–Чайка, мне на работу через четыре часа, – отстранил он меня.
Пытаясь скрыть смущение и обиду, закатываю глаза и отворачиваюсь, Олег тут же обняв, притягивает меня к себе, забираясь руками под майку, ласково сжимая мою грудь.
Но я демонстративно убираю его руки и холодным тоном напоминаю:
–Спите, Олег Александрович, вам через четыре часа на работу.
–Я помню, но твои малышки мне совсем не мешают, –засмеялся он, возвращая руки на то же место, выводя меня из себя и в тоже время веселя. И это называется взрослый мужчина? Правильно говорят, мужики, как дети. Но насчет размера он, конечно, загнул. Малышки? Это третий-то размер?
–Ты такой ребенок, Гладышев, –пожурила я его с улыбкой и не преминула добавить. – Мои «малышки» у тебя в руках не помещаются.
–Угу, – выдохнул он мне сонно в шею и ласково сжал мою грудь, отчего меня опалила жаркая волна, которую пришлось погасить, ибо Олег уже спал. Я решила последовать его примеру, и устроившись поудобней в его крепких объятиях, как не странно, быстро уснула, убаюканная теплом его тела и ровным дыханием.
Проснулась я поздно, Олега уже и след простыл. На тумбочке меня ждала записка и пачка денег. Скоро, похоже, такое начало дня станет традицией.
А я, однако, дорожаю – отметила беззлобно, подсчитывая деньги. После прочитала записку, в которой говорилось, что это деньги на вещи первой необходимости и разные мелочи. Мне оставалось только подивиться, что стоимость мелочей у Гладышева в несколько раз превосходит средний уровень жизни. Ну, и хорошо. Если бы он еще был жмотом – вообще тушите свет.
После прошедшей ночи у меня было тепло на душе и спокойно. Я с наслаждением сделала зарядку, приняла душ и еще раз прошлась по столь желанной квартире, в который раз убеждаясь, что мне в ней очень уютно. Разобравшись с кофеваркой, сварила кофе, балдея от дурманящего аромата. Потягивая его с наслаждением, наметила себе план на день и после приступила к его исполнению.
Прежде всего позвонила Стасу, дабы договорится о том, что он возьмет мои столики на себя в течение пяти дней, но Беляев в довольно прохладной форме отказал мне. Я была, мягко говоря, в шоке. Наши отношения в последнее время, конечно, претерпели изменения не в лучшую сторону после случая с Гладышевым, но вот такого я не ожидала. Слава богу, Ксю не отказала, а то не знаю, что бы делала. Змеища, как всегда была крайне недовольна, но отгул дала, что вызвало у меня облегчение, хотя ситуация со Стасом напрягала. Как-то разом со всеми стали портится отношения, стоило только Олегу появиться в моей жизни.
Дорого вы мне обходитесь, Олег Александрович, очень дорого!
Хотя, конечно, причины всех бед всегда кроются в нас самих. Но грузится по этому поводу, я не стала, и так головняка предостаточно, чтобы еще разбирать себя на молекулы.
День у меня прошел в суете. Я съездила в магазин, купила необходимые в быту вещи, после отдраила до зеркального блеска квартиру и расставила все по своему вкусу. Вечером меня начали терроризировать звонками мама, тетя Катя, Лера. Отвечать я не стала. Вчерашний разговор с Олегом заставил меня посмотреть на ситуацию более объективно, но как не старалась, а представить, что мы с мамой мирно решим проблему, не могла. Ближе к ночи позвонил Гладышев и предупредил, что его не будет в городе несколько дней, чтобы не теряла. Я расстроилась, но виду не подала и пожелала доброго пути.
Последующие дни превратились в настоящий ад. Приехала мама и мой телефон разбивали вдребезги истеричными смс, бесконечными звонками. Я металась по квартире, как зверь в клетке, не зная, что делать и какое решение принять. Каждое сообщение от мамы травило душу, вызывая страх и горечь. В конечном счете, я выбросила сим-карту, сохранив нужные номера на телефон.
Но тишина и неизвестность еще сильнее давили на психику, поэтому я не выдержала и купила новую симку, чтобы позвонить Лере и узнать хоть что-то. Гельмс тут же обрушилась на меня за то, что я ни разу не ответила на ее звонки и ничего не написала. Оказывается, тетя Катя и мама искали меня, пытались узнать адрес через Лерку, и не поверив, что она не в курсе моего нового местожительства, обвинили в укрывательстве. Гельмс кричала, что я поставила ее в неудобное положение и все свесила на нее, а ей эти проблемы ни к чему.
Я холодно извинилась, хотя было обидно и неприятно. Лера успокоилась и пошла на попятную, оправдывая свою вспышку волнением и беспокойством. Меня это рассмешило. Как же мы любим, причиняя боль другому человеку, оправдывать это тем, что заботились, беспокоились о нем. Гельмс предлагала встретиться, но я пока была не готова обсуждать с ней наши отношения, мне хватало и других проблем. Она не стала настаивать, что радовало. Но в конце сообщила мне, что мама уехала в Рубцовск и просила передать, что знать меня больше не хочет. Эта новость отозвалась во мне тупой болью. Глотая слезы, я поспешно завершила разговор, обещая звонить.
Весь вечер я сидела, глядя в одну точку. В душе поселилась пустота. Я думала, как бы поступила, будучи на месте мамы, и понимала, что постаралась бы найти со своим ребенком общий язык, чего бы мне это не стоило. Поэтому осознание, что для моей матери отстоять собственное мнение важнее дочери, стало болезненным. Мир, в котором я существовала, сколько себя помнила, рухнул в одно мгновение и все, что казалось непоколебимым, рассыпалось, словно пепел на ветру. В эту минуту одиночество было моим проклятием, оно пугало до чертиков и отчаянья, поэтому я позвонила единственному человеку, которому могла хотя бы частично открыть душу, единственному, который всегда честен со мной.
Гладышев был весь в работе, но за какие-то пять минут сумел вернуть мне бодрость духа и поднять чуть –чуть настроение. А новость о том, что завтра утром он прилетает, вывела из амебного состояния.
Будучи оптимисткой, я решила, что не сложу руки и докажу маме, что она ошиблась, и ее дочь способна чего-то достичь самостоятельно, пусть и не так красиво, как хотелось бы. В конце концов, выбор сделан, стоит ли теперь убиваться? У меня начинается новая жизнь, и мне потребуется много сил, чтобы достичь своей цели, поэтому разводить кисель нет времени.
С таким решительным настроем я начала следующий день – мой первый день жизни, в которой меня больше не хочет знать родная мать, отвернулась крестная, обманула подруга, и любимый мужчина четко обозначил, что не нуждается в серьезных отношениях. Перспективы не очень радужные, но если три первых пункта от меня не зависели, то последний я намерена изменить.
Свой пятый выходной я решила посвятить себе и основательно подготовиться к свиданию с Олегом. А то вечно, как чучело. Надо порадовать мужчину да и себя побаловать. Оказалось, что все не так-то просто, даже имея деньги. Практически в каждом салоне, время было расписано по минутам, поэтому я полдня потратила на поиски приличного места, где мне могли сегодня же сделать стрижку и маникюр. К счастью мои поиски увенчались успехом. К вечеру я приехала в ГУМ, дабы прикупить что-то из нижнего белья, а то с моим набором не мудрено, что работа Гладышеву предпочтительней.
Стоило мне оказаться в шелково-кружевном королевстве, как я пропала. Мои глаза разбегались от разнообразия и великолепия открывшейся картины. Хотелось скупить весь магазин, но цены поражали. Теперь я понимаю, что Гладышев в действительности оставил деньги только на мелочи. Пришлось ограничиться одним комплектом, чулками и роскошным боди. Но все равно из магазина я вышла довольная и счастливая. Только хорошее настроение, оказывается, тоже чревато проблемами. Я это поняла, когда вслед мне прокричали:
–Девушка.
Оборачиваюсь и вижу бегущую навстречу высокую девушку, глядя на которую сразу возникают ассоциации с принцессой Дианой, Грейс Келли и прочей аристократической мутью. Ее красота была неброской, утонченной, изысканной, в девушке была порода и стать. Чувствовалось что-то такое в горделивой осанке, сдержанности в каждом движении и строгости утонченного лица. Пока она шла ко мне, я с интересом рассматривала ее, подмечая безупречную укладку великолепных волос теплого, медового оттенка или как его называют «солнечный блонд», изящные черты лица, стройную фигуру и конечно же, замечательное чувство стиля, благодаря которому из простых вещей был создан ее потрясающий образ. Мне всегда хотелось обладать этим чувством, но увы.
Разглядывая девушку, я параллельно гадала, что сей барышне нужно, но заметив в ее тонких пальчиках свой кошелек, поняла, в чем собственно дело. Меня даже прошибло холодным потом от возможной перспективы потерять свои деньги и карты, поэтому приближающаяся «леди» заочно стала мне нравится.
–Извините, что ору на весь ГУМ, но вы потеряли кошелек, а я боялась не успеть, – запыхавшись немного, вручила она мне кошелек и улыбнулась такой лучезарной улыбкой, что мне стало тепло.
–Ой, спасибо вам огромнейшее! Не представляю даже, что бы делала без денег. Маша-растеряша. И это вы извините, что пришлось бежать за мной, – посетовала я.
–Да ничего страшного, рада помочь. И давайте на «ты», если не против, – предложила она непринужденно и вновь улыбнулась. Эта улыбка сказочно преобразила ее.
–Да я только за, – с энтузиазмом согласилась я и решила познакомиться со своей спасительницей. – Давай, знакомится. Страна должна знать своих героев.
–Брось, скажешь тоже – герой!– отмахнулась она смущенно. – Любой порядочный человек поступил бы также.
–Порядочный – да, но с порядочными у нас напряженка. Если бы не ты, сто пудово плакали мои денежки. Я – Яна.
–Ну да, люди сейчас те еще сволочи, но мы стараемся быть не такими, – усмехнулась она и с теплотой в голосе представилась. – Очень приятно. Кристина.
–Взаимно, – ответила я тем же, и это было действительно так. Кристина к себе распологала. Мне она понравилась, к тому же было хорошее настроение и хотелось с кем-нибудь просто поболтать, чего я уже давно не делала, поэтому решила отблагодарить девушку за доброе дело. –Думаю, я должна хотя бы угостить тебя чашечкой кофе, если ты конечно, не торопишься. Как тебе такая идея?
Кристина на мгновение задумалась, но после согласно кивнула.
–Идея очень даже, сегодня день просто ужасный, так что нужно как-то взбодриться, – призналась она с невеселой усмешкой, что привело меня в замешательство. Но я решила не заострять на этом внимание и переключилась на нейтральные темы.
Кристина оказалась девушкой сдержанной, но с отличным чувством юмора. Пока мы шли до кофейни натянутость, присущая первым минутам знакомства, постепенно исчезала. На одной волне же мы оказались, когда мимо нас прошли две девочки лет пятнадцати-шестнадцати, однозначно представительницы золотой молодежи. Одна из них была словно с обложки журнала. Такой куколки я еще не встречала: фарфоровое личико с правильными чертами лица, соболиные бровки, великолепные золотистые волосы. Высокая, одетая с иголочки: фирменный плащ глубокого голубого цвета, воздушное платье, а в руках – дорогущая сумка в тон плащу. В общем, это был не какой-нибудь подросток-бунтарь, панк в драных колготках с розовыми волосами и татуировками на шее, а милая девочка, которой родители могут только гордиться. Ее можно было сравнить со звездой. А может, она и есть какая-то звезда, просто я не слежу за отечественным шоу-бизнесом. Девочка что-то манерно рассказывала своей менее заметной подружке, а все вокруг восхищенно смотрели на эту роскошную девчушку. Кристина тоже не осталась равнодушной и поделилась впечатлениями:
–Не девочка, а мечта. Помню, в школе всегда стремилась к такому образу, но увы, средства не позволяли.
Мы, не сговариваясь, мечтательно вздохнули, вспоминая себя в подростковом возрасте, и тут же разразились смехом. Девочки обернулись, куколка высокомерно приподняла бровь, и что-то в этом жесте показалось неуловимо знакомым, но я так и не поняла что, как она уже отвернулась, не заметив в нас ничего интересного и продолжила разговор с подружкой, направляясь, судя по всему, тоже в кофейню.
–Ты знаешь, что Шувалов уезжает в Нью-Йорк учиться? –услышала я краем уха их беседу о каком-то мажоре.
–Конечно, знаю. Алёна мне сказала уже давно, – отозвалась куколка безразлично.
–И что ты? – лукаво поинтересовалась ее подружка с неприятной улыбочкой.
–Я только рада. Этот придурок достал постоянно стучать папе о моих передвижениях, – отрезала холодно девочка, а потом с неподдельной радостью воскликнула, устремляя взгляд вглубь кофейни. – О, это же мама с папой!
Мы с Кристиной проследили за ее взглядом, стало интересно, какими должны быть родители у такой хорошенькой девчушки. Но лучше бы никогда этого не знать и не видеть. Мне словно ударили монтировкой по голове так, что за секунду мир перевернулся вверх тормашками. Я несколько раз моргнула, пытаясь отогнать видение, да только оно не исчезало, а проникало кинжалом в самое сердце, удавкой затягивалось на шее, душа ужасом, от которого у меня темнело в глазах. Сердце остановилось в то мгновение, когда девочка подлетела ни к кому-то, а к Гладышеву и уничтожила меня всего лишь двумя словами.
–Привет папуль!– обняла она его и чмокнула в щеку, на что он улыбнулся и ласково потрепал ее по волосам, как часто делал мне. Я пошатнулась, прикрыла рот рукой, не в силах поверить.
Слежу затуманенным взглядом за семейной идиллией и задыхаюсь. Девочка подошла к симпатичной женщине со словами «мама», а у меня душа из тела рванула, утекая по капелькам.
Боже, боже! Это ведь жена Гладышева!
Хотелось закричать, разорвать вакуум боли криком, но я молчаливо смотрела и ничего не понимала. Сердце билось еле –еле, меня словно столкнули с небес на скалы, но я не умирала, я трепыхалась в адской агонии, пытаясь осознать, что Гладышев женат и что у него взрослая дочь.
Господи, за что мне это? Чем я это заслужила? Что сделала?
Перед глазами проносится последняя ночь: его обжигающие поцелуи, его нежность, его объятия.
Я не могу поверить, что он женат. Нет, нет, нет!
Смотрю на него улыбающегося, крепко обнимающего свою дочь, в то время как она что-то весело рассказывает своей матери – его жене, женщине, которой он – мой любимый мужчина принадлежит. Меня трясет, все расплывается от слез.
Кобелина! Какая же ты кобелина!
Боль, невыносимая боль и ее не вытащить никак. Красным маревом заполнила душу и разум ужасная, убийственная ложь. Каждую клетку рвет на части агония, ломает, втаптывает в грязь, уничтожает медленно, но верно.
Я словно пьяная двинулась куда-то, но кто-то остановил, и я услышала твердый голос Кристины:
–Не надо!
Я посмотрела на нее сквозь пелену слез, она ответила мне проницательным взглядом и подтвердила следующими словами, что все поняла:
–Это ведь для него? –кивнула она на фирменный пакет из магазина нижнего белья.
У меня вырвался истеричный смешок, и сглотнув слезы, я кивнула, не в силах произнести ни слова, не зная, что делать и как вообще быть. Меня словно оглушили.
–Я не знала, – зачем –то сообщила я и начала смеяться. Крис кивнула и тяжело сглотнув, настойчиво потянула меня из кофейни.
–Пойдем.
Я хотела возразить, во мне поднялась ярость, и хотелось как-то выплеснуть свои эмоции, но эта девушка, которую я знала от силы пятнадцать минут, поняла все без слов и попыталась уберечь меня от ошибки, за которую я наверняка потом буду винить себя.
–Не сейчас. Пусть он мудак, но его дочь и жена не виноваты. Страдать, прежде всего, будет эта девочка, но не он. Не разочаровывай ребенка в отце, родители – святое.
Я прикусила дрожащую губу и с горькой усмешкой кивнула, признавая ее правоту. Кристина сжала мою руку и сочувствующе улыбнулась. Не сговариваясь, мы покинули кофейню. Я шла, словно сомнамбула, все плыло. В душе поселилась какая-то пустота. Убежать бы от всего, но не получается. Я отравлена, убита, растоптана. Все вокруг кажется мне безликим, мертвым.
Не помню, как попрощалась с Кристиной, она что-то говорила мне, я кивала головой и даже отвечала. Обменявшись телефонами, мы разошлись.
Что-то во мне заледенело. Пустым взглядом смотрю на пробегающих людей и не понимаю ничего. Что мне делать? Господи, что же мне делать? Что я наделала? Я ведь теперь одна, совсем одна. Сжавшись в комок, еду на такси в снятую для меня квартиру, задыхаясь от унижения и безысходности, а перед глазами он –муж, отец, довольный жизнью и собой.
Закусываю кулак до крови, чтобы не завыть прямо тут. Дышу рвано, хочу заплакать, но не могу. Глаза печет, режет, но они сухи. Смотрю в окно на сгущающиеся сумерки и вижу отражение своей души, которую затягивает что-то темное, неотвратимое, болезненное. Уничтожает ядом ненависти, безумной боли. Тишина режет по нервам, пугает.
Не помню, как я попала в квартиру. Просто зашла, легла поперек кровати и лежала в темноте. Так больно в этой тишине, больно наедине с собой, мне просто больно. Вспоминаю, как радовалась этому гнездышку, а теперь лишь горечь, боль и мольба о том , чтобы сдохнуть от болевого шока. Но меня никто не слышал, поэтому я травила, добивала сама себя воспоминаниями о нем: о наших встречах, о нашей близости. Я горько смеялась над своей глупостью – мечтами, что он непременно меня полюбит, и наши отношения изменятся. Такая дура! Почему я ни разу не задалась вопросом, отчего так все? Почему не спросила о семейном положении? Ведь именно им интересуются в первую очередь.
Я корила себя, упрекала, уничижала и сходила с ума, представляя его с женой, понимая, что он ее по праву, по закону, по сути. А я так – игрушка на пару ночей, мимолетное развлечение, «бес в ребро», очередная шлюшка. Закрыв глаза, кричу в подушку, отчаянно колочу кулаками по матрасу, но не легче, не отпускает. Везде он, везде его обман и мои ошибки. Я запуталась в паутине лжи. Трепыхаюсь с оборванными крыльями, не в силах что-то решить.
Мир меркнет и все становится бессмысленным. Сейчас даже не важно, куда идти и что дальше делать. Об этом я подумаю потом. Сейчас просто больно от того, что я полюбила человека, который никогда не будет мне принадлежать. И он позволял мне жить иллюзиями, зная, что несмотря на все предостережения, я буду надеяться.
Зачем? За что так жестоко? Ведь если бы я знала....
Что же теперь? Что теперь?– лихорадочно повторяю, понимая, что загнана в угол. С одной стороны мама. Не смогу я приползти и порадовать ее, что все именно так, как она пророчила. С другой– он и его семья. А с третей – возможная беременность, ибо у меня уже второй день задержка. Я успокаивала себя тем, что просто мой организм перестраивается в связи с тем, что у меня началась интимная жизнь, но стопроцентной уверенности не было. И неизвестность сводила с ума, ужасала, как и воображение, подкидывающее мне горькие картинки семейного счастья Гладышевых.
Он наверняка сейчас дома, трахает свою жену. Хотя нет, жен не трахают, их любят трепетно и нежно, а вот с такими, как я отрываются по полной.
Интересно, она обо мне догадывается?
Вряд ли. Я же все делаю, как он скажет. Идеальная любовница, не задающая вопросов, не требующая ничего взамен, выполняющая все беспрекословно.
Глупая. Какая же я глупая! Более того– жалкая, ибо не могу принять решение. Да и как его принять? Выбрать что-то менее болезненное и унизительное? Не получается, потому что люблю этого ублюдка. В какое –то мгновение даже понимаю, что не смогу без него, не смогу одна, но и с ним остаться – адски больно. Как я смогу быть с ним? Как смогу делить его с кем-то? Даже не делить, а довольствоваться тем, чем позволят и знать, что однажды он просто уйдет, и для него я останусь всего лишь маленькой, грязной тайной. Еще одной в череде других ничего незначащих интрижек на стороне. В то время как он для меня станет воздухом, без которого я буду загибаться мучительно и долго, пока что-то не сломается во мне, не переболит.
И я вновь и вновь возвращалась к одному и тому же вопросу. Но ответа не было, да и честно я не хотела его искать. Мне было слишком плохо, так плохо, что я не понимала где реальность, а где вымысел. Всю ночь я пролежала в одном положении, не смыкая глаз. Сердце окаменело, а разум отключился. Наверное, это шок, но я была счастлива отсрочить момент, когда меня прорвет, и я захлебнусь безысходностью и отчаяньем.
Утром кое-как подняла себя и пошла на работу, зная, что если останусь дома, то мне конец – мысли сожрут. В Де Марко коллеги смотрели на меня косо, видимо, видок был сам за себя говорящий, но плевать я хотела на мнение окружающих. Мне просто необходимо было пережить этот день, хоть и до безумия боялась вечера – предстоящей встречи с Гладышевым. Я ее себе не могла даже представить. Ибо вопрос-«что теперь» так и стоял на повестке дня, а у меня ни сил не было, ни желания искать на него ответ. Весь день я, словно робот механически выполняла стандартный набор действий, ничего не замечая вокруг, пока не увидела, что второй столик занят.
Ксю с улыбкой принимала заказ у Гладышева и еще какого-то такого же стильного, дорогого мужика из той же оперы хозяев жизни. Для меня же время будто остановилось, а потом, словно щелкнуло что-то и как после долгой заложенности ушей, вдруг мир ожил. Взорвался в моей душе ненавистью, дикой злобой и неконтролируемой яростью. Я смотрела на улыбающуюся рожу Олега и мысленно разрывала его на кусочки. Что-то у меня в голове переклинило, и я просто подошла к Ксю, забрала заказ для второго столика, не взирая на возражения, последствия, разум и решительно направилась к этому козлу.