Пиня Копман
Что нашептала мне пустыня
Тяжек путь к святой земле
Пыль, барханы, скорпионы,
бред горячечный и стоны.
Тень едва ползет на склоны.
Миражи сквозь щели вежд.
День за днём и ночь за ночью.
судьбы, порванные в клочья.
В нас теперь сосредоточье
новой веры и надежд.
Истым Божьим словом званы
через зной и сквозь туманы
мы бредём в чужие страны
ясным днем и в серой мгле.
Под палящим небосводом
По камням, пескам и водам.
Станем мы святым народом
в обетованной земле.
Но пока – разноголосье.
Мы – отдельные колосья,
и скрипим кривою осью
на разбитом колесе.
В опьянении свободы
мнят себя вождем похода
племена, князья и рóды
одурев, почти что все.
Есть Завет, и что ж такого?
Путь неясен к жизни новой…
Божья воля как оковы.
Всё успело надоесть.
Нас несёт, как ветром тучи.
На зубах песок скрипучий.
Может врут, что будет лучше?
Рабство было – рабство есть.
Ветер враки дует в уши,
клич вождей звучит всё глуше,
и сомненья души сушат
как былинку суховей.
Для чего ушли из дома,
где и боль была шаблонна,
где хоть жили по-худому
но под крышей и сытней?
К ночи слабость непритворна.
Но встаём с зарёй упорно,
вещи в путь собрав проворно,
тащим скарб, что так убог.
Нынче горе полной чашей,
но придем мы в землю нашу
оросим, взлелеем, вспашем.
Говорят, что с нами Бог!
Старый мир уже расколот.
Но клинок колотит молот,
пекло днем и ночью холод,
закаляют с каждым днем.
В льдистом небе звезды тают.
Ночь прошла и вновь светает.
Подожди, Земля Святая!
Мы уже к тебе идем!
Негев. Вечер пятницы
Ржа заката блекнет понемножку,
веет воздух прелью и тоской.
Сумерки крадутся серой кошкой.
Тишина. Расслабленность. Покой.
Благодати шаль легла на плечи,
сея просветления пыльцу.
И горят, шаббат встречая, свечи -
Гимны благодарности Творцу.
Над домами колесом телеги
катится луна на небосвод.
Пятница закончилась, и в неге
Негев отдыхает от забот
И даже в пустыне
Разлита Предвечным с небес долгожданная влага.
Сегодня пустыня проснулась от дремы, как будто.
Колючка бесстрашно бежит на холмы из оврагов
рассеяв по склонам щебенчатым серые путы.
Без солнца безрадостно-серою стала природа.
Не жарко, не пыльно. Но горького запаха волны
почти наваждением смутные чувства тревожат,
как будто бы призраки тех, виноватых невольно,
в пустынях далеких обретших последнее ложе,
кто верил и шел, но не видел финала Исхода.
Присяду на камень и землю поглажу рукою.
Так было извечно и все повторяется ныне.
Как нам не хватает опять тишины и покоя,
и даже в великой спокойной и тихой пустыне.
Ну, может быть скоро. Ну, может быть с Нового года…
Негев. первая ночь 5779 года
Бледный отсвет от заката
как змея ползет куда-то.
Мозаичные вершины
оплывают синевой.
Месяц пялит, будто кобра,
зрак презрительно-недобро
на костер наш, на машину,
чуть качая головой.
Горы сыплют прах горстями
обрываясь в море прямо.
Берег, как на пилораме,
режет мертвая вода.
И, как в старой доброй драме,
вдаль бредут волхвы с дарами,
а над древними горами
разгорается звезда…
Мы сидим на толстой слеге.
Тлеют ŷгли красно-пеги,
зреет кофе в томной неге
(в полпустыни аромат)
Море, горы, звёзд побеги,
Над макушкой капля Веги…
Это Негев, древний Негев
поднебесный стилобат.
(
Стилобат опора для колонн в храмах
)
Через два часа пустыня
окончательно остынет.
Скорпионы и фаланги
к нам ползут из нор и дыр.
Над осевшей серой пылью
распластав в пол неба крылья
то ли сокол то ли ангел
охраняет этот мир.
Ничего, что жизнь убога.
Здесь, у звёздного чертога
благодати слишком много.
Воздух пьётся как вода.
Без сомнений, без предлога
Здесь душа в ладонях Бога.
И ведет тебя дорога
прямо в вечность. Навсегда.
Зимние посиделки в Негеве
– Расскажи мне про снег, – просит старый Ахмед,
– видел я в интернете: у вас ч�