I. Лирическое вступление Подвох пришел, откуда не ждали; вступительная статья умудрилась стать лихой смесью уныния и пафоса. Автор её проводит параллели между одними из самых известных торговцев картинами, Полем Дюран-Рюэлем и Амбруазом Волларом, отмечая сходства и различия. Может, для кого-то такое и выглядит своеобразным аперитивом, но фактически толку никакого; разница между Д.-Р. и В. видна после прочтения первых же страниц их воспоминаний, а некие забавные моменты их карьеры читатель и так обнаружит — сомнительное удовольствие через четыреста страниц от начала читать дословно то же, что тебе зачем-то запихнули ещё до знакомства с торговцем. Сюда же заявления в духе
Воллар в своих воспоминаниях упоминает о Дюране бесстрастно, информативно и всего пятнадцать раз. Дюран-Рюэль о Волларе не говорит ни разу.
Извините? За страстью вам в другой жанр. ВСЕГО пятнадцать раз? Воллар о Ван Гоге столько же говорил, если не меньше. Дюран-Рюэль не упоминает? Ну, а) он старше на 30 лет, б) он не то чтобы тусовщик, в) а мы тут не ради художников собрались, нет?
Зачем мсье Михаил Герман постоянно уточняет, как то или иное слово/обозначение/выражение выглядит на французском или английском, я как переводчица не вдупляю. Ах, лавочка у нас une petit boutique! В радостном настроении cheerful, а в дурном cheerless! Единственный раз, когда это реально имело смысл — пояснение, что «Подвальчик» Воллара, a.k.a эдакой художественный салончик буквально в подвале, в оригинале la cave. Остальное… сомнительно.
Жму руку дочитавшим до этого места моего, кхм, обзора, даже лучше, я вам клянусь.
II. Хроники Дюран-Рюэля Должна сказать, Д.-Р. вызвал симпатию, когда написал, что уже половину выставок и показов забыл и всё пришлось восстанавливать по документам. Прелесть же! Подход очень прагматичен, строг, приводятся списки картин, точные суммы, имена коллекционеров и названия галерей. Тот момент, когда неровность повествования нравится; Д.-Р. выдает бухгалтерские выкладки, а затем вспоминает знакомство с конкретным художником, снова видит перед собой заинтересовавшую картину — и его уносит на волнах интереса и запала, когда хочется бежать, делать, работать, рассказать каждой собаке на улицах Парижа о школе 1930-х, об импрессионистах, о новом в искусстве.
Прожив всю жизнь среди честных людей, я был доверчив и не мог даже предположить, что такой богатый человек захочет обманывать и эксплуатировать меня.
Трогательно на самом деле. Я лично верю, что он действительно переживал, когда не мог продать картину нуждавшегося художника. Он, как только появлялась возможность, сразу отправлял друзьям деньги, чтобы хоть как-то помочь.
Вернемся на мгновение к автору вступительной статьи: он задаётся вопросом, а любил ли Д.-Р. искусство, не было ли это простой коммерцией? И коммерцией оно, конечно, было, но любви это не противоречит.
Мое страстное увлечение творениями наших великих художников совершенно ослепило меня, я забыл, что я коммерсант и что целый ряд обстоятельств не позволяет мне предаваться столь дорогостоящим затеям.
Конечно, неоднократно Д.-Р. рассказывает истории с различными художниками — Милле, Руссо, Делакруа, Курбе, Мане, Моне, Боннар… О них я распространяться не буду, дабы сохранить интригу, но было очень интересно. Есть что-то особенно завораживающее в том, как привыкаешь о ком-то думать С Восхищением, мол, это же Сам (!) Боннар, а упомянутый Боннар в воспоминаниях Дюран-Рюэля молча рисует угольком на изнанке холста человечка и убегает, предположительно с хихиканьем.
III. Жизнеописание Воллара Очаровательное:
Вспоминается один вечер, когда я сопровождал Дега и Ренуара, возвращавшихся к себе домой. Ренуар, страсть которого к красному цвету известна, показал Дега на ослепительно-белую луну в небе и воскликнул: «Какая там внутри краснота!»
Дега: ? Воллар: ? Луна: ?
Поскольку Воллар значительно общительнее, если не сказать болтливее, своего предшественника, его мемуары значительно солиднее по объему и общему содержанию (в моей читалке для Д.-Р. еле наскреблось двести страниц, у В. же под тысячу). Он гораздо меньше пускается в уточнения ценообразования и сравнения исходной и финальной цены на картины, отдавая куда больше внимания множеству анекдотов и характеристик. Он постоянно куда-то бежал, с кем-то знакомился, у кого-то добывал гравюры, акварели, наброски, холсты. Воспоминания цепляются одно за другое, поэтому периодически становится сложно ориентироваться в хронологии; впрочем, в некоторых главах В. прилежно и последовательно рассказывал то об одном, то о другом художнике, будто составлял реестр своих знакомых.
Наконец, после ста пятнадцати сеансов, Сезанн с удовлетворением сообщил мне: «Я не могу сказать, что недоволен передом рубашки…»
В наблюдательности ему не откажешь. В энергичности тоже; залез и в книгопечатание, и в написание книг, и в путешествия заодно помчался (и это уже, надо сказать, утомляет читать; безусловно, автор мемуаров имеет право писать то, что хочет, тем более основную тему частично продолжает затрагивать, но небоскребы Нью-Йорка были бы интересны в книге про архитектуру).
Художник может сказать все, рисуя одни фрукты, цветы или облака.
Думаю, куда приятнее читать неторопливо и размеренно. С таким количеством баек и событий возникает ощущение, что тебя заперли в тесном помещении с неутомимым экстравертом, и это надо как-то выдержать и не сойти с ума. Много информации, замечаний, прибауток, множество картин, множество имен, галерей, улиц, Дега, Ренуар, Руо, Сезанн, ПикассоШефферВизевагогендомьестейнленморенматисс… Хочется порой попросить немного успокоиться.
К счастью, в конце книги приведен именной указатель, что в данном случае гениально.
Засим резюмирую: книжка хорошая, добыла в бумаге себе в la bibliothèque. Ни в коей мере не руководство по миру искусства Франции, но приличное знакомство с теми, кого можно считать мэтрами. Даже если кто-то из них при жизни от звания мэтра бесился.
Arvustused raamatule «Воспоминания торговцев картинами», 1 ülevaade