Loe raamatut: «Против всех», lehekülg 6

Выстрел в упор из бронебоя, который был в здоровой руке – андроида пробило насквозь. Огромная дыра выворотила внутренности полуживой твари. Второй выстрел – в лицо.

Падая, андроид не выпустил оружие, утащил за собой – лезвие неаккуратно, по-мясницки, выворачивая рану наизнанку, вышло из плеча. Новая волна боли скрутила жуткой судорогой, крик накрылся. Наступала тьма. Израненному сознанию и искалеченному телу хотелось уйти в небытие. Но он держался. Неимоверно. Тупо. Бессмысленно. Яростно.

Тут же выстрел в колено, тоже почти в упор. Очередной гад пробил броню в области колена. Разнес коленную чашечку. По ощущениям – как будто выдрало ногу целиком. Удар прикладом в лицо. Чудовищный. Разнес забрало шлема. Джек повернул голову набок. Стряхивая с лица осколки. Почему бьют, но не убивают?

Ах да. Другая цель. Диверсанта в плен. Взять живым. Относительно живым. Потом пытать. Вытянуть все – из памяти, сознания и подсознания. Потом убить. Или поэкспериментировать. Сделать киборга. Чтобы продлить агонию.

Выстрел. В левое предплечье. В искалеченную руку. Боль не отступала и не становилась сильнее.

Ярость. Не угасает. Нет, живым вы меня не возьмете.

Чудовищным усилием, истекающий кровью, Кейси собрался. Воспользовался моментом, когда андроид вроде притих. Начал оглядываться – похоже, из его отряда не осталось никого. Приложил руку к левому уху, включил связное устройство. Вызывал подкрепление.

Джек воспользовался ситуацией. Это стоило невероятного, но он приподнял бронебой и выстрелил – андроиду снесло обе ноги, он упал, неловко, жестко. Теперь оба валялись на земле. Почти друг напротив друга. Джек выстрелил снова. Взрыв, гарь, отдача. Осколки. Андроид – точнее, то, что от него осталось – теперь не опасен.

Джек тяжко, судорожно вдохнул. Передышка. И надвигающаяся тьма. Может, все? Можно забыться? Тьма пыталась поглотить и поглощала. Похоже, навсегда.

А если нет?

Эта мысль ударила, как электрошок. Если он сейчас вырубится, но останется жив – это хуже смерти. Его подберут, реанимируют, перестроят. Сделают бездушную тварь, которая уже не человек – а послушный приказу, мерзкий убийца. Полуживой. С убитой психикой. Джека чуть не стошнило – такая перспектива реально ад.

И все-таки он сделал то, что не под силу одному человеку – перебил целый отряд нелюдей. Хотя шансов было ноль.

Он снова собрал волю в кулак. Как мог, силой мысли притупил боль. На время. Добраться до стимуляторов во внутренней аптечке пока не вариант, слушается только одна рука. Надо для начала хоть немного прийти в себя…

Нет. Либо сейчас – либо никогда.

Он истекает кровью, силы уходят.

Выпустив бронебой, он рванул боковую застежку скафа, надавил. Отстегнул броневую пластину, искореженную, почти бесполезную. Добрался до аптечки. Наощупь. Вытащил капсулу стимулятора. Не глядя проглотил. Та еще дрянь, но в экстренных случаях спасает. Ему нужны силы. Здесь и сейчас. Ясность ума. Выжить. Не сдаваться. Или – пулю в лоб.

Но так как из огнестрельного только бронебой, оружие, пробивающее в ближнем бою надежную непробиваемую броню, разносящее противника на части… получится не «пуля в лоб», а жуть.

Поэтому этот вариант тоже отпадает.

Надо чуть подождать…

Силы возвращались. Постепенно, но ощутимо. Тьма отступала, туман вроде тоже. Мысли становились яснее. Он снова наощупь пошарил в аптечке – надо остановить кровь. Достал шприц-пистолет, поднес к глазам. Выставил режим остановки кровотечения. Приставил к плечу – к тому, что уцелело. Прижал. Нажал спуск. Укола иглы не почувствовал, ее пересиливала все еще жуткая, убивающая боль. Еще два укола – плечо, предплечье.

Чертова боль просто уничтожает. Он переключил шприц в режим обезболивания. Еще укол в плечо. Потом приподнялся – в ноги.

Шприц на место. Сейчас, сейчас он будет в норме. Можно будет передвигаться. Куда-нибудь.

Пока секунды тянутся вязкой жижей, медленно и монотонно, он попытался выйти на связь с отрядом. Сначала по внутренней линии. Потом по общей. Глухо. Устройство связи и навигации в шлеме. Шлем пострадал. Почти ничего не осталось. Хорошо, что голова на плечах, какой там шлем…

Он стиснул зубы и лежал неподвижно.

Потом почувствовал. Движение. Кто-то приближается. Нет, это еще не конец. Проклятое подкрепление, которое вызвал последний андроид. Чтоб его…

Он собрался. Стимуляторы и обезболивающее действовали. Притаился. Затих.

Когда приближающиеся шаги стали четче, резко приподнялся и швырнул гранату. Взрыв, осколки, гарь. Быстро сгруппировался – настолько, насколько позволяли все еще плохо слушающиеся конечности – и закинул еще одну. Снова взрыв.

Подкрепление не дошло. Уничтожено. Джек снова приподнялся, чтобы оглядеть побоище – подорвал двух андроидов. Всего двух. Где-то есть еще. Задолбали. Ну сколько можно?

Как бы там ни было, пока передышка. Потом снова в бой. Убивать, пока дышишь. Мстить, пока дышишь. Пусть знают, гады, что не только их бездушные киборги да андроиды почти бессмертные, живучие и смертоностные. Что не только их надо искромсать в фарш, чтобы остановить. Что есть на свете сила, которая может им противостоять.

Что недостаточно просто чудовищно, почти насмерть изранить бойца спецотряда. Даже убитый, он оживает.

Хуй вам, а не живьем. Перебью, сколько смогу. А дальше – похрен.

Ползком. Он передвигался ползком по изрытой поверхности. Похуй на все. Похуй на боль. Похуй на то, что кровь застилает лицо. Левая рука висит куском мяса, одна нога слушается, вторая наполовину. Не выпускать бронебой. Быть начеку.

Он оглянулся – среди обгорелых кусков плоти, смешанной с механикой, среди грязи и пыли, среди черной застывшей крови, не было движения.

Бросилась в глаза туша большого кибермода. Несокрушимого убийцы.

Кибермод вроде притих. Куча дерьма, а не боец, – подумал Кейси. Только внешностью нагоняет страх, на деле – дерьмо. Не сокрушитель. Нет.

Холодная ярость и стимуляторы придавали сил жить и двигаться.

Ползем дальше.

Связь не оживает. Никто не откликается. Все тихо. Значит, его потеряли. Он попал в бойню. Скоро будут еще твари. Скоро снова будет жесть, взрывы, мясо. Короткий покой взорвется. Подмоги не будет. Будут полчища нелюдей.

А он совсем один.

Где-то внутри шевельнулся страх. Джек думал, что это естественное чувство, признак самосохранения, давно уже вымерло.

Оказывается, еще нет.

Что ж. Он один.

Значит, цель перебить как можно больше солдат противника.

А потом – покой.

Прощайте, братки. Не скоро увидимся, надеюсь. Живите. Вам есть ради чего жить. Переживите всю эту мясорубку, и живите, как нормальные люди. Дожить до мира. И найти себя, свое счастье. Вы это заслужили. А меня не вспоминайте – не надо. Живите, как будто ничего и не было…

Он поднялся. Через силу, преодолевая боль. Подыхать пока еще рано.

Не сейчас.

Опять движение – он уловил это даже не краем глаза, и не слухом – чутьем.

Сразу с пониманием этого – чудовищный, сокрушающий удар, от которого затрещали ребра, несмотря на броню. Удар не наотмашь, а глухой цепляющий, чтобы не просто оглушить или убить – а покалечить и потом уничтожить. Тут же – пробивающая атака, которая сбила с ног.

Жуткий хруст – поврежденное колено навыворот, открытый перелом, кости и кровь…

Боль захлестнула волной, Кейси закричал – крик с исступленной смесью безумия, отчаяния, ярости. Стимуляторы действовали, он был на пределе. Не дожидаясь следующего удара, развернулся – выстрел почти в упор на напавшего противника. Это был тот самый кибермод. Огромный и неубиваемый. Как он ожил?

Не важно.

Важно то, что выстрел не остановил поганца. Потому что кибермод успел уклониться, и заряд скользнул сбоку, вместо того чтобы прожечь дыру насквозь. Зараза.

Джек откатился в сторону – и вовремя. Потому что металлический кулак должен был разнести ему череп. Повезло. Удар был настолько сильным, что конечность пробила и глубоко ушла в землю. Это на пару секунд задержало тварь, и дало Джеку преимущество. Небольшое. И он им воспользовался.

В этот раз никакого промаха. Джек нажал на спуск – заряд бронебоя попал в корпус.

Кибермода отбросило. Но это было гребаное полуживое существо-полуробот. Несмотря на повреждения, одна из оставшихся конечностей с оружием сработала. Сработала на атвомате. Рефлекторно. Без прицела. Выстрел в ответ, ударная волна и осколки. Пусть и бестолково, но такая автоматика опасна.

И потому Джек вновь выстрелил. В этот раз реально четко, отхреначил кибермоду конечность с орудием. Дострелялся, гад. Вывороченный металл, соединенный с горелой плотью. Конечность, извиваясь в суставах, гулко упала на почерневшую, усыпанную осколками и обломками, усеянную гарью, разорванными телами и горелой кровью, землю. Гад частично обезврежен. Но жив. Надо исправить.

Черт. Бронебой заклинило. Как? Плевать. Его не должно клинить, но факт налицо. Добивающий выстрел Джека опоздал.

А противник еще раз доказал, что так просто не остановится.

Кибермод резко прыгнул, бросился с нереальной с его повреждениями скоростью. Джек пытался отбиться бронебоем, как дубиной – не вышло. Кибермод перехватил и выбил оружие Джека. Это смерть. Жуткая смерть.

Не дождешься!

Джек ушел от удара в голову, но кибермод достал его ногой – сделал подсечку. Жуткая боль и травма лишали подвижности. Теперь боль чуть не лишила рассудка. Вывороченное колено приняло на себя еще один удар.

Кибермод перехватил поврежденную руку и вывернул так, что чуть не оторвал. Металлические пальцы проломили бронещит на предплечье, как пластмассовый, и впились в плоть словно когти хищника. Это был предел болевого порога. После него любой нормальный человек либо вырубается – либо просто становится безвольной куклой.

Но не сейчас. Ярость не дала отрубиться. Джек свободной рукой врезал кибермоду по открытой ране, нанесенной бронебоем. По обнажившимся внутренностям. Надо вывести противника из строя. Любой ценой. Сработал датчик. Запястный игломет выстрелил разрывными ампулами. Прямо внутрь кибермода. Выстрел стал продолжением удара. Джек вовремя отвел руку назад, иглы ушли глубоко в плоть.

Глухой булькающий взрыв внутри. Это могла бы быть самая жуткая смерть. Но модифицированный организм полуробота держался. Хотя хватка ослабла, и огромная туша пошатнулась. Глухой, жуткий рык.

Кибермод выпустил искалеченную левую руку Джека, упал на колени.

И они оказались лицом к лицу. Человек и нелюдь.

Их взгляды встретились. Внезапно.

Тяжело дыша, задыхаясь от бурлящей злости, вливающей адреналин в кровь и не дающей отключиться, Джек заглянул в глаза… Глаза того, что когда-то было человеком. Но теперь, после искусственной модификации, это – монстр. Без жалости и без чувств. Что человеческого осталось в тебе? Кем ты был? Кто ты теперь?

На мгновение показалось, что в глазах умирающего кибермода промелькнула… печаль. Страх и тревога. Сожаление. Затуманенное, вытравленное жестокими экспериментами осознание себя как личности. Умершая душа человека. И даже стало как-то жаль – глупо, но жаль – это исковерканное существо.

Но мгновение прошло. Печаль и страх в глазах полуживого сменила надменная, холодная, всепоглощающая ненависть. Ненависть изверга, извращенная и гнилая.

Дерьмо.

Большинство кибермодов добровольно пошли на изменения своего тела, чтобы стать сверхчеловеком. И плевать, что при этом они предали весь род человеческий и перешли на сторону захватчика. Этот – не исключение.

Мгновение прошло.

Злость в глазах. В этих странных, умирающих, но все еще надменно-ненавидящих глазах. Остались оба глаза, как ни странно. Несмотря на тот, самый первый выстрел, снесший полголовы. Ненависть. Испепеляющая ненависть выродка.

Кибермод занес последнюю оставшуюся чудовищную руку для удара. Смертельного удара.

Ненависть.

Злорадство.

Джек опередил его – боевой кинжал в правой руке. Резкий взмах, сквозь жгучую боль. Лезвие ушло в нечеловеческий глаз кибермода. Наполовину. Глаз брызнул. Нечеловек издал жуткий крик-вой, отбросил Джека. Дернулся из последних сил. Гребаная машина. Сделал два резких, конвульсивных, дергающихся шага, брызгая темной кровью. Добрался до Джека и накинулся, несмотря на то, что уже издыхал. Джек увернулся чудом, но в последней хватке кибермод его все-таки достал.

Жуткие металлические когти-пальцы резко и со скрежетом проломили броню треснувшего скафа. Выродок вырвал кусок брони вместе с одеждой, кожей, мясом – почти до ребер. Это было жутко и страшно.

Джек уже не мог кричать – только хрипел, истекая кровью.

Кибермод пнул его – он безвольно откатился по земле. Это уже выше любого предела. Противник, с боевым металлорежущим кинжалом в глазу, убитый и израненный, сейчас, скорее всего, добьет Джека. И наступит тьма. И тишина. Боли уже не будет.

Последняя месть закончилась. Настолько, насколько это возможно.

Кибермод, жутко шатаясь и скрипя, подошел. Наступил тяжелой конечностью на ногу – хруст ломающейся брони и костей. Черно-кровавая волна накрыла мозг. Джек уже ничего не видел и не соображал.

Только тупая мысль вилась в мозгу.

Месть не завершена. Не до конца. Это бессмысленный уход.

Джек открыл глаза.

Сквозь кровавую пелену он снова увидел… ненависть. Ту самую нечеловеческую ненависть изверга. Кровожадного изверга.

Который сейчас нанесет решающий, убийственный удар. И на этом все закончится. Тварь тоже сдохнет. Тогда почему все кажется таким бессмысленным?

И тут как будто вспышка в мозгу – НЕТ! Не сдаваться!

Стимуляторы уже давно не помогали. Сил не осталось никаких.

Поганая рожа кибермода совсем близко.

Последний усилием, сконцентрировав всю волю, все ресурсы, Джек резко выбросил руку вперед. Ту, что еще двигалась. Удар. Последний удар – вбил кинжал глубже в череп. До предела – кибермод дрогнул, по изуродованному телу прокатилась еще одна конвульсия. Она непроизвольно вогнала лезвие глубже. В этот раз – достаточно глубоко.

Еще конвульсия – уже не такая резкая. И тяжелая туша упала на Джека.

Задыхаясь и теряя сознание, он успел подумать. Изверг попадет на тот свет, а не в утиль. Потому что это не робот. Это бывший человек. И даже на том свете ему будет страшно.

Потому что я иду за тобой. Уж я постараюсь…

Тьма поглотила все.

Словно черное, вязкое холодное болото.

Мысли исчезли. Исчезло все.

Во тьме – голос.

Прозвучал, спустя вечность. Черную вечность. Вязкую. Беспробудную. Одинокую.

Чей это голос? Что он говорит? Непонятно. Словно из-под земли. Глухо. Тихо.

Но голос все-таки есть. И он все громче. Отчетливее. Джек почувствовал, что его кто-то коснулся. Но тела он не ощущал. Только голос.

Наконец-то удалось разобрать еще слова. И голос уже показался знакомым.

– Джек. Кейси.

Кто это? Знакомый глубокий бас. Такой может быть только у кэпа. Джон тут. Ну что ж, если это тот свет, значит капитан выполнил свою миссию. Или нет?

– Живой? – это уже другой голос. Чуть менее серьезный, но взволнованный. Трейсон.

– Живой. А что с ним случиться? Везучий. Да и заживает все как на кошке. – В этом голосе уже был неубиваемый оптимизм. Серж.

Пауза.

– Да не смотри ты так. Это он только выглядит, как будто его сначала убили, потом переехали танком, и снова убили. Вот увидишь, скоро будет как новенький. – Это снова Серж.

Как-то не клеится мысль о том свете. Неужели на самом деле выжил? Не верится.

Чтобы открыть глаза, пришлось поднять пятитонные веки и вытерпеть режущую боль, которая отдалась во всей голове. Прошла волной, потом глухо ударила по вискам. Боль настоящая. А тьма отступает. Вроде бы хороший признак.

Значит, он выжил.

– Тебе повезло, что нашли вовремя, – продолжал Джон. – Еще немного, и все. Серж уловил сигнал, а еще во время полета мы засекли, что тебя резко унесло не туда. Совсем в другую зону. Представляешь?

Кто-то рядом вздохнул. Философски так. Ральф молчалив, как всегда. Как всегда, чтобы выразить мысль, ему не нужно много слов.

– Никогда тебе не доверят штурвал пилота, вот что я тебе скажу, брат, – Джон чуть усмехнулся. – Мы выполнили основную задачу, потом разделились, и Серж с Мэком отправились выручать тебя. Еле отбились от гребаных нелюдей. Их там порядочно привалило, два отряда с «пушечным мясом»… Да и ты не подкачал, положил там еще отряд как минимум. А тот громила тебя поломал. Знатно. На всю жизнь запомнишь.

– Джони… – перебил Кейси. Это стоило больших усилий, а голос получился как из могилы.

– Молчи, – тоже перебил капитан. – Ты уже четвертые сутки в отключке. Был. Хорошо, что Бэн, в отличие от других медиков, не забил на тебя. Не бросил. Раненых и так много, а он тебя спасал и глаз не сомкнул. Если бы не он, наверно и не очнулся бы…

Он помолчал.

– С возвращением, брат.

Сдаваться нас не учили

– Сдавайся! Ты остался один!

Я молчу. Сжал кулаки. Должно быть, до боли – но боли нет. Эти почерневшие от грязи и крови лапы не могут уже болеть.

– Нас больше! Это конец! Сдавайся, и мы сохраним тебе жизнь!

Я смотрю на искаженное яростью лицо. Застывшее и залитое кровью и гарью лицо. Как тебя звали, боец? Кто ты, откуда? Не знаю. И не узнаю уже. Знаю только, что ты сражался со мной. Плечом к плечу. Что тебя не научили сдаваться и отступать. Что ты остался здесь со мной, на последнем рубеже. Остался один из немногих, давая уйти жителям. Уйти куда-нибудь подальше. Спастись и жить. Мстить, если смогут.

Эти пули ты поймал вместо меня.

Я жив, а ты ушел.

Полегли все, кто остался с нами.

– Ты слышишь? Это последнее предупреждение!

Продавшийся гад орет, надрываясь. Предатель. Это он сдал всех. С потрохами. А сейчас выслуживается. Думает, что если хотя бы одного возьмут живым, это как-то его оправдает.

Я проверяю оружие. Патроны закончились. Но автомат можно использовать, как дубину. Им можно бить и без патронов.

– Ты разве не хочешь жить, солдат? Вернуться к родным?

Я не могу вернуться. Уходя, я обещал, что буду бить врага до последней капли крови. До последнего дыхания. Что вернусь живым, но только тогда, когда последняя вражеская гнида сдохнет, и больше никто из них, сволочей, никогда не ступит на нашу священную землю. Это мой долг.

Я не могу вернуться. Потому что те, к кому я всем сердцем рвусь, попали в окружение. Их… их больше нет. Расстреляли. Я чуть не убил того парнишку, который доставил эту новость. А чем он виноват, спрашивается? Ничем. Боли в сжатых кулаках нет. Нет ее и там, под темнеющей от крови одеждой. Нет там, куда шандарахнуло осколком во время атаки. Нет там, куда, вроде бы, навылет прошла пуля-дура.

Зато внутри, где-то очень глубоко, где-то в груди, где, должно быть, прячется душа и остатки человечности, а теперь просто черная, бездонная пустота… вот там болит. Глухо. Тупо. И там жжет. Пожирающим огнем жжет.

– Последний шанс! Мы не хотим убивать тебя…

Что ж. Пора.

Я встаю и выбираюсь из окопа. Наскоро выкопанная оборонительная точка. Чтобы задержать противника, насколько можно. И мы задержали. Даже больше, чем можно. Но все равно. Нас не учили сдаваться.

Я вижу эти испуганные лица. Они боятся меня. Боятся монстра, который выжил там, где не должен был выжить никто после той чудовищной атаки. Я делаю несколько шагов вперед. Их осталось человек двадцать – разношерстные, потрепанные, уже не такие уверенные в себе и наглые. Кто-то попятился, увидев мою яростную грязную харю. Те, у кого нервы покрепче, навели стволы на меня.

– Руки вверх! – горланит предатель. – Стоять!

Я остановился, сделав еще пару шагов. Так, чтобы быть ближе к ним.

– Оружие брось!

Я медлю.

– Брось, я сказал!

Медленно, играя на нервах, я кладу автомат под ноги.

Один из гадов что-то говорит на своем каркающем языке другому. Приказным тоном. Тот и еще двое вскидывают оружие и, насторожившись, идут ко мне. Они не верят в удачу. Они хотят просто пристрелить, уничтожить чудовище. Но не решаются. Зачем? Уже не важно. Вот они подошли. Двое держат на прицеле. Один, белобрысый, со шрамом на лбу, подходит ближе всех и наклоняется, чтобы поднять мой автомат. Что ж…

Я врезаю коленку ему в рожу, быстро, сильно, как камнем в арбуз – чтобы треснуло. Отшвыриваю его, как куклу, на соседних – так, чтобы была куча-мала и беспорядок.

Поднял автомат и наотмашь прикладом саданул ближайшего гада в челюсть – вывернул, вышиб пару зубов и сочный плевок крови. Чтобы не встал. Резко нагнулся и рванул вперед, прямо на кучу-малу, топча лежачих.

Я бегу и несу смерть. Несусь прямо в гущу оторопевших, на пару секунд застывших от неожиданности врагов. Дикий, первобытный крик, от которого цепенеют нервы и волосы встают дыбом. Это огонь, тот самый огонь, бушующий в пустоте, рвется наружу. Я не сдерживаю этот огонь. Я берсерк. Я не знаю пощады. И пощады не будет…

Удар. Кровь. Хруст. Наконец они очнулись. Глухо плюют пулями в ответ автоматы. Что-то попадает, что-то мимо. Я не чувствую ни боли, ни того, что должно меня остановить. Врезаюсь в автоматчика и разбиваю его поганую башку, каким-то неимоверным образом переворачиваю полуживое тело и прикрываюсь им, как щитом – гады стреляют в своего же, пытаясь достать и остановить меня. Я зверею. Вижу дикий страх на чьем-то лице, лице бедолаги, который оказался рядом. Набрасываюсь на него зверюгой. Повалил и приложил лицом об землю. Вдавил. Так, чтобы навсегда. Еще одного сбил ударом ноги под колено. Тот упал, как подкошенный. Вырываю автомат из его застывших от страха рук. Добиваю.

Даю очередь по обескураженному стаду. Да. Теперь это стадо. Стадо обреченных. Это уже не захватчики. Не грозный отряд карателей, вооруженных до зубов и безнаказанно убивающих невинных людей. Уложил пятерых, пока автомат не заело. Ну и что. Стадо трусливых сволочей это не спасет.

Как таран несусь вперед. Низкий, упитанный, с перекосившимся от страха лицом гад что-то орет, жмет на курок и резко бледнеет. Я не понимаю этот поганый язык и не разбираю слов. Он смотрит на меня, как на ожившего мертвеца. Я сворачиваю ему шею и пру дальше. Здоровенный детина втыкает нож в плечо. С размаха, сверху. Я долбанул ему лбом в переносицу – резкий хруст, кровища. Детина был в каске, я без. Кровь его и моя. Стряхиваю его руку с рукояти и выдергиваю нож. Добить гада. Нож вспарывает ему шею – сбоку, по артерии. Красный горячий фонтан заливает землю, когда выдергиваю. Заливает лицо. Рукоять становится тоже горячей.

Меня что-то сбивает с ног. Опять глухие звуки выстрелов. Я рычу, давясь кровью. Встать. Надо встать. Ни один из них не уйдет отсюда живым.

Крики страха возобновляются, дикие, истерические и безнадежные, когда я все-таки встаю. Лицо застилает темная пелена – я стряхиваю ее, она рваными струями летит в стороны. Земля уходит из-под ног. Но я собран и снова пру на них. Огонь, дикий, неистовый огонь захлестывает снова. Меня не учили сдаваться…

– Шш-шшшааааааааайзеее! – срываясь на визг, нервически орет один из оставшихся. Бросает оружие и, спотыкаясь, бежит куда-то в сторону. Подальше. Без оглядки. Другой палит почем зря. Но я настигаю его. Глаза сволочи округлились, когда я втыкаю в него нож. По самую горячую рукоять. Другой рукой вырываю глаз вместе с веками и куском лица. Развернулся и заехал в висок еще одному. Рука – молот. До хруста. Набрасываюсь на третьего, удар-таран в челюсть, которым я ломаю кирпичи. Потом сразу еще. Добавил ногой по голове, впечатал прямо в камень, на который он упал.

Еще один убегающий не добежал пары шагов – я ухватил его за ногу, тоже повалил, поднял камень. Получай…

Камень летит в другого, отстреливающегося. Он охреневает от того, что пули не берут цель. Но, похоже, что берут, потому что камень попал не туда, куда должен был, и гад просто роняет автомат. Спотыкается, падает. Я плюю кровью, встаю и добиваю его.

Один из отряда, последний, целится в меня, но вместо выстрелов просто щелчки. До него пара метров. Голыми руками, гад. Я сверну твою башку голыми руками, и мне не нужно оружие…

А предатель ползет по земле, весь в грязи. Что-то шепчет, скулит, всхлипывает. Я иду за ним. Ноги подкашиваются, но я иду. Предатель слышит мои тяжелые, глухие шаги. Пытается ползти быстрее. Скулит еще сильнее и противнее. Я хватаю его за шиворот. Поднимаю на ноги. Разворачиваю лицом к себе. Чтобы заглянуть гниде в глаза. Чтобы он заглянул в мои. Я вижу, как бледная рожа становится просто белой, как полотно. Он видит. Видит то, что ждет предателей в конце. Рот беззвучно открывается. Но слов не получается. Страх сковывает все.

Одна рука уже не слушается. Висит плетью. Но другая – работает. Пальцы – сталь. Они сжимаются на горле предателя. Предатель хрипит и дергается, но не долго. Сталь сжимается до хруста.

Вот и все.

Ноги еще слушаются. Я делаю несколько шагов. Оставляя темные кровавые следы. И я знаю, почему темно-бурая пелена залила лицо и глаза.

Но ноги – несут. Вот сделан шаг. И еще. А потом я остановился. Поднял к небу глаза. Низкое, темное, в тучах. И только один клочок – ясный, легкий, светлый. Там пробивается солнце. Родное, яркое, слепящее. И как будто бы даже мирное небо. Мирное небо над головой…

***

– Этот русский был неубиваемый, он шел как огромный медведь, которого не берут пули, он оживал после каждой автоматной очереди, это был не человек, а сам дьявол…

Голос старого Генриха дрожал и трясся. Он никому не рассказывал эту историю так, как было на самом деле. Всегда приукрашивал. И детям, и внукам, он рассказывал и пересказывал десятки раз, как их доблестный отряд на захваченной территории уничтожил неубиваемое чудовище. Как все погибли, кроме него. Как он всадил последнюю пулю и добил порождение преисподней…

Но только сейчас, в этот ненастный сырой день, он решил поведать истину. Ему было горько и стыдно, даже спустя годы. И жутко, нечеловечески страшно. Страшно, как тогда, когда он сбежал с поганого побоища, когда тому русскому солдату, убитому и искалеченному, будто потусторонние силы помогали снова вставать и идти в бой, несокрушимо и яростно, голыми руками и всем, что попадется под руку, убивать. Зверски, страшно, кроваво… Генрих чудом сбежал. Трусливо унес оттуда ноги. Но это сейчас так кажется. А тогда это был самый разумный вариант.

– Но ты же его убил, дедушка? – спрашивал, глядя наивными глазенками семилетний Ганс, самый младший из внуков.

– Да, – неожиданно вдруг снова соврал Генрих. Он передумал говорить неприглядную истину. Но все-таки часть правды решил не скрывать. – Это был достойный противник. Но лучше бы нам тогда с ним не встречаться…

Он замолчал, слова исчезли – мысли и воспоминания унесли далеко-далеко, в пропасть прошедших лет. Он навсегда запомнит это непобедимое чудовище. Воина страны, которую так и не удалось покорить в той гадкой, страшной и, как казалось Генриху сейчас, вовсе ненужной войне…

Воина, которого не учили отступать и сдаваться.