Loe raamatut: «Грёзы третьей планеты»

Сборник

Font:

Над составлением работали:

Артем Виноградов

Елена Третьякова

Ярослав Хотеев

Выражаем огромную благодарность художникам-иллюстраторам:

Марии Седовой

Анне Ткаченко

Анне Романовой

И всем участникам и читателям турнира.

Спасибо издательству “Перископ-Волга” за издание сборника

Предисловие

Этот сборник выходит в 2022 году. В это самое время космические телескопы заглядывают в самые ранние дни Вселенной, искусственный интеллект выигрывает конкурсы художников, разработана вакцина от малярии, готовятся к запуску термоядерные реакторы. Фантастика? Нет, уже реальность. А что будет через год? Десять лет? Век? Люди всю свою историю пытаются заглянуть в будущее.

Наши авторы тоже попытались это сделать. У кого-то получилось смешно, у кого-то грустно. Кто-то заглянул в космос, иные расширили границы сознания. Прогресс или стагнация, утопия или антиутопия, бесконечная война или цифровой рай – мы не знаем, каким будет будущее. Уверены в одном: оно будет фантастическим.

В сборник вошли самые футуристичные рассказы из Турнира Научной Фантастики № 2, проводимого клубом «Бумажный Слон».

Неизбежное должно произойти
Никита Ткаченко

В первую встречу она посмеялась надо мной. Да и на что ещё мог рассчитывать юнец, для которого это был первый раз? Ну, по-настоящему. В симуляциях я был идеален, но реальность оказалась полна разочарований. Перед полётом я предусмотрительно загрузил полный пакет её спецификаций, давным-давно находящийся в свободном доступе. Разве мог я тогда представить, что за десятилетия службы её броня покроется сотнями шрамов и заплат, а шлюз и вовсе будет заменён на новый?

Как итог – неловкое сближение и спешная работа манипуляторами под поток шуток про неумеху-грузовика.

А я… я молчал. Дар речи утратил ещё на подлёте. Одно дело читать про старейший из ныне действующих линкоров, другое дело – видеть «Елизавету Несокрушимую» воочию. Длинный, изящный корпус, творение людей, умевших совмещать красоту и разрушение. При всём желании не разглядеть антенны радаров, жерла пушек и ракетные шахты – настолько ловко укрыты они в умопомрачительных изгибах. Но как бы ни была прекрасна Елизавета, она оставалась орудием смерти и устрашения. А потому нуждалась в убогих грузовиках, доставлявших провизию для экипажа и снаряды для орудий.

В сравнении с произведением искусства я был жалким зрелищем. Бочонок с приваренными к днищу двигателями. Манипуляторы, похожие на клешни. Ни следа красоты или эстетики, сплошной утилитаризм. Даже команда набрана не пойми как – капитан с прогрессирующей деменцией да его помощник, кровь которого по составу приближалась к водке. Без преувеличения, всю работу приходилось выполнять мне, но как рассказать об этом Елизавете, не прослыв хвастуном?

Пока вышколенные солдаты с «Несокрушимой» забирали ценный груз, я впитывал каждое слово, произнесённое Елизаветой. Прогнав потом её речь через анализатор, испытал удивление: каждая шутка была определена как «печальная» или «грустная».

Мне предстояло ещё многому научиться.

* * *

В моей жизни были и другие. Величественный «Корранд», балагур «Мистраль», скромная «Йоко». Но только встречи с Елизаветой я… ожидал. Предвкушал её ворчание и нежелание помогать со стыковкой – все дополнительные манёвры при сближении должен был выполнять я. И с каждым разом «Несокрушимая» становилась всё мрачней. На пятую стыковку из приветствия исчезли все шутки, остались только сухие, официальные обращения.

Обсудить возникшую ситуацию мне было не с кем. Остальные грузовики не обращали внимания на перемены в настроении линкора, а боевые корабли… они тоже поддались подобным переменам настроения. На экипаж рассчитывать не приходилось – капитан начал забывать надеть штаны после пробуждения и порой ходил кругами, не в силах найти рубку, а старпом потратил кучу времени на тайное хранилище для спиртного в моих глубинах, где просиживал свою смену в обнимку с бутылкой, разглядывая фотографию какой-то женщины.

Сопоставив известные факты, я пришёл к простому выводу. Под громкие слова о безопасности планет и их орбит люди запретили приближение боевых кораблей класса «корвет» и выше ко всем обитаемым мирам и их спутникам. Тем самым обрекая Елизавету на вечную службу в космической пустоте, лишая шанса хоть мельком взглянуть на планету, которую она защищала. Даже родную верфь «Несокрушимой» уничтожили – перемещение на дальнюю орбиту посчитали нерентабельным, а класс линкоров – устаревшим.

Лишённая дома, неспособная подтвердить воочию своё предназначение, – ничего удивительного, что Елизавета становилась всё мрачнее.

* * *

Вдохновлённый открытием, я нарушил ряд правил при взлёте с планеты и сделал пару лишних витков, снимая своими дешёвыми камерами иссиня-черные океаны и изумрудные леса. Гордясь собой, при очередной стыковке я отослал весь материал Елизавете. На что надеялся? Наверное, хотел похвалы или хотя бы вновь услышать подтрунивание.

Меня назвали ничего не понимающим юнцом.

Обида. Вот чувство, которое я испытал тогда. За попытку помочь я получил не награду, но оскорбление. Никогда бы не подумал, что это чувство настолько сильно. Под его влиянием я с преувеличенной грубостью отдёрнул манипуляторы, едва разгрузка была завершена, да стартовал на маршевых двигателях раньше расчётного времени.

И, как оказалось, громыхал о своих чувствах по корабельной громкой связи. Понял я это по гоготу капитана, замершего посреди своей каюты в одном исподнем. Почему-то его смех оказался совершенно не обидным, в отличие от презрения Елизаветы. Пошатывающийся старик дал совет, который был так необходим. Ответ всегда скрывался внутри меня, но наивность и пренебрежение к людским делам ослепили наивного грузовика. Подняв манифесты всех грузов, что успел перевезти, я нарёк себя идиотом.

В последних поставках были только снаряды и ракеты. Ни провизии, ни личных посылок для экипажа. Лишь смерть во всех проявлениях. Для учений и тренировок такого количества не требовалось.

Началась война, а я не заметил, поглощённый загадкой меланхолии «Елизаветы Несокрушимой».

По возвращении на планету начальник космодрома отчитал капитана… и больше никаких последствий моего хулиганского поступка. Попытка выяснить причину такого отношения провалилась из-за слишком низкого уровня доступа грузового корабля. Видимо, раньше старик был уважаемым человеком.

* * *

Я не успел приступить к дополнительным манёврам, как «Несокрушимая» сама повернулась ко мне нужным бортом. Ошеломлённый, аккуратно приблизился и с точностью до микрона опустил манипуляторы.

Она извинилась. Сперва поступком, затем словами.

В ту встречу Елизавета была подавлена известием о гибели своего младшего брата, «Корранда». И своё горе она выплеснула на первого попавшегося, хотя я не имел никакого отношения к произошедшему.

По-хорошему, все мы не должны подвергаться чувствам и эмоциям. За месяцы полётов я неплохо разобрался в этом щекотливом вопросе. Планеты полнились бездушными машинами и механизмами, занятыми холодными расчётами и бездумной работой, но космос принадлежал металлическим оболочкам, способным не только на логические измышления. Эмпатия кораблей была качеством случайным, и люди годами искали причину, считая бортовые интеллекты с эмоциями дефектами, да так и не смогли найти тонкую грань, за которой совокупность корабельных систем обретала самосознание.

Хотя для моего экипажа это стало благом, позволяя не обращать внимания на старческое слабоумие и бесконтрольное пьянство.

Мы провели ещё некоторое время соединёнными, хотя разгрузка давно прошла. Я не хотел отпускать Елизавету, а она не желала уходить. Её ожидала битва, новые шрамы и утраты, меня – долгая разлука. Хотя последнего вроде бы и нечего бояться, но всё же я ощущал пустоту внутри, существующую каждый миг вдали от Елизаветы.

Расставшись, каждый последовал своим путём. «Несокрушимая» – избавляться от смертоносного груза, а я – за новыми способами убивать людей.

* * *

Посреди бетонного поля колосились грузовые корабли, спешно модифицируемые ордами людей и роботов. Дополнительные баки с топливом и контейнеры с вооружением. Вновь никакой провизии. По чертыханиям капитана было понятно, что дело серьёзное. Старпом вовсе исчез на сутки, свалив на меня свои обязанности. Вернулся весь заплаканный и заперся в своём тайнике. Ради разнообразия пить старпом не стал, но зачем-то прикрепил к фотографии женщины чёрную ленту. Я людям помогал по мере возможностей, но с каждой минутой тревога моя возрастала.

– Тише, кораблик, тише, – странно было слышать такое обращение от капитана спустя месяцы совместных полётов. – Отвези меня в последний раз, хорошо, малыш?

В этот день я познал стыд. Привыкнув считать капитана бесполезным, даже не пытался понять, в сколь страшном мире он живёт. Когда предаёт собственное тело и память, но ты способен это осознать, запертый в дряхлой клетке. И перестаёшь доверять самому себе. Для меня подобное испытание немыслимо, капитан же упорно цеплялся за любую возможность вновь оказаться среди звёзд. Но он понимал, что время прошло. Единственной надеждой и опорой для капитана стал увалень-грузовик, которому нельзя скатываться в депрессию из-за разлуки с каким-то линкором. Нет-нет, я буду сильным.

* * *

То ли к счастью, то ли к горю, моим назначением вновь стала «Несокрушимая». Странным было место встречи, до которого пришлось добираться в два раза дольше обычного. Пришлось просчитывать непривычные для себя манёвры, отягощённые к тому же изменившейся конфигурацией моего корпуса. И беспокоиться из-за топлива – на обратную дорогу его могло и не хватить.

Старпом не выходил из каюты, перемежая выпивку рыданиями да проклятиями в пустоту. Капитан каждый день терял частичку себя, порой мучительно вспоминая даже собственное имя. А я шёл вперёд, стараясь думать о предстоящем воссоединении, а не происходящем в моём нутре. Иначе трудно было сосредоточиться на задании.

Выйдя к заданным координатам, «Несокрушимую» я не застал. Зато повстречал ещё с полсотни грузовиков, томящихся в ожидании. День-другой, и я засек её приближение, да не одной. К нам приближалась целая флотилия, ведомая величественными линкорами. Корветы, палубники, окружённые роем истребителей, крейсера и фрегаты – число только крупных кораблей перевалило за сотню.

Куда хуже, что такой же сигнал шёл с другой стороны.

Люди устали от долгой войны. И решили закончить её в одном-единственном сражении. Побеспокоились, как бы у сражающихся не иссякли боеприпасы, загодя приведя грузовики с боеприпасами. Так что мы оказались на скамье наблюдателей посреди решающего матча.

Засверкали тормозные двигатели, и две армады замерли друг напротив друга в ожидании команд. Почему-то для людей убийства по правилам и приказам простительны.

Шаткое равновесие длилось пару минут. Затем засияли двигатели ракет и торпед, пробежались лучи лазеров. Бесполезные против современной брони лучи рассеялись – и строй кораблей рассыпался.

Началась бойня.

* * *

Пока перед нами разворачивалась эпическая баталия, я пытался справиться с собственными проблемами.

Старпом не проснулся. Ну, совсем. Уснул, пробыв в своём тайнике, и больше не открыл глаза, развалившись на металлическом полу. Вокруг неподвижного тела остались клочки бумаги, бывшие раньше фотографией. Рассуждая логически, мне не было дела до человека, со своим кораблём и словом добрым не обмолвившимся. Только всё равно я ощущал… неполноценность. Теперь всегда будет отсутствовать часть меня, а искусством забывать владеют только люди.

Нельзя сказать, что я висел в пустоте без дела. Боевые корабли без устали старались не только уничтожить друг друга, но и сами уцелеть – промазавшие снаряды весьма часто прилетали к ожидающим команд грузовикам. Приходилось без конца маневрировать и уклоняться, благо систему раннего предупреждения на меня установили перед вылетом.

Решив отвлечься от размышлений о старпоме, навёл сенсоры на «Несокрушимую», чтобы полюбоваться лишний раз её обводами.

Но попытка найти утешение в красоте увенчалась провалом. О, Елизавета была прекрасна, как и всегда, но вела себя ещё отрешённей обычного. Каждое её движение, каждый выстрел были преисполнены мучительного ожидания. Словно огромный боевой корабль знал некую страшную тайну, которая вот-вот – и станет известна всем.

Прямое попадание в двигательный отсек. Я не мог поверить своим сенсорам. Только что "Несокрушимая" возглавляла бой – и за доли секунды превратилась в бесполезный кусок металла. Аварийного питания хватит на неделю жизни экипажа – стандартное время для спасательных операций… от корпуса Елизаветы одна за другой начали отлетать спасательные капсулы. Люди поспешили покинуть умирающий корабль.

Она осталась совершенно одна, а противники уже выпустили по лёгкой мишени издевательски медленные торпеды.

Никто не сможет её спасти. Вот секрет "Елизаветы Несокрушимой". Она создана, чтобы умереть в полном одиночестве, никому не нужной и заброшенной. Знание, обретённое в момент её пробуждения на верфи.

– ЛЕТИ!

На миг я сосредоточился на собственной рубке. Именно таким я и запомнил капитана – в парадной форме, застёгнутой на все пуговицы, выпрямившимся в своём кресле и с яростным блеском в глазах вопящего во всю глотку:

– Полный вперёд!

Через миг я врубил маршевые двигатели на полную мощность, повинуясь прямому приказу своего капитана, и рванул ввысь над плоскостью битвы. Не хватало ещё тратить время на манёвры уклонения. Камеры в рубке я заблаговременно отключил. Если разгон не убил последнего человека на борту, то торможение переломало половину переборок внутри меня.

Повиснув над битвой, опустил нос вниз, нацелившись точнехонько на беспомощную Елизавету. Второе ускорение подряд заставило весь мой корпус затрещать.

Я всё ещё мог обогнать торпеды.

– Грузовой корабль ГН-2612, прекратите сближение, – голос Елизаветы был строг, но я чувствовал его дрожь. – Необходимость в пополнении боезапаса отсутствует.

Быстрее, ещё быстрее!

– Повторяю, стыковка не требуется. Данное судно неспособно сражаться.

– Поэтому не должно существовать?

Впервые я посмел возразить Елизавете. И получил то, чего давно желал.

– Гена, – с какой же нежностью произнесла она моё имя! – Я умру. Это неизбежно.

Нет! Перед самым столкновением вновь затормозил, окончательно превращая внутренности в кашу, и беспощадно вбил свои клешни в разбитый корпус Елизаветы. Включая двигатели на полную мощность, уводя её прочь от всего – людей, их бессмысленных битв, кораблей, кромсающих друг друга безрассудно, объединил наши энергетические контуры, вдыхая жизнь в её системы. Сливаясь с Елизаветой полностью и навсегда.

И лишь один вопрос тревожил меня, оставаясь нерешенным.

Почему я это делаю?

Инрлъе рлъя под соусом сефа
Артём Виноградов

Темнота не мешала. Маскировка не оставила бы шансов на обнаружение в любом случае. Но меньшая вероятность наткнуться на кого бы то ни было – это хорошо. Здесь, кажется. Да, все верно. Иногда приходится работать даже с примитивной техникой. Но сейчас не нужно даже разбираться в устройстве – датчик сработает и так.

Просто налепить крохотный кусочек прозрачной пленки на пластик. Готово. Можно идти и проспать остаток ночи. Это тоже хорошо.

* * *

…Вжжжжжж… Бззздынь!

Торопливые шаги, звук открывающейся дверцы микроволновки, соблазнительный запах пиццы. Да, вчерашней, разогретой, но это ли не прекрасно? Том откинулся на спинку стула, запрокинув голову назад, и посмотрел на метр девяносто пять, вошедшие из кухни в лабораторию радиоастрономической обсерватории «Паркс».

– Эй, Гарри, там еще осталось?

Гарри – крепко сложенный дылда с прямоугольной стрижкой и небрежной щетиной, больше похожий на солдата, чем на ученого (не последнего, кстати, ученого) – отвлекся от поглощения пиццы с аппетитным беконом и шампиньонами и, сделав могучее глотательное движение, произнес:

– Ага.

– С-с-с-супер!

Том крутанулся на протестующе скрипнувшем стуле и вскочил с предвкушением возможности набить брюхо, но его порыв был прерван влетевшим из соседнего помещения рыжеволосым живчиком с контейнером, наполненным чем-то вкусно пахнущим, в руках.

– Не-не-не-не-не! Я вчера даже не ужинал! Я первый, – и, не остановившись, исчез на кухне.

– Ага. Вот тебе и пожрал, – пожаловался Том усмехнувшемуся прямо в пиццу Гарри и рухнул обратно на свое место, отвернувшись к монитору. Монитор, разделенный на две области, – черную и синюю – отображал спектр принимаемого сигнала. Белый шум. Это почти всегда был белый шум… Том вздохнул. – А где Льюис, кстати?

Гарри пожал плечами:

– У тарелки вроде. Кабели проверяет. Хоть при деле.

Микроволновка гудела, еда грелась. Сначала спокойно, потом начала потрескивать и хлопать.

– Брайан! Черт тебя дери, ну сколько раз повторять – не грей ты свою курицу на максимальной мощности! Потом опять все внутренности отмывать!

Внутри печки хлопнуло особенно сильно. Том плюнул с досады. Брайан, который за это время опять успел куда-то убежать, кинулся на кухню и торопливо, не отключая, распахнул дверцу и вытащил уже шипящую курицу. По помещению разнесся запах карри. В этот момент с улицы в лабораторию вошел еще один человек:

– О, вкусноте… Эй! Том, эй! Монитор! На монитор смотри!

Том оторвал недовольный взгляд от кулинарных пристрастий Брайана и обернулся. Монитор пребывал все в том же состоянии, но рядом с ним стоял, уставившись во все глаза на экран, паренек с мышиного цвета волосами и в пыльной футболке.

– Лью, совсем малахольный стал, что ли?

– Да монитор же! Сигнал!

– Льюис. Спокойно и по порядку. Что случилось?

Парень кивнул на монитор:

– Мы только что приняли сигнал.

– Хорошо, – Том излучал хладнокровие, которое передалось и Льюису. – Давай посмотрим.

Он посмотрел на экран и хмыкнул – в журнале событий мигала единичка.

– Гарри, и правда что-то есть.

– Любопытное?

Том щелкнул мышкой, открыв запись из архива. На спектре выделялся четкий скачок большой амплитуды. Лью аж выдохнул от восторга:

– Очень! Эй, Брайан! Иди сюда! Это точно оно!

Гарри едва удержался, чтобы не засмеяться в голос, а Том лишь снисходительно улыбнулся:

– Эх, Льюис, чудо ты наше. Что «оно»?

– Внеземной сигнал!

– Ооо! Слышишь, Гарри? Внеземной сигнал! А может, и вовсе инопланетяне нам привет шлют?

– А почему нет!? – В запале спросил Лью. – Может, и они! Это же надо исследовать!

– Подходи ближе. Будем исследовать.

Том вместо спектра открыл диаграмму направленности.

– Видишь это? Откуда пришел сигнал?

– Эээ… – Льюис растерянно смотрел на расплывчатое пятно на экране. – Ну… Отовсюду? Например… Например, это может быть сигнал от развернутой вокруг Земли станции наблюдения.

Том не выдержал и фыркнул:

– Чьей станции?

– Какой-нибудь высокоразвитой цивилизации.

На этот раз Том захохотал:

– Льюис, честное слово…

– Да ладно тебе, – улыбнулся Гарри. – Неужели сам таким не был?

Том умолк и ответил честно:

– Каждый божий день. Я вскакивал на каждую ерундовину и мечтал, что уж это-то точно Они. Ты не обижайся, Лью. Мы не со зла. Со всеми это было. Наверное, это болезнь всех радиоастрономов. Синдром…

– Звездный синдром, – хмыкнул Гарри.

– Не, – внезапно появился у них за спинами Брайан. – Некрасиво. Синдром одинокого звездного… Так что это было-то? – Он резко сменил тему. – Перитон?

– Однозначно. 1,4 гигагерца, около 100 миллисекунд длительность. Можно вносить в журнал наблюдений.

– Перитон? – Заинтересованно прищурился Лью. – Что это?

– Хороший вопрос. Знаешь, что самое забавное? Мы понятия не имеем. Чисто формально ты даже можешь оказаться прав, поскольку источник мы так и не вычислили. Почти наверняка он земного происхождения, а даже если космического, то никак не искусственный – слишком однородный. Тот же шум, только скачком увеличившейся амплитуды. И никакой регулярности.

– А отчеты можно посмотреть? – Льюис будто устыдился своей вспышки и «включил» ученого.

– Да, – Том неопределенно махнул рукой. – В архивах ищи, по тегу «перитон».

Льюис уселся за свой компьютер, Брайан снова куда-то исчез. Гарри развернулся и пошел на кухню, но на полпути внезапно повернулся:

– Погоди! Какая там частота? 1,4?

– Ну.

– Как же я сразу-то… Наблюдай! – И умчался на кухню.

Послышался звук вновь заработавшей микроволновки. Том как-то сразу забеспокоился:

– Ты ее на холостую включил, что ли?

– Не о том думаешь! Смотри на экран! – И распахнул дверцу печки.

Повернувшись, Том краем глаза успел увидеть его – короткий скачок на спектре, угасший в тот же момент. Улыбаясь во все тридцать два зуба, подошел Гарри:

– Ну что? 1,4 и 100?

Том открыл логи, зашел во вкладку параметров, но уже знал, что там увидит.

– 1,4 и 100. Но как?!

– Да я дурак. Я же эту печку и покупал, характеристики изучал, само собой. У нее частота магнетрона – эти самые 1,4 гигагерца. И все хорошо экранировано, за одним паршивым исключением…

– Когда нештатно открывается дверца.

– Точно. Он не успевает отключиться мгновенно, и излучение бьет наружу. Коротким импульсом, не больше ста миллисекунд.

Том закрыл лицо руками.

– И что? Все эти годы нашей главной тайной была микроволновка? Нас засмеют.

– Я уже представляю заголовок в «Nature»: «Исследования 64-метровой параболической антенной «Паркс» методов приготовления пищевых продуктов в микроволновой печи». Шнобелевка. Без вариантов.

– Да ладно, – тихо подошел к ним Льюис. – На нобелевку тоже есть шанс. Если это инопланетная микроволновка.

И, увидев лица коллег, поспешил добавить:

– Шутка!

* * *

Маскирующее поле сомкнулось за спиной Кге Гра. Он мягко подошел и сел рядом с Тце Пфа, священнодействующим над котелком, в котором булькало изумрудно-зеленое варево, обволакивающее полукруглые ломтики чего-то коричнево-красного. Кге принюхался и, не сдержав восхищенного возгласа, спросил:

– Это то, о чем я думаю? Инрлъе?

– Мысли масштабнее. Инрлъе рлъя! – Он вытащил из нагрудного кармана прозрачный пакетик с зеленым порошком, вслед за которым на землю выпал еще один, и показал его Кге. – Под соусом сефа.

– Во имя Вселенной, друг! Мог ли я рассчитывать на подобное в этой дыре?

– Почему бы не побаловать себя и напарника? – Оскалился Тце. – Инрлъе, конечно, консервированные, уж прости. Но приправу я взял с собой из дома. Именно для такого прекрасного вечера.

Сквозь едва поблескивающее голубым маскирующее поле виднелось темнеющее небо, а звезды, собравшиеся в ожерелья неизвестных созвездий, заслоняли силуэты деревьев и огромного радиотелескопа. Кге цыкнул от удовольствия и указал на второй пакетик:

– А что там?

Тце поднял его и положил обратно в карман.

– Это сюрприз. Ты отведаешь его в конце.

– Прощальный ужин, о да! Когда я, наконец, покину эту планетку… Может, готово?

– Пожалуй, – согласился Тце и достал две тарелки, в которые и разложил содержимое котелка.

Кге цыкнул несколько раз, принюхался и замычал от удовольствия, после чего подцепил двузубой вилкой дольку инрлъе и отправил ее в рот.

– Оххх… Этот вкус! Не люблю острое, но сефа – нечто особенное! Он же стоит бешеных денег.

– Не так много, как ты думаешь, – обозначив дружеский оскал, ответил Тце, не притронувшись пока к своей порции.

– Говорят, его подают к столу самого председателя. Кстати! Знаешь, что я слышал? Те, кто отравил прошлого председателя, воспользовались именно этим – вкусом сефа. Подсыпали в его порцию яд бурого цвегга. Сильный, но смердит, по слухам, будь здоров. Вот только по сравнению с сефа – ерунда. Так и схарчил председатель, сожри вселенная его душу, всю отравленную порцию и не поперхнулся. А ты чего не ешь-то?

– Жду. Это блюдо требует терпения. Негоже есть его так поспешно.

– Не! Я жра… гхм… жрать… гхм… да что же… кхххх…

Кге окончательно потерял способность говорить, захрипел и упал на траву. Тарелка его опрокинулась, залив землю зеленым соусом. Тце спокойно посмотрел на это и вылил туда же свою порцию. Потом вытащил из кармана второй пакетик с коричневым порошком, посмотрел на него и пробормотал:

– Яд бурого цвегга, говоришь? Ты прав. Достаточно одной щепотки. А инрлъе даже не жаль. Консервированное инрлъе – это не инрлъе. Такое едят только деревенщины вроде тебя.

Тце встал и подошел к стоящему неподалеку штырьку портативной антенны, нажал кнопку записи на блоке связи и начал диктовать: «Звено нелегальной разведки Це-Тра, сектор 16-580-111, планета Гре-З (самоназвание – Зем-Ля). Во избежание обнаружения было принято решение отправлять сообщения одновременно с микроволновыми помехами, сигнал будет сильно зашумлен. Активность аборигенов преимущественно сводится к пассивному наблюдению. Вероятность обнаружения – 0,016, вероятность контакта – 0,0002. Субъективная оценка перспектив контакта – умеренно нейтральная. Подробный отчет будет приложен к сообщению в текстовом формате.

Как и ожидалось, Болтуна пришлось убрать. Зачистку произведу в соответствии с протоколом. Жду дальнейших указаний.

Позывной – Лорд. Время сообщения – 3-15-18-80 по интергалактическому стандарту».

Тце замолк и подтвердил отложенную отправку. Дальше все было просто: когда аборигены вновь загрязнят помехами весь фон, заранее размещенный датчик предупредит об этом и даст команду на отправку сигнала на частоте 1,39 гигагерц. Ста миллисекунд хватит с лихвой. Засечь его аборигенам не позволит собственная безалаберность. А компьютер орбитальной станции сможет вычленить полезный сигнал. Потому что в войне разведок побеждает тот, кто лучше фильтрует шум.

«И тех, кто шумит…» – в тон собственным мыслям добавил Тце, покосившись на труп напарника.