Loe raamatut: «Печать живого Бога: благая весть o пробуждении»

 
Пока вдыхал,
Мне показалось,
Что жизнь в потребности –
И все хватал,
А оказалось,
Что на вдохе надо
Всего-то выдохнуть в себя;
Потом вздыхал:
Мне показалось,
Что жизнь в сочувствии –
Всем сострадал,
А оказалось,
Что на вздохе надо
Всего-то выдохнуть в себя.
 
 
Не ошибусь, если скажу:
Не знаю, что такое жизнь –
Живу, ее не ощущая,
Не сознавая, что живу.
 
 
Вдох – выдох,
На выдохе – вздох:
И не узнал бы,
Если б не сдох.
 
 
Что говорить?
Я сокрушен, подавлен…
Могло случиться так
Лишь с добрым в мире злом.
В небытии – неправда.
Меня же утешает, что доброта в добре;
Добро не исчезает:
Оно всегда, везде – в сорадости,
Оно в живых живет.
Сорадуйтесь друг другу, а беда
То к одному приходит,
То к другому:
Мы все невинно виноваты в том.
 
 
Два вкуса у плода – Сорадость и беда,
Один искус – Соединенье вкусов;
Два вкуса у вина – Невинность и вина,
Один искус – Сочувствовать:
И слушать и смотреть,
Чтоб смертью умереть.
 
 
Просить простить? – неправильно:
Нельзя соединить
Созвучьем слов неправедных
Разорванную нить
И для прощенья времени
Всегда недостает,
Лишь умерев безвременно,
Приоткрываем вход
 
 
В прощение.
– Папа, миленький, прости,
Больше не буду…а-а-га-ди-на, чтоб сдох!
Он умер – всех простил
И я прощенье принял Один из пятерых:
Прощение – крещением,
Крещение – отмщением,
Отмщенье – бытием;
От входа и до выхода,
От выдоха до вдоха
Вздохнуть не позабыл.
 
 
Не стало мамы. Невзначай,
Как будто по ошибке,
Разъединились мы.
Она ушла внезапно:
Не посмотрели мы глаза в глаза,
Не обнялись взаимно,
Сердцами мы друг друга не согрели.
Теперь разделена она в объятьях мрака:
Тело, родившее меня, в земле постылой стынет, Душа? – не знаю где,
Пока, быть может, рядом? Застыла кровь во мне,
Когда дыханье смерти я в маме ощутил –
Не действую, не чувствую, не мыслю.
А каково же ей?
Я виноват, я знаю:
Много забот и огорчений я маме причинил –
Ее тепла чуждался, прикосновений ее я избегал.
И поделом тебе – она ушла не глядя.
 
 
В последний миг я взор ее искал.
Я весь прижался к ней,
Как в детстве прижимала она меня к себе,
Но ничего в глазах я не увидел,
Кроме печати смерти.
Как глубоко я заглянул тогда!
Ее дыханье и движенье сердца с моими не совпали,
Пальцы холодели в руках;
Я ощущал хлад разделенья,
Прижавшись к ней лицом,
Как некогда
К Тебе
Иуда прижимался. Виновен я.
Иисусе, я сокрушен собой! Я изучал науку жизни,
Рак врачевал и красовался знанием –
Что знаю я о жизни?
Я в маме наблюдал борьбу, за что – не знаю,
Но знаю точно, – это были роды.
Пятерых нас родила она и роды ей привычны.
В молчании родила она саму себя.
Я не нарушил ее молчанья ложною мольбой:
С достоинством жила, достойно умерла,
С достоинством предстала пред Тобой.
Иисусе! и в первом, и в последнем
Ты живешь: Оживший в первом – мертвом,
В последнем умершем – живой.
Хочу, чтоб там, где я, она была со мной,
А я – с Тобой.
Ты знаешь – я с Тобой хочу.
Я виноват пред ней и пред Тобою тоже;
Я крестный человек:
 
 
Твоей любовью и собой вину я искуплю.
 
 
Проходом в вечность послужил
Не преизбыток веры,
А недостаточности миг
Невольно суеверный.
 
 
Я с детства ощущал себя Двухсоставным –
Не слитным, нераздельным,
И внутренним, и внешним.
Лет этак с лишним в тридцать пять
Я стал молитву повторять:
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, Помилуй меня, грешного.
 
 
Сначала мотыльком она порхала рядом –
Отлетала и возвращалась снова.
Ее лелеял я, боясь спугнуть,
Стремясь в нее проникнуть.
Она сама в меня проникла
И закружила во мне,
Нашла то место, где обычно Бывает свет во тьме,
И там осталась;
То место – средоточие мое,
Она там трепетала на острие;
Я созерцал ее мерцанье.
 
 
Однажды перед ней открылся вход,
Она туда порхнула –
Я устремился вслед
И очутился
 
 
В таинственной среде
С престолом в центре.
Огней круговорот,
А на престоле пламя,
Свет его не яркий –
Темнота огни все окружала;
Молитва над огнями трепетала.
 
 
Я у престола встал с закрытыми глазами,
Как будто знал:
Откроются они – и путь мой оборвется,
И я останусь здесь – среди огней,
Одним из них я стану.
Я не открыл глаза –
Мои глазницы пустыми оказались.
 
 
Я видел изнутри движение спирали
Из родовых огней,
В огне престольном вмиг соединился с ней
И очутился во чреве материнском,
В осадок пал:
«Осанна в вышних» – осажденный храм;
Там у престола света
Поставлен был среди святых,
Как пожилой среди младых.
 
 
Я видел изнутри движение спирали
Из общности святых,
Я с ней соединился вмиг
И очутился в кромешной тьме;
В ней растворился я совсем,
Но не исчез – ведь не исчезла же молитва! –
Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,
 
 
Помилуй меня, грешного.
 
 
Она одна звучит во тьме
Непостижимо, непрестанно, вечно;
Я с ней соединился
И оказался снова на земле.
 
 
Я на земле,
Вернее, меня здесь больше –
Я везде, где был.
Я стал иным:
Во мне сияет свет;
Я с ним,
Но я не свят:
Мой внешний человек со мной,
Я им объят.
 
 
Я – человек;
Он – крест мой навсегда:
В нем умирать и воскресать всегда –
Вести его к престолу света.
 
 
Я – крестный человек,
И крест мой – плоть моя,
Ее влеку к престолу света.
 
 
Я – плотский человек,
Но следом за молитвой
В престол мне предстоит Нечаянно попасть;
Я устремился к свету,
И светоносный диск Все более отчетливо
 
 
В себе стал различать;
Он оказался входом
В туннельную спираль
Из множества сверкающих событий;
В конце спирали тьма раскрыла пасть…
 
 
Блаженно неведение,
Нечаянно падение:
Я оказался заточен во тьме,
На плоские невидимые грани натыкался,
Когда в отчаянии метался в ней;
Там я содержался,
Пока не осознал – где я, что – я.
 
 
Во гробе я,
И в нем я раньше не был,
Я возле был него, теперь же я в престоле.
Я – эго, я – в законе
И плоть моя – скрижали его,
Во гробе мы – внутри престола.
 
 
Я это осознал:
Разъединились грани,
Рассыпались скрижали в прах –
И я исчез во тьме,
Но мысль моя в молитве не исчезла – Господи Иисусе Христе, Сыне Божий,
Помилуй меня, грешного.
 
 
Я видел изнутри движенье мрака:
Его спирали закружили в центре тьмы,
Соединились в нечто.
Издалека я наблюдал за чудом –
 
 
Из него полезло что-то,
Как вскисающее тесто,
И стало собираться в огромный шар;
Он освещался внутренним сияньем.
Не было желания
К нему приблизиться,
Тем более, войти в него.
Но я стал приближаться к шару,
Внутрь стал проникать.
 
 
И вот что оказалось:
Это были сферы,
Их было множество,
И в каждой жизнь была;
Издалека они казались шаром.