Отворите мне темницу,
Дайте мне сиянье дня,
Черноглазую девицу,
Черногривого коня!
Я красавицу младую
Прежде сладко поцелую,
На коня потом вскочу,
В степь, как ветер, улечу.
Но окно тюрьмы высоко,
Дверь тяжелая с замком;
Черноокая далеко,
В пышном тереме своем;
Добрый конь в зеленом поле
Без узды, один, по воле
Скачет весел и игрив,
Хвост по ветру распустив…
Одинок я – нет отрады:
Стены голые кругом,
Тускло светит луч лампады
Умирающим огнем;
Только слышно: за дверями
Звучномерными шагами
Ходит в тишине ночной
Безответный часовой.
1837
Слышу ли голос твой
Звонкий и ласковый,
Как птичка в клетке,
Сердце запрыгает;
Встречу ль глаза твои
Лазурно-глубокие,
Душа им навстречу
Из груди просится,
И как-то весело,
И хочется плакать,
И так на шею бы
Тебе я кинулся.
<Конец 1837 – начало 1838>
Она поет – и звуки тают,
Как поцелуи на устах,
Глядит – и небеса играют
В ее божественных глазах;
Идет ли – все ее движенья,
Иль молвит слово – все черты
Так полны чувства, выраженья,
Так полны дивной простоты.
Конец 1837 – начало 1938
В минуту жизни трудную
Теснится ль в сердце грусть:
Одну молитву чудную
Твержу я наизусть.
Есть сила благодатная
В созвучье слов живых,
И дышит непонятная,
Святая прелесть в них.
С души как бремя скатится,
Сомненье далеко —
И верится, и плачется,
И так легко, легко…
1839
Дитя мое,
Останься здесь со мной:
В воде привольное житье,
И холод, и покой.
Я созову моих сестер:
Мы пляской круговой
Развеселим туманный взор
И дух усталый твой.
Усни, постель твоя мягка,
Прозрачен твой покров.
Пройдут года, пройдут века
Под говор чудных снов.
О милый мой! не утаю,
Что я тебя люблю,
Люблю как вольную струю,
Люблю как жизнь мою…
И скучно и грустно, и некому руку подать
В минуту душевной невзгоды…
Желанья!.. что пользы напрасно и вечно желать?..
А годы проходят – все лучшие годы!
Любить… но кого же?.. на время – не стоит труда,
А вечно любить невозможно.
В себя ли заглянешь? – там прошлого нет и следа:
И радость, и муки, и все там ничтожно…
Что страсти? – ведь рано иль поздно их сладкий недуг
Исчезнет при слове рассудка;
И жизнь, как посмотришь с холодным вниманьем вокруг, —
Такая пустая и глупая шутка…
Январь 1840
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, будто как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную.
Кто же вас гонит: судьбы ли решение?
Зависть ли тайная? злоба ль открытая?
Или на вас тяготит преступление?
Или друзей клевета ядовитая?
Нет, вам наскучили нивы бесплодные…
Чужды вам страсти и чужды страдания;
Вечно холодные, вечно свободные,
Нет у вас родины, нет вам изгнания.
Апрель 1840
Мне грустно, потому что я тебя люблю,
И знаю: молодость цветущую твою
Не пощадит молвы коварное гоненье.
За каждый светлый день иль сладкое мгновенье
Слезами и тоской заплатишь ты судьбе.
Мне грустно… потому что весело тебе.
1840
За все, за все Тебя благодарю я:
За тайные мучения страстей,
За горечь слез, отраву поцелуя,
За месть врагов и клевету друзей;
За жар души, растраченный в пустыне,
За все, чем я обманут в жизни был…
Устрой лишь так, чтобы Тебя отныне
Недолго я еще благодарил.
1840
Горные вершины
Спят во тьме ночной;
Тихие долины
Полны свежей мглой;
Не пылит дорога,
Не дрожат листы…
Подожди немного,
Отдохнешь и ты.
1840
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
Тихо смотрит месяц ясный
В колыбель твою.
Стану сказывать я сказки,
Песенку спою;
Ты ж дремли, закрывши глазки,
Баюшки-баю.
По камням струится Терек,
Плещет мутный вал;
Злой чечен ползет на берег,
Точит свой кинжал;
Но отец твой старый воин,
Закален в бою:
Спи, малютка, будь спокоен,
Баюшки-баю.
Сам узнаешь, будет время,
Бранное житье;
Смело вденешь ногу в стремя
И возьмешь ружье.
Я седельце боевое
Шелком разошью…
Спи, дитя мое родное,
Баюшки-баю.
Богатырь ты будешь с виду
И казак душой.
Провожать тебя я выйду —
Ты махнешь рукой…
Сколько горьких слез украдкой
Я в ту ночь пролью!..
Спи, мой ангел, тихо, сладко,
Баюшки-баю.
Стану я тоской томиться,
Безутешно ждать;
Стану целый день молиться,
По ночам гадать;
Стану думать, что скучаешь
Ты в чужом краю…
Спи ж, пока забот не знаешь,
Баюшки-баю.
Дам тебе я на дорогу
Образок святой:
Ты его, моляся богу,
Ставь перед собой;
Да, готовясь в бой опасный,
Помни мать свою…
Спи, младенец мой прекрасный,
Баюшки-баю.
1840
Когда одни воспоминанья
О заблуждениях страстей,
Наместо славного названья,
Твой друг оставит меж людей, —
И будет спать в земле безгласно
То сердце, где кипела кровь,
Где так безумно, так напрасно
С враждой боролася любовь, —
Когда пред общим приговором
Ты смолкнешь, голову склоня,
И будет для тебя позором
Любовь безгрешная твоя, —
Того, кто страстью и пороком
Затмил твои младые дни,
Молю: язвительным упреком
Ты в оный час не помяни.
Но пред судом толпы лукавой
Скажи, что судит нас иной
И что прощать святое право
Страданьем куплено тобой.
1841
Из-под таинственной холодной полумаски
Звучал мне голос твой отрадный, как мечта,
Светили мне твои пленительные глазки
И улыбалися лукавые уста.
Сквозь дымку легкую заметил я невольно
И девственных ланит и шеи белизну.
Счастливец! видел я и локон своевольный,
Родных кудрей покинувший волну!..
И создал я тогда в моем воображенье
По легким признакам красавицу мою;
И с той поры бесплотное виденье
Ношу в душе моей, ласкаю и люблю.
И все мне кажется: живые эти речи
В года минувшие слыхал когда-то я;
И кто-то шепчет мне, что после этой встречи
Мы вновь увидимся, как старые друзья.
1841
Пускай холодною землею
Засыпан я,
О друг! всегда, везде с тобою
Душа моя.
Любви безумного томленья,
Жилец могил,
В стране покоя и забвенья
Я не забыл.
Без страха в час последней муки
Покинув свет,
Отрады ждал я от разлуки —
Разлуки нет.
Я видел прелесть бестелесных
И тосковал,
Что образ твой в чертах небесных
Не узнавал.
Что мне сиянье божьей власти
И рай святой?
Я перенес земные страсти
Туда с собой.
Ласкаю я мечту родную
Везде одну;
Желаю, плачу и ревную,
Как в старину.
Коснется ль чуждое дыханье
Твоих ланит,
Моя душа в немом страданье
Вся задрожит.
Случится ль, шепчешь засыпая
Ты о другом,
Твои слова текут пылая
По мне огнем.
Ты не должна любить другого,
Нет, не должна,
Ты мертвецу, святыней слова,
Обручена.
Увы, твой страх, твои моленья
К чему оне?
Ты знаешь, мира и забвенья
Не надо мне!
1841
Нет, не тебя так пылко я люблю,
Не для меня красы твоей блистанье;
Люблю в тебе я прошлое страданье
И молодость погибшую мою.
Когда порой я на тебя смотрю,
В твои глаза вникая долгим взором:
Таинственным я занят разговором,
Но не с тобой я сердцем говорю.
Я говорю с подругой юных дней,
В твоих чертах ищу черты другие,
В устах живых уста давно немые,
В глазах огонь угаснувших очей.
1841
На севере диком стоит одиноко
На голой вершине сосна,
И дремлет, качаясь, и снегом сыпучим
Одета, как ризой она.
И снится ей все, что в пустыне далекой,
В том крае, где солнца восход,
Одна и грустна на утесе горючем
Прекрасная пальма растет.
1841
Ночевала тучка золотая
На груди утеса-великана;
Утром в путь она умчалась рано,
По лазури весело играя;
Но остался влажный след в морщине
Старого утеса. Одиноко
Он стоит, задумался глубоко,
И тихонько плачет он в пустыне.
Апрель 1841
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я;
Глубокая еще дымилась рана,
По капле кровь точилася моя.
Лежал один я на песке долины;
Уступы скал теснилися кругом,
И солнце жгло их желтые вершины
И жгло меня – но спал я мертвым сном.
И снился мне сияющий огнями
Вечерний пир в родимой стороне.
Меж юных жен, увенчанных цветами,
Шел разговор веселый обо мне.
Но в разговор веселый не вступая,
Сидела там задумчиво одна,
И в грустный сон душа ее младая
Бог знает чем была погружена;
И снилась ей долина Дагестана;
Знакомый труп лежал в долине той;
В его груди, дымясь, чернела рана,
И кровь лилась хладеющей струей.
1841
Выхожу один я на дорогу;
Сквозь туман кремнистый путь блестит:
Ночь тиха. Пустыня внемлет Богу,
И звезда с звездою говорит.
В небесах торжественно и чудно!
Спит земля в сиянье голубом…
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего? жалею ли о чем?
Уж не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть;
Я ищу свободы и покоя!
Я б хотел забыться и заснуть!
Но не тем холодным сном могилы…
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь;
Чтоб всю ночь, весь день мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел,
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.
Май – начало июля 1841
Когда б он знал, что пламенной душою
С его душой сливаюсь тайно я!
Когда б он знал, что скукой и тоскою,
Тоской по нем томится жизнь моя!
Когда б он знал, как страстно и как нежно
Он первою любовию любим —
Он не́ дал бы в печали безнадежной
Мечтам моим увянуть золотым…
Когда б он знал!
Когда б он знал, – с иронией безверца
Привыкнувший над чувствами шутить, —
Что близ него есть преданное сердце,
Есть существо, готовое любить,
Что под моей холодностью бессменной
Таится страсть безмолвная к нему,
Он ожил бы, любовью пробужденный,
И сердцу бы поверил моему…
Когда б он знал!
Когда б он знал, в душе его остывшей
Зажглась бы вновь златых надежд заря;
И он, давно язык страстей забывший,
Припомнил бы язык тот для меня!
Когда б он знал, каким очарованьем
Я жизнь его умела б наделить, —
Он снова бы сдружился с упованьем!..
Не любит он… а мог бы полюбить,
Когда б он знал!
Февраль, 1830. Москва
Дайте крылья мне перелетные,
Дайте волю мне… волю сладкую!
Полечу в страну чужеземную
К другу милому я украдкою!
Не страшит меня путь томительный,
Я помчусь к нему, где бы ни был он.
Чутьем сердца я доберусь к нему
И найду его, где б ни скрылся он!
В воду кану я, в пламя брошусь я!
Одолею всё, чтоб узреть его,
Отдохну при нем от кручины злой,
Расцвету душой от любви его!..
Август, 1831. Петровское
Есть талисман священный у меня.
Храню его: в нем сердца все именье,
В нем цель надежд, в нем узел бытия,
Грядущего залог, дней прошлых упоенье.
Он не браслет с таинственным замком,
Он не кольцо с заветными словами,
Он не письмо с признаньем и мольбами,
Не милым именем наполненный альбом
И не перо из белого султана,
И не портрет под крышею двойной…
Но не назвать вам талисмана,
Не отгадать вам тайны роковой.
Мне талисман дороже упованья,
Я за него отдам и жизнь, и кровь:
Мой талисман – воспоминанье
И неизменная любовь!
<1831>
П.А. Бартеневой
Она поет… и мне сдается,
Что чистых серафимов хор
Вдоль горних облаков несется,
Что мне их слышен разговор.
Она поет… и я мечтаю,
Что звукам арфы не земной,
Иль песням пери молодой
Я в уповании внимаю.
Она поет… и сердцу больно,
И душу что-то шевелит,
И скорбь невнятная томит,
И плакать хочется невольно.
Она поет… и голос милый,
Тая дыханье, я ловлю,
И восхищаюсь, и люблю
Его звук томный и унылый!
Она поет… и так умеет
И грусть и чувство выражать.
Что сердцу, кем тоска владеет,
Немудрено ее понять!
Июнь, 1831. Петровское
Бушуй и волнуйся, глубокое море,
И ревом сердитым грозу оглушай!
О бедное сердце, тебя гложет горе,
Но гордой улыбкой судьбе отвечай!
Пусть небо дивится могучей пучине,
Пусть спорит с упрямой, как с равной себе!
Ты сильно, о сердце! не рабствуй кручине, —
Разбейся… но вживе не сдайся борьбе!
Не вытерпит море ничье созерцанье,
Лишь Богу знакомо в нем тайное дно:
Высокому сердцу позор состраданье, —
Загадкою вечной да будет оно!
Январь, 1834. Москва
Дивный терем стоит,
И хором много в нем,
Но светлее из всех
Есть хорома одна.
В ней невеста живет,
Всех красавиц милей,
Всех блестящей из звезд
Звезда северная.
Призадумалась, пригорюнилась,
На кольцо свое обручальное
Уронила она слезу крупную,
О далёком, о нем вспоминаючи!
Он уехал, жених,
Он в чужой стороне
И вернется сюда
Он не скоро еще.
Он вернется сюда,
Когда будет весна:
С солнцем ярким взойдет
Солнце радости.
Зацветет черемуха,
Ласточки явятся,
Запоет песнь страстную
Звучный соловей,
И свою невесту мы
Станем снаряжать,
Станем снаряжать!
Под фатой богатою,
В парче золотой,
В камнях самоцветных,
В жемчуге восточном
Под венец пойдет она
Дивным дивом,
Дивным дивом!
И, любуясь, скажет он,
Молодой жених:
«Много видел я на свете
Хороших, пригожих,
Но милей на свете нет
Северной звезды,
Северной звезды!»
Она катилась… Я смотрела
С участьем тайным ей во след —
И дошептать ей не успела
Свое желанье, свой обет…
Она скатилась и пропала!..
Зачем падучею звездой
Бог не судил быть? – я мечтала, —
Мне не дал воли с быстротой?
Подобно ей, и я ушла бы,
Покинув недойденный путь!
Подобно ей, и я могла бы
Лететь, умчаться, ускользнуть!
Сентябрь, 1839. Село Анна
Боюсь, боюсь!.. я не привыкла к счастью!
Всегда за радостью встречала горе я;
Всегда средь ясного, блистательного дня
Приготовлялась я к несчастью.
Боюсь, боюсь!.. Любимых грез моих
Я недоверчиво увижу исполненье,
И буду трепетать, чтоб бури дуновенье
Не разметало мигом их!
Боюсь, боюсь!.. Покуда думы были
Надеждой дальнею, я их могла забыть:
Теперь возможностью они меня пленили,
Теперь мне их не пережить!..
Сентябрь, 1840
Говорят, есть страна,
Где не сеют, не жнут,
Где все песни поют.
Где мужья видят жен
В месяц раз, много два;
Где всё песня одна…
Где живут так и сяк,
Чтоб блеснуть, да пожить,
Да поесть, да попить.
Где умен, кто силен;
Где отцы чудаки;
Где все носят очки…
Где есть всё напрокат:
И друзья, и жена,
И парча, и родня.
Где всё лезет, ползет,
Тихомолком, тайком,
Всё бочком, червячком.
Где сквозь солнце льет дождь;
Где всегда маскарад:
Пой, пляши – рад не рад.
Где ж она, та страна,
Где не сеют, не жнут,
Все поют да ползут?..
1833
Не судите, люди добрые,
Бесталанную головушку;
Не браните меня, молодца,
За тоску мою, кручинушку.
Не понять вам, люди добрые,
Злой тоски моей, кручинушки;
Не любовь сгубила молодца,
Не разлука, не навет людской.
Сердце ноет, ноет день и ночь,
Ищет, ждет, чего не ведая;
Так бы всё в слезах и таяло,
Так бы всё в слезах и вылилось.
Где вы, где вы, дни разгульные,
Дни былые – весна красная?..
Не видать вас больше молодцу,
Не нажить ему прошедшего?
Расступись же ты, сыра земля,
Растворяйся, мой дощатый гроб!
Приюти меня в ненастный день,
Успокой мой утомленный дух!
<1833>
Нас венчали не в церкви,
Не в венцах, не с свечами;
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных!
Венчала нас полночь
Средь мрачного бора;
Свидетелем были
Туманное небо
Да тусклые звезды;
Венчальные песни
Пропел буйный ветер
Да ворон зловещий;
На страже стояли
Утесы да бездны,
Постель постилали
Любовь да свобода!..
Мы не звали на праздник
Ни друзей, ни знакомых;
Посетили нас гости
По своей доброй воле!
Всю ночь бушевали
Гроза и ненастье;
Всю ночь пировали
Земля с небесами.
Гостей угощали
Багровые тучи.
Леса и дубравы
Напились допьяна,
Столетние дубы
С похмелья свалились;
Гроза веселилась
До позднего утра.
Разбудил нас не свекор,
Не свекровь, не невестка,
Не неволюшка злая;
Разбудило нас утро!
Восток заалелся
Стыдливым румянцем;
Земля отдыхала
От буйного пира;
Веселое солнце
Играло с росою;
Поля разрядились
В воскресное платье;
Леса зашумели
Заздравною речью;
Природа в восторге,
Вздохнув, улыбнулась.
21 февраля 1834
«Бабушка, скажи нам»,
– Что, мои птенята?
«Как в старинны годы
Жили наши деды?»
– Деды ваши жили
Весело и честно,
Будни работали,
Праздник пировали.
Деды ваши жили,
Прославляя Бога,
Словом не язвили,
Жизнью не сорили.
Деды ваши жили,
Как дай Бог и вам жить!
Душ не продавали,
Сердцем не играли.
«Бабушка! и ныне
В свете точно то же»…
– То же, дети, то же,
То же, да не то же!
1834
Не женись на умнице,
На лихой беде!
Не женись на вдовушке,
На чужой жене!
Женишься на вдовушке —
Старый муж придет;
Женишься на умнице —
Голову свернет.
Не женись на золоте,
Тестевом добре!
Не женись на почестях,
Жениной родне!
Женишься на золоте —
Сам продашь себя;
Женишься на почестях —
Пропадай жена!
Много певчих пташечек
В Божиих лесах;
Много красных девушек
В царских городах.
Загоняй соловушку
В клеточку твою;
Выбирай из девушек
Пташечку-жену.
<1837>
«Оседлаю коня, коня быстрого;
Полечу, понесусь легким соколом
От тоски, от змеи, в поле чистое;
Размечу по плечам кудри черные,
Разожгу, распалю очи ясные —
Ворочусь, пронесусь вихрем, вьюгою;
Не узнает меня баба старая!
«Заломлю набекрень шапку бархатну;
Загужу, забренчу в гусли звонкие;
Побегу, полечу к красным девушкам —
Прогуляю с утра до ночной звезды,
Пропирую с зари до полуночи,
Прибегу, прилечу с песней, с посвистом;
Не узнает меня баба старая!»
– «Полно, полно тебе похваляться, князь!
Мудрена я, тоска, – не схоронишься:
В темный лес оберну красных девушек,
В гробовую доску – гусли звонкие,
Изорву, иссушу сердце буйное,
Прежде смерти сгоню с света Божьего;
Изведу я тебя, баба старая!»
Не постель постлана́ в светлом тереме —
Черный гроб стоит с добрым молодцем;
В изголовье сидит красна девица,
Горько плачет она, что ручей шумит,
Горько плачет она, приговаривает:
«Погубила тоска друга милого!
Извела ты его, баба старая!»
<1838>
Черные очи, ясные очи!
Из-под соболей-ресниц
Вы темней осенней ночи,
Ярче молний и зарниц.
Вы – огонь, вы – пламя страсти,
Вы – магическая власть,
Вы – любовь, вы – сладострастье,
Вы – блаженство, вы – напасть.
Вдруг зажгутся, запылают —
Загорится страсти ад.
Вдруг померкнут, потухают —
И слезами заблестят.
Но зачем вы, черны очи,
Чудо, прелесть красоты, —
Вдруг ясней, чем звезды ночи,
То как грустный след мечты?
Очи, очи, не блестите
Пламнем дивного огня,
Вы не искритесь, не жгите:
Ваш огонь не для меня!
Я узнал, ах, черны очи,
Кто в вас смотрится тайком
И кого в прохладе ночи
Жжете страстным вы огнем.
<1847>
Звезды блещут точно очи,
Соловей в лесу поет,
И подругу в сумрак ночи
На свидание зовет;
И счастливый, и довольной
Он порхает перед ней.
Мне завидно птичке вольной,
Милый друг, проснись скорей!
Вот и месяц выплывает,
Все замолкнуло кругом;
Кровь во мне сильней пылает,
Под решетчатым окном,
Весь в тревоге и волненьи,
Не сводя с него очей,
Жду твое я пробужденье;
Милый друг, проснись скорей!
Воздух полон свежей мглою,
Лист на ветке не дрожит,
Сад, одетый темнотою,
Нам убежище сулит.
Здесь, среди уединенья,
Здесь, среди густых алей,
Ждут любви нас наслажденья;
Милый друг, проснись скорей!
1843
Люди губят все, что любят.
Так ведется у людей.
Бенедиктов
«Я люблю тебя, прекрасная!
О! не кройся, друг, в тени;
На меня с улыбкой страстною,
Милый друг, скорей взгляни!
И головку я твою
Чудным, светлым, пурпуро́вым
Вновь румянцем оболью,
Чтобы в блеске этом новом
Ты роскошней зацвела;
И, узнавши жизни сладость,
Ароматнее была.
Роза, друг мой! роза, радость!»
Так солнце розе говорило,
Прекрасна роза та была;
Казалось, счастие садило
Ту розу, так она жила;
Роскошно, радостно цвела.
Послушавшись цветов владыки,
Свою любовь ему дала;
И рад был неба царь великий…
Светлей в лазури заблистало…
Он приласкал ее лучом…
Но роза бедная увяла,
Спаленная его огнем.
Месяц встал и озаряет
Сад серебряным лучом,
Свет таинственный играет
На лугах и над прудом.
Дышит всё прохладой сладкой,
Тишина среди полей.
И, как будто бы украдкой,
Песню начал соловей.
Он поет восторги счастья,
Громче песнь, слышней она!
И любви, и нежной страсти
Переливная полна.
Но тоска мне душу сжала,
Слезы льются из очей.
Вспомнил я: она певала,
Как поет мой соловей.
И пред мной встает былое:
Много счастья утекло,
Много, много горе злое
Мне на сердце ран зажгло.
Не расстаться мне с тоскою,
Не вернуть мне прежних дней,
И я слушаю с слезою,
Как поет мой соловей.
1849
Ночью, как в избе всё спало,
Добрый домовой
С казака снял покрывало,
Грудь закрыл рукой.
Поутру полна вся хата:
Батраки пришли
И за соль, за рыбу злата
Много принесли.
Ночью, как в избе всё спало,
Добрый домовой
Тянет с деда покрывало,
Грудь закрыв рукой.
Утро; старика толкают;
Вот проснулся он.
И о чем же извещают?
Внук ему рожден.
Ночью, как в избе всё спало,
Добрый домовой
Тихо сдернул покрывало
С девы молодой.
Он исчез; стучат у хаты,
Сонную зовут.
Кто? Зачем? Красавца сваты
Жениха ведут.
Как я был дитя, всё спало,
Добрый домовой
Снял с дитяти покрывало,
Грудь закрыл рукой.
Ранним утром, чуть зарею
Стал восток алеть,
Я бандуру взял и строю,
Стал играть и петь.
То не ветер ветку клонит,
Не дубравушка шумит —
То мое сердечко стонет,
Как осенний лист дрожит;
Извела меня кручина,
Подколодная змея!..
Догорай, моя лучина,
Догорю с тобой и я!
Не житье мне здесь без милой:
С кем теперь идти к венцу?
Знать, судил мне рок с могилой
Обручиться молодцу.
Расступись, земля сырая,
Дай мне, молодцу, покой,
Приюти меня, родная,
В тесной келье гробовой.
Мне постыла жизнь такая,
Съела грусть меня, тоска…
Скоро ль, скоро ль гробовая
Скроет грудь мою доска!