Tsitaadid raamatust «Тщательная работа»
Она находила его восхитительно неловким, а его невроз - трогательным.
"В такси, по дороге в центр Парижа, Камиль спросил себя, прочел ли он тысячу книг за всю свою жизнь. Попытался прикинуть хотя бы приблизительно, исходя из двадцати книг в год (в хороший год), округлил до четырех сотен и некоторое время горько размышлял о скудости своего культурного багажа."
По средствам, которые предоставляются полиции, можно судить об интересе, вызванном в верхах тем или иным громким делом, широко освещаемым прессой. Камиль получил большое помещение в подвальном этаже. Без окон.
- Глупо, но еще одно убийство, и нам бы добавили окна, - заметил он Ле-Гуэну, с которым совершал первый обзорный визит.
- Может быть, - ответил Ле-Гуэн, - но одним трупом меньше, и у тебя не было бы компьютеров.
- [...] Мне только что звонила судья Дешам. Ты будешь смеяться...
- Вряд ли.
- ... похоже, министр "взволнован".
- Взволнованный министр? Ты шутишь?
- Вовсе нет, Камиль. На мой взгляд, взволнованный министр - это само по себе волнующе. И потом министерское волнение нам на пользу. Все, что вчера еще казалось невозможным, сегодня становится первоочередным. После обеда у тебя будет помещение и подкрепление.
- Я могу выбирать?
- Не до такой степени! Волнение не означает щедрость, Камиль.
- Я иногда путаюсь в словах.
- [...] Какая у тебя там погода?
- Здесь говорят "mixed". Что значит "дождь шел вчера и пойдет завтра".
Как хороший служака и завотделом идентификации, Бержере был преисполнен сознания собственной значимости и не склонен кидаться выполнять чьи-то приказы и обеспечивать требуемую срочность. Но Ле-Гуэн, без всякого сомнения, использовал все доступные ему меры воздействия (битва титанов, когда две инертные массы сходятся в монументальной рукопашной, как два борца сумо в замедленной съемке).
... и если все единодушно считали Армана невыносимым в обыденной жизни, то не менее единодушно признавалось, что этот упрямый, сквалыжный полицейский обладал чем-то большим по сравнению с остальными, чем-то вневременным, что наглядно демонстрировало, до какой степени какой-то незначительный пустяк, доведенный до крайнего предела, может граничить с гениальностью.
"— Один тип как-то сказал, что существует два вида порядка: порядок жизненный и порядок геометрический. Я за порядок жизненный.
— Это Бергсон, — сказал Луи.
— Какой сон?
— Да нет, Бергсон. Философ.
— Может быть, — не стал спорить Мальваль.
Камиль улыбнулся:
— Не у всех в уголовке есть сотрудник, способный цитировать Бергсона!"
Коб походил на экран своего монитора: широкая квадратная физиономия, бледный, с закругленными краями.
Камиль представлял себе город одного времени года, холодный и продуваемый ветрами из конца в конец. Редко случается, что какое-то место сразу и безоговорочно признает вашу правоту. Эта страна, казалось, не желала ни с кем ссориться.У Камиля возникло ощущение, что Глазго таит в себе нечто античное, безразличное к миру, - он сам по себе был миром. Город, замкнувшийся в своем страдании. Пока такси везло его из аэропорта на Джозэлин-сквер, где располагался Дворец правосудия, Камиль предался созерцанию этого странного и невероятного экзотичного города в серо-розовых тонах, который, как казалось, ухаживал за своими парками в последней надежде, что однажды их посетит лето.
