Романы Круглого Стола. Бретонский цикл. Ланселот Озерный.

Tekst
Loe katkendit
Märgi loetuks
Kuidas lugeda raamatut pärast ostmist
Šrift:Väiksem АаSuurem Aa

XVII

Как о том и доложили Владычице Озера, Артур стоял в Камалоте, где собрался праздновать Святого Иоанна. В пятницу накануне праздника он выехал из города через Уэльские ворота, чтобы поохотиться в лесу со своим племянником, монсеньором Гавейном, с Ивейном, Уриеновым сыном, с Кэем-сенешалем и многими другими.

В трех полетах стрелы от леса они увидели, как к ним приближаются носилки, бережно несомые двумя лошадьми. На носилках лежал рыцарь в полных доспехах, но без шлема и щита. Тело его было пронзено остриями двух копий с еще уцелевшими древками; в голову вклинился меч, обагренный кровью; и притом не похоже было, что он при смерти.

Носилки остановились перед королем; раненый рыцарь приподнялся немного и промолвил:

– Храни тебя Бог, сир король, лучший из государей, прибежище отвергнутых!

– А вам дай Бог здоровья, которого у вас, я вижу, маловато! – ответил Артур.

– Сир, я ехал к вам, чтобы просить вас извлечь у меня этот меч и эти копейные жала, терзающие меня.

– Буду только рад, – сказал король, протянув руку к древкам.

– О! – вскричал рыцарь, – не спешите: не так вам придется меня от них избавить. Вначале надо дать слово отомстить за меня каждому, кто провозгласит, что более меня любит того, кто меня ранил.

– Сир рыцарь, – ответил Артур, – вы требуете чересчур опасную услугу: у того, кто ранил вас, может быть столько друзей, что нельзя и надеяться когда-нибудь с ними покончить. А еще раньше явится родня: и как с нею быть? Но я соглашусь отомстить вашему противнику, насколько это зависит от меня: а если он из моих людей, то при дворе у меня найдется немало других рыцарей, кто протянет вам свою руку взамен моей[57].

– Сир, вовсе не этого я прошу у них и у вас: я сам убил врага, ранившего меня.

– Этой мести с вас будет довольно, и я не намерен склонять никого из моих рыцарей, чтобы они обещали вам сверх того.

– Сир, я-то думал найти в вашем доме помощь и поддержку; я обманулся в своих ожиданиях. Однако я не теряю последней надежды: быть может, какому-нибудь рыцарю, взыскующему похвал, достанет смелости согласиться исцелить меня.

– Сомневаюсь, – возразил король, – но впрочем, ступайте по дороге, ведущей ко дворцу, и располагайтесь там в ожидании рыцаря, который вам сгодится.

Рыцарь сделал знак своим оруженосцам, чтобы они проводили его в Камалот; когда его внесли во дворец, он выбрал самую людную залу; ибо никто при дворе Артура не посмел бы закрыть двери перед рыцарем; никто не упрекнул бы его за то, что он выбрал лучшую из незанятых постелей.

Король между тем углубился в лес, обсуждая недавнюю диковинную встречу.

– Возможно, – сказал Гавейн, – раненый рыцарь найдет в Камалоте смелого бойца, которого он ищет.

– Не знаю, – ответил король, – но я не похвалил бы того, кто возьмется за столь безрассудное дело.

Проведя на охоте весь день до вечерней зари, Артур вернулся на торную дорогу и вдруг увидел, как впереди показался красивый и длинный кортеж. Впереди шли два юнца, погоняя двух белых вьючных лошадей: одна везла полог или легкий шатер, другая – две смены платья для рыцаря-новобранца. На каждой лошади было по сундуку, где лежали белая кольчуга и железные шоссы. За этими слугами ехали на белых рысаках два оруженосца, тоже одетые в белое. Один вез серебряный щит, другой – шлем, сверкающий белизной. Затем еще двое: один держал глефу с белым наконечником и древком и меч в белых ножнах, висящих на белом ремне; другой вел по правую руку красивого рослого жеребца. Следом шли во множестве оруженосцы и слуги, все в белых коттах; три девицы в белом, два сына короля Богора и, наконец, Владычица Озера и ее драгоценный Королевич, с которым она, казалось, вела приятную беседу. Она была одета в дивную белую парчу, в котту и мантию, подбитую горностаем. На ее белом коне, резвом и доброй выучки, была узда из чистого серебра, а нагрудник, шпоры и седло изукрашены узорами тонкой работы с фигурами дам и рыцарей; приступок седла свисал до земли[58], как и парчовые полы мантии, облекшей даму. При виде Артура она ускорила шаг своего белого иноходца и, оказавшись во главе кортежа, ответила на приветствие, которым встретил ее король; затем, опустив пелену[59], скрывавшую лицо, промолвила:

– Сир, благослови вас Бог как лучшего на свете короля! Я еду из дальних краев испросить у вас дар, который вы могли бы мне дать не в ущерб себе.

– Сударыня, даже если он будет мне дорого стоить, я вам не откажу. Какого же дара вы просите?

– Вашего соизволения вручить этому юному красавцу его собственные доспехи и оружие, когда он вас об этом попросит.

– Весьма благодарен, сударыня, что вы привели к нам такого молодца; конечно, я посвящу его, когда он попросит. Но вы сказали, что дар этот не будет мне в ущерб; а все же стыдно мне будет изменить своему обычаю – оделять оружием и платьем тех, кто принимает от меня звание рыцаря. Дар от меня – доспехи и оружие; от Бога – все прочее: я разумею доблесть и верность.

– Возможно, – возразила дама, – у вас и вправду в обычае одаривать оружием новых рыцарей; но вас, пожалуй, до сей поры и не просили поступить иначе[60]. Я же настаиваю на том, чтобы этот отрок носил оружие, приготовленное мною. Согласитесь, сир, посвятить его на этом условии; если вы откажетесь, я обращусь к другому королю или уж лучше посвящу его сама, чем оставлю без рыцарского звания, которое ему не терпится получить.

Тогда слово взял мессир[61] Ивейн:

– Сир, уступите просьбе этой госпожи: не стоит отказывать юноше такой ладной наружности.

И потому Артур обещал, а дама, поблагодарив его, велела юному красавцу оставить себе двух вьючных лошадей, превосходного ездового коня и четырех оруженосцев. Затем, простившись с королем, она повернула обратно, вопреки его настоятельным просьбам остаться погостить.

– Ради Бога, – спросил Артур, – извольте нам сказать, по крайней мере, как вас называть?

– Сир, меня называют Владычицей Озера.

Этого имени король никогда и ни от кого не слышал. Он простился с прекрасной незнакомкой, которую юный красавец проводил довольно далеко. Прежде чем с ним расстаться, она сказала:

– Королевич, вы потомок лучшего в мире рода. Покажите же себя достойным своих предков. Будьте столь же высоки духом, сколь вы прекрасны телом: было бы слишком досадно, если бы ваша красота превзошла вашу доблесть. Завтра же вечером просите у короля Артура посвящения в рыцари; приняв доспехи, не оставайтесь под его кровом ни единой ночи: обойдите всю страну в поисках приключений; это способ обрести себе цену. Как можно менее пребывайте на одном месте; и избегайте называть свое имя, пока другие его не раскроют и не вынудят вас признать его. Если будут настаивать, отвечайте, что вы его не знаете и что в этом неведении держала вас дама, воспитавшая вас. Наконец, будьте готовы к любым превратностям и никогда не уступайте другим чести завершить дело, начатое вами.

Затем дама сняла с пальца и надела на палец юноше кольцо, обладавшее свойством развеивать чары.

– Что мне еще добавить, Королевич? – сказала она, – вы призваны положить конец чудеснейшим приключениям; а те, что оставите, завершит только рыцарь, еще не рожденный на свет. Оставайтесь с Богом; сердцу моему не хватает слов. Прощайте, прекрасный, славный, желанный, всеми любимый!

Юноша проводил ее взором, плача и сожалея о друзьях, оставленных в озерном доме, а более всего о Лионеле и Богордене. Король Артур тут же отдал его под опеку монсеньору Ивейну Уэльскому, и тот проводил его к себе домой. Наутро, проснувшись, юноша стал просить монсеньора Ивейна замолвить слово перед королем, чтобы тот посвятил его в рыцари, как обещал.

 

– Как! друг мой, вы хотите так рано принять посвящение? Сначала вам лучше бы поучиться военному мастерству.

– Нет, сир, я не намерен больше ходить в подмастерьях.

– Ну, тогда будь по-вашему.

Ивейн пошел к Артуру:

– Сир, ваш юнец требует от вас посвящения в рыцари.

– Какой юнец?

– Тот, что прибыл вчера вечером, а вы его отдали под мою опеку.

В это время в залу вошла королева Гвиневра с монсеньором Гавейном.

– Как! – переспросил король, – он уже хочет быть рыцарем?

– Да, сир, и прямо завтра.

– Вы слышите, Гавейн, – сказал король, – этот вчерашний юнец хочет, чтобы завтра я его посвятил в рыцари.

– Сир, – ответствовал Гавейн, – или я неправ, или рыцарство придется ему впору. Он хорош собою, все в нем выдает благородную кровь.

– О каком юнце вы толкуете? – спросила королева.

– Госпожа, – ответил Ивейн, – о таком красавце, каких вы еще не видывали.

– Любопытно было бы на него взглянуть.

– Ну что же! – сказал Артур, – сходите за ним, Ивейн, и пусть он приоденется, как только может; похоже, в платьях у него недостатка нет.

Мессир Ивейн вернулся к юноше; он велел ему нарядиться в самые красивые одежды и повел его ко двору сквозь многолюдную толпу, жаждущую увидеть прекрасного отрока, о чьем прибытии уже было объявлено и кому предстояло принять облачение и звание рыцаря.

Они спешились у ступеней парадной залы; король с королевой ожидали их и вышли навстречу мессиру Ивейну, взяв его под руки с обеих сторон; они усадили его на роскошное ложе, а юноша стал перед ними на зеленой траве, устилавшей залу. Все взирали на него с превеликим удовольствием, а его нарядные одежды еще умножали приятное впечатление от его наружности.

– Дай ему Бог стать человеком чести! – воскликнула тут королева, – а красоты в нем столько, сколько может быть отмерено смертному.

Королева смотрела на него так долго, как только можно смотреть, не привлекая внимания; да и он не упускал случая взглянуть на нее, не постигая, как могли в одной женщине сойтись воедино столь дивные черты. До того дня в его помыслах ни одна не могла сравниться с Владычицей Озера; однако же какое несходство между нею и королевой! И в самом деле, госпожа Гвиневра была всем дамам дама, тот родник, откуда, чудилось, проистекает все, что способно чаровать взоры; а если бы он уразумел все благородство ее сердца, всю доброту ее души, он был бы очарован еще более.

– Как зовут этого юного красавца? – спросила она.

– Госпожа, – ответил мессир Ивейн, – я ничего о нем не знаю. Догадываюсь только, что он из страны Галлии, такой у него говор.

И вот королева склоняется к юноше, берет его за руку и вопрошает, из какой страны он родом. Услыхав этот нежный голос, ощутив прикосновение этой руки к его руке, юноша вздрогнул, как будто внезапно пробужденный. Он уже не помнит, о чем его спросили, он не ищет ответа. Королева видит его смятение, причину которого, быть может, отчасти уже подозревает; но, чтобы немного привести его в чувство, она поднялась и, сама не особо заботясь о том, что говорит, проронила:

– Этот юнец, похоже, недалекого ума; или сдается мне, по меньшей мере, что он дурно воспитан.

– Госпожа, – возразил мессир Ивейн, – кто знает, вдруг ему не велено называть свое имя?

– Может быть и так, – сказала королева; и она удалилась в свои покои.

В час Вечерни мессир Ивейн проводил юношу к ней; они вместе спустились в сад, простершийся до берега моря. Чтобы туда попасть, надо было пройти большую залу, где покоился раненый рыцарь. В саду они нашли короля, баронов и тех, кому назавтра предстояло посвящение.

На обратном пути им снова пришлось пересечь большую залу. Язвы раненого рыцаря источали такое зловоние, что вблизи него все зажимали носы полами плащей и спешили поскорее выбраться вон.

– Отчего, – спросил юноша, – те, кто впереди нас, прикрывают себе носы?

– Это из-за одного тяжко изувеченного рыцаря, – ответил Ивейн, – чьи язвы смердят.

И он расказал, как этот рыцарь явился требовать того, на что никак невозможно было согласиться.

– Я бы не прочь увидеться с ним, – сказал юноша, – подойдем поближе.

– Сир, – спросил он его, – кто вас так изувечил?

– Один рыцарь, которого я убил.

– Почему вы не даете извлечь у вас железо?

– Потому что я еще не нашел никого настолько смелого, чтобы за это взяться.

– Не позволите ли мне попробовать?

– Разумеется, на тех условиях, что я оговаривал.

Юноша на миг задумался.

– Пойдемте, – сказал ему Ивейн, – не вам мечтать о подобных подвигах.

– Отчего же?

– Лучшие храбрецы двора отказались от этого, а кроме того, вы не рыцарь.

– Как! – воскликнул раненый, – разве он не рыцарь?

– Нет, но нынче же утром станет им; видите, он уже нарядился[62].

Юноша не проронил более ни слова и последовал за мессиром Ивейном, напоследок послав приветствие раненому рыцарю, а тот в свой черед пожелал, чтобы Бог дал ему стать человеком чести.

Столы было расставлены и скатерти расстелены; они сели за трапезу, а после нее мессир Ивейн вернулся с юношей домой. С наступлением ночи он отвел его в церковь, где тот бдел до рассвета. Затем мессир Ивейн, ни на миг его не покидавший, снова привел его в дом и уложил спать до самого часа великой мессы, которую ему надлежало прослушать вместе с королем. Ибо в торжественные дни Артур имел обыкновение присутствовать на божественной службе в самом высоком храме города. Прежде чем пойти туда, приготовили доспехи, которые королю предстояло раздать тем, кто примет посвящение. Возвратясь из церкви, Артур удостоил удара[63] каждого из них и принялся препоясывать мечами.

Но юноша, вместо того чтобы после мессы последовать за королем, как прочие, прошел в большую залу и сказал раненому рыцарю:

– Я готов дать ту клятву, которую вы просите, и попытаюсь избавить вас от железа.

И не дожидаясь ответа, он отворил окно, простер руку к церкви и на глазах у рыцаря поклялся мстить за него каждому, кто провозгласит, что превыше его любит того, кто его ранил.

– Благослови вас Бог, дорогой сир! – воскликнул раненый в порыве радости. – Вы можете вынуть мое железо.

Тогда юноша возложил руку на меч, вонзенный в голову рыцаря, и извлек его без усилий; затем взялся за оба древка и вынул их с той же легкостью.

Один слуга тут же помчался в залу, где король уже начал прилаживать мечи новоявленным рыцарям; он доложил мессиру Ивейну, как раненый был избавлен от железа. Не помня себя, мессир Ивейн вбежал в большую залу в то самое время, когда раненый приговаривал:

– Ах! добрый рыцарь, дай Бог тебе стать человеком чести!

– Как! – воскликнул мессир Ивейн, – это правда, что вы ему удалили железо?

– Разумеется; мог ли я не посочувствовать тому, кто так страдал?

– Вы поступили глупо, – ответил мессир Ивейн, – и никто вас за это не похвалит. Вы еще не знаете, что к чему, а беретесь за дело, от которого отступились самые отважные и именитые! Вы рветесь навстречу смерти, вместо того чтобы дождаться лучшего случая заставить говорить о себе.

Продолжая так бранить его, Ивейн привел его в опочивальню короля, и тот воскликнул, метнув суровый взгляд на Уриенова сына:

– Как вы допустили, чтобы этот отрок, отданный вам под опеку, поступил столь опрометчиво? Неужели вам не жаль видеть такого юнца перед лицом подобных опасностей?

– Ах, сир, – промолвил юноша, – мой малый возраст скорее уж говорит в мою пользу. Не лучше ли вам будет узнать о моей гибели, чем о гибели заслуженного рыцаря? Я еще ничего не совершил, так чего же я стою?

Король не ответил и поник головой. За ним и королева вздохнула украдкой, узнав о трудном подвиге, взятым на себя Юным Красавцем; сам же король посреди своих сожалений забыл, что еще не препоясал его мечом, как прочих новопосвященных.

XVIII

В день Святого Иоанна король Артур восседал под пологом у большого стола в окружении тех, кого посвятил накануне. Едва подали на стол, как в залу вошел рыцарь в полных доспехах, кроме шлема, с забралом[64], откинутым на плечо. Он подошел к королю:

– Сир, да сохранит Господь тебя и всех твоих ближних! Меня прислала моя госпожа, владелица Ноана, чтобы уведомить тебя, что король Нортумбрии объявил ей войну и осадил один из ее замков. Король этот требует исполнить некое обещание, якобы данное ему моей госпожой, о чем она ни малейшего понятия не имеет. Обе стороны положились на суд духовенства и рыцарей; те решили, что если король не отзовет своих притязаний, то пусть госпожа моя доверит защиту дела одному, двум или трем своим рыцарям против рыцарей Нортумбрии. Биться будут один на один, двое на двое или трое на трое, как она сама укажет. И потому госпожа прибегла к тебе, своему законному сеньору, дабы испросить у тебя рыцаря, способного ее защитить.

– Рыцарь, – ответствовал Артур, – правда твоя, я обязан помочь госпоже Ноанской, и даже если бы земли ее не были под моей короной, она столь мила и любезна, что грех не поддержать ее против всех и каждого, кто затеет с ней неправедную войну.

Рыцарь собрался выйти из залы, но его повели к другому столу, накрытому для него. Когда скатерти были убраны, Юный Красавец подошел к королю и сказал, преклонив колено:

– Сир, вчера вы меня посвятили, и я благодарю вас за это; сегодня же я прошу у вас один дар: возложите на меня труд оказать помощь госпоже Ноанской.

– Друг мой, – ответил король, – вы сами не знаете, чего просите: в ваши юные годы такое бремя не по плечу. У короля Нортумбрии отборные рыцари, и поддержать его дело поручат лучшему из них. Не хотел бы я доверить биться с ним тому, кто вчера еще ходил в простых оруженосцах. Не скажу, что вам невозможно когда-либо сравняться в доблести с самыми славными героями; но, поверьте мне, только возраст придаст вам сил и решимости, которых вам, должно быть, еще недостает. И потом, вы уже приняли обязательство, и избавиться от него вам будет стоить немалых хлопот.

– Сир, – возразил Юный Красавец, – это моя первая просьба, обращенная к вам со дня обретения мною рыцарства. Ваш отказ покрыл бы позором нас обоих; ведь скажут, что вы отдали доспехи тому, кого не сочли способным на дела, посильные другому.

 

Тут мессир Гавейн и Ивейн Уэльский принялись уговаривать короля, чтобы он не настаивал на своем отказе.

– Если уж вы такого мнения, – сказал Артур, – подойдите, друг мой: я поручаю вам оказать помощь госпоже Ноанской; дай вам Бог вернуться оттуда с честью и хвалой!

Пока Юный Красавец возвращался в дом монсеньора Ивейна, чтобы собраться в путь, посланник госпожи Ноанской пришел проститься с королем.

– Я направил к вашей госпоже, – сказал ему Артур, – совсем юного рыцаря, и будь моя воля, я выбрал бы другого, более бывалого. Но он испросил этой чести в дар новопосвященному, и я не мог ему отказать. Я все же весьма надеюсь, что дело, которое он берется отстаивать, отдано в смелые руки. Впрочем, если госпожа усомнится в исходе столь неравного поединка, я всегда готов послать ей одного, двух или трех других рыцарей, стоит ей только пожелать.

Между тем Юный Красавец облачался в доспехи.

– Ах! монсеньор Ивейн, – вдруг воскликнул он, как если бы что-то забыл, – как же я оплошал! Я не простился с королевой.

– Ну что же! – сказал Ивейн, – еще не поздно это сделать. Едем к ней прямо сейчас.

– Вот и прекрасно. Вы, оруженосцы, поезжайте вперед меня с рыцарем-посланником; я догоню вас у края леса.

Они с мессиром Ивейном вернулись во дворец, миновали покои короля и вошли в покой королевы. Подойдя, Юный Красавец преклонил колени и молча потупил взор. Мессир Ивейн понял, что говорить придется за него:

– Госпожа, вот отрок, вчера посвященный королем в рыцари; он пришел проститься с вами.

– Как! он нас уже покидает!

– Госпожа, он избран в помощь владелице Ноана.

– О! напрасно король назначил его; он и без того уже много взял на себя.

– Это верно; но не мог же монсеньор король отказать в первом даре новопосвященному.

Тогда королева взяла его за руку:

– Встаньте, любезный сир; я не знаю, кто вы такой; возможно, вы так же родовиты, как мы, или даже более, тогда я и вправду неучтива, позволяя вам стоять передо мною на коленях.

– Госпожа, – ответил он вполголоса, – простите мне глупость, совершенную мною.

– Какую глупость?

– Я выехал из дворца, не прощаясь с вами.

– О! милый друг, в вашем возрасте позволительно совершить столь тяжкий грех.

– Госпожа, если вы согласны, я буду с этого дня называть себя вашим рыцарем.

– Разумеется, мне это очень приятно.

– Премного благодарен, госпожа! А теперь позвольте оставить вас.

– Прощайте, милый мой друг; ступайте с Богом!

С этими последними словами королева протянула ему руку, и когда рука эта коснулась его оголенной кожи, он едва не впал в бесчувствие от избытка чувств. Кое-как он встал и вышел, махнув на прощание, не глядя на дам и девиц, стоявших в другом конце залы; и так возвратился домой с монсеньором Ивейном, который завершил его облачение. Но когда осталось лишь подвязать меч, мессир Ивейн воскликнул:

– Бог ты мой! вы же не рыцарь: король не препоясал вас мечом! Скорее к нему, попросим об этом.

– Мессир Ивейн, – ответил Юный Красавец, – я оставил свой меч у оруженосцев, поеду возьму его, прежде чем явиться к королю; ведь другого меча мне не надо.

– Как вам угодно; я буду ждать вас у короля.

Но ждать ему пришлось бы долго; вовсе не от короля хотелось юноше принять меч. Наконец, прождав больше часа, Ивейн сказал королю:

– Сир, этот юнец обманул нас. Он, как видно, направился по дороге в Ноан, не дожидаясь, пока вы ему вручите меч.

– Возможно, – добавил мессир Гавейн, – ему стало обидно, что он не получил его заодно с другими рыцарями.

Мнение Гавейна разделили и королева, и все присутствующие.

У края леса Юный Красавец догнал своих оруженосцев и рыцаря-посланника из Ноана. Они долго ехали сообща, а поскольку жара была сильна, он снял шлем, отдал его оруженосцу и предался вольному потоку своих дум. Он был до того ими поглощен, что не спросил, почему рыцарь из Ноана свел их с прямого пути на узкую тропу, и заметил это, только ударясь лбом о древесный сук.

– Что такое, – сказал он своему провожатому, – почему мы ушли с прямой дороги?

– Потому что она небезопасна.

– Чем же?

– Я не намерен вам объяснять.

– Но я хочу знать.

– Ничего вы не узнаете.

Юноша выхватил свой меч из рук оруженосца:

– Говорите, или вы умрете!

– Умру? – ответил тот с усмешкой, – о, меня убить не так-то легко! Но полагаю, что вам надо поберечь себя для моей госпожи. Раз уж вам так угодно, вернемся на прямую дорогу, и скоро вы увидите, были ли у меня причины не ехать по ней.

Они вернулись на прямую дорогу и вскоре доехали до каменной плиты[65] у родника. Отсюда был глазом различим красивый шатер, раскинутый посреди обширного луга.

– Знайте же, – промолвил тут посланник из Ноана, – что в том шатре, что перед вами, сидит девица превеликой красоты, которую там держит некий рыцарь, сильнее и выше ростом на полпье[66], чем самые дюжие рыцари. Он не боится никого, он беспощаден к тем, кого побеждает. Вот потому-то я хотел избегнуть встречи с ним.

– А я, – ответил Юный Красавец, – как раз и хочу наведаться к нему.

– Как вам угодно; но я за вами идти не намерен.

– Ну, так оставайтесь!

С этими словами Юный Красавец соскочил с коня, взял в одну руку пику, в другую шлем, сам направился к шатру и попытался открыть вход. Большой рыцарь сидел в высоком кресле.

– Кой черт вас сюда принес? – спросил он.

– Я пришел посмотреть на девицу, которую вы держите взаперти.

– О! Я не показываю ее первому встречному.

– Первый я встречный или нет, но я ее увижу.

И он снова попытался открыть шатер.

– Постойте, любезный сир! Девушка спит, подождите, пока она проснется. Если вам так неймется ее увидеть, я не стану вас за это убивать; невелика мне будет с того честь.

– Почему это вам невелика будет честь?

– Ну, по правде говоря, вы такой недомерок, такой малолеток, что не стоите моих ударов.

– Сквернословие ваше меня, право же, мало волнует, если вы мне покажете девицу, когда она проснется.

– Это я вам обещаю.

Юноша стал прохаживаться в ожидании; он подошел к валлийской хижине, перед которой стояли две нарядные девицы.

– Какой красавец-рыцарь! – сказала одна из них.

– Да, – ответила вторая, – но, как видно, трус изрядный, если из страха перед Большим рыцарем упускает случай увидеть первую красавицу в мире.

– Может быть, вы и правы, сударыни, что так говорите, – вымолвил юноша.

И он вернулся обратно, но рыцаря уже не было в кресле. Шатер был открыт, он зашел и не увидел ни дамы, ни девицы: все вокруг безмолвствовало.

В досаде он направился обратно к плите, где оставил своих спутников.

– Что вы делали и что видели? – спросил у него посланник из Ноана.

– Ничего; девица скрылась от меня; но я не двинусь отсюда, пока ее не найду.

– Постойте, вы забыли об услуге госпоже Ноанской?

– Нет; о ней я подумаю после того, как увижу девицу; времени у меня предостаточно, ведь день битвы еще не назначен. Езжайте дальше, если вам угодно; приветствуйте от моего имени вашу госпожу и передайте, что она может на меня положиться.

Посланник из Ноана уехал, оставив Юного Красавца с его оруженосцами. На исходе дня некий рыцарь во всеоружии остановился и спросил, куда он едет.

– По своим делам.

– По каким делам?

– А вам что за важность?

– О! я знаю, вы желаете видеть прекрасную деву, которую сторожит Большой рыцарь. Что ж, я могу исполнить ваше желание; но не нынче вечером, а завтра утром. Отсюда, если вам угодно, я вас проведу к другой деве, столь же прекрасной. Но надо вам сказать все как есть: дева эта сидит на лужайке посреди озера, сикомора[67] укрывает ее от солнечных лучей. Каждую ночь, едва стемнеет, являются два рыцаря, переплывают озеро, уводят ее и наутро возвращают туда, откуда забрали. Чтобы ее освободить, надобно двум рыцарям отважиться бросить вызов тем, кто ее пленил, а они славятся своею доблестью. Хотите испытать это приключение? Я вам предлагаю в сподвижники себя.

Юный Красавец не колеблясь последовал за незнакомцем. Они подъехали к озеру, когда начало смеркаться, и скоро услышали шаги двух рыцарей.

– Вот они, – сказал незнакомец, – берите скорее меч и глефу и прикройтесь щитом.

Юный Красавец подвязал шлем и выхватил глефу из рук оруженосца. Меча у него не было, и даже щит он забыл забрать впопыхах. И вот два девичьих стража приняли вызов. С первого удара один из них угодил Юному Красавцу прямо в кольчугу; а тот, хоть и покачнулся изрядно, нацелил острие и нанес удар с такою силой, что сбил соперника наземь. Но наконечник завяз в петлях кольчуги; тогда подоспел незнакомец, его напарник, и предложил ему свою глефу.

– Я возьму ее при одном условии: вы позволите мне сразиться с обоими.

– Не стоит, – сказал тогда рыцарь, выбитый из седла, – вот мой меч, дружище, возьмите его, мы не намерены продолжать.

– Значит, вы нам отдаете красавицу?

– Разумеется. Вы ранены, вам надо отдохнуть; в новом поединке ваша жизнь была бы под угрозой, а вы так отважны, что будет жаль вас погубить.

С этими словами рыцарь достал ключ, перекинул его на лужайку и окликнул:

– Сударыня, вас завоевали! Отвяжите челнок и пригоните его сами к берегу.

Девица повиновалась: она вошла в лодку, отомкнула цепь, державшую ее у сикоморы, и приплыла к рыцарям. Бывшие стражи передали ее Юному Красавцу, распрощались и уехали. Тогда слуги рыцаря-незнакомца растянули под деревьями прекрасный шатер и расставили в нем сочные яства. После трапезы девица велела слугам приготовить три ложа.

– Почему три? – спросил с улыбкой Юный Красавец.

– Одно вам, другое этому рыцарю, а третье мне.

– Но разве я вас не завоевал, сударыня?

– Да, я вам принадлежу; как прикажете, так и будет.

– О! сударыня, у вас нет передо мною никаких повинностей.

И все трое спали врозь до самого утра.

На рассвете Юный Красавец подошел к незнакомому рыцарю:

– Поедем же, вы знаете куда.

– Буду рад; но обещайте предоставить даму мне, если вы ее завоюете.

– Ладно!

Они сели верхом и вернулись к первому шатру. Незнакомец сказал ему:

– Подвяжите к поясу меч и не забудьте про свой щит, как вчера.

– Я возьму щит и копье; что же касается меча, я не могу им препоясаться, пока мне не будет велено, и притом не вами.

– Но разве я не предупреждал, что ваш противник – из числа опаснейших?

– Это мы поглядим.

И вот со щитом на груди, с копьем в руке, Юный Красавец подступился вплотную к Большому рыцарю.

– Сдержите ли вы данное мне слово, – спросил он, – показать мне красавицу?

– Да, но после поединка.

– Согласен: вооружайтесь поскорее, у меня важное дело еще в одном месте.

– Боже мой! Что за великая нужда мне вооружаться против вас?

Однако он взял щит, меч и глефу. И вот, ринувшись вперед, они осыпают друг друга множеством крепких ударов; но копье ломается в руке Большого рыцаря, и в тот же миг он чувствует, что копье Юного Красавца глубоко вошло ему меж ребер и выбило его из седла.

– Теперь я увижу девицу? – спросил юноша.

– Да, и будь проклят час, когда я взял ее под стражу!

Шатер открылся, оттуда вышла девица и протянула руку победителю, а тот подвел ее к своему спутнику со словами:

– Вот теперь вы господин этих двух прекрасных дев.

– Нет; они достойны лучшего господина, чем я: вы один их завоевали, вам одному ими и владеть.

– Вы забываете о нашем соглашении.

– Ну, так что же! Что я, по-вашему, должен с ними делать?

– Отвезите их ко двору короля Артура и подарите госпоже королеве от имени юнца, посланного в помощь госпоже Ноанской. А после попросите ее прислать мне меч, чтобы дать мне право называться рыцарем.

Велико же было удивление незнакомца, когда он узнал, что победитель обоих рыцарей, из шатра и с озера, был посвящен столь недавно.

– Где я вас найду, чтобы уведомить о моей миссии?

– В Ноане.

Прибыв ко двору, незнакомец доложил королеве обо всем, что совершил на его глазах Юный Красавец. Госпожа Гвиневра этому порадовалась и тотчас отыскала превосходный меч, который она вложила в роскошные ножны и добавила перевязь, обильно изукрашенную эмалью. Получив этот дар, незнакомец поспешил в Ноан. Надо ли говорить, с какой радостью схватился Юный Красавец за меч королевы;

он тут же препоясался им, а привезшему его рыцарю передал тот, что оставила ему Владычица Озера.

– Благодарение Богу, – воскликнул он, – и госпоже королеве! Теперь я рыцарь.

Начиная с этого момента, наше повествование перестанет называть его Юным Красавцем; но по причине сияющей белизны его доспехов наречет Белым рыцарем.

Памятуя о том, что поведал о нем посланник госпожи Ноанской, его по прибытии приняли как нельзя лучше, даже не особо отметив его дивную красоту.

– Монсеньор король, – сказал он госпоже, – прислал меня защищать ваше право. Я готов.

Но дама, увидев его разорванную кольчугу, вынудила его сознаться, что ему сильно поранили плечо.

– Сир рыцарь, – сказала она, – не нужно ли первым делом перевязать ваши раны?

– О! госпожа, не такие они тяжкие, чтобы помешали мне сослужить вам службу.

– Надо хотя бы снять с вас доспехи, тогда и рассудим.

Рана загноилась так, что закрыться не могла. Призвали искусного лекаря, и дама вверила ему Белого рыцаря, объявив во всеуслышание, что не назначит день поединка, пока рана не заживет окончательно. Его проводили в дальний покой, откуда он согласился не выходить до совершенного исцеления.

57Королю по статусу не положено было сражаться со своими вассалами, поэтому Артур предлагает вместо себя рядового рыцаря. (Прим. перев.).
58До XVI в. дамское седло имело подставку для ног, расположенную довольно низко, и тем ниже, чем больше почета следовало оказать даме. В таком седле сидели боком по отношению к ходу лошади, свесив ноги на одну сторону. (Прим. перев.).
59Нужно принять к сведению, что пелена (guimpe или gimple) была разновидностью плотной косынки, закрывавшей шею; когда ее опускали, она падала на грудь, а когда ее держали поднятой, она закрывала нос и даже глаза. Не следует это забывать и путаться, читая, как дамы поднимают или опускают свою пелену. (Прим. П. Париса).
60Сагремор в книге о короле Артуре уже выражал желание быть посвященным в рыцари со своим собственным оружием (стр. 419). (Прим. П. Париса).
61Гавейн и Ивейн именуются так везде, будучи старшими сыновьями еще здравствующих королей. (Прим. П. Париса).
62Одежда рыцарей отличалась от одежды оруженосцев, и кандидат в рыцари должен был переодеться в нее, прежде чем принять свои доспехи. Надо видеть дурное настроение славного малого Риго в «Гарене Лотарингском», когда Бегон предупреждает, чтобы он взял плащ, подбитый беличьим мехом. «Так вы пойдите вымойтесь слегка, И вас оденут в беличьи меха». Риго в ответ: «Гори они огнем, И беличьи, и прочие меха! Еще мне мыться? Что я, на лугу Иль на реке верхом не усидел?» Несут ему богатое манто И верх на горностаевом меху. Оно совсем не нравится Риго, Оно за ним влачится на полпье. А впереди оруженосец-паж, Кому-то нес услужливо кинжал. Риго его спросил, а тот отдал. Он мигом срезал пье на полтора. Сказал отец: «Ты что творишь, сынок? Таков обычай здесь для новичков, Чтобы влачились беличьи меха». Риго в ответ: «Обычай дураков». («Гарен», т. II, стр. 180). Как видно из «Ланселота», т. е. с двенадцатого века, церемония посвящения упростилась; омовение уже не совершалось, а одежды, вероятно, не имели таких шлейфов. (Прим. П. Париса). «Гарен Лотарингский» – поэма XIII в., часть цикла «Жеста Гарена де Монглана», посвященного борьбе франков с сарацинами. На русский язык из этого цикла переведена только «Нимская телега». (Прим. перев.).
63Т. е. ударил плашмя мечом по плечу, как положено в церемонии посвящения в рыцари. (Прим. перев.).
64Забралом был такой небольшой кусок, соединенный с кольчугой, который ниспадал на грудь, когда его не поднимали на лицо, крепя к наголовнику кольчуги. Не думаю, что он доставал до самых глаз. Позднее его заменил смотровой козырек, который крепился к каске или шлему. (Прим. П. Париса).
65«Плиты, лежащей возле прекрасного родника». Под плитой везде следует понимать каменный постамент или основание колонны. Такова же плита с наковальней, откуда Артур извлек меч. Я полагаю, что г-н Виоле-ле-Дюк в своем превосходном Словаре французской архитектуры перепутал по смыслу плиту и ступень. Все приводимые им примеры плиты надо понимать как постамент или колонну, а не как лестницу. Отсюда и неточный смысл, который он придал одному отрывку о Жуанвиле. (Прим. П. Париса).
66Пье – старинная мера длины, аналог английского фута (около 30 см). (Прим. перев.).
67Сикомора (Ficus sycomorus) – дерево из рода фикусов до 40 м высотой, произрастает в Восточной Африке и на Ближнем Востоке. Иногда сикоморой называют родственную ей смоковницу, или инжир (Ficus carica). Скорее всего, это южное дерево попало в роман из «библейской» флоры. Но под этим названием может скрываться и явор, или белый клен (Acer pseudoplatanus, фр. йrable sycomore), обычный для Франции; правда, на Британских островах и этот вид не растет. (Прим. перев.).