Loe raamatut: «Лето одного города», lehekülg 3

Font:

В баре на Пятницкой

– По твоему лицу вижу, ты приходить не хотел, – сказал мне Дима, пожимая руку.

Мы встретились в баре Mitzva на Пятницкой, потому что в том месте не нужно было заказывать коктейли, а можно было просто описать то, что тебе нравится. Бармены знали более двух сотен напитков, какой-то из них всегда попадал в яблочко. Я сел на стул напротив.

– Не хотел, – кивнул я. – Завтра же понедельник, вставать на работу, а если мы засидимся с тобой как всегда, то я не высплюсь.

– Кажется, я не звал на встречу бурчащего деда, – вздохнул Дима. – Давай выпьем по паре коктейлей, поедим – и все? Почему же ты тогда согласился, если все так сложно.

«Потому что понял, что ты знаешь что-то про Нину», – подумал я, но вслух ответил другое.

– Пара коктейлей подходит, да и мы с тобой давно не виделись. Надо же узнать, как и чем ты живешь.

– Обязательно расскажу, – пообещал Дима. – Только давай сначала закажем еду. Я рекомендую тебе попробовать мезе.

Спустя несколько минут у нас на столе появились напитки, а еще через пятнадцать рядом поставили тарелки с ароматной едой. Пока я ел шакшуку, Дима сыпал мне фактами про работу и про себя:

– И вот, представляешь, они мне сказали, чтобы мы закончили проект до конца недели. Как можно написать что-то до конца недели, если ты даже не знаешь, что писать? Как это может выглядеть? – возмущался Дима. – Они, конечно, классные ребята, но мне начинают надоедать такие требования. Кстати, на меня тут вышли другие разработчики из Словении. Там разношерстная команда – русские, белорусы, немцы и англичане. Все они сидят в Любляне и зовут меня туда. Ты знаешь, я давно хотел попробовать переехать в Европу. Буду пытаться, уже сделал им тестовое.

– Куда ты переезжаешь? – спросил я чуть громче положенного, да еще и с набитым ртом.

– В Словению, – повторил Дима. – Государство такое, рядом с Италией и Австрией, два часа из столицы до гор, столько же до моря. И пока не переезжаю, но вероятность высокая.

– А как же жизнь тут? Родители? – начал я свой допрос и показал жестом официанту, чтобы они повторили коктейль. – И знаю я про Словению, отца туда звали, но он не поехал.

– Родители пока не знают, но рады не будут. Они так и живут на Планерной, где жили всю мою жизнь. Им точно не захочется никуда двигаться. А жизнь… разве там не будет жизнь?

– Я помню эту квартиру, – улыбнулся я. – Помню, как мы приходили из школы и играли в Денди твоего брата.

– Да, – ответил Дима и закинул руки за голову. – Я помню, как он уговорил отца поехать за ней, и мы зимой, в сильный мороз, поехали в переход на Охотном, где их продавали за страшно большие для нас деньги. Мне кажется, будь воля моей мамы, она бы накрыла ее салфеткой, как бабушка – телевизор.

– Мне бы такое не купили. Отец был даже против компьютера. Так как же твоя жизнь тут? Друзья, привычные места, да и как-то все родное.

– Ты опять начал свою старую песню, – скорчил лицо Дима. – Я знаю, ты патриот и уезжать никуда не хочешь…

– Не хочу, – перебил его я. – Если у меня и есть какой-то талант, то он найдет свое применение в России. Качество жизни меня более чем устраивает, поэтому уезжать туда, где я никто и звать меня никак? Сомнительно, конечно.

– Ты останешься при своем, я при своем. В любом случае я еще никуда не еду, а если и уеду, то, может, не навсегда. Понял?

Я кивнул и отхлебнул новую порцию напитка.

– Откуда ты знаешь Нину? – решил я перевести тему и заодно узнать про нее больше.

– В смысле? – удивился Дима. – Это подруга Вероники, а значит, часть компании. Она еще осенью пришла к ним на прошлую квартиру, а я в это время заехал к Мише отдать ноутбук, который заказывал для него. Потом часто куда-то ходили. Я сначала думал к ней как-то подкатить, знаешь, но как-то раз к нам присоединился ее парень. Мерзкий тип. Мне чужого не надо. Кстати, она его больше и не приводила, и хорошо, он очень высокомерный. Я в бар к друзьям хожу, а не на прием к королеве.

Я вспомнил фотографию, где была отмечена Нина, а затем прошлую ночь. Хотелось сказать, что по ней и не скажешь, что девушка была занята, но я ответил:

– Да? Она вчера не упоминала его. Интересно…

– Смотрю, тебе тоже приглянулась, – подмигнул Дима. – Я не знаю, мы не виделись с апреля, а потом она укатила на море. Не похоже, что у них все гладко, она обычно спамила фотографиями с ним, а тут нет ни новых, ни старых. Так я прав, она тебе понравилась?

– Пока не понял, – обтекаемо ответил я. – Вроде нет поводов писать, а понять ее статус хочется. Не буду же я в лоб спрашивать: «Эй, у тебя кто-то есть?»

– А спросить Веронику? – предположил Дима.

– Ты единственный, кто ее так называет. Хорошо, что не при ней! – заметил я. – Через Нику не нужно, не хватало женских сплетен. Приглашу ее на неделе куда-то. Если согласится, значит, не так уж занята, а на встрече и выясню.

– Ну как знаешь, – пожал плечами Дима. – Я в этих делах не специалист.

Я согласился, потому пассия Димы сама возникла на горизонте, а точнее на одном из этажей офисного здания, где он работал, сама проявила инициативу и привела к тому, что они стали жить вместе. Мой друг не слишком сопротивлялся, из чего мы уже сделали неофициальный вывод о том, что его приворожили. Уж слишком они были разные, и слишком уж она ограждала его от других женщин.

– Я тоже, – подытожил я, вспоминая прошлый опыт. – Кстати, может, уже пройдемся до метро? Можно до Китай-города, тебе и мне по прямой, заодно развеемся.

– Давай, – кивнул Дима и попросил счет.

Безымянный остров и Варварка

Вечер встретил нас прохладным воздухом и солнцем, несмотря на то что было уже больше девяти часов. Мы подошли к углу дома, откуда пошла известная многим водка «Смирновъ». У светофора Дима вытащил сигарету и закурил.

– Как несовременно! – заметил я. – Как же электронные аналоги с их преимуществами?

– Нет, – отмахнулся он и медленно затянулся. – Ничто не заменит мне дым привычной сигареты. Что-то должно оставаться стабильным, хотя Оля считает, что мне пора завязывать.

Светофор сменил цвет на зеленый, и мы перешли на мост.

– Не хотелось бы соглашаться с ней, но она права, – отметил я и отметил новые деревья на Овчинниковой набережной. – Рад, что ты не сдаешь позиции хотя бы в этом.

– Да чем она вам так не нравится? – удивился мой друг.

Я задумался о том, что вся наша компания считала Олю очень категоричной, бескомпромиссной девушкой. Если она составляла мнение о ком-то, то оно не менялось, даже если на составление этого «портрета» у нее уходило несколько минут. Мы не нравились ей без понятных причин, поэтому мы практически никогда не видели ее в компании. При этом она не высказывала мнения о ком-то напрямую, что здорово запудривало мозги Диме.

– У нее есть два мнения, – начал я. – Ее и неправильное. Знаешь ли, с этим бывает тяжеловато.

– Любовь зла… – философски заметил мой друг и бросил бычок в Москву-реку.

– Ну ты и свинья, – возмутился я. – А потом вода цвета лужи.

– Я тебя умоляю, – закатил глаза Дима. – Капля в море прогулочных катеров и туристов. Кстати про них, мимо Зарядья пойдем? А то уже весь Балчуг прошли.

– Да, давай, – кивнул я. – Строго говоря, у этого острова нет названия.

– Вообще нет?

– Вообще. Как прорыли Водоотводный канал, чтоб наводнений не было, хотя они и были, пока шлюзы и водохранилища не построили, так и не назвали. Никому не мешает, все понимают, про что речь.

К этому моменту мы вышли на Большой Замоскворецкий мост, и перед нами предстала самая туристическая панорама из всех: башни Кремля в лучах закатного солнца, только что засиявший огнями ГУМ, новенький парк «Зарядье», Храм Христа Спасителя и Сити на горизонте.

– В каком же городе мы живем, да? Ни на что бы его не променял! – восхитился Дима, противореча своим планам уехать в Европу.

– Я тоже, – ответил я и жадно вдохнул всеми легкими июньский воздух.

– Не ври, ты чуть в Питер не укатил за бывшей. Мы тебя на год потеряли, пока ты катался туда-сюда. У нас даже был тотализатор, где ты в итоге окажешься. Миша выиграл, а мы с Никой – безнадежные романтики – проиграли.

Во мне закипела буря негодования. Тотализатор в тот момент, когда я уже жил с человеком несколько лет и ей внезапно предложили работу в Петербурге, а она еще более внезапно согласилась? Как же будущее, какие-то общие планы? Целый год я самоотверженно ездил из города в город, пытаясь не разрушить отношения, а сохранить их. Многочисленные собеседования, где то я не устраивал работодателей Северной столицы, то они меня, множественные ссоры из-за «я хочу пойти в кино с тобой, но ты не рядом» и в конце концов объявление о том, что она начала новую жизнь, в которой уже появился новый мужчина. Проще было закончить все годом ранее, но я этого не сделал, а когда вернулся к друзьям после алкогольного забытья, они приняли меня так, будто ничего не произошло. Мы практически не обсуждали мою личную жизнь. До того дня.

– Серьезно? Тотализатор? Когда моя жизнь трещала не по швам, а двум городам? – стиснул я зубы. – Очень по-дружески.

Дима понял, что это звучало так себе, поэтому решил поспешно оправдаться:

– Слушай, мы же думали, у вас все будет хорошо. Кто же знал, что она… так?

– Она знала, раз переехала и решила исполнить школьную мечту, – отрезал я. – Закрыли тему, ладно?

– Ладно, ладно, – поднял руки Дима, показывая, что он сдается. – Тем более что я заметил твой интерес к Нине. Вы планируете увидеться еще?

– Не знаю, она не писала, – попытался как можно спокойнее ответить я. – Как-то не знаю, стоит ли что-то начинать, да и с чего писать? У меня даже телефона ее нет.

– Могу поделиться номерком, – потянулся было за телефоном мой друг, но я остановил его.

– Не надо, а то подумает, что я узнавал о ней через друзей. Слишком большой интерес с моей стороны после одной встречи. С утра она на меня подписалась, а я на нее нет.

– Как знаешь, – пожал плечами Дима и стал спускаться по лестнице к Зарядью.

У меня было смешанное отношение к этому месту. Часть меня, ратовавшая за сохранение Москвы, помнила про снос Зарядья согласно Генплану реконструкции Москвы, а потом и фундамент и стилобат «восьмой сестры», мелькнувший лишь в фильме Данелии «Я шагаю по Москве». Этап со строительством гостиницы «Россия» мне не нравился всегда. Эта нелюбовь была со мной еще до рождения и передалась с кровью отца. А вот станцию метро «Замоскворецкая» я бы посмотрел, но быстро понял, что ей не бывать.

Другая часть меня помнила бесполезное здание, уродующее весь вид, и радость после окончания его демонтажа. Я внимательно следил за новостями о конкурсе на лучший проект, радовался его масштабности и международности. В конце концов американцы превратили это место в посещаемый парк и место притяжения туристов.

К такому выводу я приходил каждый раз, когда задумывался об истории места, однако тот факт, что во время строительства Зарядья опять были снесены здания настоящего Зарядья, вызывал у меня то самое непринятие, с которым я не мог примириться. И с музыкой на аллеях, пожалуй, с ней тоже.

С этими мыслями я оставался до конца нашей прогулки. Я то и дело поддакивал Диме, который не стал развивать тему с Ниной, а перешел на обсуждение планов на лето. Судя по всему, он планировал провести его в Сочи, куда мог отправиться хоть на весь год благодаря удаленному формату работы.

Уже в вагоне поезда, на Баррикадной, он снова вспомнил о Нине и сказал:

– Слушай, пригласи ты ее куда-то, в самом деле. Ты же сказал, что она подписалась. Вот и подпишись в ответ, посидите где-то. Все равно общаться будете. Она надолго в нашей компании, – подвел итог Дима и похлопал меня по плечу.

– Ладно, я подумаю, – нехотя согласился я, затем поспешно попрощался и выскользнул в открывшиеся двери.

Кровать где-то в переулках 1905 года

Я смотрел на Нину, а она на меня. Ее взгляд выражал решительность и смиренность в одно и то же время. Челка вот-вот грозила коснуться ресниц, из-за чего она часто моргала и смешно морщила нос. Экран смартфона погас, а вместе с ним и видео, на котором девушка молча смотрела в камеру, а в конце начинала смеяться.

Так продолжалось уже полчаса. Я рассматривал Нину, а она будто бы глядела на меня. Написать что-то я не решался, поэтому смотрел последний пост, снятый ее подругой-фотографом, которую она отметила со словами «Только она видит меня такой красивой». Наконец я поставил отметку «нравится» и переслал Нине видео с вопросом: «Так ты еще и модель?». Выглядело как дешевый подкат, но ничего лучше в голову не приходило.

Спустя 15 минут на экране высветилось уведомление.

«По принуждению, а не своему желанию. А что?»

Действительно, а что? Я увидел, что она печатает еще что-то, и решил подождать. Ничего.

«И почему тебя принудили?» – я решил развить тему.

Ответ не заставил себя ждать.

«Друзья должны поддерживать друзей, а Лизе нужно портфолио. Чудом смогла выглядеть прилично после ночной прогулки, а ты как?»

Отлично, интерес к беседе есть.

«Неожиданно бодро, даже увиделся с другом, ты его знаешь – Дима».

«Да, конечно. Удивительно, почему Ника с Мишей не позвали его на новоселье?»

«Зато позвали меня», – мысленно продолжил я, но написал другое: «Возможно, из-за Оли, ведь ее тоже нужно было бы позвать». Тут я понял, что они могут быть незнакомы, поэтому уточнил, знает ли она ее.

«Уверена, она бы нашла, как придраться к их новому ремонту и вообще ко всему. При этом она бы не сказала ни одного плохого слова».

«Но все бы все поняли», – тут же ответил я, удовлетворенный тем, что наше отношение к девушке Димы сходится.

Нина перестала отвечать, и я, решив, что беседа завершена, отправился в душ. Спустя двадцать минут, половину из которых я потратил на запуск стиральной машинки, я вернулся в комнату и сразу же пожалел о том, что открыл окно нараспашку. Ночи еще были прохладными, поэтому я прикрыл створку и снова лег на кровать. Пришло новое сообщение.

«Да, именно так. Кстати, а чего ты в ответ не стал подписываться?»

Вот так сразу? Я подписался, после чего решил не тянуть и спросить сразу.

«Исправил эту ужасную ошибку! Кстати, как насчет кофе на неделе?»

Вот так сразу. Без предлогов, но как-то будто бы неловко нам двоим. Нина прислала короткое сообщение со своим номером. Спустя минуту пришел и ответ.

«В среду вечером, ладно? Напиши где. Я могу после шести, и было бы классно где-то в районе Чистых прудов».

Столько условностей. Я сохранил номер и скинул адрес с сообщением: «Среда, в 19:00?». В ответ мне пришел стикер, из чего я решил, что встреча назначена.

Было уже за полночь, когда я развешивал футболки на веревках над ванной, которые я решил повесить, подчеркнув аутентичность квартиры. Точно такие же я видел у бабушки в детстве и мечтал привязать к ним колготки, чтобы стать троллейбусом. Это желание мне помог воплотить дед, а потом в таком виде меня застал папа. Он хохотал громко и долго, но подыграл мне, забравшись в ванную и изображая пассажира.

Прошло уже много лет, но я до сих пор вспоминал эту историю каждый раз, когда развешивал вещи.

– Нужно приехать к родителям в субботу, – сказал себе вслух я, поставил будильник и выключил свет.

Курский вокзал и путь на работу

Переполненный вагон остановился на Курской. Несмотря на относительно скромную отделку станции, я ее очень любил. Как всегда, интересное было скрыто в деталях.

Мало кто из жителей и гостей города подходил к небольшой фигурной золоченой решетке на путевой стене, между тем как надпись на ней гласила: «Курская Большого кольца 1945—1949». Мой отец – большой поклонник метрополитена – рассказывал, что это напоминание о проекте 1947 года, когда правительство намеревалось создать малую кольцевую, замкнув Дзержинско-Серпуховской и Калужско-Тимирязевский диаметры. Когда он говорил об этом в моем детстве, я предпочитал думать, что это не табличка, а дверь, ведущая если не в Шир, то хотя бы в Нарнию.

Светлый мрамор стен был привезен из села Коелга, а освещался копиями торшеров, некогда выполненных из хрустального стекла. Их восстановили в 2009-м, как и скандальную надпись: «За родину за Сталина» (про пунктуацию руководство метро подзабыло). Строчку из гимна про верность народу и труд тоже вернули, как оборону Сталинграда. Последнее вызывало у меня смешанные чувства, потому что долгое время на месте сбитых букв был Волгоград, а возвращенное название уж очень выделялось по объему.

С недовольством москвичей я был не согласен, потому что отлично помнил историю и смысл станции. Вестибюль, он же зал «Солнца Победы», не мог существовать без этих деталей.

Все это, разумеется, не замечалось ни жителями города, ни пригорода, ежедневно приезжающими на платформы Курского вокзала, мимо которого я бодро шел, боясь опоздать на работу. У стеклянного фасада то и дело путались местные «ударники», уже с утра зарабатывающие на очередную чекушку. Интересно, были ли среди них потомки тех, кто приходил на старый вокзал, поглощенный этим советским зданием?

Якобы старомодные башенки были закрыты стеклом в начале 70-х, а «архитектура зала отличалась простотой и выразительностью, с чуждым ей ‘’украшательством’’». К счастью, вместе со строительством новых терминалов вокзалу решили вернуть первоначальный вид, пусть и не полностью, но хотя бы внутри.

Еще одним противоречием в моей душе был строящийся дом «Чкалов». Я скрупулезно изучал проект и никак не мог представить, как он впишется в город. Хотя когда-то москвичи не могли представить небоскребы, но прошло несколько лет – и все стали привыкать или делать вид, что все в порядке.

Вечно мокрый Троицкий тоннель не скрашивали даже граффити энтузиастов, но после него Басманный район показывал одну из своих лучших сторон – Сыромятники.

Прошло уже три столетия, а название, возникшее из-за Сыромятнической конюшенной слободы, не менялось даже с приходом промышленников.

Я шел по узкому тротуару мимо усадьбы Волконской, живописно расписанной современными уличными «художниками». Из всей галереи мне нравилась только надпись «Рисуй», над которой явно постарались. Год за годом стены становились все больше похожи на стены старого лифта. Я остановился, чтобы сделать фото тимпана портика главного дома, до сих пор хранившего вензель купца Даниельсона и его сына. Интересной, по моему мнению, деталью района я решил поделиться после обеда.

В тот момент в меня врезался долговязый подросток в наушниках, которого я не заметил, так как у самого в ушах играли треки Depeche Mode, возникшие в памяти после ночи в «Аквариуме». Из-за ремонта тротуара справа весь поток людей переместился на оставшуюся часть улицы, из-за чего на ней всегда было будто бы многолюдно.

Еще один неприметный, но важный для истории города дом остался позади меня. Фаланстер должен был быть пятиугольным, созданным из трех домов. Получилось два, которые еще и объединили аркой, резко выделяющейся балконами с балясинами. Один корпус с «двушками» был семейным, поэтому архитекторы подарили жильцам собственные кухни и санузлы. Два других здания такими роскошествами не отличались, подразумевая, что холостякам хватило бы и общих удобств. Фонтан посередине давно исчез, а на его месте вырос куст сирени, а квартиры обзавелись своими кухнями и ванными.

Пока я раздумывал над тем, кто ходит в старый продуктовый на первом этаже, кто живет в том доме и как у них обстоят дела с проводкой, я уже подошел к офису, где вот-вот должна была начаться очередная рабочая неделя.

Кварталы Пресни

К вечеру распогодилось, несмотря на обещанную грозу. Я шел от Белорусской в сторону дома, когда позвонила мама.

– Алло, – начал разговор я, ударив дважды по наушнику. – Я как раз хотел тебе сегодня позвонить. Как твои дела?

– Привет, дорогой, – услышал я ласковый голос. – Это я у тебя хотела спросить. Ты так редко звонишь!

Она была права, последний раз я звонил в конце мая, а на календаре уже было седьмое июня.

– Да замотался, прости. Работы много, бюро хочет взять новый проект. Больше недели готовим коммерческое предложение, ищем субподрядчиков, считаем, – начал я оправдательную речь.

– Мы думали, ты опять уехал в Петербург к этой, – нарочито подчеркнула последнее слово мать.

Я как раз проходил мимо «Азбуки вкуса», где «эта» любила покупать десерты, особенно макароны. С тех пор я именно этот магазин очень невзлюбил. Затем я вспомнил Нину и другой магазин этой сети.

– Мам, ты опять? – я начал закипать. – Сколько раз просил закончить эту тему?

Тут уже она начала оправдываться:

– Сынок, ну чего ты злишься на маму? Просто ты так часто пропадал весь год, каждая поездка была в один конец. Если ты весь в работе, то я очень рада, ты же ее так любишь! Мне главное, чтобы ты был счастлив!

– Ладно. Как там отец?

– Да как, как… В работе, что еще он может делать? Не вижу его совсем, как и всю нашу жизнь, – начала старую песню мать. – Ему пациенты важнее семьи! Иногда мне кажется, что случись что со мной, он даже не заметит, пока я к нему на прием не приду!

Я засмеялся, потому что мы оба знали, что это не так.

– Вспомни, как он меня залечивал в детстве. Я болел редко, но зато со всеми осложнениями.

– Это точно, – согласилась мать. – Помню, как у тебя была такая температура, которая ничем не сбивалась. Ты уже бредил, все время говорил мне про каких-то жучков, которые к тебе приходят.

– Я не бредил, ты же знаешь, – возразил я.

– Да знаю я. Это тараканы от Татаренковых к нам прибежали, я с ними год боролась, пока твоя бабушка рецепт не подсказала. Кстати, ты же в таком старом доме живешь, у тебя их нет? Если есть, ты скажи, у меня где-то рецепт записан, я тебе продиктую.

Я вздохнул так громко, что на меня обернулась бабушка, стоящая рядом на перекрестке, а затем сочувственно покачала головой. Видно решила, что у меня случилось большое горе. Я решил ей подмигнуть.

– Нет, мам, никаких тараканов нет, спасибо! Если у тебя есть средство от надоедливых соседей, то воспользуюсь.

– А что они? – удивилась она.

– Считают, что я всемогущ и могу решить любые вопросы, – не стал вдаваться в подробности я, потому что знал, что мама начнет искать, а хуже всего – предлагать решение.

– Кстати, ты знал, что Татаренковы съехали? Решили перебраться за город, разменяли свою «трешку» и уехали в Ватутинки, кажется.

– Ты же знаешь, что это несколько лет как Москва, да? У них в 2023 году метро откроется.

Я повернул на Средний Тишинский переулок и продолжил:

– Ты же смотришь новости каждое утро, и ты же учитель, должна же ты знать географию своего города.

Мама была не согласна:

– Я знаю географию города, в котором выросла, – отрезала она. – Сейчас Москва в два раза больше, не могу же я все населенные пункты помнить.

Тут она лукавила, ведь город рос уже не впервые. Все было вопросом времени.

– Я это к тому, что ты сможешь ездить к своей подруге Свете, когда там метро будет, – объяснял я. – Вы в выходные на дачу поедете? Я бы к вам заехал.

– Конечно поедем, приезжай! – обрадовалась мама. – Я огурчиков сделаю, как ты любишь, заодно отцу поможешь, нам нужно теплицу отремонтировать.

– Посмотрим, – замялся я, потому что тратить выходной на физический труд не слишком-то хотелось. – Так, я уже пришел домой, привет папе передавай.

– Будем тебя ждать! Пока-пока, – ответила мне мама и отключилась.

Я неспешно вышел на Малую Грузинскую, где купил курицу с макаронами. За что я был отдельно благодарен отцу, так это за то, что он научил меня готовить не только яичницу, но и более сложные блюда. Их было не так много, но они часто спасали от лишних трат на доставку. Пусть мама и сетовала на занятость мужа, но он всегда находил время на семью и учил меня, что она должна быть на первом месте. Вечерами, когда его жена корпела над тетрадями нерадивых школьников, он запекал курицу, делал гарниры и даже варил борщ. Все это он делал с легкостью и какими-то историями из жизни, которые я обожал.

С годами он не просто рассказывал что-то, но и давал мне поручения: «Почисть картошку, нарежь морковь». Так я стал включаться в процесс готовки, но любил его гораздо меньше, чем мой отец.

– Если бы я не был врачом, я был бы поваром, – гордо говорил он по воскресеньям и ставил на стол шарлотку.

Не сказать, что мама готовила меньше, скорее наоборот. Она самозабвенно занималась закрутками, заморозкой и приготовлением всех трех приемов пищи для ее любимых мужчин. Так как один из них любил ее не меньше, он часто помогал ей в этом, чем вызывал зависть ее подруг, в том числе и Татаренковой. Тетя Люда, как я называл ее в детстве, заходила к нам на неделе и часами болтала с мамой, жалуясь на мужа-лентяя и детей-оболтусов. Я ее визиты не любил, потому что она была обладательницей громкого и неприятного голоса.

Моя мама же, напротив, была мягкой и доброй, поэтому участливо слушала ее, хоть и знала, что подруга преувеличивает.

– Вон какой жених растет, – говорила тетя Люда, показывая на меня, когда я заглядывал на кухню. – Катя моя тоже растет, подружитесь, может.

На тот момент мне было уже где-то 14, на носу то и дело выскакивал очередной прыщ, а волосы никак не могли лежать нормально после стрижки в самой дешевой парикмахерской у дома. Я часто сутулился, а подобные фразы заставляли меня сгорбиться еще сильнее. Я бормотал под нос что-то нечленораздельное и стремился уйти поскорее от сватовства с ее дочерью, которая едва ли перестала играть в куклы. Позже она даже нравилась Диме, но у нас был период увлечения роком, поэтому ему не удалось произвести на нее впечатления своим стилем и интересами.

Разменивать квартиру Татаренковы планировали давно, потому что та самая Катя вышла замуж и они вместе с мужем и сыном жили с ее родителями.

В очередной раз порадовавшись тому, что я живу один, я огляделся по сторонам, убедился, что на горизонте нет Инны Георгиевны, и зашел домой.

Кривоколенный переулок

Ровно в семь вечера на стуле напротив меня появилась вездесущая холщовая сумка. В этот раз она была переполнена книгами, тетрадями и кистями. О последних я тут же и спросил:

– Ты еще и рисуешь?

Нина переложила свои пожитки на деревянный подоконник дома XVII века. Мы сидели в модном ресторанчике «Ладо», где я чудом забронировал стол у окна. Небо было пасмурным и тяжелым, как будто бы намечался дождь, но теплый воздух спешил обнадежить жителей столицы.

– Немного, – сказала она и села за стол. – Два года назад подруга подарила мне на день рождения уроки рисования. Когда я их закончила, то поняла, что хочу продолжать. С тех пор рисую и дарю, а потом снова рисую.

– А почему не продаешь? И когда у тебя день рождения? – спросил я и жестом попросил официантку принести нам меню. Девушка не заметила меня и ушла в другой конец зала.

– Я не так тщеславна, – патетично ответила начинающая художница. – На самом деле таланта нет. Кстати, я как раз хотела зайти в это местечко. А день рождения скоро будет, 21 июня, а у тебя?

– У меня тоже скоро, 17 сентября. Рад, что угадал с местом, – улыбнулся я, продолжая высматривать официантку, потому что безумно хотел есть.

Наконец она подошла к нам, и я остановил ее рукой.

– Подождите, я закажу сразу! – выпалил я и быстро пробежал глазами по меню. – Мне стейк трай-тип, жареный картофель и коктейль № 9.

Девушка записала мой заказ и обратилась к Нине:

– А вам?

– Я еще не решила, подойдите минут через пять, пожалуйста, – задумчиво протянула моя спутница, даже не взглянув на официантку. Она бормотала под нос строчки из меню и выбирала блюда так, будто это был вопрос жизни и смерти.

Она подперла правой рукой щеку, и я заметил на тыльной стороне голубую краску. На левой руке были чуть большеватые в ремне часы, закрывавшие небольшой шрам. Волосы она забрала в небрежное нечто, что обнажило ее длинную шею, на которой висела тонкая цепочка с камнем в самой ложбинке. Несмотря на теплый вечер, Нина была одета в кофту с длинным рукавом и джинсовый сарафан. Ноги оставались голыми, и одна была закинута на другую, из-за чего я заметил ярко-красные кеды, завязанные вокруг щиколотки. Ее можно было легко принять за студентку, но разглядеть в ней преподавателя было сложно.

Наконец она определилась.

– Простите, – помахала она рукой официантке. – Мне, пожалуйста, равиоли с рикоттой и трюфелем, френч-тост со взбитым сгущенным молоком и, раз уж мой спутник пьет, – обратилась она ко мне с широкой улыбкой, – я буду белое из Австрии.

Когда с заказом было покончено, мы могли начать разговор.

– И как ты планируешь отметить день рождения? – спросил я.

– Пока не знаю, – задумалась Нина. – А что ты посоветуешь?

– Смотря что ты хочешь, – улыбнулся я.

– Вообще, я бы его отметила с мамой, но это невозможно. Не спрашивай, – пресекла она мой логичный вопрос. – С ней все в порядке. Просто невозможно. Пожалуй, я бы собралась с друзьями и отлично повеселилась.

– Бар или ресторан? – предположил я.

– Бар, однозначно бар. Точнее не так, – улыбнулась Нина и закрыла глаза. – Это серия баров. Такое паломничество в ночи, где конечная цель – бесконечное веселье. Будешь конфетку?

– Что? – опешил я от внезапного вопроса.

– Просто ты так быстро сделал заказ, что я решила, что ты страшно голоден, поэтому вот, – при этом Нина копалась в своей сумке и добыла из ее недр конфету в розовой обертке.

Я развернул ее и прочитал:

– «Мечта». Забавно, у меня такие бабушка любила, я давно таких не видел. Спасибо, – поблагодарил я и засунул конфету за щеку.

– Я их не то чтобы люблю, но знаешь, приятно носить с собой мечты, – хихикнула Нина и развернула вторую конфету. – Надеюсь, у них можно со своей едой.

Я огляделся по сторонам и уверенно заявил:

– С такой можно.

– Отлично, а то не хотелось бы так быстро покинуть такое прелестное место, – улыбнулась Нина и оглянулась вокруг, но я при этом поморщился. – Что-то не так?

– Отреставрировано так себе, но здание сохранено – и на том спасибо, – вздохнул я, вспомнив обмазанные штукатуркой фасады. – Знаешь, что самое страшное? Кто-то, да и теперь мы и не узнаем кто, залил подвалы здания бетоном.

– А что в этом страшного? – брови Нины поднялись.

Я даже как-то разочаровался от такого вопроса, но, в конце концов, она ничего не знала про дом, в котором находится, поэтому я продолжил:

– Это же не просто дом, а палаты XVIII века! Если внимательно посмотреть на карнизы и оконные проемы, как раз возле которого мы и сидим, только уже более нового, то становится ясно, что здание просто… «Мечта». В любом случае я рад, что о нем позаботились, ведь могли и снести.

– Ты точно не экскурсовод? – прищурилась Нина и облокотилась на столешницу. – Мне нужно заплатить за эту лекцию?

– Точно, – заверил ее я, хотя перспектива рассказа об улицах Москвы меня радовала.

– Ну а кто ты? – спросила она.