Loe raamatut: «Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние»

Введение

История взаимоотношений стран Запада и России в последние десятилетия вызывает неподдельный интерес не только со стороны специалистов, но и обычных граждан. Объясняется это не только расширением различных контактов нашего государства со странами Запада, а также укреплением позиций России на международной арене, но и возросшим интересом соотечественников к истории своей страны. Отрадно сознавать, что всевозможные формы проявления «американизации», «вестернизации», а также восхищения «общечеловеческими ценностями» и прочими атрибутами либеральной модели демократии постепенно теряют свои позиции в российском обществе. Им на смену приходит пробуждение национального самосознания наших граждан.

Особое место в истории международных отношений России с Западом всегда занимали отношения с Англией, насчитывавшие наиболее продолжительный период. В марте 1556 г. известный путешественник, «открывший» Московию, Ричард Ченслер получил первую жалованную грамоту от царя Ивана Грозного, дозволявшую англичанам вести беспошлинную торговлю в Московском государстве. Между странами установились дипломатические и экономические отношения. С той поры, на протяжении более 460 лет Англия и Россия прошли сложный и тернистый путь взаимодействия. Порой между ними возникали непреодолимые препятствия на пути к сотрудничеству (попытки англичан колонизации Русского Севера в 1612 г.), что нередко приводило к открытым военным конфликтам (Крымская война 1853–1856 гг., интервенция Великобритании в Советской России в 1918 г.). В то же время государства иногда были вынуждены сражаться, что называется, «по одну сторону баррикад» (совместное участие в Антанте и антигитлеровской коалиции во время мировых войн XX столетия).

Работая на протяжении ряда лет над проектом «Британская культура в России в XVI–XVIII веках. Восприятие, заимствования и отторжение», мы попытались в своих монографиях¹ проследить за тем, как развивались экономические, политические и культурные связи Англии и России, начиная с установления дипломатических отношений в 1553 г. и до конца XVIII века. Мы стремились выяснить, каким образом происходил данный процесс, насколько ощутимым оказалось влияние британской культуры и ее носителей на представителей властной элиты России, в первую очередь, ее правителей. Нас интересовало также, как жили британцы в нашей стране и какие впечатления они вынесли о России и русском народе.

Предлагаемая читателю книга является продолжением начатого проекта. На этот раз мы обратились к слабо изученной в исторической науке теме: истории дипломатических отношений двух стран в правление Екатерины II, акцентируя главное внимание на деятельности британских послов при дворе императрицы. Что представляли собой послы, насколько плодотворной была их деятельность в России, как они отстаивали свою позицию в дипломатическом поединке с императрицей и российскими министрами, наконец, какие впечатления составили о своем пребывании в России – эти вопросы ставил перед собой автор, приступая к работе над книгой.

Следует отметить, что XVIII век занимает особое место в истории внешней политики России. Как отмечали авторы коллективной монографии «История внешней политики России. XVIII век (От Северной войны до войн России против Наполеона»), это было время, «когда российское великодержавие поднималось на новую ступень, а сам характер политики страны стал постепенно меняться, приспосабливаясь к новому положению великой страны, когда сформировались главные направления международной активности русского государства, когда в новых социально-экономических, политических международных условиях были заложены основы идеологии и традиций, которыми станут руководствоваться правящие круги в XIX и начале XX столетия»².

Как известно, в первой четверти XVIII столетия главное внимание российского правительства было направлено на утверждение своих позиций на Балтике. Победа над Швецией в Северной войне превратила Россию «в великую державу общеевропейского ранга». При Петре I обозначились главные направления внешней политики государства, которые продолжали его преемники. В петровскую эпоху были созданы регулярная армия и военно-морской флот, вырос промышленный потенциал страны, расширилась внешняя торговля, что имело большое значение для проведения «эффективной внешней политики»³.

В последней четверти XVIII века во главу угла внешней политики России ставится решение черноморской проблемы. «В результате двух войн и дипломатической борьбы Россия вышла широким фронтом к Черному морю, приобрела право проводить свои торговые суда через Босфор и Дарданеллы, а также покровительствовать порабощенным Турцией христианским народам»⁴.

Внешняя политика, проводимая Екатериной II, уже при ее жизни расценивалась и в России, и в Европе как «полная блестящих успехов и громкой русской славы». «Слава побед и внешних успехов ее времени, – отмечал академик Е. В. Тарле, – оставалась непоколебимой»⁵. И действительно, трудно сравнить достижения Екатерины II в расширении территории Российской империи с успехами ее предшественников на этом поприще. За период с 1762 по 1796 гг. в состав империи вошли: Белоруссия, Украина, Литва, Курляндия, Крым, Таманский полуостров, земли между Днестром и Бугом, нижнего Приднепровья; были основаны порты в Севастополе, Одессе, Херсоне, Николаеве, завоеван Очаков; присоединены плодородные степи Новороссии, Кубань, Большая и Малая Кабарда, установлен протекторат над Имеретией, а также Кахетией и Карталинией (Грузией) по желанию правителей и народов этих стран, «искавших защиты от турок и персов». Как отмечал Е.В. Тарле, «русские эскадры спокойно прошли из Балтийского моря, от Кронштадта в Архипелаг и здесь совершенно разгромили сильный турецкий флот при Чесме. Русские армии одерживали блестящие победы, в русскую военную историю были занесены Ларга, Кагул, Фокшаны, Рымник, Измаил, штурм Праги, морские победы при Чесме и на Черном море, были вписаны имена Румянцева, Суворова, Ушакова, при Екатерине же успели прославиться Кутузов и Багратион, ученики Суворова»⁶.

Территориальные завоевания, как отмечал современный историк В.Н. Виноградов, считались в XVIII веке нормой международного права. С их помощью, подчеркивал ученый, «создавались все великие империи»⁷. Российская империя не являлась исключением. Однако Екатерина II не ставила перед собой цели завоевывать территории ради расширения государственных границ. «Намерения нашего никогда не было, да и нет в этом нужды, чтобы стараться о расширении империи нашей. Она и без того пространством своим составляет нарочитую часть земного круга», – поясняла императрица в циркулярной ноте российским послам от 13 ноября 1763 г.⁸ Императрицей двигали прежде всего экономические интересы дворянства и купечества, нуждавшихся в выходе к Черному морю для расширения торговли сельскохозяйственной продукцией со странами Южной Европы. Необходимо было также укрепить северо-западные границы России, для чего потребовалось усилить свое влияние в Польше и Швеции, сохранив в них существующую систему правления. Наконец, требовалось упрочить отношения с главными европейскими державами, которые были основательно испорчены в правление Петра III. Все это, по признанию российского историка И.Ю. Родзинской, привело к активному и целенаправленному курсу внешней политики Екатерины II⁹.

Надо отметить, что Екатерина II не искала новых путей во внешней политике. Как признавал В.Н. Виноградов, «стремление утвердиться на Балтике, укрепить позиции в Центральной Европе, пробиться к Черному морю, ликвидировать угрозу набегов крымских татар, освоить богатейшие залежи тогдашней целины, красочно именовавшейся Диким полем, она унаследовала от предшественников»¹⁰. Главными фигурами среди них являлись цари Иван III, Иван Грозный и Петр Первый.

Следует признать, что, несмотря на всю историческую важность, внешняя политика Екатерины II продолжает оставаться недостаточно изученной. Е.В. Тарле обращал внимание на то, что в XIX в. известные историки С.М. Соловьев, П.А. Бильбасов, Н.Д. Чечулин мало внимания уделяли данному вопросу¹¹. Обобщающие работы о внешней политике России («Очерки истории СССР» и «История СССР с древнейших времен до наших дней») были изданы более полувека тому назад¹². В этой связи особую ценность приобрели изданные на рубеже XXXXI вв. «История Европы»¹³, «История СССР с древнейших времен до 1861 года». вышеупомянутый труд «История внешней политики России. XVIII век», а также «История международных отношений и внешняя политика России. 1648–2000»¹⁴. Отдельные проблемы, связанные с историей внешней политики России в правление Екатерины II, изучались рядом ученых (А.И Алексеев, В.С. Бобылев, В.И. Буганов, А Л. Нарочницкий и др.). Наибольший интерес представляют монографии Н.Н. Молчанова и Н.И. Павленко¹⁵.

В зарубежной историографии внешняя политика Екатерины II в XX столетии освещалась слабо, на что указывал Е.В.Тарле¹⁶. Впрочем, в 1990-е годы в этом направлении наметились определенные положительные сдвиги¹⁷.

Одним из важных направлений во внешней политике России являлись отношения с Великобританией. Правительства в России и Англии¹⁸ считали свои государства «естественными союзниками». Неудивительно, что Великобритания на протяжении 1762– 1783 гг. одну из основных своих целей усматривала в заключении союза с Россией. Причиной тому являлось положение королевства, в котором оно оказалось после окончания Семилетней войны (1756–1763 гг.). Великобритания находилась по сути дела в дипломатической изоляции. Как утверждает современный историк А.Б. Соколов, «в критический момент своей истории, в войне против восставших американских колоний, она (Великобритания – Т.Л.) не только осталась без союзников, но, напротив, оказалась перед лицом мощной коалиции своих прежних противников (Франции и Испании) с США и Голландией при недружественном нейтралитете со стороны других европейских держав»¹⁹. Неудивительно, что британцы в трудный час обратились за поддержкой к своему «естественному союзнику» – России.

Не менее значимым для себя британцы считали необходимым пролонгацию Торгового договора, заключенного в 1734 г. Поскольку срок его действия истекал, они озаботились заключением Торгового договора в прежней, наиболее выгодной для них, редакции. И эта проблема, как и заключение союзного договора, сделались главными в дипломатическом поединке двух держав. Помимо них, острые дискуссии политических элит Великобритании и России вызывали события, происходящие в ту пору в Европе (Русско-турецкие войны, разделы Польши, Англо-французская, Англо-испанская, Англо-голландская войны), а также в Америке (Война за независимость североамериканских колоний). Обсуждение всех этих событий, а также реакция на них правительств России и Англии нашло свое отражение не только в официальных документах обоих государств, но и на страницах дипломатической переписки британских послов при дворе Екатерины II.

Заметим, что взаимоотношения России и Великобритании в указанный период в исторической литературе еще недостаточно изучены. В своих статьях, опубликованных в 1966–1972 гг., И.Ю. Родзинская выделяла те работы, которые затрагивали указанную тему ²⁰. В их числе упомянутые труды историков XIX – начала XX вв. С.М. Соловьева, П.А.Бильбасова, Н.Д.Чечулина, Н.А. Нотовича²¹. Среди ученых XX – начала XXI вв. к указанной проблеме обращались А.М. Станиславская²², а также Н.Н. Яковлев²³ и В.Н. Виноградов. Наиболее плодотворно в данном направлении работает А.Б. Соколов²⁴.

В Великобритании работы, в которых затрагивались российско-британские отношения второй половины XVIII в., появились в середине XX столетия. Ряд проблем был освещен в трудах М. Андерсона²⁵, В. Реддауэя²⁶, Д. Хорна²⁷, Изабель де Мадариаги²⁸ и др.

Детальный анализ работ отечественных и зарубежных авторов, затрагивавших проблему российско-британских отношений второй половины XVIII века, проделанный И.Ю. Родзинской, позволил автору констатировать, что специальных исследований по данной теме в XX столетии издано не было²⁹. Ученые чаще всего обращались к отдельным вопросам: русско-турецким войнам, разделам Польши, Декларации о вооруженном нейтралитете, Очаковскому кризису и др. Современные исследователи какого-нибудь обобщающего труда по данной проблеме также не представили.

Свое внимание мы решили обратить на одну из проблем, прежде не изучавшуюся в исторической литературе: переговорному процессу британских дипломатов с императрицей Екатериной II и ее министрами в последней трети XVIII столетия. Нас побудило к этому знакомство с таким интересным источником, как дипломатическая переписка английских послов и посланников в России. Донесения британских дипломатов содержат сведения о внутренней и внешней политике России, ее взаимоотношениях со странами Европы. Они позволяют проследить перипетии, связанные с переговорами британской дипломатии с правительством Российской империи по вопросам заключения русско-английского торгового договора 1766 г.; выяснить причины неудачи пролонгации союзного договора между странами; прояснить позицию Великобритании в Русско-турецких войнах и разделах Польши; проследить события, связанные с изданием Екатериной II Декларации о вооруженном нейтралитете 1780 г. и многое другое.

В центре нашего внимания оказалась переписка семи послов, ведущих переговоры с российской дипломатией, начиная с 1756 по 1783 гг. В их числе: Чарльз Уильямс, Роберт Кейт, Джон Бэкингэмшир, Джон Макартни, Генрих Ширли, Роберт Ганнинг, Джеймс Гаррис. Что касается двух последних послов при дворе Екатерины II (Аллейн Фицгерберт и Чарльз Уитворт), то их переписка с госсекретарем Великобритании, хотя и была опубликована, но в российских архивах не сохранилась. В этой связи последнее десятилетие дипломатического поединка британцев и российской императрицы осталось, к глубокому сожалению автора, за пределами настоящего исследования.

Донесения послов, одновременно представленные в сборниках на английском и русском языках, являются достаточно полным источником для освещения хода дипломатических переговоров России и Великобритании по внешнеполитическим вопросам. Кроме того, они содержат богатый фактический материал по истории внутренней политики, проводимой Екатериной II, о быте и нравах русской знати. В них представлены яркие характеристики императрицы, ее министров и приближенных. Заметим, что указанная информация не являлась случайной в донесениях послов. Она собиралась дипломатами по заданию короля Великобритании. Таким образом, донесения послов в Лондон позволяют составить представления еще об одной, неофициальной их деятельности – разведывательной.

Насколько объективной и достоверной была информация послов, трудно сказать. Порой дипломаты сообщали своему двору то, что им говорили (и это не всегда было правдой), либо то, что предполагали они сами (а они нередко ошибались). Примечательно, что этот факт отметила британская исследовательница И. де Мадариага³⁰. В этой связи для установления достоверности тех или иных сведений, о которых упоминали в своих донесениях или мемуарах послы, приходилось обращаться к описанию событий из других источников, если таковые находились. Иногда это было невозможно выполнить. К примеру, споры по поводу раздела Польши, по замечанию И. де Мадариаги, не отразились даже в протоколах Совета при Высочайшем дворе, где этот вопрос был поднят в мае 1771 г.³¹. Вместе с тем, указанный источник, несмотря на отдельные его «изъяны», не утерял своей научной значимости.

Добавим несколько слов об истории появления документа в России. В 1880 г. Русское историческое общество обратилось к своим посольствам за границей с просьбой собрать материалы в архивах, относящиеся к периоду правления Екатерины II. На их основе было подготовлено 14 томов донесений английских послов в России за первую половину XVIII века. Вторая половина века освещена значительно слабее. Было издано лишь два тома (XII и XIX), в которых содержались донесения послов за 1762–1776 гг.³² Остальной материал, вплоть до 1800 г., хотя и был собран, но, как утверждала И.Ю. Родзинская, не был издан и бесследно исчез³³.

Дополнением к дипломатической переписке послужили источники, содержащиеся в «Собрании трактатов и конвенций» Ф.Ф Мартенса³⁴, «Обзоре внешних сношений России (по 1800 год)» Н.И. Бантыш-Каменского,³⁵ сборнике исторических документов «Британия и Россия в правление Петра I»³⁶. Важными для нашего исследования оказались мемуары и книги британских дипломатов Роберта Кейта³⁷, графа Бэкингэмшира,³⁸ графа Джона Макартни³⁹, Джеймса Гарриса (графа Мальмсбюри)⁴⁰, и переписка последнего с главой внешнеполитического ведомства Великобритании в 1778– 1783 гг.⁴¹ В работе использовались также материалы, принадлежавшие перу Екатерины II⁴² и ее сподвижников⁴³.

Не претендуя на детальный анализ российско-британских отношений в правление Екатерины II, мы надеемся, что изучение деятельности британских послов в России и их участия в переговорном процессе с российской дипломатией в определенной мере восполнит существующую лакуну в исследовании столь важной и непростой проблемы.

Глава первая
Первые контакты британцев с будущей российской императрицей: Была ли Екатерина английской шпионкой?

В отечественной и зарубежной историографии одной из дискуссионных до сих пор остается проблема зарождения в правление Екатерины II такого явления как англомания. Некоторые ученые полагали, что сама императрица являлась англофилом. К примеру, британский историк Д. Хорн считал Екатерину II англофилом, основываясь на том, что она любила читать переведенные на французский или немецкий язык труды британских ученых, философов и экономистов, восхищалась историческими работами Д. Юма и У. Робертсона. Императрица собственноручно перевела с французского или немецкого на русский язык несколько пьес У.Шекспира и способствовала постановке английскими актерами в театре Санкт-Петербурга ряда его пьес, в том числе «Отелло». Кроме того, Екатерина II позволяла российским студентам обучаться в университетах Шотландии⁴⁴. На взгляд А.Б. Соколова, императрица являлась англоманкой по своим интеллектуальным интересам⁴⁵. Известный британский ученый Э. Кросс был убежден в том, что не только сама императрица, но и все высшее российское общество при Екатерине отличались не просто «широко распространенной англоманией, но англофильством»⁴⁶. Однако, изучая указанную проблему, мы пришли к иному выводу: ни особого преклонения перед всем английским, ни стремления какой-либо части общества поддерживать во всем английские интересы (англомания и англофильство, по С.И. Ожегову)⁴⁷ в правление Екатерины II в России не наблюдалось⁴⁸. На наш взгляд, при этой императрице в стране заметно усилилось влияние французской культуры, в частности, закрепилось распространение французского языка в высшем свете. Однако это не означало, что британцы совсем перестали оказывать воздействие на политическую элиту России, как то бывало при Петре I. Их позиции при дворе, да и в высших слоях российского общества оставались по-прежнему достаточно прочными.

Активный интерес англичан к Екатерине как будущей императрице проявился еще до ее вступления на престол. Посол Великобритании Чарльз Уильямс сумел установить тесные сношения с «молодым двором» незадолго до начала Семилетней войны (1756–1763 гг.). Для великой княгини Екатерины Алексеевны это было первое знакомство с представителем официального Лондона.

Чарльз Генбюри Уильямс родился 8 декабря 1708 года в семье богатого промышленника из древнего аристократического рода, проживавшего в графстве Уорчестер. О юных годах Чарльза сохранилось немного информации. В 24 года он женился на наследнице знатного рода леди Фрэнсис Конингсби. В семье родились две дочери: Фрэнсис и Шарлотта. По семейной традиции 26-летний Чарльз занял место в палате общин, где с 1734 по 1747 гг. представлял графство Монмут, а в последние годы жизни избирался от графства Леоминстер. Чарльз всегда поддерживал партию вигов, преданно отстаивая ее интересы в парламенте и был известен как ярый сторонник политики, проводимой премьер-министром Великобритании сэром Р. Уолполом. Хотя Уильямс и не отличался особым красноречием, но быстро приобрел известность, отчасти благодаря изяществу своих манер, но главным образом из-за «едкости замечаний», которыми приправлял свои сатирические вирши. На взгляд издателя его переписки с молодой Екатериной С.И. Горяинова, это был человек, «любивший жизнь и умевший пользоваться ее благами». Поэтический и сатирический дар пригодился ему и на дипломатическом поприще, когда в 1747 году он был назначен послом при саксонском дворе в Дрездене. Его депеши отличались «живым блестящим слогом; он легко и правдиво рисовал портреты замечательных личностей, а в своих письмах к друзьям остроумно передавал всякие события иностранной жизни»⁴⁹. Спустя три года Уильямса перевели в Берлин, однако там он задержался недолго: его колкие замечания не понравились королю Пруссии Фридриху II, и тот потребовал отозвать дипломата. В феврале 1751 года Уильямс возвратился в Дрезден. Отсюда он неоднократно выезжал в Варшаву, где сблизился с семейством князей Чарторыйских и их свояка Станислава Понятовского. Очарованный сыном Понятовского Станиславом Августом, посол принял юношу под свое покровительство. И когда в 1755 году сэр Чарльз был назначен послом Великобритании в Петербурге, он предложил Станиславу Августу должность секретаря посольства. Это назначение сыграло важную роль в сближении молодой Екатерины с британским послом. Зародившаяся при содействии Уильямса любовная связь великой княгини и графа Понятовского способствовала усилению влияния сэра Чарльза на Екатерину.

12 июня 1755 года на торжественной аудиенции посол Великобритании был принят императрицей Елизаветой Петровной. Произнося приветственную речь, посол призвал императрицу «способствовать миру и тишине в Европе» и употребить свою «бесчисленную силу к благополучию своих союзников»⁵⁰. Король Георг II Ганновер поручил послу заключить договор с Россией для защиты своих владений в Германии от нападения Фридриха II⁵¹. С этой задачей дипломат справился успешно. Спустя три месяца, договор, по которому Россия, в обмен на ежегодную выплату 500 тыс. фунтов стерл., обязалась выставить для защиты ганноверских владений Георга II корпус в 55 тыс. человек, был подписан. Этот успех вскружил голову Уильямсу, и он, по утверждению С.М. Горяинова, «самонадеянно возмечтал, посредством своего влияния на великокняжеский двор и на великого канцлера графа А. П. Бестужева, управлять политикой империи в угоду интересам Англии»⁵². Большие надежды Уильямс возлагал на 26-летнюю великую княгиню Екатерину Алексеевну, с которой познакомился вскоре по прибытии в Петербург.

Первое послание Екатерине, в котором посол не только клялся доказать свою «вечную и ненарушимую привязанность», но и обещал извещать обо всем, что доходило до его сведения «по делам Европы», было отправлено 31 июля 1756 года. Однако, судя по доверительному тону письма, а также его содержанию (посол пытался убедить Екатерину Алексеевну в том, что прусский король склонен обсудить с императрицей и королем Великобритании «самые дружеские меры»), знакомство великой княгини и Уильямса произошло раньше. О.И. Елисеева полагала, что Екатерина выделила Уильямса из круга иностранных министров, когда на праздновании именин великого князя Петра Федоровича в Ораниенбауме между ними завязался разговор, «столь же приятный, сколь и веселый»⁵³. Неудивительно, что Уильямс сумел произвести на молодую женщину большое впечатление: по замечанию секретаря французского посланника Клода Рюльера, британский дипломат отличался «пылким воображением и пленительным красноречием». На этом же приеме Уильямс осмелился высказать Екатерине, явно намекая на ее унизительное положение при дворе Елизаветы Петровны то, что «кротость есть достоинство жертв, ничтожные хитрости и скрытый гнев не стоят ни ее звания, ни ее дарований; поелику большая часть людей слабы, то решительные из них одерживают первенство». И далее Уильямс призвал молодую княгиню разорвать «узы принужденности», чтобы «жить по своей воле»⁵⁴. А затем посол представил Екатерине молодого поляка, бывшего в его свите – графа Станислава Понятовского.

Переписка Екатерины Алексеевны и британского посла, активно продолжавшаяся на протяжении года, с 31 июля 1756 г. по 2 июля 1757 г., насчитывала 157 писем. Автором 87 посланий являлся Уильямс, 70 – великая княгиня. Свою переписку оба корреспондента держали в строгой тайне. Уильямс, подписываясь литерою «A», передавал письма через Свалло, ставшего впоследствии британским консулом в Петербурге. Екатерина, подписываясь литерою «L», для передачи вручала свои письма камер-юнкеру Льву Нарышкину: при этом их содержание она излагала от имени мужчины. Уильямс неоднократно повторял ей, что их «сношения через письма» должны оставаться «непроницаемой тайной»⁵⁵. «Лучше, чтобы наша переписка оставалась тайною между нами обоими, – настаивал дипломат. – Способ сношений через Нарышкина и Свалло так удобен и окружен такой тайной, что никто не сможет проникнуть в него». Однако он сам же порой и нарушал эту тайну, передавая свои шифрованные записки через Понятовского. Как позднее вспоминал Станислав, став польским королем, Уильямс нередко давал ему читать «самые секретные депеши, поручал зашифровывать их и расшифровывать ответы»⁵⁶. Горяинов высказывал предположение, что Уильямс «давал списывать письма Екатерины до возвращения их обратно ей» (что и позволило сохранить переписку для потомков)⁵⁷. Таким образом, нельзя исключать, что с письмами великой княгини были знакомы не только посол, но и ряд высокопоставленных лиц Великобритании, включая монарха.

Следует отметить, что переписка великой княгини с британским послом, опубликованная в 1909 году, имела свою предысторию. В 1864 г. император Александр II передал в Государственный архив документ с указанием хранить его «запечатанным». Это и была секретная переписка Чарльза Уильямса с будущей императрицей. В 1881 г. документ затребовал император Александр III; ознакомившись с перепиской, он наложил резолюцию: «хранить за печатью Архива». Исследователь творческого наследия Екатерины II Я.Л. Барсков писал: «Двое царей живо интересовались письмами Екатерины Уильямсу, но не решились огласить их; это дозволил после революции 1905 г. Николай II, презиравший Екатерину II и высоко чтивший Павла I»⁵⁸. Таким образом, «высочайшее разрешение» на публикацию данного документа было получено лишь в 1909 г. Было ли сокрытие от общественности переписки с британским послом случайностью, или потомки императрицы это делали преднамеренно? Более детальный анализ источника даст на этот вопрос исчерпывающий ответ.

Заметим, что к указанному документу обращались многие ученые, изучавшие историю царствования Екатерины II, однако чаще всего они использовали его фрагментарно⁵⁹. Современные исследователи (З.С. Константинова, О.И. Елисеева) с большим вниманием отнеслись к эпистолярному наследию императрицы⁶⁰. Однако отдельные эпизоды, связанные с взаимоотношениями великой княгини и британского дипломата, остались историками незамеченными.

Надо признать, молодая великая княгиня произвела на посла неизгладимое впечатление. Ее привлекательная внешность, живой ум, рассудительность, умение вести беседы на самые разные темы, а также явно выраженное расположение к Англии не могли оставить 46-летнего британца равнодушным. «Моя привязанность к вам… не имеет границ…мои услуги и моя жизнь как честного человека в вашем распоряжении… Ваши возражения достойны здравого рассудка Ришелье и ума Мольера», – писал сэр Чарльз в одном из писем. В другом послании он восклицал: «Я дивлюсь вам, я вас обожаю с каждым днем все более». Наконец посол разразился целым потоком хвалебных слов в адрес великой княгини: «Вы одна имеете мой секрет; мое сердце, моя жизнь, моя душа вам преданы. Я смотрю на вас, как на существо, превосходившее меня. Я вас обожаю…»⁶¹. Читатель может задаться вопросом: уж не был ли Уильямс влюблен в великую княгиню? Увы, почитателей любовных романов ждет разочарование: опытный дипломат рассматривал Екатерину всего лишь как подходящий объект для манипулирования при достижении своих целей. Что это были за цели?

Здоровье императрицы Елизаветы Петровны в ту пору заметно ухудшилось, и европейские монархи были озабочены тем, кто наследует российский престол в случае ее кончины. Уже в одном из первых писем к Екатерине сэр Чарльз умолял сообщать ему все, что ей станет известно о здоровье императрицы. «Ничего нет на свете, что интересует меня более», – подчеркивал он⁶². И действительно, посол постоянно интересовался у княгини, в каком здравии находится Елизавета Петровна. Екатерина охотно отвечала, извещая Уильямса о том, что императрица не может «взойти на свои лестницы без одышки», подтверждением тому служат «подъемные машины, поставленные везде». Спустя месяц сообщала, что состояние Елизаветы Петровны резко ухудшилось: императрица упала в обморок, «пальцы рук сжались, ноги и руки охладели как лед, глаза лишились зрения. Тут ей бросили кровь, сильно и много, а зрение и чувства вернулись ей». В письме от 17 октября 1756 г. Екатерина более подробно информировала Уильямса о состоянии здоровья императрицы: «Вчера, среди дня, случились (у императрицы – Т.Л.) три головокружения или обморока. Она боится и сама очень пугается, плачет, огорчается и, когда спрашивают у нее, отчего, она отвечает, что боится потерять зрение. Бывают моменты, когда она забывается и не узнает тех, которые окружают ее… Ей дают пропасть снадобий, и она очень послушно принимает все. Мой хирург, человек очень опытный и разумный, высказывается за апоплексический удар, который сразит ее безошибочно». Тот же эскулап убеждал Екатерину, что частые боли у императрицы возбуждали у него «подозрение в раке»⁶³. Чтобы постоянно получать информацию о состоянии здоровья государыни, Екатерина даже разместила в ее покоях своих соглядатаев. «У меня имеются три лица, которые не выходят из ее комнаты и которые не знают, каждое в отдельности, что они меня предупреждают, и не преминут в решительный момент сделать это», – информировала она посла. В ответ Уильямс писал: «Я рад узнать, что вы так хорошо осведомлены о ее состоянии; это вам очень нужно»⁶⁴. Он почти не сомневался в том, что императрица доживает последние дни. В письме от 22 октября он извещал Екатерину о том, что Елизавета Петровна «кашляет кровью и задыхается; ноги ее распухли, и ее мучает грудная водянка».