Loe raamatut: «Лина»
Дисклеймер: автор произведения не призывает к совершению любых видов насилия, употреблению психотропных веществ и другим антиобщественным деяниям. Все события и персонажи являются вымышленными, любые совпадения случайны. Данное произведение рекомендуется к прочтению лицам старше 16 лет.
Тошнотворный запах жареной рыбы. Холодный осенний ветер из разбитого окна. Сантиметровый слой пыли и грязи на когда-то зеленых стенах. Мигающая лампа накаливания. Опаленный звонок рядом с дверью, обитой драной кожей. Протяжный трескучий звонок. Шаги за дверью. Открывающийся английский замок.
Лина вошла в квартиру. Мама в леопардовом халате уже убежала на кухню, где что-то шипело и скворчало.
– Опять без ключей ходишь? – громко сказала она хриплым голосом.
– Ты же сама сказала, что будешь дома… – робко ответила Лина, снимая старую куртку.
– Ты чего там бормочешь?
– Ничего, – громче сказала Лина и пошла в комнату.
Она включила желтый свет, кинула рюкзак на пол, сняла уличную одежду и переоделась в домашнюю, которая стала ей мала еще года два назад. Лина села за стол, и взгляд ее упал на отражение в зеркале. Оттуда на нее смотрела бледная девочка с легкими мешками под глазами, видными из-за прямоугольных очков, и узкими обветренными губами. Тонкие волосы непонятного цвета были собраны в неаккуратный хвост на затылке. Лина нахмурилась, быстро отвернула зеркало и потянулась за учебниками.
– Иди есть! – донеслось из соседней комнаты.
Лина медленно поднялась с деревянного стула и пошла к столу. В другой комнате горел такой же желтый свет. Со стороны маленького телевизора слышны были песни Аллы Пугачевой, перекрываемые неприятным свистом. Девочка села в кресло перед низким столом, над которым нужно было согнуться в три погибели, чтобы поесть. На нем стояла тарелка, наполненная желтым, плохо протертым картофельным пюре и двумя подгорелыми котлетами. «Продам моторную лодку. Цена по договоренности. Рассматривается обмен на удочки» – гласила надпись на экране телевизора.
Лина около минуты держала вилку с куском котлеты перед лицом и смотрела в одну точку. Из транса ее вывела мама, которая уже закончила уборку на кухне и вошла в зал. Она в коричневых тапочках прошлепала к дивану и села напротив девочки.
– Ты чего опять такая недовольная?
– Я довольная, – ответила девочка, улыбнулась одними губами и захрустела твердым куском картошки, изо всех сил стараясь не морщиться.
Мама вздохнула и уставилась на экран телевизора. Теперь там продавали удочки.
– Что там в школе? – немного неловко спросила она через пару минут, кутаясь в халат.
– Ничего. Пока без троек.
Помолчали.
– Ну а что еще расскажешь? Ты же, наверное, хочешь что-нибудь рассказать? Что там на твоем этом… кружке?
– На рисовании? Тоже нормально. Мне нравится, – Лина немного помолчала. – Только у всех синтетические кисти, а у меня щетина. Не очень удобно. Учительница сказала купить.
– Ага, щас мы еще деньги на синтаксические кисти будем тратить! Мы тебе и так сапоги купили новые, на осень и на зиму. А папка-то твой вообще о тебе не думает! Вон уже девятый час, а его все нету!
Лина снова опустила глаза в тарелку. Она набрала очередной кусок картошки на вилку, но не донесла до рта: он упал на ковер. Мама ахнула.
– Да что ж такое! Как дите малое! – она вскочила с дивана и побежала за тряпкой.
Лина ела молча. Запихнув последний кусок в рот, она поблагодарила маму и пошла в комнату. Нужно было приниматься за уроки. Она решила начать с самого сложного – с математики. Лина положила учебник перед собой и несколько раз прочитала: «Алгебра. 8 класс». Нашла нужную страницу, достала зеленую тетрадь и ручку и принялась за работу. Множества… Что такое это множество? Зачем оно? Пересечением множеств называют такое множество, которое состоит из всех общих элементов исходных множеств. И что? И чем это отличается от объединения? Лина не понимала. Она не понимала не только эту тему, но и математику в принципе. И не только математику. Учительница ее ненавидит, она не поставит ей ничего выше тройки, даже если она решит все примеры из всех существующих учебников математики. Лина посидела над первым номером, посидела над вторым, но так ничего и не поняла, и перешла к русскому языку. Здесь все было куда проще. Она переписала текст и перешла к заданиям, уже научившись игнорировать истеричные голоса актеров из сериала, как вдруг послышались звуки со стороны прихожей, как будто кто-то старался попасть ключом в замочную скважину, но никак не получалось. Мама вскочила с дивана и быстрыми шагами направилась к двери. Замок щелкнул, и скрипучая дверь открылась.
– Здра-авству-уй, – сказал искаженный папин голос. Лина нахмурилась. Она знала, что сейчас ей лучше не попадаться на глаза, хотя с папой увидеться хотелось.
– Вы посмотрите на него! Ну надо же, нарисовался, хрен сотрешь! Ты где шлялся, тварь пьяная, а?
– Ну чего ты, чего-о… Ну выпили немножечко с мужика-ами, совсем чу…
– Я тебе сейчас дам «немножечко»! Слышишь? Я тебе сейчас дам!
Послышались глухие удары. Лина испугалась, хотя она давно уже должна была привыкнуть к таким сценам. Она тихонечко встала со стула и бесшумно закрыла дверь. Попробовала продолжить с уроками, но не получалось. Она хотела включить музыку в наушниках, чтобы не слышать криков из-за стены, но вспомнила, что оставила телефон в прихожей. Кое-как дописала русский, пролистала параграф по истории. Намазала сухие руки морковным кремом, сняла очки, выключила свет и легла в кровать. «Ты вообще в курсе, сколько лет твоей дочери? Ты вообще помнишь, что она у тебя есть, скотина?!»
Лина заплакала.
Трезвонит противный будильник. Семь утра. Холодная вода над старой чугунной ванной с ржавыми подтеками. Каша на воде. Испитый пакетик чая. Мама, закрывающая синяк на лице. Вчерашняя одежда. Тяжелый портфель. Холодный ветер в лицо.
