Loe raamatut: «Песнь мятежной любви»

Глава 1. Просьба

I cannot hide what's on my mind

I feel it burning deep inside

A passion crime to take what's mine

Let us start living for today

Black Veil Brides «Rebel Love Song»

Я терпеть не могла, когда кто-то фоткался с музыкальными инструментами, не умея на них играть, или хотя бы не обучаясь. Позёрство дико меня раздражало. Игры в рок-звёзд, откровенные наряды, вызывающие позы, язык на грифе гитары. А на самом деле никакого понятия, что такое лад и как брать аккорды.

Или ещё популярно: разлечься на рояле в дешёвом кружевном белье, свесив ступни на клавишы, что за кощунство! Ради понтов и лайков в «Instagram» фоткайтесь с волынками, гонгами и альпийскими рожками. Абсурд и понты в одном.

Как правило, я безошибочно угадывала, умел ли человек играть на том, с чем фоткался. Не знаю, откуда у меня этот талант, видимо профессиональное, но музыканта чувствуешь. Настоящего композитора и автора лирики, а не малолеток в гаражах и сопляков в переходах. Причём консерваторское образование не обязательно, если музыка – призвание, можно научиться самому, да и людей, готовых за кругленькую сумму передать знания, в достатке.

Музыканта видно по взгляду, по задумчивости и лёгкой меланхолии или по дикому блеску глаз. Это всегда разное и зависит от темперамента, но хороший музыкант – творческая личность, артистичная натура с глубокой душой, пытливым умом и прямыми руками. Как-то так. После общения с множеством музыкантов, среди которых было бессчётное количество «псевдо-» у меня сложилось такое впечатление.

К чему это я? Да к тому, что даже у меня ещё нет фотографии с моей басухой, а её у меня попросили на съёмку для какой-то модели.

Аж трясло, как думала, что мой Стратокастер будет лапать субтильная лохудра двух метров роста без сисек и с радугой макияжа на лице. Позёрство раздражало меня, как я уже говорила, а все эти вспышки фотоаппаратов, вычурные позы, накладные ресницы, стразы, километры ткани, ноги, в туфлях на головокружительной платформе – бесило!

Но Эми просила слёзно и обещала со скидкой подогнать билеты на «Black Oak Coffin», а этих парней я любила, да и отказать обидчивой лучшей подруге сложно – проблем не оберёшься. Но в целом она славная, поэтому я уступила.

После, правда, раз двадцать пожалела, что согласилась.

Заявилась я на фотостудию к двум часам, как было велено. Худощавая, среднего роста Эми встречала на входе. Кончики её коротких синих волос завивались от влажной погоды. Подруга курила и стряхивала пепел в урну тонкими, почти прозрачными пальцами с длинными чёрными ногтями. Вот чему-чему, а её ногтям я всегда завидовала – отрастить длину не позволяли ни гитара, ни фортепиано – эти требовательные ребята не подпускали к себе с нерегламентированной длиной. Гитара моментально капризничала: слабо прижатые струны дребезжали на ладах. Приходилось ликвидировать недоразумение.

– Опаздываешь, Майя. Привет, – помахала мне Эми.

– Знаю, – буркнула я. – Влад не устает мне об этом напоминать, когда приплетаюсь на полчаса позже, – я откинула длинную чёрную прядь с лица.

– И часто это случается? – подруга выпустила клуб дыма.

– Каждую репу, – усмехнулась я.

Я настолько хорошо уживалась с собственной несобранностью, что избавиться от неё – всё равно, что лишить себя чего-то важного. На самом деле, пристыжённая Владиславом – вокалистом группы, в которой играла – я каждый раз хотела стать пунктуальнее и обещала исправиться. Однако пыл быстро остывал, и Майя возвращалась к тому, что имела, а отсутствие дисциплины компенсировала бесподобной игрой. Да, скромность украшает, когда нет других украшений.

– Итак, куда идти?

– Наверх, пятая студия, – Эми кивнула на входную дверь, – модель уже ждёт. Я приду, как покурю и позвоню Даше, у неё опять драма.

– Ну, всё! Это надолго! Если вы зацепитесь языками, то часа на два, – я поспешила войти. – Я пошла, а-то мне ещё вечером на днюху.

– Да там от силы пару фоток сделать, не боись, не долго, – ответила подруга, когда я скрылась за стеклянной дверью.

– Хорошо, если так, – сказала я, поднимаясь на третий этаж.

Какой номер студии она назвала? Вроде пятая. А вот и жирная цифра на двери.

Толкнув её, я вошла. Все находящиеся в комнате, обернулись. Все без исключения, не ленясь. Не без гордости за свой внешний вид, я усмехнулась.

Диковинка и экзотика: чёрная кожанка с шипами на плечах и локтях, кожаные брюки со шнуровкой по бокам и витиеватой пряжкой на поясе. И испачканными брючинами от колен до низа – вечно забывала подогнуть. Под курткой – чёрная футболка с логотипом группы «Black Oak Coffin»: милая чертовщина, на шее – пара латунных подвесок, ошейник с рядом клёпок, на запястьях – браслеты, на кистях – перчатки с обрезанными пальцами. Не брезговала и пирсингом: по три серёжки в каждой мочке, левое крыло носа и нижняя губа. А с макияжем аккуратна и скромна. Нужно же было соблюдать гармонию.

Итак, порог фотостудии переступила неформалка от корней смоляных волос до металлических цепочек на ботинках-казаках, ещё и с басухой за плечами. Зрелище впечатляло. Во взглядах присутствующих без тени сомнения читалось, что я переборщила, что обилие кожаных шмоток и металла – явный вызов и угроза, пафос и кичливость.

«Зачем столько, она что рок-звезда или секс-символ»? – так и застыло в глазах двух ассистентов фотографа, ставящих свет, девушки-гримёра, замершей с кисточкой для макияжа, нескольких людей у окна и двух девиц за компом.

Фотограф же оглядел меня с восхищением и отложил камеру. Он выглядел щуплым и скукоженным. Давно начавшая лысеть голова сверкала проплешиной посередине, серая клочковатая борода пушилась, обрамляя лицо, что напомнило мне фотографии старорусских писателей в учебниках литературы. Да, те самые, которым нерадивые ученики пририсовывали ручкой всякие разности. Очки в чёрной оправе съехали на нос узкого худощавого лица. Мужчина был такой прикольный, что я им заинтересовалась и улыбнулась.

– Здравствуйте! Похоже, мы ждём именно вас! – он шагнул навстречу. – Замечательно выглядите. Великолепный стиль, – он оглядел меня с ног до головы, – сами подбирали? Очень в тему!

Я удивилась, услышав подобное от мужчины в возрасте, но его придирчивый взгляд не укорял, и мне польстило, что он оценил мой вкус. Я расправила сутуловатые плечи и ответила максимально вежливо:

– Добрый день. Спасибо за комплимент. Да, подбирала сама. Простите, что задержалась. Я принесла бас-гитару, – я сняла чехол со спины.

– Гитару? – переспросил фотограф, как будто удивлённо. – Прекрасно, не правда ли, Юра? – он обернулся на ассистента, и тот широко улыбнулся. – Сейчас начнём съёмку. Дина, как там модель? – крикнул он в левую дверь.

– Заканчиваем. Пять секунд и готово, – послышался оттуда звонкий женский голос и шипение разбрызгиваемого спрея. Перед глазами сразу представилось что-то пышное и кудрявое, но я придержала коней – вскоре увижу обладательницу причёски своими глазами. Через пять секунд, если верить Дине.

– Закругляйтесь, девушка уже пришла, – поторопил их фотограф.

– Где подождать? – я огляделась. В помещении стоял небольшой диванчик и несколько стульев. – Здесь можно или на улице? Не хочу мешать.

– Что значит – где? – лицо фотографа изумлённо вытянулось. – Вы будете там, ни в каком другом месте ждать не надо, – он указал на подготовленное для съёмки место: задрапированную синей и белой тканью стену и пол, куда направлялось освещение.

– Нет, вы не поняли, – я покачала головой. – Я принесла гитару, как и обещала. Надеюсь, это будет недолго, у меня ещё дела, – зачем-то добавила я.

– Вижу гитару. Это прекрасно дополнит снимки и образы моделей. Не хотите подправить макияж? Лена сейчас всё сделает, – фотограф обернулся к гримёру, которая так и стояла с кисточкой в руках. – Да, Леночка?

– Конечно, Леонид Федорович, – охотно отозвалась та, – я здесь для этого, – она услужливо улыбнулась и извлекла откуда-то палетку теней.

– У нас есть Дина чтобы поправить причёску, – продолжил фотограф, пока я без остановки хлопала ресницами. – Но мне нравится то, что вы сделали сами. Можно не терять на это время, если спешите. Ваш внешний вид – превосходный! А недочёты я уже сам подправлю.

– Я чего-то не понимаю, – медленно проговорила я, снова привлекая всеобщее внимание. – Меня просили только принести инструмент. А вы говорите, что собираетесь снимать меня.

Теперь заморгал Леонид Федорович. Он ошарашенно уставился на меня, помолчал, а потом выдал феноменальную фразу:

– То есть вас не предупредили, что вы – тоже модель?

У нас, видимо, началась игра «Удиви меня», или соревнование «Огорошь другого». Сначала я стояла как идиотка и хлопала глазами, потом – он, теперь снова я превращалась в соляной столб с глазами-форточками. Я буду моделью? Эми говорила только про гитару! Ни словом не обмолвилась, что меня будут снимать, вот засранка!

Я вспыхнула оттого, что меня обманули, и готова была выбежать из студии, чтобы заставить её расхлёбывать эту кашу самостоятельно. Но потом до меня дошло, почему она так поступила. Скажи она: «Майя, не хочешь пофоткаться с моей подругой, очень надо». Я бы сказала: «Нет, что за дела, терпеть не могу позёрство!» Поэтому она и затащила меня сюда хитростью. Не зря же не пошла со мной, а осталась покурить. Ну, Эми, с рук тебе это не сойдёт! Дай только до тебя добраться!

– Нет, меня никто не предупреждал, я не собираюсь сниматься, – отозвалась я, и мой голос зазвучал рассерженно и категорично.

– Жаль, что так получилось, – фотограф казался искренне расстроенным. – Я был уверен, что вас предупредят. Увидел вас и сразу подумал – она идеальная модель. То, что нужно! Вы меня поразили, честное слово, я не лукавлю, – поспешил заверить он, видя мой скептический взгляд. – Вы нам очень подходите. Может, передумаете? Это не займёт много времени. Мы можем задействовать одну модель, но фотографии с вами двумя будут лучше, ярче. Я уже вижу перед глазами картинку, – он взмахнул руками, словно хотел и мне показать. – Вы стоите с гитарой, в три четверти оборота, опустив голову, длинные волосы свешиваются вниз. Кожаная куртка поблёскивает матовым. Свет от прожекторов падает сверху и слева, холодный, синеватый. Ваш взгляд строгий и серьёзный, но лёгкая полуулыбка делает образ мечтательным и завораживающим.

Он говорил, а я видела себя, стоящую в свете ламп, с гитарой в руках и этой дурацкой улыбкой на губах, «завораживающей» как он сказал. И, чёрт подери, мне понравилось. Умеют же творческие люди описать так, что заслушаешься и ахнешь, почувствовав себя частью прекрасного процесса.

Мне захотелось попробовать. Честно, без вранья! Никогда ничем подобным не занималась, и вдруг захотелось. Да-да, встать туда и пусть поснимают.

– Вы нам нужны, – Леонид Федорович умоляюще глянул на меня. – Невозможно быстро найти другую девушку, тем более, когда всё готово, свет поставлен, вторая модель тоже здесь. Если бы вы попробовали… Есть ли шанс вас уговорить? Я подскажу, как встать, как сесть, куда деть руки! И по времени займёт недолго, от силы полчаса. Хотя бы несколько кадров.

Я закусила губу и засомневалась. По определённым причинам мужчине было это важно, и от меня требовалось всего ничего – постоять под вспышками некоторое время. Тем более не придётся изобретать позы, в чём я полный ноль, он скажет, что делать.

Видя, что я размышляю, а, значит, не отказываюсь уже так решительно, Леонид Федорович снова сказал:

– Вы действительно нас выручите, если согласитесь. Очень прошу.

Я глубоко вдохнула и медленно выдохнула.

– Хорошо, – пожалела дяденьку и дала слабину. Далась мне эта съёмка?

– Леонид Федорович, – раздался женский голос из комнаты слева: – Мы готовы!

Я обернулась, чтобы увидеть выходящего парикмахера – девушку с соломенными волосами в стрижке «каре», баллончиком лака в одной руке и круглой расчёской в другой. Эти атрибуты куда как красноречиво говорили о её профессии.

А следом появилась злосчастная модель. И я тут же раскаялась, что согласилась.

Глава 2. Съёмка

Когда Эми сказала про фотосъёмку, я ни на секунду не задумалась, что модель может не быть девушкой. Поэтому сильно удивилась, увидев высокого и худощавого парня. А что именно он модель, не оставалось сомнений.

Во-первых, больше из комнаты никто не вышел, а во-вторых, он был при параде, готовность к съёмке номер раз. И ещё я поняла, почему Леонид Федорович так хвалил мой внешний вид, что готов был ничего не менять – я и парень выглядели как музыканты одной группы. Да-да, он тоже оделся в рокерском стиле, отчего мои глаза округлились до размера пятирублевой монеты, не меньше.

Чёрная куртка из матовой кожи выглядела стильно и дорого. На лацкане – пара значков, на ногах – лакированные полуботинки. Под куртку парень надел футболку с неровно обрезанным (я бы даже сказала – оторванным) воротом и белым черепом «Misfits» на груди. Брюки с дырами на коленях обтягивали худые ноги, на ремне с патронами болтались металлические брелоки и цепочки.

Броская одежда привлекла моё внимание в первую очередь, но уже по фигуре и отдельным её элементам (спасибо штанам в обтяжку), я поняла, что передо мной парень. Так получилось, что в его лицо я взглянула в последнюю очередь, но, посмотрев, не смогла отвернуться – до того этот чёрт оказался красив.

Кожа безупречная, нежного оттенка, что даже я, да что я – многие девушки позавидовали бы. Парень обладал по-мужски рельефным лицом с правильными чертами, чётко выраженными надбровными дугами и заострёнными скулами. В правом крыле носа красовался пирсинг-кольцо. Невероятно живые, серые с голубым глаза подвели чёрной подводкой, а веки тронули тенями. У меня с тушью такой длины и густоты ресниц не получалось, как у него без этого женского ухищрения. Длинноватые иссиня-чёрные волосы начесали и залакировали. Пряди спускались на лицо, доходя до губ. По бокам шеи субъекта я заметила тёмные узоры татуировок, ныряющие под воротник, но разобрать, что изображено, не смогла.

Парень в свою очередь с удивлением, интересом и некой неосознанной радостью разглядывал меня, и улыбка трогала чуть пухлые губы.

Я с трудом, поразившим меня саму, отвела от него взгляд.

«Ишь напомажен, как есть модель», – подумала я, чувствуя раздражение, но не потому, что он не побрезговал макияжем и укладкой, а, что меня обдурили в очередной раз за сегодня – подсунув парня вместо девушки.

Увидев, что на моём лице отразилось негодование, он недоумённо вскинул бровь.

– Замечательно! – тут же отозвался Леонид Федорович и представил мне парня: – Родион, музыкант для которого мы снимаем промо.

Музыкант? Мои брови поползли вверх. Я посмотрела в его широко распахнутые глаза, подключая талант распознавать в людях творческие начала.

Дружелюбный и открытый взгляд, немного наивный и доверчивый, сразу обозначал в парне характер. Внутренний стержень и природное (или выработанное) обаяние у него имелись. Уверенный, и даже самоуверенный, он знал о своей привлекательности и стоял перед нами в расслабленной позе. Голову держал прямо и игриво смотрел с высоты почти двухметрового роста.

Чутьё подсказывало, что Родион одарён и обладал знаниями в сфере музыки не понаслышке. Он точно сыграл бы, дай ему сейчас отстроенную гитару в руки или выкати фортепиано. А ещё интуиция шепнула, что он не так прост, как казался – сбивала с толку приветливая улыбка. Я подозрительно относилась к излишне оптимистичным людям, а из парня жизнелюбие так и фонтанировало. И мне инстинктивно захотелось оказаться подальше, чтобы не забрызгало.

– Приятно познакомиться, – отозвался Родион низким певучим голосом с небольшой хрипотцой.

Речь внятная и чётко поставленная. Согласные, особенно «р» звенели, слетая с языка. Я подумала, что он вокалист – слишком запоминающимся и особенным голосом он обладал. И поймала себя на том, что мои уголки губ поползли вверх, чтобы вернуть ему улыбку. Конечно, я задавила глупое желание.

– Майя, – бросила я коротко и сердито, после чего подарила парню настороженный взгляд.

Тот моментально осадился и перестал улыбаться. Я заликовала, глупая. Не знаю почему, но ухмылочка Родиона меня раздражала. Зато когда он не улыбался, выглядел устрашающе серьёзно и старше своего возраста. Сейчас я дала бы ему лет двадцать шесть. Но без улыбки его лицо теряло пикантность, становясь обычным.

– Итак, прошу, – Леонид Федорович простёр руку в сторону подготовленного съёмочного места. – Не будем тратить время, Майя спешит.

– Да, конечно, – спохватился Родион и прошествовал мимо, поскрипывая кожей куртки и оставляя за собой шлейф запахов лака для волос, пудры и ещё чего-то приятного.

Когда он проходил, я отметила уверенность и вальяжность походки, а так же красивый профиль лица, хоть сейчас из бумаги вырезай.

– Проходите, Майя, – предложил фотограф. – Давайте сначала сделаем несколько кадров без гитары, согласны?

– Хорошо, – пожала я плечами, отставляя инструмент.

Родион встал под прожекторы. Освещённое ими, его лицо казалось ещё безупречнее. Обувь он не снял, а вот мои уличные боты чистотой не блистали – пришлось разуться.

Леонид Федорович взял камеру. Родион вёл себя расковано, а я занервничала, чувствуя нарастающую неловкость.

Видимо, фотограф понял это и тут же распорядился, как встать. Надо отдать ему должное, руководил он грамотно, прорабатывал позу до мелочей, вплоть до наклона головы, постановки рук и направленности взгляда. В принципе поза оказалась не напряжная – мы с Родионом стояли спина к спине, я сложила руки на груди, он зацепил пальцы за ремень брюк, головы мы повернули друг к другу, а взгляды направили в противоположные углы.

Первая же вспышка ослепила меня, а после их стало ещё больше. Но спустя какое-то время я абстрагировалась от того, сколько человек смотрели на нас. Ну, стоят двое, фоткаются, что такого? Фотосессия заставила меня лучше понять работу фотографа, моделей и персонала этой сферы. Это действительно труд. Одна лишняя деталь, одно неверное движение – и кадр испорчен. Чтобы добиться идеального снимка, нужно сделать десятки, а модель должна стоять неподвижно. И это только кажется, что поза непринуждённая.

Затем Леонид Федорович поставил нас с Родионом лицом друг к другу, в «три-четверти», так он любил называть постановку полубоком. Мне нужно было смотреть из-под прикрытых век в сторону, а парню – на меня. Не знаю, за каким эффектом гнался фотограф, но он с успехом добился, что моё сердце ускорилось. Волнительно, однако. Я кожей чувствовала этот взгляд, как если бы Родион касался меня.

Я успела подумать: «на что я подписалась» – раз, «мои волосы задевают его лицо» – два, «это нарушение интимного пространства» – три, «я покраснела» – четыре. Чем сильнее я волновалась, тем больше чувствовала неловкость.

Но бо́льшим испытанием стал момент, когда нам пришлось смотреть друг на друга. Мысли сразу перепутались, а ноги задрожали. Не знаю, что особенного было во взгляде Родиона, но он словно душу из меня вынул, перетряхнул и засунул взъерошенную обратно.

Спокойно смотреть, как он самым наглым образом приязненно улыбался, было невозможно – хотелось улыбнуться в ответ, что категорически запрещалось и фотографом, и моими внутренними установками.

Улыбка как у бельчонка. Чёрт, даже сравнение выходило милым.

Фотограф выглядел довольным и то и дело восклицал, как хорошо получалось, хвалил нас, чем немало успокаивал меня, потому как я считала, что все шло отвратительно, и была близка к тому, чтобы всё бросить, развернуться и выбежать за дверь, сгорая от стыда.

Но потом я ловила взгляд Родиона, который будто тоже старался меня успокоить, и оставалась ещё на чуть-чуть. Но ни чем не выказывала благодарность – нечего тешить своё самолюбие за мой счёт. Всё-таки я оставалась ужасно скованной и сильно дёргалась оттого, что приходилось быть моделью. Ещё и Родион вгонял меня в трепет. Не нужно было даже касаться, достаточно просто стоять рядом.

А вскоре Леонид Федорович деликатно предложил мне опустить руку на плечо парня. Меня пронзила дикая неуверенность, а раздражение и досада подпёрли с обеих сторон. Я сглотнула и решила: «чёрт с вами». Сделала, как велел фотограф, и взмолилась, чтобы это быстрее закончилось.

Я могла прекратить съёмку в любой момент, но, видя какое удовольствие получал фотограф и как безропотно всё сносил Родион, уговаривала себя потерпеть. Сама же согласилась, отказаться сейчас будет непрофессионально.

Наконец, Леонид Федорович распорядился взять инструменты. Я расчехлила басуху, а Родион – чёрную матовую «стрелу».

Но не успели мы сделать и кадра, как дверь отворилась, и друг за другом вошли три девушки. Три, мать его, грации. Одна высокая, с офигенными каштановыми локонами, другая – длинная и худая как палка, с пышной копной блондинистых волос и миллиардом веснушек. Третьей девушкой оказалась Эми. Она первой увидела меня, и на её лице отразилось неподдельное и всепоглощающее изумление.

– Надо же! – проговорила она. – Мы её ждём, потеряли-обыскались, а она фоткается!

Голова закружилась, в ушах зашумело. Они меня потеряли? Подождите-подождите…

– Майя, что ты тут делаешь? – Эми вышла вперёд и огляделась.

– Как это что? – ответила я. – То, что ты мне и говорила. Я принесла басуху для модели, – я обернулась на Родиона. – И ты не всё сказала мне о съёмке.

– Басуху, да, – подруга растерялась. – Но вот же Нелли, – она указала на блондинистую. – Я для неё просила.

– Ничего не понимаю, – вдруг сказала та деваха, которая зашла первой. Она невежливо отодвинула Эми и прошла к фотографу. – Я – модель, назначенная на промо. Съёмка, что, уже началась? – она окинула меня убийственным взглядом.

Моё сердце рухнуло. Элементы мозаики встряхнулись как в подброшенном вверх калейдоскопе и сложились в целостную картину.

Я посмотрела на Эми и Нелли, для которой просили басуху, на Родиона, который оказался тут в то же время и на ту же тему, на недоумевающего фотографа и на девицу, настоящую заказанную модель. Я не без зависти наблюдала, как грациозно она двигалась, виляя бедрами не откровенно, а женственно и соблазнительно. То, как она откинула волосы на спину, как повела плечом, выказывало в ней профи и личность, знающую себе цену. Родион и она будут смотреться вместе потрясающе. Тот, кто организовал фотосъёмку, знал в этом толк.

Меня что-то болезненно кольнуло в сердце.

– Эми, ты сказала подниматься наверх, в пятую студию! – я сверкнула на подругу гневным взглядом.

– В пятую, но на второй этаж, Майя! – Эми съёжилась.

Теперь ясно.

Я лоханулась, всё перепутала, поставила себя в неловкую ситуацию. Заявилась туда, где по «чудесному» стечению обстоятельств тоже запланировали съёмку, а модель опаздывала. А меня приняли за неё потому, что по имиджу и стилю я подходила Родиону.

Я обернулась. Наверное, на моём лице отразились стыд и замешательство, потому что парень посмотрел на меня с сочувствием, но его взгляд не вызывал жалостливо-щемящего чувства, не усиливал мой позор. Ничего кроме отчаянного понимания не было в его глазах.

– Кажется, произошло недоразумение, – проговорил Леонид Федорович, посмотрев на меня из-под очков.

– Ага, ходячее, – бросила я.

– Моя вина тоже есть, – модель окинула меня снисходительным взглядом, точно прощала. – Я опоздала, простите, – она схватила фотографа за руку, привлекая его внимание, а то он так и стоял, обескуражено пялясь на меня.

– Опоздали, да, – как эхо повторил он и снова обернулся ко мне. – Я и подумать не мог… Я думал вы та модель, которую мы ждём. Надо же, совпадение, – он обернулся к Эми, – и у вас пятая студия, и на то же время. Неудобная ситуация получилась, извините.

– Да что вы извиняетесь, – воскликнула я, снимая гитару с плеча. – Это я пришла и сбила всех с толку, – чувствуя, как краснею от душащего стыда, я ушла в тень от света ламп. – Простите. Надеюсь, без обид? Я уже ухожу, – я засунула басуху в чехол и надела обувь под пристальными взглядами всей студии.

Я старалась больше не смотреть ни на кого: ни на Леонида Федоровича, ни на настоящую модель, ни на девчонок, ни на Родиона. Уйти, свалить поскорей!

– Я пойду переодеваться. Вы закончили «пробы», приступаем к фотосессии? – девушка посмотрела на меня через изящное плечо, осуждающе покачала головой и отвернулась.

Катитесь вы все к чёрту, подумала я, вылетая за дверь без прощальных слов.

– Майя, подожди! – Эми рванула за мной.

И совершенно зря, потому что я её отчихвостила по первое число. Она не была виновата, я сама сглупила, но кто остудил бы меня в тот миг? Той модельке, Нелли, тоже досталось, она узнала много интересных аспектов своей профессии и перспективы карьеры.

Я разозлилась и сорвала им съёмку. Бас-гитару они не получили, а с Эми мы разругались в пух и прах, словно и не дружили десять лет.

После всей этой кутерьмы я чувствовала себя отвратно. Опозорилась, поругалась с лучшей подругой, лишилась проходки на хорошую группу. Это, конечно, мелочи, сама куплю билет, но теперь я не знала, когда мы помиримся, моё упрямство и гордость меня порой выбешивали. Да, ещё две невыносимые черты моего прекрасного характера.

День получился приятный, не то слово.