Loe raamatut: «P.S Реквием»

Владимир Орлов

Владимир стоял у окна в полной темноте и смотрел вниз, где душераздирающе кричала матушка. В руке он сжимал трость с набалдашником в виде орлиной головы. На его бледном лице застыла потерянное выражение, словно осознание происходящего ещё не полностью достигло его разума. Застывшими, серыми глазами, он следил за разыгравшейся на площадке перед домом сценой.

Там, отчаянно металась мать, в попытке удержать сына. Но тот уже вскочил на коня и пришпорив его, пустил во весь опор, оставляя позади отчий дом и беспомощно выкрикивающую его имя мать. Он ускакал прочь, ни разу не обернувшись. Когда стук копыт затих вдали, а мать все ещё рыдала на ступенях дома, поддерживаемая дворовыми, к мужчине подошла девушка, неся с собой кусочек света. Колокол юбок чуть колыхался, по пурпурному атласу скользили тени от подсвечника, плечи покрывало белое кружево. Ее волосы, подобные спелой пшеницы были закручены в кудри и собраны на затылке.

Девушка подняла на него красные от слез глаза и произнесла слабым голосом:

– Владимир, нужно отдать распоряжения.

С его стороны последовал тяжкий вздох. Вместе с девушкой время возобновило бег, вернулись дела и заботы, вернулся мир, из которого он ненадолго выпал. В этот момент Владимир ощутил на плечах ужасную тяжесть, словно на них упало необъятное небо.

К тому времени, как его брат Александр уже скрылся вдали, окончательно было решено, что Владимир обречен. Этот молодой человек неосознанно умел нравиться людям. Он был добр, отзывчив и никогда не подумал бы бросить живую душу в беде. Ужасные надо сказать качества для человека, которому предстояло позаботиться не только о своих родственниках, но и обо всем старом дворянстве.

Осознание случившегося давалось ему тяжело. Тело отца, борющегося с болезнью пять лет, еще не успело остыть, а Александр, что должен был унаследовать титул графа умчался в ночь, оставив родственников путаться в догадках. Какие последние слова поведал ему отец? И что заставило его спешно, не забрав ни единой вещи, покинуть родные стены?

Проводить отца в последний путь он так и не явился. Хотя в родовое гнездо срочно прибыли из столицы: болезненного вида Иван, живущий в собственной мастерской; хмурый Федор, который в последние дни не мог написать ни строчки; замужняя Надежда, оставившая своего спутника жизни дома; без конца, где – то пропадающий Олег; вернулись из пансионата Андрей и Никита Краевский, который находился у Орловых на попечении; прервавшие свою учебу в университете Константин и Александр.

Похороны прошли через день после смерти отца. Вопреки трагедии стояла солнечная погода. Прибыло множество людей знатных фамилий. Семейство было облачено в траурные одежды. Сестры и тётушки не отнимали платков от глаз, даже дядя и братья пустили слезу, матушка рыдала громче всех. Поминальный обед прошел тихо, никто не заводил разговора.

– Я признаться, чувствую себя тревожно. Всё слишком неожиданно, – сказала Антонина Яковенко.

Многие разделяли её мнение. Теперь гости спокойно могли перекинуться словом. В окна голубой гостиной падали лучи весеннего солнца. От послеобеденного чая пахло розами и мятой. Женщины собрались вокруг столика из темного дерева, заняв обитые шелком диваны и кресла. Мужчины предпочли выйти во двор.

Прохладный ветер обдувал их безрадостные лица. Клочки облаков плыли по голубому небу. Среди ветвей вяза щебетали соловьи. Солнечные лучи не достигали, стоявших в тени усадьбы мужчин.

– Владимир, – обратился к нему Венедим Золотарёв, – ваш отец умер. Куда же делся твой брат Александр?

– Его срочно вызвали в столицу, – ответил Владимир.

Олег раскурил самокрутку, остальные отказались, предпочтя более дорогой табак. Владимир и Венедим не курили. Ни Никиты, ни Андрея не было видно. Семен крутился рядом со взрослыми.

– Надеюсь это не из-за нас, – сказал Захар Яковенко.

– А есть ради чего? – насторожился Дарий Кириваткин. – Я уже неделю не колдовал.

– И вся остальная семья? – прищурился Захар.

– И вся остальная семья тоже, – чуть подумав, Дарий прибавил. – Наверное.

– Ничего, – беспечно сказал Олег. – Сашка хитрый. Он везде найдет лазейку. Иной раз и выхода вроде нет, а Сашка все равно найдет, такой уж он человек.

– Да, – затянулся Дарий. – С таким Орловым во главе и бояться нечего. Глядишь, еще лет пятьдесят проживем спокойно.

– Эх, – выдохнул Семен, и сказал, полный юной наивности. – Веру жалко, чуть – чуть свадьбу не сыграли.

– Да куда уж там, – махнул рукой Олег. – Теперь сорок дней ждать придется.

– А ты уже собрался, – усмехнулся дядюшка Лев.

– А как же, – легко согласился Олег. – Представьте: оркестр воспроизводит игривую мелодию, множество гостей, игристое вино льется рекой, шорох бальных платьев, словно одновременно взлетает множество пестрых бабочек, и незамужние девицы стоят у стены в ожидании кавалера, который скрасит их вечер.

Мужчины рассмеялись.

– Как тебя еще в приличные дома пускают? – буркнул угрюмый Алексей, которому мало что нравилось в этом мире.

– На свой страх и риск, брат мой, на свой страх и риск, – усмехнулся Олег. – Отец всегда говорил: «Живи, пока на шее не затянулась петля». Вот я и живу, как могу.

Собравшиеся поежились.

– Я тут слышал о фокуснике, что развлекает блудных девиц, – Захар многозначительно посмотрел на Олега.

– Я? Фокусы? Помилуйте, увидит какая – нибудь канцелярская псина и беды не миновать, – отмахнулся Олег.

Вдруг резкий порыв ветра промчался мимо, срывая пепел с сигарет.

– Что скажите господа? – спросил Венедим, обращаясь к Орловым.

– Ветер лишь играется, – ответил Владимир.

– Грядут перемены, – не согласился Олег.

Остальные покивали, погруженные в смятение от их противоречивых слов.

Гости отбыли после обеда, Федор вмести с ними. В столице его дожидались любимая жена и маленькая дочь. В тот же вечер матушка слегла.

Ночь была так прекрасна. Небосклон венчала убывающая луна, окруженная россыпью искристых звёзд. Перед домом качали ветвями вязы, а в сиреневом саду на кустах набухали почки. Семейным кладбищем правило безмолвие. Жители поместья мирно предавались сну на мягкой перине. Их диафрагмы вздымались, повинуясь работе легких, сердца мерно бились. В задних помещениях покоились дворовые, утомленные работой за день.

И только для нескольких персон в этом доме, ночь отличалась от дня лишь сменой светил на небе.

– Я не стал спрашивать при всех, – начал Олег, загляну к старшему брату на огонек, – но, где Саша? Его ведь никуда не вызывали, я прав?

Владимир тяжело вздохнул.

– Думаю, он сейчас в столице, улаживает то, что поручил ему отец. Вчера я написал на часах, даже попытался передать ему письмо, через доверенных, но как видишь… – развел Владимир руками.

– Он со своей работой совсем обезумел, – усмехнулся Олег, но как-то не весело. – Что же может быть важнее семьи?

Братья помолчали.

– Посмотрим, – хмыкнул Олег. – Пойдем, посидишь с нами? Хочу поговорить со всеми перед отъездом.

– Ты не останешься?

Олег покачал головой.

– Я обещался привезти Андрея и Никиту в пансионат завтра к вечеру. С трудом вымолил у Власова один день. Старый черт, – добродушно пожурил Олег. – Ему пора сидеть на веранде и любоваться природой, а он все директорствует. Держись, – хлопнул он брата по плечу. – Я уверен, Саша вернётся, он нас не бросит. Может все-таки? – он сделал жест, словно опрокидывает бокал.

– Не сегодня.

– Тогда не засиживайся. Доброй ночи.

– Доброй ночи.

Олег вышел и Владимир остался наедине с бумагами. Сомнения терзали душу. Его смущал ветер, гуляющий за окном.

Он был не сильным, и не слабым, скорее непонятным и изменчивым, словно перенимая чувства Владимира, который всю ночь не мог сомкнуть глаз. А по утру, стоило солнцу только показаться из-за горизонта, как он уже провожал в путь сонных младших братьев.

– Попрощайся за меня с остальными, – тихо попросил Олег, пока дворовые грузили поклажу в карету.

Владимир кивнул.

– Пиши почаще, – попросила тетушка Мария, сына Алексея, – и будь осторожнее.

– Ну, – буркнул он, ещё не оправившись как следует ото сна.

– И вы, милые, то же пишите, – расцеловала она мальчишек. – Главное, учителей своих слушайтесь, запоминайте всё, что они вам преподают. И не идите на чужом поводу.

Напоследок Владимир обнял самых младших, распрощался с Олегом и Алексеем, а также попросил Константина:

– Следи за Лёшей.

– Разумеется, – кивнул юноша.

Кутаясь в пальто, братья исчезли в карете один за другим и она, мерно покачиваясь, растворилась в утреннем тумане. Тётушка Мария махала им кружевным платком.

Дымка клубилась у ног Владимира и льнула к ним, словно преданный пес, просящий ласки.

– Идём, – позвала тётушка Мария. – Скоро все начнут просыпаться.

– Я постою ещё, – сказал Владимир, не переставая вглядываться в кованые ворота, что с трудом закрывали дворовых. В их широкой пасти исчез Александр, а сегодня они поглотили целую карету Орловых.

За тётушкой Марией закрылась дверь, а туман карабкался по ногам Владимира все выше и выше, пока полностью не заключил его в свои зыбкие объятья. Домой он зашел часом позже, когда от тумана ни осталось и следа. Одежда была мокрой, словно Владимир искупался в озере. Дом полнился голосами и звуком шагов.

Мужчина проходил мимо зелёной гостиной, в окно которой заглядывали первые лучи солнца. Они струились бликами по каштановым кудрям Надежды. Она была облачена в платье из тёмной, словно безлунная ночь, ткани, с серебряной нитью, пущенной по корсету. Увидь её кто-нибудь из старой гвардии, непременно бы ужаснулся такому наряду.

Её траур только начался, как можно? Чёрный жемчуг украшал изящную шею, прелестные маленькие ушки и тонкое запястье Надежды. Гибкие пальчики были унизаны всевозможными кольцами: с бирюзой, размером подобной глазному яблоку, усыпанное бриллиантами, как небо звездами, простое серебрёное с древними символами на внутренней стороне; кольцо в виде виноградной лозы, оплетающей палец, с каплями россы из циркона…

Она перебирала украшения из деревянной шкатулки, придирчиво оглядывала каждое, и, если оно приходилось ей по вкусу надевала на себя. Надежда любовалась, как кольца переливаются в раннем свете и была довольна.

– Ах, – вырвалось у неё, стоило только увидеть Владимира. – Ты весь промок. Нужно меньше проводить времени за разговорами с туманом. Скорее переоденься.

Она позвонила в колокольчик и распорядилась прибежавшей на зов дворовой девушке:

– Подай горячего чаю. Да побыстрее.

Владимир сменил одежду и вернулся к сестре. Она уже успела заложить все украшения обратно и пила чай из расписанного сиреневыми цветами сервиза.

– Я думал, ты уехала ещё вчера, – сказал Владимир, присоединившись к ней.

– Как видишь я все ещё здесь, – хмыкнула она, пожав плечами. – Что мне сейчас прикажешь делать в столице? – она махнула рукой, указывая на свое платье. – Ни гостей позвать, ни потанцевать, ни пошутить. Ни-че-го. Абсолютно ничего. Ещё долго не погуляешь. И Верину свадьбу перенесли.

– А как же Сергей? – спросил Владимир.

– Да что с ним станется, – ответила Надежда так, словно говорила о предмете интерьера, а не о муже. – Я отправила ему письмо вместе с Фёдором, что матушка плоха и я задержусь в Сиреневом Саду.

– Какая же ты жестокая женщина Надежда, – покачал головой Владимир, без намека на осуждения в голосе. – Так мучить человека…

– А он меня не мучает? – возмутилась Надежда. – В люди выйти нельзя, приклеится, как репей к подолу и ходит за мной по пятам, и ходит. Спасу нет. Мне бы с дамами словом перемолвиться, а никак, он за спиной стоит и слушает. И не замечала бы я ничего, если бы он подарки дарил так же, как ревновал. Но за последние несколько месяцев только одно колье из алмазов.

– Как он с тобой ещё не разорился? – посетовал Владимир.

– Он был предупрежден, когда брал меня в жены.

– Любовь ослепила его.

– Теперь его ослепляет только ревность.

– И цены на твои наряды.

Брат и сестра рассмеялись.

– Ты вот что мне ответь, – сказала она, сделав глоток чая. – Куда пропал Саша? Вера сказала, что он скрылся в ночи.

Владимир тяжело вздохнул и уверенно ответил:

– Отец передал ему свою последнюю волю. Видимо он отправился выполнить её. Я уверен он скоро вернется.

– Что же это за последняя воля такая, раз он пропустил похороны? По мне, так это верх неуважения.

– Не суди с горяча, – попросил Владимир.

Тут дворовая девушка оповестила их о завтраке.

После приема пищи, Владимир отправился к матушке. Она действительно была плоха. Он смотрел на неё и не узнавал, словно перед ним лежала чужая женщина, немощная и сухая. Мужчина словно только сейчас заметил, как матушка постарела. Её грудь тяжело вздымалась, пересохшие губы выпускали хриплое надрывное дыхание. Морщинистые руки были сложены на груди. Она вот – вот готовилась испустить дух.

– Влад, позови всех, – слова давались ей с трудом. – Мне нечего стыдиться на смертном одре. Я оставлю свой последний завет.

Домочадцы оставили свои дела и собрались у постели Екатерины Бориславовны. Они ловили каждое её слово. Женщина попросила немногого: быть осторожными, похоронить её без отпевания, просила не затевать сор, оставаясь все таким же нерушимым семейным монолитом. Женщины роняли слезы в кружевные платки, мужчины держались стойко, несмотря на переполняющую сердца горечь.

А уже утром дворовые вновь сколачивали гроб, а Владимир, по наказанию дядюшки Льва, рассылал известия о кончине ещё одного члена семьи Орловых. И снова в усадьбу Сиреневый Сад потянулась скорбная вереница карет. И опять всё семейство (кроме Александра) было в сборе. Не успевшее улечься волнение, вспыхнуло вновь среди семей старого дворянства.

– Да что это такое, – сокрушалась Антонина Бориславовна Кириваткина, во время прощания с умершей; Екатерина Бориславовна являлась ей родной сестрой. – Два мертвеца подряд в одном доме. – Что же ждёт вас? – обращалась она к живым Орловым с болью в сердце.

– Будь что будет, – хмуро ответила Надежда, утирая распухшие от слез глаза. – Жить будем, вот что.

Никто не стал ей возражать.

А следующим утром почтой пришло то, что поселило в сердцах домочадцев смуту. И стало ясно, что Александра уже давно нет в столице. Письмо от Тайной канцелярии было написано на плотной бумаге с императорской печатью. Владимира просили незамедлительно прибыть в Царь – Град. Это звучало скорее, как приказ, нежели просьба.

– Не уж то Саша где оступился? – хмуро пролепетала тётушка Мария. – Готовиться ли нам к войне?

– Ну что же вы, душенька, – стал утешать её дядюшка Лев. – Если б так, разве бы мы с вами сейчас здесь сидели?

Владимиру было дурно, он уже чувствовал, как на его шее затягивается петля.

– Петя, – обратился он к младшему брату, – иди к окну, послушай ветер. Я совсем не разбираю его сбивчивого шёпота.

– Он говорит о переменах, – сказал вскоре вернувшийся Петр.

Владимир вздохнул.

– Он уже который день шепчет об этом, – удрученно сказала Вера. – Разве мало нам перемен?

– Видимо мало, – сболтнул Семён за что получил укоризненный взгляд от своего отца.

– Юноша, – строго сказала тётушка Мария, – тебя не стали терпеть в пансионате, но терпят в этом доме, так, что прояви уважение.

Лицо Семёна покрылось алыми пятнами, и он пристыженно, опустил взгляд.

– Почему вы так меланхолично настроены? – спросила Надежда. – Перемены не всегда плохо. Поживем – увидим.

– Я поеду в столицу прямо сейчас, – поднялся Владимир. – Лучше всё узнать, как можно скорее, чем мучиться догадками и страхами.

– Но позволь, – поднялась следом Надежда. – Ты приедешь только к вечеру, всё уже будет закрыто.

– Переночую в столичном доме. А вы пока оставайтесь здесь. Ни шагу за ворота, – он выразительно посмотрел на Надежду.

– Куда же я денусь, – тяжело вздохнула она.

Дворовые быстро запрягли карету, и Владимир, взяв с собой лишь отцовскую трость, попрощался с родными и двинулся по дороге, подгоняемый ветром. В столицу Империи – Царь – Град, он действительно прибыл, когда солнце уже клонилось к закату. Фонарщики делали свою работу. Повсюду сновали горожане, занятые делом. Резко ощущался контраст города и сельской местности. Здесь было слишком оживленно. Каждый день жизнь в Царь – Граде кипит и бурлит, замирая лишь на мгновение перед рассветом.

Последний раз Владимир был в столице полтора года назад, когда Надежда выходила замуж.

Карета, мерно стуча колесами по мостовой, держала направление не в сторону Юстинии, где в основном жило новое дворянство, и даже не в сторону Березовой Рощи, где недвижимость приобретали люди науки и искусства. Столичный дом Орловых располагался на берегу реки Визы, что делила город пополам, раскидывая сеть каналов.

Большую роль в выборе места сыграла близость к зданию Тайной канцелярии, которая занималась уничтожением всего запретного, противоречащего простым человеческим законам, включая колдунов. И как бы странно это не звучала, но Орловы ею заправляли. Это была тяжелая работа, где без двойных стандартов и бутылки чего – нибудь горячительного было не обойтись.

Владимир оставил при себе карету и кучера, потому что в столичном доме из слуг были только камердинер и немая служанка. Первым делом он отправил записку в Тайную канцелярию, что появится на их пороге завтра, не раньше девяти утра. Разумеется, он не забыл и про домашних, черкнул под крышкой часов, что хорошо добрался и все подробности сообщит им в следующим письме.

Из-за постоянного нахождения в доме прислуги, которая сполна отрабатывала свое жалование, он был чистым и уютным. Но к сожалению, это обстоятельство никак не сглаживало плохого предчувствия Владимира. В городе совершенно не ощущалось природы. Река, текущая почти под окнами дома, была загрязнена людьми и её голос был практически не слышен. Лише ветер, летающий, где ему вздумается, мог помочь Владимиру, но тот зачастую не понимал его сбивчивого шёпота. И с туманом, как дома, не поболтаешь, здесь повсюду люди. Они смотрят, суют свой нос в чужие дела и будут преисполнены гордости, сдав тебя псам Тайной канцелярии, как особу, угрожающую Империи.

Камердинер сразу рассказал Владимиру, что дня четыре назад приезжал Александр. Он ездил в Тайную канцелярию, по возвращению не стал обедать, просидел весь день и ночь в кабинете и уехал, как только рассвело, взяв с собой только деньги и немного еды. Этими словами камердинер развеял последние крупицы надежды на возвращения Александра.

Уезжая он точно знал, что рано или поздно кто-то из Орловых появиться в столичном доме. И был уверен, что это будет именно Владимир. Александр оставил младшему брату кипу документов, часы с семейным гербом и записку:

«Дорогой Владимир, нижайше прошу прощения у тебя и семьи. Вернусь с попутным ветром.

Твой брат Александр»

Всё было очень сумбурно. Сколько бы надежд и мечтаний не было бы у Александра, он никогда бы не оставил семью. Владимир путался в собственных мыслях. И понимал, что выхода у него из сложившегося положения не осталось. Он перебирал документы с печатью Тайной канцелярии и инструкции брата, едва разбирая слова.

Он никак не мог собраться. Как сказать об этом домашним? Что они почувствуют? Может солгать? Эти и другие тревожащие его мысли не давали Владимиру сосредоточиться на работе. Он чувствовал себя пауком в банке, которого поймал Семён и собирается отнести в подвал к Петру.

Утром был туман, но какой-то жидкий, совсем не как в Сиреневом Саду. У него ничего не получилось узнать. На завтрак Владимир выпил лишь чашку чая и отправился в тайную канцелярию.

Его там встретили, как самого императора. С почетом, с блеском. Пусть чего – то подобного следовало ожидать, но все же было непривычно. В сущности, он и был для них своим императором, что решал их судьбы. Теперь он заправлял маленьким мирком под названием тайная канцелярия.

За этим потянулись аудиенция у императора, приглашение на придворные балы и вечера в самые прославленные салоны города. Владимир не любил всевозможные празднества, как это было с его братьями и сестрами. Но должность обязывала его принимать приглашения, как старого, так и нового дворянства. Он посещал вечера, облачившись в строгий камзол из черного шелка, демонстрируя свой траур.

За всеми приемами, работай в тайной канцелярии, где не день, то обвиняли какого-нибудь бедолагу или находили запрещенные тексты, которые надлежало уничтожить, Владимир и не заметил, как наступило лето. Он провел в столице около двух месяцев. Поминание на сорок дней устраивали без него.

Семья волновалась и часто писала ему. Владимир старался их успокоить. Но о поступке Александра решил сказать правду. Домашние не обрадовались, дольше всех возмущался Петр. Надежда все ещё находилась в семейной усадьбе и уезжать явно не спешила. Признаться, её муж уже хорошо ему поднадоел. Стоило Сергею Горячеву увидеть Владимира, как он начинал продвигаться к нему с завидным упрямством.

И каждый раз мужчина задавал вопрос нарочито спокойным тоном:

– Не собирается ли Надежда Андреевна прибыть в Царь – Град?

Словно, это Владимир держал её на привязи и запрещал вернуться к мужу.

Лето в столице не отличалось солнечными днями. День или два в неделю показывалось солнце, остальное время небосклон был во власти облаков. Всего в половине дня пути от столицы в Сиреневом Саду было солнечно. Об этом упоминал Пётр в своих письмах, рассказывая, как хорошо проходят его исследования при ясной погоде. А Надежда писала, что не покинет семейное гнездо раньше того дня, как Вера станет замужней дамой. Свадьба последней должна была вот – вот состояться. Она уже готовила для себе прелестное лиловое платье, сшитое по последнему слову моды.

Владимир находился вдали от всего этого, но даже так он не чувствовал себя одиноким. К нему частенько захаживал Олег, лишенный всяких развлечений из-за полугодового траура. Мог заглянуть Федор на обратном пути из редакции журнала «Рассвет». По выходным его навещали Константин и Алексей, уставшие за неделю учебы. Один раз пришел Иван. Он был бледен и часто закрывал рот хлопковым платком. Его здоровье вызвало у Владимира много вопросов. Больше Иван не появлялся.

Работа в тайной канцелярии была изматывающей, и Владимир чувствовал постоянное напряжение. Благодаря его стараниям в последнее время был повешен только один человек. Но даже эта единственная жертва тяготила его душу. Ему нестерпимо хотелось уехать домой, чтобы посмотреть на новую оранжерею. Посидеть в сиреневом саду, в беседке у пруда, войти на рассвете в туман, и подставить лицо теплым солнечным лучам. Такая возможность, пусть связанная не с самыми приятными событиями, ему подвернулась.

Одним из вечеров, когда он сидел в кресле с книгой, пришла записка. Отправителем был один из соседей Ивана. Он писал, что дела его брата совсем плохи и он уже несколько дней не выходил из квартиры. Владимир тотчас же собрался к брату, мастерская которого находилась в Серебряной Роще.

По дороге Владимир заехал за старшим сыном Золотаревых – Родионом и вскоре они были на месте. Иван и правда был при смерти. Он лежал на железной кровати, накрывшись тонким одеялом и тяжело дышал. Его била дрожь. Родион принялся его осматривать.

Владимир обвел взглядом квартирку на чердаке. Маленькое помещение на крыше, неотапливаемое и продуваемое всеми ветрами. Из мебели лишь кровать, стул и мольберт, зато множество масленых красок. В углу стояло несколько пустых бутылок из-под вина и банка, наполненная мутной водой, где Иван скорее всего промывал кисти. Из еды только огрызок хлеба на стуле, рядом с помятой шляпой.

Что – то блеснуло из – под кровати. Владимир нагнулся и к своему ужасу, понял, что на стенках открытой шкатулки всё ещё мерцает солнечная пыль. Завернув её в платок, он сунул шкатулку за пазуху.

Владимир не понимал жертвенности Ивана. Почему он предпочитал жить, словно бедный мещанин, хоть и являлся графским сыном со связями и положением в обществе?

– Владимир, – обратился к нему Родион, окончив осмотр, – у Ивана острый бронхит. – И окинув помещение взглядом, добавил. – Ему требуются более комфортные условие и особый уход.

– Напиши рекомендации, друг мой, мы исполним их все, – сказал Владимир.

Решение было принято в то же мгновение. Ивана нужно было доставить в Сиреневый Сад.

– Да, – согласился Родион. – Родные места и свежий воздух пойдут ему на пользу.

И уже следующим утром, Владимир, предупредив своего заместителя – человека ответственного и надежного – что должен сопроводить умирающего родственника, это может занять пару – тройку дней. Родион прислал нужные травы и рекомендации к их использованию. Путь братьев лежал в родовую усадьбу.

– Ох, неужто ещё один покинет нас? – прижала руку к сердцу тетушка Варвара, когда бледного Ивана вносили в дом.

– Да лучше б он покинул этот мир, – зло хмыкнул Пётр, словно они с Иваном не являлись родными братьями. – Хотел жить независимо, так пусть и умрет независимым.

Ивана положили в его комнату, которую теперь проветривали трижды в день, дворовая девушка заваривала травы, данные Родионом, и Надежда поила ими слабого Ивана. Температура того быстро упала, но кашель по-прежнему терзал его легкие. Здоровье должно было к нему вернуться, как раз к Новолетию, которое в этом году проводили Орловы.

Этот случай дал Владимиру несколько дней передышки. Когда пришла пора уезжать, Надежда взяла его за руку и глядя с волнением, сказала:

– Останься дома ещё хоть на денёк. Ветер шепчет о чем-то недобром. Он говорит о несчастье.

– Ветру лишь бы болтать, – отмахнулся Владимир, хотя был готов поддаться её уговорам.

– Ты никогда правильно его не понимал, – нахмурилась Надежда. – Я боюсь, что с тобой приключиться, что-нибудь нехорошее. Останься. Прошу.

Владимир тяжело вздохнул.

– Я не могу. Останусь, и у двора появятся лишние вопросы, – сказал он, сжимая отцовскую трость покрепче.

И Надежде пришлось его отпустить.

Это утро в столице выдалось дождливым. Капли барабанили по стеклу кареты. Владимиру совершенно не хотелось из неё выходить. Там за дверью, парадный подъезд тайной канцелярии, где на его рабочем столе наверняка уже лежало несколько дел несчастных, которых собирались повесить на площади Свободы.

Но Владимир все же вышел в дождливое утро, через услужливо открытую лакеем дверь. Это все, что он успел сделать. В следующее мгновение отколовшаяся часть балюстрады сорвалась вниз.

– Сударь! – крикнул лакей во всё горло.

Владимир, словно марионетка с обрезанными нитями, упал на мостовую, сжимая в руке трость. Влага омывала разбитую голову. К нему подбежали кучер и лакей, из парадного подъезда Тайной канцелярии высыпали служащие. Закричала женщина.

Но Владимиру уже было все равно на поднявшуюся суматоху.

Фёдор Орлов

В тот день, когда на свет появились Пётр, Иван и Фёдор Орловы, их матушка чуть не распрощалась с жизнью. Привести в мир троих здоровых младенцев было величайшим даром. Не будь Илона Золотарева столь искусна в знахарском деле, то Екатерина Бориславовна обязательно отправилась бы в мир иной.

Александру, первенцу Орловых, тогда было лишь три года, Владимиру всего два, а Надежде и того меньше. Они смотрели на маленькие пищащие комочки, которые нянюшка положила в колыбели, со смесью восторга и непонимания. Кто это? Что они тут делают? Как их зовут?

Одно лицо, похожие мысли, совместные шалости… Три живые детские души редко могли усидеть на месте. Фёдор все время бежал впереди, а братья следовали за ним. Сиреневый сад, который находился за усадьбой, пользовался особым почетом у мальчишек семьи Орловых. Там было раздолье для всевозможных игр и забав. Здесь можно было развернуть военные действия, устроить революцию или пустить на корм рыбам канцелярскую крысу. А ещё, если сильно устанешь, то тень под одним из сиреневых кустов вполне уютна для сна.

В детстве обычный сад кажется целым миром, каждый уголок, которого ты просто обязан исследовать. Петру такое нравилось больше всего. Если он находил, какого-нибудь интересненького жучка или невиданную им доселе травинку, то заманивать его в игру было делом бесполезным. А вот Федор только и успевая придумывать новые забавы. Стоило мысли прийти ему в голову, как он затягивал в игру всех, кого только мог. Ивану же нравилось больше смотреть на рыбок в пруду, на то, как ветер колышет грозди душистой сирени, на лениво плывущие по небу пушистые облака, на… мир. Но в отличие от Петра, от игр ему было сложно отказаться.

В то время для ещё мало что понимающих детей приезд занятого отца был самым большим праздником. Андрей Володарович баловал своих детей, привозя им сладости и подарки из далекой столицы, которая казалось лежала за глубокими океанами и высокими горами. Матушка была центром их маленькой вселенной. А уроки вёл добродушный дядюшка Лев. Он мягко, но настойчиво объяснял детям к чему нужно прислушиваться, чего избегать, а во что окунутся с головой.

– Природа ваш друг, – говорил мужчина, когда у детей наступало время занятий в библиотеки. – Слушайте ветер, этот сорванец всегда под рукой. Он приносит много новых вестей, его нужно слушать очень внимательно…

– А если он не хочет с тобой говорить? – вдруг спросил Владимир.

– Такого не бывает, – добродушно рассмеялся дядюшка Лев. – Ветер любит говорить. Он как сорока, трещит без умолку. Когда хочешь услышать ветер, нужно поддаться ему, пропустить сквозь себя, слиться с ним. Нужно набрать полную грудь воздуха, – говорил он, параллельно демонстрируя сказанное, – и медленно выдохнуть. Попробуйте.

Дети повторяли за ним.

Он подошёл к окну и отодвинув кружевную занавеску, распахнул его, позволяя ветру ворваться в библиотеку, неся с собой легкий запах сирени.

– Попробуйте что – нибудь услышать.

Дети старательно дышали и напрягали слух. Хорошо получалось только у Александра и Надежды. Просто у Александра получалось всё за что ни возьмись, а Надежда и сама была, как ветер, попробуй удержать её на месте.

– Это совсем не интересно, – как-то на одном из занятий вздохнул Пётр. – Вот матушка – некромант. У нее интересное колдовство.

Успевшие лицезреть проявление матушкиных сил, старшие ребята помрачнели.

– Что же там такого интересного? – приподнял бровь дядюшка Лев.

– Она властвует над смертью. И продлила Снежинке жизнь.

Надежда поморщилась, это по её прихоти воскресили домашнего питомца, и вновь даровали ей покой, то же по Надиному желанию. Эта кошка была её любимицей и подругой по играм. Воскрешение Снежинки стоило Надежде часа слез и отказа от обеда. Но после смерти кошка плохо пахла, а ещё у нее вывалился один глаз, и ходила она, как-то странно шатаясь и собирая все углы в доме. Пришлось, вновь, закопать её под одним из кустов сирени.

– Никто не властен над смертью, Петенька, – снисходительно усмехнулся дядя Лев. – Хорошенько все это запомните. А что касается некромантии… Твоя фамилия Орлов, значит ты принадлежишь к нашему роду и колдовство у нас с тобой, словно кровь, одно.