Красная атака, белое сопротивление. 1917-1918

Пять выдающихся личностей зарождающегося Белого движения продолжали ждать решения вышестоящего командования. Корнилов, будучи совершенно спокойным, приказал преданному Текинскому полку подготовить бегство, но Деникин при поддержке других генералов уговорил Корнилова отложить это хотя бы на два дня. Корнилов согласился. При данных обстоятельствах заключенным ничего не оставалось, кроме как строить планы: фальшивые документы были уже готовы, а маршрут для текинцев обсуждался. Единогласно генералы решили, что следует отправиться в Донскую область, никто даже не думал о другом варианте. Они были уверены, что донское правительство, не подчинившееся Керенскому, должно помочь врагам большевизма.

Все спланировав, генералы были готовы бежать в тот же день, когда придет разрешение. Марков, Лукомский, Романовский и Деникин путешествовали инкогнито, а Корнилов отказался прятаться и предпочел вести своих текинцев лично. Это решение оказалось импульсивным и плохо взвешенным. Большевики, вскоре обнаружившие, что их злейшие враги ускользают, могли потерять контроль и не найти людей, путешествующих инкогнито. Но генерала, ведущего за собой несколько сотен солдат, можно было легко вычислить.

Поход был невероятно сложным. Всадники начали марш с целью как можно дальше уйти от Быхова: из семи ночей они отдыхали лишь четыре. Погода была очень холодной, а солдаты – плохо экипированы. У них было лишь смутное представление о том, что их ждет впереди. Когда после семи дней похода их догнали красные, это было слишком даже для преданного Текинского полка. Столкновение было не очень серьезным, даже когда лошадь Корнилова была убита прямо под ним. Красные обстреляли издали, а затем отступили. Тем не менее Корнилов собирался продолжать поход. Он театрально уговаривал свой полк, даже грозился совершить самоубийство, но не отступать: текинцы все равно отказались двигаться дальше. На следующий день Корнилов сел в поезд в одежде румынского крестьянина с паспортом на имя Лариона Иванова. 19 декабря будущий предводитель Добровольческой армии без особых сложностей прибыл в Новочеркасск.

Путь других генералов не был таким опасным. Лукомский, одетый как немецкий поселенец, ехал через Могилев и Москву. Единственное неудобство, которое он испытал, было то, что ему пришлось сбрить усы и бороду. Романовский был младшим офицером, а Марков – простым солдатом. Полковник Кусонский посадил этих двоих на свой поезд до Киева, и оттуда они благополучно добрались до места назначения. Деникин притворился поляком и ехал один. Он стал генералом в самом начале войны и с того времени совсем забыл, что значит быть обыкновенным человеком. Так как он все время находился в армии, то мало знал о проблемах, волнующих большинство русских. Но во время этой поездки люди общались с ним как с равным. Он впервые почувствовал всю силу ненависти бедных к богатым. В своих мемуарах он отмечал, что такая ненависть не могла быть только результатом большевистской пропаганды; в этом были также виноваты условия, в которых жили крестьяне в прошлые века, и страдания, принесенные войной.

Возможно, это непродолжительное, но близкое общение с русскими крестьянами и сформировало неоднозначное отношение Деникина к старому режиму. Он винил в неудачах родины всех людей, а не большевиков в частности. Никто из других представителей Белого движения не писал таких писем:

«Теперь я простой „буржуй“, иногда на меня бросают косые взгляды, иногда взгляды полные ненависти, но чаще всего на меня просто никто не обращает внимания. Теперь я столкнулся с реальной жизнью, и меня это очень испугало. Прежде всего, я почувствовал ненависть ко всему, что социально или интеллектуально выше толпы, ко всему, что носит малейший оттенок роскоши, даже скучные побрякушки, являющиеся атрибутом другой культуры или того, что чуждо толпе. Это чувство выражает ненависть, накопленную веками, горечь, порожденную тремя годами войны, панику, посеянную революционными лидерами».

Деникин, Марков и Романовский прибыли в Новочеркасск 5 декабря; Лукомский – на следующий день.

Рождение Алексеевской организации

Прибыв в Новочеркасск из Быхова, генералы обнаружили антибольшевистскую организацию офицеров, в конечном итоге сформировавшую Добровольческую армию. Название организации – Алексеевская – отражает ее природу: это детище одного человека – генерала Алексеева.

Специфические черты этой организации объясняются последними месяцами Временного правительства. Очень немного известно о первых шагах Алексеева: он умер в 1918 году, и у большинства генералов не хватило времени написать мемуары. После Корниловского мятежа Временное правительство не доверяло офицерам, поэтому Алексеевской организации пришлось сохранять конспирацию, этим объясняется нехватка средств.

Генерал начинал свое дело исключительно из благотворительных побуждений; он хотел помочь семьям офицеров, участвовавших в Корниловском мятеже, нуждающимся офицерам, которые просили его о помощи. Благодаря бывшей должности в штабе Ставки у него сохранились прекрасные связи с политиками, и он их использовал для привлечения средств. Его письмо к Милюкову, написанное в сентябре 1917 года, очень интересно тем, что в нем он просто угрожает некоторым промышленникам, что раскроет степень их участия в Корниловском мятеже, если они не выделят деньги семьям заключенных:

«У меня к вам есть просьба. Я не знаю адресов товарищей Вышнеградского, Путилова и других. Но семьи заключенных существуют на грани смерти от голода. Чтобы их спасти, офицерскому комитету необходимо собрать 300 тысяч рублей. Я прошу этих людей срочно прийти им на помощь.

Мы не можем бросить на произвол судьбы семьи тех, кто был связан с нами общим делом и идеей. Я покорно прошу вас взять на себя это ответственное задание и сообщить мне о результатах. Мы, офицеры, больше чем просто заинтересованы в этом.

Необходимо сказать, что если дело немедленно не продвинется вперед, то будет проведено энергичное расследование, с целью выявить истинные обстоятельства, и за пять или семь дней дело будет передано в суд. Генерал Корнилов в суде опишет реальную картину всех приготовлений, всех участников [мятежа], чтобы показать русским людям, с кем он имел дело, со сколькими людьми он имел договоренность и как он, лишь с маленькой группой офицеров, брошенный всеми, отвечает за свои поступки перед судом».

Мы не знаем, сколько денег удалось собрать Алексееву, но это обращение не оказалось напрасным, если учесть, что он смог помочь сотням пострадавших. Со временем эта организация приобрела и другие функции, помимо благотворительности, некоторые из них не отвечали законам Временного правительства. Например, Алексеев помог офицерам остаться в Петрограде, так как ему удалось уговорить его друзей-предпринимателей устроить их в качестве рабочих. В период революций организация офицеров имела политическое значение. Некоторые политики, например В. М. Пуришкевич, надеялись, что Алексеев использует своих офицеров для давления на Временное правительство, чтобы вести более консервативную политику. В этот период Алексеев принимал активное участие в политической жизни страны: он переписывался с такими антибольшевистскими лидерами, как атаман Каледин, укрепил связи со многими военными училищами, а также организовал еще одну так называемую Алексеевскую организацию в Москве.

Но, несмотря на очевидную опасность и все разговоры о скором восстании большевиков, произошедшем 25 октября, генерал был глубоко потрясен, как и большинство его соотечественников. Борис Савинков, политик социал-революционер, враг красных, виделся с ним в день революции; к своему разочарованию, он увидел, что у Алексеева нет никакого плана действий. Военная сила, его команда офицеров, была слишком слаба, чтобы оказать вооруженное сопротивление.

Алексеев инкогнито покинул Петроград 13 ноября и прибыл в Новочеркасск двумя днями позже. До того как покинуть Петроград, он попросил своего помощника, полковника Веденяпина, послать офицеров в столицу Донской области, как только он получит известие о его прибытии в этот город. Алексеев первый понял: чтобы бороться с большевиками, необходимо создать новую армию, а не пытаться сохранить старую.

Алексеевская организация в Петрограде и Москве снабжала людей деньгами, фальшивыми документами и гражданской одеждой, чтобы сделать путешествия на юг безопаснее. Другая подобная организация, «Союз бежавших из плена», также играла важную роль в перевозке офицеров на юг. Медсестра М. А. Нестерович, связанная с организацией, ездила семь раз из Москвы в Новочеркасск, перевозя с собой сотни офицеров. Некоторые руководители, находящиеся вне подозрения, давали разрешение путешествовать сестре Нестерович со своими компаньонами.

Как Алексеев справлялся с поставленной задачей в этот период, лучше всего видно в письме к Дитерихсу, квартирмейстеру Ставки, написанном 21 ноября, шесть дней спустя после его прибытия на Дон. В отличие от Корнилова он не относился к этому делу как к военному предприятию. Он доложил Дитерихсу, что уже готов связаться с журналистами и другими пропагандистами, и отметил, что необходимо потратить больше средств на пропаганду, чем на создание армии. Но больше всего другого Алексеев желал, чтобы Южная Россия стала базой для всех антибольшевистских операций.

Главной целью этого письма было координирование военных планов с планами Ставки. Как и Корнилов, он хотел использовать Чехословацкий корпус против большевиков, но посчитал создание новой армии наиболее важной задачей. Алексеев осознавал, что будущая армия принципиально должна состоять из офицеров и быть добровольческой организацией. Он обратился к Дитерихсу с просьбой помочь снарядить его войска.

Скоро стало ясно, что Алексеев был слишком оптимистично настроен. Одно разочарование следовало за другим: слишком мало офицеров откликнулись на его призыв, движение страдало из-за недостатка средств, и, что, наверное, самое грустное, население Новочеркасска и самой Донской области было настроено враждебно.

Дон и Октябрьская революция

Большевики и их враги внимательно следили за тем, как казаки отреагировали на Октябрьскую революцию. Многие верили, что если и существует сила, способная защитить Временное правительство, то это казачьи войска, воюющие за русский престол на протяжении веков. Но тем не менее в тяжелые дни даже они не смогли противостоять большевикам. Правительство в Петрограде понимало, что казаки не могут сражаться одни, им нужна поддержка артиллерии и пехоты, которой было неоткуда взяться. К тому же пропаганда большевиков разлагала некоторую часть казаков, поэтому офицеры не могли быть полностью уверены в их преданности. Совет Союза казачьих войск, самая мощная казачья организация, оказавшая когда-то поддержку Корнилову, был вынужден оставаться «нейтральным» во время восстания большевиков.

Тем не менее многие возлагали большие надежды на казаков. Они верили, что если казаки не могут сражаться за закон и порядок на территории всей страны, то они, по крайней мере, будут защищать собственную землю. В своих землях они будут сохранять стабильность, а это, как рассуждали, даст антибольшевистской организации передышку и убежище, место для создания противодействующей силы. На самом деле они надеялись, что будущие белые предводители смогут сосредоточиться на казацкой земле, Донской области, чей атаман, генерал Каледин, был человеком консервативных убеждений.

И в самом деле, атаман Каледин не разочаровал своих друзей. Он не сомневался в своем отрицательном отношении к большевизму, но вскоре осознал, что он беспомощен, так как нет войск, на которые он мог бы рассчитывать. 27 октября, сразу после того, как получил новости о революции в Петрограде, он, как глава войскового правительства, пригласил членов Временного правительства в Новочеркасск, чтобы присоединиться к ним в организации антибольшевистского восстания. В своей телеграмме он дал им гарантии безопасности во время пребывания в Донской области. Возможно, из-за этой телеграммы столица Дона была полна слухов о том, что приехал бывший председатель правительства Керенский. Эти слухи были ложными, так как Керенский решил не принимать гостеприимное приглашение своего бывшего политического врага Каледина. Приказ Каледина 31 октября также доказывает, что он переоценил свои силы. Он приказал 7-й казачьей дивизии занять Воронеж, как первый шаг борьбы с большевизмом. Дивизия так и не вышла за пределы Донской области, так как казаки, попавшие под влияние солдат, только что вернувшихся с фронта, решили просто разойтись. После этого инцидента Каледин снизил уровень поставленной задачи до защиты только своего войска.

В Донской области, как и на территории всей России в это время, возвращающиеся с фронта массы солдат было очень сложно контролировать. Частично этой области просто не повезло, что именно через ее территорию проходили части, возвращающиеся с Кавказского фронта. Так как железные дороги не справлялись с нагрузкой, многим вернувшимся солдатам приходилось ждать в Ростове или Новочеркасске, что способствовало распространению беспорядков. Казачьи полки с запада также вскоре должны были прибыть. Сначала Каледин очень обрадовался, что они были более дисциплинированны, чем неказачьи, и он надеялся использовать их против большевиков. Эта надежда не сбылась, так как фронтовики не видели причин биться с большевиками, обещавшими скорое окончание войны. Каледин, покинувший фронт после Февральской революции, не понимал изменений, произошедших в сознании казаков. Прибытие каждого полка было очередным разочарованием для него, и он постепенно начал понимать, как много военной мощи ему не хватает.

Возвращение неказачьих отрядов было на руку большевикам. Это не значит, что они были готовы воевать, но в своем большинстве они предпочитали Ленина Каледину. В декабре произошел очень интересный случай. Некий местный большевистский руководитель решил попробовать положить конец открытому сопротивлению правительства Новочеркасска и приказал 15-му пехотному полку 39-й дивизии, стоящему в Ставропольском крае, двинуться на областную столицу. Каледин поручил защиту 35-му казачьему полку 8-й дивизии. Но казаки и солдаты отказались сражаться друг с другом. Они расположились в нейтральной зоне по соглашению, и ни одна сторона не выполняла приказы офицеров стрелять. Этот инцидент, конечно, иллюстрирует как несостоятельность большевиков, так и слабость правительства Новочеркасска.

В этой ситуации, когда солдаты отказывались сражаться, подразделения, выполняющие приказы, приобрели особую ценность. Недисциплинированные, как, например, моряки Черного моря, они все же способствовали огромному росту сил большевиков. Красные подразделения, сформированные из рабочих и шахтеров Донской области, также сыграли очень важную роль, несмотря на свою неопытность.

Политическое значение шахтеров и рабочих не зависело от их численности. Причиной стало то, что только пролетариат взял в руки оружие, в то время как крестьянство – казаки и иногородние – оставались неподвижны. Рабочие трех самых крупных промышленных зон Дона (Ростов, Таганрог и Донецкий бассейн) ненавидели казачье правительство с Февральской революции. Шахтеры примкнули к большевикам. А среди рабочих Таганрога и Ростова меньшевики, ненавидящие Каледина почти так же, как и большевики, в октябре составляли большинство. После октябрьских событий влияние большевиков стало доминирующим. Затем выборы показали высокий рост представителей большевиков в Учредительном собрании, особенно среди рабочих. В Ростове партия большевиков набрала 25 569 голосов. За казаков проголосовало 14 248, за кадетов – 13 677, за социал-революционеров – 7565, а за меньшевиков – 4615.

В войсковом правительстве большинство голосов получили казацкие кандидаты (640 тысяч), но их победа была призрачной: иногородние распределили свои голоса на две группы: за социал-революционеров (480 тысяч) и за большевиков (250 тысяч), обе партии отрицательно относились к привилегиям казаков. Если бы граница проходила между казаками и большевиками, то иногородние бесспорно присоединились бы к большевикам. В октябре 1917 года многие иногородние примкнули к большевикам, надеясь получить казацкие земли.

Каледин мог рассчитывать только на старых казаков, фронтовики были вооружены, но ему не подчинялись. Казачье правительство надеялось побороть режим Ленина, но вскоре стало ясно, что оно даже не в состоянии подавить местных революционеров.

Войско было фактически независимым с тех пор, как отказалось выдать Каледина Временному правительству. 20 ноября правительство формально объявило свою независимость до формирования нового законного правительства в России. Такое же решение было принято на третьем собрании Круга 15 декабря.

Вот в такой нестабильной и недружелюбной политической обстановке генерал Алексеев начал создание своей армии. Присутствие Алексеевской организации вскоре стало неизменным фактором местной политики, и офицеры также стали играть важную политическую роль, оказывая поддержку Каледину в его борьбе с большевиками и их союзниками.

Каледин разрешил приезжать офицерам и оставаться в госпитале в доме номер 39 на Барочной улице. Так как в этом госпитале не было пациентов, медицинский персонал делил с офицерами целое здание. Чтобы избежать трений с местным населением, Алексеев приказал своим последователям притворится ранеными и больными и не покидать госпиталь без его разрешения. 17 ноября армия состояла из 40 человек. Эти 40 человек составляли первый офицерский эскадрон, и эта дата, 17 ноября, позже стала днем рождения Добровольческой армии. Официальное зачисление в армию, однако, началось лишь в конце месяца. Добровольцы записывались на четыре месяца, им не платили жалованье, обещали лишь питание.

Маленький отряд рос очень медленно, и к концу ноября составлял 300 человек. Создание организации было подвержено угрозе требования Каледина вывести ее с территории Дона в течение двух недель. Каледин, безусловно, разделял взгляды Алексеева, но находился под давлением своих казаков, которые думали, что большевики могут атаковать Донскую область, так как на ее территории нашли убежище их враги. Каледин предложил Алексееву Ставрополь и Камышин в качестве новых штабов. Но население этих городов было настроено еще враждебнее, и вряд ли малочисленной армии удалось бы выжить на неказацкой земле.

Алексеев, вместо того чтобы планировать вывод войск, продолжал заниматься организационной работой. Он обратился за помощью к генералу Щербачеву, командующему Румынским фронтом, который, возможно, по причине удаленности от главных промышленных центров России был хуже всех организован. Щербачев отказался помочь Белому движению. Даже Рузский и Радко-Дмитриев, два других хорошо известных генерала мировой войны, проживающие на Северном Кавказе, отказались сотрудничать. Через сестру Нестерович Алексеев был на связи с бывшим военным министром Гучковым, считавшим развитие антибольшевистского движения в Сибири наиболее важным, но, несмотря на многочисленные обещания, данные Нестерович, он присылал лишь незначительные суммы.

Нехватка средств среди огромного количества проблем Алексеева была наиболее значительной. Несмотря на прекрасные контакты с московскими и петроградскими богачами, в первые месяцы формирования армии он получил лишь несколько тысяч рублей. Офицеры жили в бедности. Полковник жаловался Нестерович, что офицеры приходят к нему с просьбой дать хотя бы пятьдесят копеек на папиросы, а он даже не в состоянии помочь им.

Очень сильным было разочарование, когда в конце месяца армия насчитывала лишь 300 человек. Каледин не мог навести порядок с своих войсках и был вынужден обратиться за помощью к Алексееву. Офицеры-добровольцы выполняли роль полицейских. Они делились на маленькие отряды под командованием казачьих офицеров и выполняли задание, сталкиваясь с большими сложностями. На железнодорожных станциях они сдерживали солдат, требующих поездов нужного им направления, в станицах добровольцы защищали население от голодных дезертиров, пытающихся взять еду силой. За это правительство Дона платило офицерам и, что, возможно, более важно, вооружало их.

Армия была плохо экипирована: в начале декабря, когда уже насчитывала около 600 офицеров, имела лишь 100 винтовок, а пулеметов не было вообще. Каледин был бы рад помочь, но не мог, так как все склады контролировались военными комитетами, враждебно настроенными к белым. Добровольцы получали винтовки и другую амуницию, в основном разоружая дезорганизованные отряды.

Эти отряды были опасны для всех: и для Добровольческой армии, и для атамана Каледина. Объявление атамана о независимости было равносильно объявлению войны большевикам, и это привело к агрессивным действиям с обеих сторон. Первый ответный удар пришел со стороны шахтеров Макеевки, которые устроили забастовку, когда Каледин объявил Дон Советской республикой. Само по себе это не имело важного политического значения, но возникли сложности, когда началась забастовка: добыча угля снизилась настолько, что не хватало даже для нужд самой Донской области.

1 декабря 272-й пехотный полк (неказачий) принял решение отказать в признании руководства донского правительства. Так как он располагался в Новочеркасске, последовал немедленный ответный удар. Два дня спустя Каледин обезоружил бунтующих при помощи алексеевских офицеров. Очень характерной чертой создавшейся ситуации было то, что этот полк позволил обезоружить и распустить себя без сопротивления и единого выстрела. Это событие имело важные последствия, касающиеся будущего добровольцев. Атаман осознал, что зависит от Алексеевской организации, и позволил остаться офицерам на территории Донской области сверх двухнедельного оговоренного срока.

Новость о том, что большевики послали отряд Красной гвардии, чтобы занять область, создала ощущение кризиса в Новочеркасске. В условиях угрозы внешней атаки и внутренних беспорядков 5 декабря Каледин объявил военное положение. В своем манифесте Каледин особо обращался к рабочим, обещая, что их Советы не будут тронуты, если они не будут вмешиваться в происходящее, не касающееся их лично. Этот же манифест также обещал, что казачьи войска не будут пересекать границы Донской области.

Большевики вели приготовления к сражению. В ноябре, при участии социал-революционеров и меньшевиков, они создали Военно-революционный комитет в Ростове. Большевистский Центральный комитет Ростова – Нахичевани послал к черноморским морякам в Севастополь делегацию, попросив их оказать им помощь в борьбе против Каледина. Как обычно, большевики могли рассчитывать на моряков. Корабли причалили в Ростове, и организация черноморских моряков послала телеграмму в Новочеркасск, требуя отменить военное положение в Ростове. В своей телеграмме матросы обвинили Каледина в том, что он прижимает крестьян (особенно иногородних), преследует шахтеров и поэтому не поставляет достаточно угля и продовольствия для России. Ростовский Военно-революционный комитет, вдохновленный поддержкой моряков, рассчитывая на помощь местных большевистских отрядов и батальонов рабочих, 9 декабря решил не признавать руководство войскового правительства. Это было восстание. Небольшевистские члены комитета были не согласны с таким решением и покинули его. Генерал Потоцкий, командующий небольшевистским городским батальоном, хотел распустить весь комитет, но оказался не в силах сделать это. Его казаки, не желающие сражаться, сложили оружие и бежали в Новочеркасск. Потоцкий был заключен в тюрьму с другими командирами его батальона. Большевики контролировали город в течение пяти дней.

Тем не менее военное положение Каледина было сложным; после бесполезных переговоров с Военно-революционным комитетом он решил взять Ростов. Наступление, которое началось 9 декабря, может считаться неофициальным началом Гражданской войны. Это случилось в День святого Георгия, покровителя России, и многие считали это важным совпадением.

Первое сражение пошло по старому сценарию: Каледин обратился к казакам, и они отказались подчиниться. Затем Каледин обратился за помощью к Алексеевской организации. Алексеев отдал всех своих офицеров в его распоряжение: 400–500 офицеров отправились из Новочеркасска в Ростов сражаться с большевиками. Количественно они уступали красным, тем не менее офицеры перехватили инициативу и выиграли. Победа была достигнута благодаря решительности и военным способностям. Успех белых офицеров вдохновил некоторые казачьи войска, участвовавшие во второй части операции, но главная заслуга принадлежит офицерам Алексеева. Сопротивление большевиков закончилось 15 декабря, наиболее значимые лидеры большевиков бежали, солдаты вернулись в свои бараки, а красногвардейцы вновь стали мирными гражданами.

Каледин вошел в Ростов 15 декабря. Основные силы он потратил на восстановление мира, а не на искоренение большевизма. Он потребовал от рабочих сдачи оружия, и большинство подчинилось. Часть населения даже называла его освободителем. Каледин тем не менее не считал себя победителем:

«Мне не нужны аплодисменты. Я не герой, и мой приезд не праздник. Я приехал в ваш город не как счастливый завоеватель. Была пролита кровь, и нам нечего радоваться. У меня нелегко на сердце. Я выполнил свой гражданский долг, и мне не нужны аплодисменты».

Победа в Ростове продлила жизнь казачьему правительству. Атаман получил признание, и это было подходящее время для новых реформ.

На заседании Круга самой важной темой было уравнивание статуса иногородних в правительстве. Так как Донская область являлась интегральной частью России, казачьи органы самоуправления рассматривались как агентство только по решению казачьих проблем. Продолжение такой политики после объявления независимости можно было бы назвать диктатурой одной части населения над другой. Влияние большевиков на неказацкое население было достаточно сильным, и, так как их представителей не было в правительстве, было трудно их контролировать.

Этот вопрос очень жарко обсуждался. Самым убежденным борцом за равенство был казацкий социалист П. М. Агеев, его поддерживал С. Г. Елатонцев, член правительства. Фронтовики разделяли убеждения Агеева, но только по одной причине. Они верили, что благодаря этому можно достичь мира. Большинство представителей оппозиции были из Черкасской области, самой богатой на Дону и где казачьи земельные участки были самыми крупными. Богатые казаки боялись, что если иногородние займут места в правительстве, то земельная реформа урежет их права.

Атаман, вернувшись из Ростова, обратился к Кругу. Его престиж был очень высок, когда он выражал свое мнение о равенстве довольно решительно. Он настаивал на том, чтобы иногородние заняли места в правительстве.

Круг решил:

1) отдать всю власть правительству войска до тех пор, пока не будет сформировано законное правительство России;

2) отдать половину постов (восемь) в правительстве представителям неказацкого населения;

3) созвать Учредительное собрание 11 января.