять лет – в 1989 году, – я научился пользоваться сцеплением, переключать передачи и рулить. В то время у нас был Alfa Romeo 164 с шестицилиндровым V-образным двигателем – не самая дерьмовая тренировочная машина.

Я начал учиться водить в Хаапавеси, там было много грунтовых дорог, свободного места в достатке, никаких деревьев – относительно безопасная территория для тренировок. Если бы я потерял контроль над управлением, то в худшем случае оказался бы на поле Похьянмаа. Мне разрешили ездить на скорости не более сорока километров в час, то есть мне нельзя было переключаться выше третьей передачи. Так я обучался основам вождения и наслаждался этим.

Я могу представить папины страдания, потому что после первой же тренировки я не отходил от него ни на шаг. Каким-то образом ему хватало терпения, и он постоянно сопровождал меня в этих поездках. Пока однажды он не заявил, что теперь я могу сам ездить по дороге перед домом туда и обратно. Путь был достаточно длинный, и я был в полном восторге.

Я не могу толком объяснить свою страсть к вождению, но она идет откуда-то из глубины души. Я всегда внимательно наблюдал за тем, как отец вел машину во время наших путешествий, как он обгонял грузовики или развлекал нас поворотами на ручном тормозе. Я увлеченно читал автомобильные журналы и иногда следил за ралли и Формулой-1.

Уже потом, годы спустя, я и сам поездил на гоночной машине, когда купил себе Porsche 942 1980 года выпуска. Это, несомненно, был хороший автомобиль, хоть и изрядно побитый. Прокладка головки блока цилиндров прогорела сразу же, как только я выехал на дорогу, чтобы протестировать машину. Я починил ее вместе с одним моим другом в свободное от остальных дел время.

В любом случае, по улицам на ней ездить было незаконно, но несколько раз под покровом ночи я немного погонял вокруг нашей репетиционной базы. Как раз там я ее и храню. Так что мой долгосрочный план заключается в том, чтобы привести Porsche в идеальное состояние. На обычных автомобилях тоже можно поднажать в плане скорости, только, естественно, не там, где поблизости могут гулять дети. Нужно прислушиваться к здравому смыслу и гонять где-нибудь по дорогам сельской местности, когда стемнеет.

Я никогда не ездил на раллийной машине и даже никогда не сидел в ней. Говорят, что это впечатляющий опыт. Представьте себе поворот в заносе на скорости 200 километров в час на дороге, покрытой гравием, черт возьми. И по обе стороны трассы, всего в паре метров от тебя, растут огромные сосны.

Профессионализм этих водителей – это что-то невероятное. И в целом ралли всегда интересовали меня куда больше, чем кольцевые гонки. Мне кажется, что дрифтовать на песке куда круче, чем оставлять будто бы математически выверенные линии на асфальте. И меня даже не волнует то, что машины Формулы-1 сейчас больше похожи на космические корабли, чем на автомобили. Да, для финнов это уже давно очень важный вид спорта, но… Мне кажется, это уже какая-то клиника.

Вождение автомобиля для меня – это одна из форм терапии, и скорость при этом – отнюдь не главное. Мне так же приятно не спеша прокатиться летней ночью куда-нибудь в Порвоо или даже немного дальше и насладиться свободой. С друзьями или в полном одиночестве. Наверное, я немного беспокойная душа, потому что даже в детстве мне все время хотелось ездить куда-то на своем велосипеде BMX или на «криик-крооке».

Но вернемся от рекламы автомобилей обратно к хронологии. В 1989 – 91 годах мы проводили лето в Испании. Папино рекламное агентство неплохо пережило кризис, так что на имя своей фирмы он приобрел летний домик недалеко от Фуэнхиролы, который сдавался в аренду. Это было не очень просторное, но действительно классное место. Мы либо летели из Сеутула в Малагу, либо ехали через всю Европу на машине. Мои дедушка с бабушкой перебрались туда чуть раньше, в деревеньку под названием Лос Пакос. По сути, там жили почти одни лишь финны, и даже Каке Ранделин приехал, чтобы выступить там.

Но папу больше всего раздражало как раз то, что в Испании он постоянно натыкался на финнов, поэтому для нашего домика он выбрал место, где по соседству жили три семьи из Норвегии и одна из Швеции. Помню, в детстве я не понимал, почему на Коста-дель-Соль нельзя было встретить соотечественников, но позже мне в полной мере открылся смысл папиного решения.

К тому времени я уже достаточно хорошо катался на скейте, и с этой точки зрения место оказалось просто райским. Было множество возможностей попробовать что-то новое. Я на тот момент уже говорил по-английски и понемногу учил испанский. Летом мы проводили там целых пять недель. Зимой же о поездках дольше, чем на выходные, не могло идти и речи, потому что наши родители работали.

На машине мы объезжали ближайшие деревеньки, а также любовались крепостями, и это было здорово. Однажды мы съездили в Гибралтар, и это место действительно оказалось очень красивым. Мама с папой старались избегать «ловушек» для туристов. И со временем я тоже научился посмеиваться над глупостью групповых путешественников. Несколько раз в самолете мы видели уже ощутимо пьяных людей – они хлопали в ладоши, когда самолет приземлился. Ха-ха.