Часть 1
1
Лиха беда – начать с начала,
Но не составит мне труда
Содрать из сказочных анналов
Два слова, тасканных немало.
Итак, начнём. Жила-была…
Жила-была в деревне русской,
На благодатной стороне,
Уже не помню точно где,
Семья Ильи. Жила негусто.
С утра до позднего заката
Отец и мать, впряжась в соху,
Тихонечко ругаясь матом,
Кляли проклятую судьбу.
Их сын, Илья, мужик в расцвете,
Днём из избы не выходил,
И в окружении кадил,
Сидел, как пень, на табурете.
Бедою сердце донимал:
Уж тридцать лет хуй не вставал…
Собою ладен, крепок силой,
С тоской глядел порой в окно
Как бегает со смехом мимо,
Виляя ляжками игриво,
Стадами местное блядво.
В который раз по ним вздыхал
И член рукой без толку мял.
Куда там выйти на гулянье!
Да и не звал его никто.
Когда не долбит долото,
Кому он нужен на свиданье!
С трудом снося такой позор,
Он лишь у окон вёл дозор.
А вечером, хлебнувши браги,
Набравшись, наконец, отваги,
Тайком он крался со двора
И где-то шастал до утра.
Скажу тебе, читатель, прямо:
Прокравшись тихо в ближний лес,
Великовозрастный балбес
В кустах сидел и ждал упрямо,
Когда ж кого-то из подруг
Сюда потрахать приведут.
И жадно, чуть дыша, смотрел,
Как совершался беспредел.
Потом не спал, вздыхал на лавке,
В который раз рукою в плавки
Залазил… Член лежал спокойно,
Размеры соблюдя достойно.
И, потерявши интерес,
На жизни он поставил крест.
На том бы кончился рассказ,
И мы расстались бы сейчас.
Но, видно, есть на свете Бог,
И случай вдруг Илье помог.
2
Однажды хмуро, как всегда,
Сидел Илюша у окна,
Весь погружён в свои печали…
Тут в дверь тихонько постучали.
Илья открыл – и обомлел.
Вот он, мечтаний всех предел!
В избу вошла краса-девица,
И, попросив попить водицы,
Устало стёрла пот с чела,
И у порога замерла.
Илья дрожащею рукою
Ей ковшик подаёт с водою,
А сам глазами девку жрёт,
И мысли чёрные ведёт.
И так и сяк её поставит,
То к косяку дверей приставит,
То в лавку головой упрёт,
То хуй ей за щеку суёт.
И понял вдруг Илья-мудрец,
Что в бабу втюрился вконец.
«Кто ты, красавица, откуда?
Русоволоса, полногруда… —
С тоской подумалось Илье. —
Эх, засандалить бы тебе!»
Но, вспомнив про свою беду,
Он опустил глаза долу,
Вздохнул и снова загрустил.
Девица же, воды попив,
Румянцем сразу залилась,
Повеселев, подобралась,
И улыбнулась так игриво,
Так ослепительно красиво,
Что наш Илья решил себе
Закончить жизнь свою в петле.
Но тут не грех остановиться,
И хоть немного объясниться,
Чтоб ты, читатель, не подумал,
Что я Илью сгубить удумал.
Была девица та колдуньей,
Жила одна в глухом лесу.
Чтоб сохранить свою красу,
Купалась тайно в полнолунье
В укромном месте на пруду,
И берегла свою пизду.
Жизнь в одиночестве скучна!
И вскоре поняла она,
Чего ей так недоставало.
Но, подвернув кому попало,
Простить бы не смогла себе.
И тут узнала об Илье.
Подробно справки навела,
Досье тихонько собрала,
Илью по папкам разложила,
Над ними колдовала ночь,
И утром всё-таки решила,
Что можно им двоим помочь.
Ему – поднять упавший хрен,
Чтоб не висел ниже колен,
А ей – познать мужскую страсть
И в бездну удовольствий пасть.
И с тем отправилась в село,
Куда нас с вами занесло.
Ну что ж, продолжим наш рассказ.
Как там дела идут у нас?
Застыл как вкопанный Илья,
Не соображая ни хуя.
– Чего, Илюша, нос повесил?
Чего, милок, ты так невесел? —
Пропела ласково ему.
– Уж не садишься ли в тюрьму?
– Тюрьма – хуйня! – он ей ответил.
– Беда похуже у меня.
Тут, блядь, такое, что на свете
Несчастней всех, наверно, я…
– Ну, полно! Знаю твое горе.
И помогу тебе я вскоре.
И ковшик, что стоял у лавки,
Опять наполнила водой.
Из декольте достав две травки
И закрепив их на булавке,
Варить поставила настой.
Дрожали оба в ожиданье.
Илья – не веря в жизни фарт,
А баба – чувствуя азарт,
Шептала тихо заклинанья…
– Ну вот, Илья, питьё готово!
Илюша, не сказав ни слова,
Весь ковшик мигом притоптал,
А травку, обсосав, сжевал.
Пошёл по жилам кипяток,
К хую погнав крови приток!
И вдруг почувствовал Илья,
Как поднимается мотня,
Штаны трещат, холстина рвется…
Колдунья радостно смеётся!
И с удивленьем между ног
Увидел он могучий рог,
Который целился как раз
Прекрасной деве между глаз.
Вот это да! Такого хуя
Земля не видела давно.
Залупу вывали любую,
Все по сравненью с ним – говно!
А девица, от счастья взвыв,
Илью на спину повалив,
Рубаху споднюю задрала,
И над колом торчащим встала.
Примерившись пиздой, с размаху,
Решительно вскочила на хуй.
Тихонько вскрикнула сперва,
От первой боли замерла,
Хотела встать – не тут-то было!
Илья вцепился что есть силы,
И засадил ей до конца —
Аж побелела вся с лица.
Илья, дорвавшись до пизды,
Понятно, не бросал узды!
И баба, попривыкнув к хую,
Закрыв глаза, вздохнула сладко,
Внутри себя его смакуя,
Пошла размашисто вприсядку.
Илья же снизу поддавал
И лапами ей сиськи мял…
Через минуту оба взвыли
И с наслаждением приплыли.
Илья ей полный бак налил,
Всё, что за тридцать лет скопил!
Взопрели оба, точно в мыле.
Забив вдвоём победный гол,
Они объятья расцепили,
Ночной горшок Ильи разбили,
И грузно рухнули на пол…
…Илья не сразу оклемался.
Открыл глаза, лапнул рукой.
Уж не приснилось, испугался?
Потрогал член могучий свой…
А рядом баба еле дышит
И, словно печка, жаром пышет!
К ней проявивши интерес,
Он снова на неё полез…
Да… Мало ей не показалось —
Теперь с Илюшей не балуй!
И как бедняжка ни старалась,
Не падал богатырский хуй!
И вскоре поняла она,
Что помереть обречена.
«Сама себя поймала в сети!
Меня он точно заебёт.
Иль захлебнусь я при минете,
Иль жопу в клочья разорвёт,
И мне пиздец придёт во цвете, —
Мелькнуло у неё в мозгу, —
Коль я сейчас же не сбегу!»
Девица так себе решила
И собираться поспешила,
Пока Илья решил вздремнуть,
А после снова девке вдуть.
С трудом передвигая ноги,
Она помчалась по дороге,
Клянясь не покидать свой лес,
И больше – никаких чудес!
Илья часок-другой поспал.
Проснулся. Член мгновенно встал.
Пустую избу оглядел,
Смекнув, что больше не у дел,
Вздохнул и выглянул в окно —
Опять тусуется блядво!
«Ага, – решил себе Илья, —
Сейчас из дому выйду я.
Довольно шастать по кустам!
Уж я просраться всем вам дам…»
Сменил нательную рубаху,
Надел парадные портки,
Глотнул стакан единым махом
И грохнул об пол на куски.
Ну, Русь, готовься, жопу мыль —
Родился новый богатырь!
3
Что ж, мой читатель, так бывает:
Кого Судьба бедою мает,
Кто натерпелся столько лет,
Кому не мил уж белый свет,
Она или совсем погубит
И головой в говно засунет,
Или со смехом вознесёт
На самый верх своих высот.
Илюше, право, повезло!
Старухам-сплетницам назло
Судьба его вдруг приласкала,
Позволив жизнь начать сначала…
Илья, свой опыт тренируя,
Пыхтел, не покладая хуя.
В деревне всех переебал
И вскорости азарт пропал.
Всё чаще стал смотреть Илья,
Взобравшись на гору крутую,
Доверив взор компасу-хую,
За лес, на дальние края.
Его влекла к себе столица,
Как пышнотелая девица.
И часто он отца просил,
Чтоб Киев глянуть отпустил.
И так в конце концов достал,
Что тот свое согласье дал.
Благословили на дорогу,
Собрали узелок с едой,
Всплакнули всей семьей немного,
Потом шли долго за Ильей
И за селом остановились,
Расцеловались и простились.
Пошёл Илья, без мук сомнений
Искать на жопу приключений.
Ах, эти русские дороги!
Сейчас иль триста лет назад,
По ним шагали наши ноги,
Снося и грязь, и снегопад.
Нигде таких дорог не сыщешь.
Тут ям и колдоебин – тыщи!
Асфальт, понятно, в те края
Не завозили ни хуя.
Так что татарская орда,
Что сдуру забрела сюда,
Грязь помесила двести лет…
Теперь её простыл и след.
Но для простого мужика,
На грудь принявшего слегка,
Дорога, что бежала вдаль,
Была, как мерсу магистраль.
По ней шагал Илюша смело,
Не забывая и про дело:
Прохожих баб в кусты таскал,
И пыл свой с ними остужал…
В конце концов, как ей ни длиться,
Дорога привела к столице,
И златоглавый Киев-град
Явил Илюше свой фасад.
Он, заплатив пятак у входа,
Опизденев от толп народа,
Глазел вовсю по сторонам
На блядовитых местных дам.
И скоро понял наш Илья,
Что столько верст прошёл не зря.
«Вот это да! Вот это бабы!
А терема – что небоскрёб!»
Илья почуял, что пора бы…
Дай волю – всех бы переёб!
Но он держал себя в узде,
И гнал все мысли о пизде.
По улицам ходил, смотрел,
Глаза пучил, башкой вертел.
Дивился киевским базарам:
Меха, икра – почти что даром!
Лежат колбасы, балыки,
Сыры огромными кругами,
И с самогоном бутылями
Заставлены все уголки…
Свободный торг, базар-мечта!
Вокруг ни одного мента.
Ни гастролёров-рэкетиров,
Ни спекулянтов у сортиров.
Короче, жил тогда народ,
И что хотел кидал в свой рот!
Под вечер парень притомился,
И, чтоб немного отдохнуть,
Он в кабаке слегка напился,
С какой-то шайкою сцепился
И рожи им помял чуть-чуть.
Прогнав ребят за поворот,
Сел отдышаться у ворот
Какого-то большого дома
На кучу брошенной соломы.
Вдруг отворилися ворота —
И на Илью нашла икота!
Из них явилась, свет очей,
Бабёнка, печки горячей.
Илью в светлицу пригласила
И белой ручкой поманила…
Я сам, признаться, прихуел,
И, как Илья, на жопу сел.
Девицу, Мотю удалую,
В округе знали все давно.
Ещё не находилось хуя,
Чтоб не был для неё – говно.
Она могла два пальца стиснуть
В пизде и залихватски свистнуть.
Иль, вызывая общий смех,
Пиздою раздавить орех.
Две сиськи, словно две подушки,
Две ляжки, мощные, как дуб…
Рыдали мелкие блядушки,
Грызя на шеях безделушки,
Точили на Матрёну зуб!
Она ж на них, смеясь, плевала,
А что не так – намнёт бока.
Зарядит суке по ебалу
И враз уводит мужика.
Так что Матрёну все боялись,
Хотя в душе и преклонялись.
Илюша в самый раз попался…
Какой кусок ему достался!
Пока я у ворот сидел
И с вами тут про жизнь пиздел,
Бабёнка время не теряла,
Илью с почётом принимала,
На стол собрала пить и есть,
И, предложив ему присесть,
Постель духами окропила,
За домом баньку протопила
И пригласила молодца
Смыть пыль дорожную с лица.
Илья, нажравшись, согласился,
Хотя немало удивился.
Однак, прекрасно понимал,
Зачем весь этот карнавал.
Перекрестившись, он разделся.
С дороги банька хороша!
Расслабился, парком согрелся,
Намылил яйца не спеша,
Бока берёзою побил,
Воды на камешки подлил…
А Мотя в щёлку наблюдала.
Как хуй Илюшин увидала,
Так чуть не кончилась у щели,
И, вся горя, толкнула двери.
Упали на пол бабьи шмотки.
Похерив скромности манер,
Она глаза прикрыла кротко,
И прошептала: «Мой размер…»
Не в силах свой сдержать порыв,
Хуй поцелуями покрыв,
Перед Ильёю в восхищенье
Матрёна пала на колени,
Уже устав себя терзать,
И жадно принялась сосать.
С трудом огромную залупу
Матрёна впихивала в рот.
– Мне очень жаль, но эта штука,
Наверное, в рот мне не войдёт.
А как хотелось бы его
Мне до яиц глотнуть всего! —
Матрёна грустно прошептала.
Понятно, парню было мало!
Досадно сделалось Илюше:
– Что ты мусолишь мне вершок?!
И он, схватив ее за уши,
Задвинул хуй аж до кишок.
У Моти враз дыханье сперло.
Когда такое всунут в горло,
Любая стала бы зелёной.
Но не такой была Матрёна!
Она c минуту упиралась,
Дышала шумно, задыхалась,
Потом смирилась с положеньем,
Тихонько начала движенья,
Привыкла и пошла опять
Илюшин член вовсю сосать.
И понял с радостью Илья,
Что время проведёт не зря!
Да… Редко встретишь, выйдя в свет,
Такой отменнейший минет…
В конце концов Илья взбрыкнул,
Задёргался, и труханул.
И напустил ей полный рот,
Аж вздулся у неё живот.
Любовно Мотя член лизнула,
С улыбкой сыто отрыгнула,
Бедром призывно повела,
И позу «раком» приняла.
– Ну что, Илюша-молодец?
Смотри, заждался мой песец!
Лукаво на Илью взглянув,
Ему игриво подмигнув,
Матрёна подалась всем телом,
Илью прося заняться делом.
А он того давно уж ждал.
Член, как всегда, опять стоял.
Как бык, копытом землю взрыл
И ей по яйца засадил.
Хоть опытной была Матрёна
Уже давно на этот счет,
Когда была ещё ребенок,
Совсем не сиську брала в рот,
А уж хуёв перевидала —
Так это просто не считала!
Но тут давило так внутри,
Что с носа сопли потекли!
И пусть ей станет Бог судья.
Чему нам с вами удивляться?
Прекрасно знал наш друг Илья:
Пизда умеет расширяться.
И всё меж ног её пихал…
А к вечеру слегка устал.
Попарил своего страдальца,
Согрел в тепле пустые яйца,
Водой Матрёну окатил,
Поднял, на лавку посадил,
И, чтоб пришла она в себя,
Влепил по морде ей. Любя.