Глава 7. Вилла Котта и женские слабости
Сады моей души всегда узорны,
В них ветры так свежи и тиховейны,
В них золотой песок и мрамор черный,
Глубокие, прозрачные бассейны…
Н. Гумилев
Я проснулась в доме Клодия, у себя в комнате с облупившимися росписями на стенах. Голова немного гудела, но во всем теле чувствовалась легкость и свежесть. И еще мне виделись такие приятные сны… А что у нас было вчера? Я совершенно не помню, как вернулась домой и оказалась на постели прямо в одежде.
Вот только мои сандалии кто-то снял, неужели Элиав… А где же Гай? Конечно, в своем «холостяцком заповеднике», где же ему еще быть.
Я босиком вышла во дворик умываться. Наш старый раб отдыхал в тени деревьев, а ведь мог бы подать мне полотенце, которое нарочно держит в чуть подрагивающих руках.
– Эй, Мапроник, ты, наверно, едва отошел от любовной ночи. Интересно, откуда только у тебя денежки берутся для соседской красотки. Скажи, любезный друг, Клодий уже вернулся?
– Хозяина еще нет, госпожа! – смиренно ответил раб, отчего-то тяжко вздыхая и переступая с ноги на ногу.
Вот тебе раз! Неужели Оливия до смерти залюбила бедного поэта. Кто тогда будет меня кормить и опекать… И Мапроника, кстати, тоже. Не потому ли он печален с утра? Другого такого хозяина, как наш поэт стоит еще поискать. С фонарем посреди солнечного дня, как Диоген однажды искал Человека среди граждан своего города.
До обеда мы с Элиавом затеяли постирушки, потом завели пресное тесто на оливковом масле и напекли лепешек, пока Мапроник тушил бобы. Наблюдая за тем, как молодой грек носит воду и возится у печи, я сравнивала его с Карроном и скучала. Когда же теперь снова увижу синеокого витязя в белоснежной тоге!
Но после скромной трапезы, основу которой составляли бобы в кисловатой подливке, явился посыльный из дома «разврата», то бишь от самой Оливии. Оказывается, еще с утра она вместе с Клодием укатила на загородную виллу. У них, что же, начался медовый месяц?
Дядюшка так сумел угодить матроне хвалебными одами, что она теперь катает его по своим дачам, кормит деликатесами и всячески ублажает. Вот же хитрюга-скромник! Подозреваю, что он понимает толк не только в стихах…
Между тем двое слуг втащили в нашу ограду небольшой ларь, и посыльный сам откинул его крышку, демонстрируя свертки с одеждой.
– Моя щедрая госпожа Оливия дарит вам наряды и украшения в знак дружбы и расположения. На вилле Котта будут проходить гладиаторские бои, выступления фокусников и танцы. Гостей будет мало, приглашены консул Гай Марий Каррон, сенатор Главк и несколько благородных подруг госпожи. Что мне передать несравненной Оливии? Вы отправитесь вместе со мной на виллу? Она не любит отказы…
Прямо как в детской игре: «Вы поедете на бал? Черно-бело не носить, букву «р» не говорить…»
– Конечно же, я поеду, – согласилась я без долгих раздумий.
«Ведь там, возможно, будет Гай – мой сосед. Пусть пока только сосед, но мой! Да-а-а, кстати, а где обещанный мне денарий? Неужели Гай забыл о нем, естественно, я поеду, у нас каждый асс на счету".
Через час открытая повозка, запряженная парой резвых длинногривых лошадок вовсю пылила по мощеной плитками Аппиевой дороге в сторону роскошных владений покойного Публия Фракийского и его прекрасно здравствующей поныне супруги Оливии.
Надо признать поначалу встретили меня там довольно прохладно. Правда, самой хозяйки и моего милейшего Клодия не было на открытой террасе виллы. Зато на деревянных шезлонгах под навесами отдыхали несколько молодых и молодящихся девиц с высокими начесами на головах и массивными украшениями везде, где только можно было их прицепить. И как только мочки ушей выдерживали такие длинные, тяжелые даже на вид серьги с крупными камнями…
Не успела я подивиться на блеск ожерелий и перстней благородных матрон, как одна из них жеманно прокомментировала мое появление, обратившись к подруге:
– Наверно, Наталия из Этрурии… та самая, что собралась поймать в сети любви нашего неуязвимого кентавра!
– Скорее небо поменяется с землей, чем консул Рима женится на девице из «плебса».
– Но ведь Каррон и сам выбрался из низов, что ему стоит взять к себе в дом такую же замарашку.
– Тш-ш… Не смейте дурно говорить о Гае Тевтобургском, который вернул честь римского Орла, усмирив германцев на севере.
Я не успела еще отойти от этой утомительной долгой дороги, не успела оглядеться, а меня уже вовсю обсуждают местные сплетницы. И главное, совершенно нет сил спорить и доказывать, что я не совсем лыком шита. И перед кем бисер метать…
Не важно, что я летала на самолете и пользовалась микроволновой печью, здесь и сейчас это ничего не значит. Я для них не более чем назойливая мошка, которую послушный раб легко отгонит опахалом из павлиньих перьев. Я смирилась или притворилась тихоней… одно из двух…
– Приветствую вас, благородные дамы! Да, я та самая Наталия, имевшая наглость замахнуться на вашего героя. Что ж… история знает рабов, достигших порфиры. Все могут мечтать о Триумфе, а не только консулы и легаты. Конечно, мне до вас далеко, ваши наряды роскошны, а прически бесподобны.
Вы такие утонченные и изысканные, а я всего пару недель в Риме и чудом попала на прием к Оливии. Кажется, у меня закружилась голова и мне показалось, что я могу летать. Лишь бы солнце не обожгло мне крылья, как греческому Икару. Вы позволите мне присесть и немного передохнуть, меня мучает жажда после долгой дороги. Могу я взять со столика эту виноградную кисть?
Девицы переглянулись и пренебрежительно фыркнули, однако указали мне на свободное ложе и продолжали смотреть с любопытством. Я же с удовольствием умылась розовой водой, что поднесла девочка-подросток, должно быть, тоже рабыня, и прилегла на удобную лежанку, опираясь на локоть. Но долго отдыхать не пришлось, так как явилась другая служанка и пригласила меня в личные покои хозяйки виллы.
Такой поворот событий вызвал новые пересуды у явно скучающих от безделья знатных римлянок.
– Я так и думала, Гай Марий – это просто отвлекающий маневр, а все дело в том, что Оливия устала от мужчин и желает заняться чужестранкой.
– Верно! Как мне самой это не пришло в голову. Все ясно, как солнце… Оливия выбрала эту девицу для себя, у нее же варварские черты лица… Оливия любит все необычное… хи-хи-хи…
Я прошла вслед за рабыней по темному коридору вглубь дома и даже не оглянулась на праздных болтушек, пусть дальше чешут себе языки. Стоит отметить, что двор усадьбы и само жилище изрядно отличалось от роскошных римских апартаментов Оливии.
Здесь на вилле все было гораздо проще, чем в помпезном Римском доме. Сам собой напрашивался вывод, что прежде всем тут заправлял сам Публий Котта, ныне отправившийся в «долину смертной тени».
Еще по пути в загородное поместье мой словоохотливый сопровождающий подробно рассказал мне о всех прежних порядках на вилле. Кажется, возничий с тоской вспоминал дни, когда был жив его строгий хозяин.
– Госпожа не следит за делами, а управляющие не могут договориться. К вилле примыкает школа гладиаторов, одна из лучших в окрестностях Рима. В казармах при школе живут около сотни отличных бойцов – матерых силачей, изощренных в искусстве убийства.
– И все они узники войны? Пленные мужчины из покоренных народов? – будто невзначай поинтересовалась я.
– Кто-то избрал эту долю, чтобы выкарабкаться из нищеты, есть рабы, проданные своими господами, а также неоплатные должники, проигравшие тяжбу, немало осужденных преступников. Каждый день они могут закончить свою жизнь на арене, извиваясь в агонии на кровавом песке под восторженный рев тысяч благодарных зрителей.
– Извращенцы ваши зрители, вот что я вам скажу!
– Ха… Наша прекрасная Оливия тоже не любит смертельную бойню, но посмотреть славную драку двух распаленных самцов она не прочь. Чаще всего госпожа оставляет проигравшему жизнь, особенно если он храбро сражался и хорош собой.
– Нет, подобные зрелища не по мне!
Комната Оливии, также, как и остальные покои в доме, была обставлена скромно, обрадовавшись нашей встрече, матрона заверила меня, что скоро наведет здесь свои порядки, привезет в спальню вазы и статуи, яркие занавеси и живые цветы. Первым делом я спросила о Клодии:
– А дядюшка чем сейчас занят? Почему он не при вас?
– Мой дорогой поэт отдыхает и набирается сил для любви. Но расскажи, как прошла твоя ночь? Тебе удалось хоть немного поспать или вы забавлялись с Гаем до утра? – глаза матроны горели неподдельным любопытством.
– Между нами ничего не было! – ответствовала я с нескрываемой грустью в голосе.
«По крайней мере, я этого не помню…»
– Послушай мой совет, Наталия. Давай поговорим начистоту, и обращайся ко мне запросто, мы же почти ровесницы, хотя я и старше тебя лет на десять, что совсем не заметно.
Я кивнула, полностью соглашаясь. По мне, так Оливии было все сорок пять, но я ни за что бы не произнесла эту дату вслух. Тем более матрона была явно расположена ко мне:
– Ты еще молода и очень привлекательна, Наталия! У тебя легкий, живой нрав, я уверена, что ты изобретательна и в постели. К тому же ты не глупа, и с тобой не соскучишься скоро. Ты кажешься образованной и знаешь достаточно много интересного, чтобы поддержать светскую беседу. У тебя хорошие манеры… Немного подучиться, освоить ряд тонкостей в одежде и прическах, выбрать подходящие краски для лица, ароматы для тела.
Можешь купаться в золоте, наслаждаться жизнью во всех ее проявлениях. И ты напрасно мечтаешь о каком-то возвысившемся легионере… Глупая девчонка! Удача сама плывет тебе в руки, забудь о Гае, он не для тебя. Каррон – мужлан, солдафон! А я сведу тебя с настоящими ценителями женских чар.
– Оливия, мне не нужны спонсоры и любовники. Я хочу быть свободна и независима.
– Полная чушь! Тебе просто не выжить одной, но, клянусь, после пары голодных месяцев ты и сама изменишь решение.
– Я не буду ничьей игрушкой! Разве мужчина может уважать женщину, которая спит с ним за деньги?
– Конечно! Если этой женщине хватает ума говорить ему, что она живет с ним ради его могучего фаллоса и прочих мужских достоинств.
– Мне нужен только Гай Марий! Я не могу думать ни о ком другом. Я влюбилась! Ты можешь называть меня глупой и говорить, что затея безнадежна, но мне нужен только этот мужчина в качестве верного спутника жизни, моей опоры, защиты, как отец моих детей, а не только хозяин моих прелестей до той поры, пока красота не поблекнет и ему не подсунут «игрушку» посвежее.
Странное дело, я, кажется, и сама начинала верить в то, что говорю… Оливия меня поняла.
– Ты сейчас совершенно безрассудна, но в то же время говоришь слова, которые разрывают мое сердце. Я никогда никого не любила, хотя у меня было много мужчин. Я искала удовольствий для тела, а душа тосковала о чем-то возвышенном, недоступном. А теперь я встретила Клодия и что-то словно расцветает у меня внутри. Я бы хотела иметь от него дитя… Жаль, что этому уже не суждено сбыться. Он нежен и ласков со мной, но порой бывает тверд и настойчив. Такие мужчины всегда были моей тайной мечтой и слабостью. Властные и податливые одновременно! Я еще не встречала таких…
Римлянка пылко схватила меня за руки, изливая душу:
– Наталия, признаюсь тебе одной – я схожу с ума в его объятиях! Я побывала во многих руках, ягненочек… И мне всегда нравились сильные руки, в рисунках и шрамах, руки, что умеют держать боевой меч, а не стило. Но Клодий… Он слаб телом, но у него дух воина – мужественного и благородного. И я трепещу перед ним, словно бабочка в паутине страсти.
"Интересно она рассуждает… Видимо, наш поэт, и впрямь, редкостный экземпляр. Кремень и глина… гладиус и писчее перо, воин и романтик, любопытно, любопытно… Я бы тоже не отказалась от такого сочетания. Пожалуй, подобные мужчины и моя слабость…"
А вслух я проникновенно произнесла:
– У вас все получится, если вы нашли друг друга и уже вместе. Скажи еще, дорогая Оливия, значит, ты и правда считаешь, что у меня нет шансов с Гаем? Ты очень мудрая женщина, помоги же мне, дай совет.
– Я так старо выгляжу, что ты обращаешься ко мне как к дельфийской пифии? По-твоему из меня бы вышел оракул? – усмехнулась та.
Пришлось виновато опустить глаза и прибегнуть к комплиментам от чистого сердца.
– Я признаю, что ты опытнее меня, знаешь жизнь и мужчин гораздо лучше. И мне кажется, что ты старше меня… примерно на пару лет.
Оливия расхохоталась, запрокинув назад голову с тяжелой прической.
– Ты грубо льстишь, дитя, но мне это нравится. Значит, ты желаешь знать, возможно ли повести к алтарю Венеры убежденного холостяка? Так я отвечу… я вчера наблюдала за вами весь вечер, еще ни с одной женщиной при мне Гай не обращался так церемонно и бережно как с тобой, а ведь ты по сути никто… у тебя нет ни средств, ни положения. Так что какой-то шанс Олимпийские боги точно тебе отпустили.
Я низко опустила голову, в глазах закипели слезы. Я поняла. Какой бы год не был на календаре, а людские нравы всегда будут одинаковы. Нас всегда будут встречать по одежке, а дойдет ли дела до ума и чести, еще не известно. Все решают деньги и связи. Прочь иллюзии…
"С чего ты решила, Наташа, что в Древнем Риме тебе будет легко и весело? Сказка заканчивается и подступает суровая реальность. Повезло еще, что здесь, в Италии такой сравнительно мягкий климат, а если бы я к викингам попала, в какие-нибудь холодные ветреные фьорды…"
– Эй! Что случилось? – ласково улыбнулась Оливия, приподняв пальчиками мой подбородок. – Да ты никак задумала расплакаться? Вот глупости какие, перестань! Я же сказала, надежда есть… Гай уже общается с тобой, он тебя не гонит, а это немало.
– Почему бы ему со мной не говорить? Мы же как-никак соседи, но сможет ли он меня полюбить, вот что мне бы хотелось знать?
– А как вы познакомились?
– Я залезла на его забор…
– О! Так и знала, что в сообразительности тебе не откажешь. Таких мужчин, как Гай нужно брать одним решительным приступом, ровно так же, как он сам брал крепости северных варваров. Гай оценил твой поступок, не сомневаюсь. Но я все же не пойму одного, почему ты вцепилось в него? Ведь есть же и другие… и кое-кто из римских чиновников – холостяков может оказаться более податливым в плане возможного замужества. Гай Марий холоден и суров, разве он сможет по настоящему угодить женщине? Он по натуре грубый солдат, таким был, таким и остался. Изысканные удовольствия – не его стезя.
– Мне не привыкать! Мой бывший парень ночами играл в «войнушку» и порой забывал поцеловать перед тем, как заняться со мной… эх, я даже любовью-то не могу назвать! Сунул, вынул и пошел дальше гонять монстриков по экрану.
Уж не знаю, что там поняла Оливия насчет экрана и монстриков, но снова рассмеялась от души.
– Ты – удивительная девушка, Наталия! Открытая и откровенная, нежная и ранимая, но вместе с тем уже побывавшая в нескольких «боях»… Ты не так наивна, как мне показалось вначале. Я в тебя верю, и да поможет тебе Купидон Златокудрый. Все в твоих руках!
Мы еще немного поболтали, потом нам принесли легкие закуски, и я наконец вдоволь напилась и наелась. Оливия стала дремать, а меня отправила развлекать своих чванливых подружек. Но я решила избежать этой печальной участи и вместо того, чтобы влиться в коллектив высокомерных римских «матрешек», оправилась на экскурсию по вилле.
Знать бы мне тогда, что из всего этого выйдет… А впрочем, может меня вел сам Юпитер, кто же знает, что у них на уме, – у этих тщеславных, скучающих Римских богов.
Дело уже приближалось к вечеру, солнце лениво катилось за горизонт. Я медленно обошла дворик, окруженный строгими колоннами, изучила вдоль и поперек небольшой запущенный сад и, ловко перебравшись через живую изгородь, забрела на площадь, выложенную щербатыми от времени плитками.
Ни цветущих кустов, ни фонтанов, ни павлинов здесь не было и в помине. Зато звонко журчала струйка ручейка, стекавшего из бронзовой звериной пасти в каменной плите по желобу вниз, наполняя маленький открытый бассейн.
И рядом с этим бассейном, закованный в настоящие кандалы и примотанный цепями к высокому столбу, стоял почти голый здоровенный мужик. Я просто обалдела, наткнувшись на зрелище, столь контрастирующее с благостными картинами римских покоев. Вот тебе и розовые лепестки, вот тебе и жареные барашки… Тут людей мучают, а ты все ходишь в грезах о римском полководце!
Я быстренько огляделась по сторонам, убедилась, что поблизости нет ни одной живой души и подошла к столбу. Мужчина почти висел на своих железных «веревках» и выглядел, да и пах, надо признать, весьма скверно. По всему было заметно, что держат его у этого столба уже не один день. Голова безвольно опущена вниз, длинные волосы свисают грязными клочьями, лица не видно, кажется, он еще и бородат.
Неужели гладиатор, попавший в немилость Оливии? Не так ублажил госпожу? Не смог пятнадцать оргазмов подряд наладить… Вот же извращенка древнеримская, а сегодня была так со мной мила и любезна.
– Эй! Ты еще живой? Говорить можешь? Э-эй… дяденька!
Мужчина пошевелил головой и что-то невнятно прохрипел, но я каким-то внутренним чутьем поняла, что не худо бы его сейчас напоить. Злобные римляне ведь неспроста его именно сюда привязали, на воду можно смотреть, воду можно слушать, а вот ни глоточка не сделаешь. Изверги, одним словом! И в чем же мне принести ему воды… ни чашки, ни какой другой посудинки не наблюдается… что же делать-то… скорее… а то явится еще кто…
Некоторое время я металась по сторонам в поисках подходящей посудины. Не в горстях же тащить ему воду, в самом деле. Я же все по пути разолью, да и пока буду задирать руки наверх до его лица, он вон какой высоченный. Так ничего другого не сообразив, я попыталась оторвать край своего платья, но крепкая ткань совершенно не поддавалась.
Тогда я психанула и вытащила через рукав столы свой бюстгальтер производства «двадцать первый век», ну, не трусики же снимать для самых благородных целей. Ничего, бюстгальтер наполовину из хлопка, как гласила этикетка, должен задержать хоть немного влаги. Я щедро вымочила эластичную белую тряпицу в воде и подбежала обратно к мужчине.
– Эй, голову подними, я тебя хотя бы умою, давай скорее, пока не все вылилось на землю, ну же…
Раб повернул шею набок и сквозь завесу спутанной темной гривы на меня глянули воспаленные карие глаза.
– Кто ты? А-а… небесная дева, присланная Матерью Богиней забрать меня? Я почти готов.
– Пить хочешь? У тебя даже голос осипший, вот же вода… открывай рот и пей, пока все не вытекло. Я тебе говорю!
– Скоро я буду пить молоко небесной коровы…
– Ну, и дурак! Стоило снимать лифчик из-за такого помешанного! Вот мокрая тряпка, давай скорее, пока никто не пришел… пей, как уж получится, потом принесу еще.
Я встала на цыпочки и ткнула свое влажное бельецо прямо в лицо бородатому типу. Наконец до него дошло и он жадно присосался к моему смятому белью. Да уж… более благодарного фетишиста, наверно, не бывало в природе!
Я сбегала к бассейну еще несколько раз, пока бедняга не сказал, что ему довольно. Напоследок я немного обтерла осунувшееся лицо. Кажется, человеку полегчало.
– За что тебя сюда привязали?
– Я свернул шею надсмотрщику, – прохрипел раб.
– Ого! И это непременно нужно было сделать?
– Он ударил меня плетью просто так! Я не сдержался…
– Ты гладиатор?
– Мое имя Дакос. Ты должна слышать обо мне. Я никогда не проигрываю!
Хм… Дакос… что-то знакомое… не о нем ли говорил Клодий…
– Ты же должен участвовать в поединках на следующей неделе. Странно, что такого прославленного бойца и фаворита игр держат в цепях. Еще пара дней и ты форму потеряешь.
– Гулла того и добивается, ему не по душе мои победы и мой нрав, он хочет меня извести, а ведь я приношу ему огромный доход.
– А Гулла у нас кто?
– Ланиста, что руководит школой гладиаторов Публия… Хвала Матери Богине, консул недавно издох как обожравшийся боров, захлебнулся в нашей крови.
– А-а-а… да, да, я теперь точно вспомнила, ты фракиец, ты из Дакии, верно? Это на территории нынешней Румынии или Болгарии? Может, наши предки имеют схожие корни, я не очень-то разбираюсь в столь древней истории – скифы, даки, славяне… мы тесно общались когда-то… ну, неважно… надеюсь, только, что ты не древний хазарин, вот те делали набеги на Русь… хм…
– Странно говоришь. И не похожа на рабыню… кто ты?
– Я тут в гостях… мимоходом… но я свободная женщина, мое имя – Наталия, я русская, если честно. Про племена русов что-нибудь слышал? Про полян, древлян, кривичей и тиверцев. Ну, хотя бы о белых хорватах?
– Нет… а где они жили?
Я молчала, опустив глаза, и он ничего больше не спрашивал. Кажется, мы поняли друг друга. Мне стало грустно. И даже что-то заныло в груди. Я тут песчинка, пылинка, заброшенный ветром времени листочек. Здесь даже про предков моих – земляков ничего не слыхали. Что сейчас на месте моей страны – поле, заросшее травой да седые камни, щедро омытые дождями.
Я не знала, что ответить Дакосу. Река Рось, река Дунай, Буг, могучий Итиль… знал ли он эти названия, скорее всего – нет.
– Ты хотя бы свободна. Принеси мне еще воды… прошу тебя… Стой, осторожно!
Я повернулась, чтобы отойти к ручью, но на пути у меня вырос лысый громила с длиннющим хлыстом в руках.
– Чего ты тут делаешь? Кто ты такая? – его маленькие, припухшие глазки смотрели на меня в упор.
Я растерялась от неожиданности, а потом сообразила, что это скорее всего рядовой надсмотрщик. Получается, тоже слуга, наемный рабочий Оливии. С ним стоит вести себя нагло и дерзко.
– К твоему сведению, я – лучшая подруга Оливии Котта, твоей почтенной госпожи.
Я сузила глаза и вкрадчиво добавила:
– Близкая и любимая подруга. Ясно тебе? И мне вздумалось здесь гулять, пока Оливия отдыхает.
Лысый склонил бритую голову в легком поклоне.
– Я только хотел сказать, что этот раб очень опасен и жесток. К нему не следует подходить близко. Он наказан за свои поступки.
– Понятно! Непременно расскажу Оливии, что вы мучаете ее лучшего гладиатора.
– Госпожа не увлекается боями, она поручила всех бойцов заботам Гуллы, – слабо оправдывался надсмотрщик.
– Если я попрошу, Оливия подарит мне этого человека, у нее таких много… ну, может, не совсем таких, но… Я хочу, чтобы Дакоса освободили и привели в порядок! Желаю видеть его вымытым и получше одетым. Снимите его со столба и хорошенько подготовьте. Вечером пришлю за ним. Вам все ясно?
Надсмотрщик вытаращил на меня глаза и почему-то приоткрыл рот. Я была очень убедительна, особенно с мокрой тряпкой в руках. Я отчаянно блефовала, помахивая своим бюстгальтером, как флагом. Но мне очень хотелось помочь Дакосу… все-таки он фракиец, житель Балкан, может, племя его проживало на берегу Черного моря.
– И чего мы стоим, чего ждем? Живо отцепляйте дяденьку от столба, а я пойду договариваться с подругой.
Сказать честно, на этих словах весь мой боевой запал иссяк. Я понятия не имела, как попросить Оливию, чтобы ее служащие не наказывали рабов. На душе у меня становилось все беспросветней, воистину, сказки кончились. Одна надежда, что Клодий подружится с вдовой матроной и она займет ему денег на выплату долгов, иначе на улице можно оказаться.
Ничего, пусть поэт бросает свои заунывные вирши и отрабатывает натурой, пока Оливия к нему расположена. «Сердце красавицы склонно к измене и перемене…».
Вот-вот, надолго ли мой отверженный дядюшка поселился в «будуаре императрицы», а характер у нее еще тот, лучше с ней дружить, потому что может прихлопнуть как козявку. У нее все есть – деньги, положение, влияние, даже заслуги перед Римом ее мужа.
А мы с Клодием кто? О том и речь…
* * *
До обеда консул успел побывать в Сенате, провел инспекцию новой казармы, строящейся на Виминальском холме и даже кое-кому устроил разнос.
Но мысли о голубоглазой милой северянке не покидали. Гай Марий вдруг вспомнил, что так и не отдал ей злополучном денарий в уплату за вчерашний спектакль, и тут смазливый раб-гречонок явился с приглашением от Оливии. Выходит, Клодий и Наталия сейчас на вилле Котта.
О гнев Богов! О чем она только думала, когда поехала в это гнездо разврата!
Перед глазами консула снова встало нежное, печальное личико Наталии, хотелось ее успокоить, защитить, приласкать…
И еще она во всеуслышание заявила, что не примет ничьей помощи, не станет содержанкой ленивых обжор и надушенных горлопанов. Но что если возьмет назад свое слово? А ведь речь шла еще и о нем, о самом Гае Марие Тевтобургском. Девушка при всех поклялась, что ей не нужен никакой мужчина кроме него. Чудачка! Сдержит ли свою клятву перед соблазнами богатого города? Не станет ли он, консул – посмешищем в глазах Рима?
Еще солнце не успело спрятаться за дубравы, а небольшой отряд всадников скакал по Аппиевой дороге в сторону виллы Котта. Впереди ехал Гай Марий Каррон, и было с первого взгляда заметно, что знатный римлянин очень-очень спешил.