Столовая гудела и волновалась, сегодня здесь было особенно много людей. Касса безостановочно работала, на стеллажи ежеминутно докладывались новые порции блюд. Анри не вникала в суть происходящего ажиотажа, последние две недели словно слились в одну большую смену без начала и без конца. Она медленно пережевывала пищу, почти не вслушиваясь в беседу девочек, сидящих рядом с ней. Конфликт с Мари сошел на нет, когда Анри почти на две полные недели обосновалась в хирургии и ей не выпадали обычные смены. Они были всё также приветливы друг с другом, будто и не было между ними тех громких слов. Суету обеденного времени нарушил зычный голос так до боли знакомый Анри, она резко обернулась и увидела Мадам. Та уже с кем-то завела беседу и тут же выкрикивала толпе расступиться, дабы её массивные телеса не стали причиной аварии. Анри подскочила и рванула к ней расталкивая людей.

– Мадам! – вскричала она, теряя голову от избытка чувств.

– Зефирка моя! – Мадам схватила её в охапку будто плюшевого медведя и подняла над землёй.

– Что вы тут делаете? – спросила Анри едва её ноги коснулись пола. Глаза Мадам увлажнились, она тяжело дышала объемная грудь так и поднималась то вверх, то вниз.

– Тактическое перемещение – горделиво сказала она и громко захохотала – половину из нас перебросят на другой фронт, там прорывается враг, ну и не кормленный мужик бесполезный мужик, так что я туда тоже еду – Анри не могла поверить своим ушам. Она уже готовилась к тому, что ещё долгие месяцы не увидит Мадам, а тут такая неожиданность – мы здесь на неделю не больше, пополним запасы продовольствия и отчаливаем – с прискорбием заявила Мадам, лицо погрустнело и у Анри. Если она вернётся на смену в западный фронт, то не видать ей Мадам ещё долгие месяцы, а то и годы.

Одно из мест за их столом освободилось и Анри любезно предложила Мадам присоединиться к ним. Девушки явно были не в восторге от такой затеи, в их компанию никоим образом не вписывалась тучная, громогласная дама с замашками деревенской бабы. Анри суетилась вокруг дорогой подруги, принесла ей поднос с едой и ароматный чай, который чуть ли не с боев отвоевала в толкучке перед кассой. Они разболтались о последних новостях, Мадам была ещё той сплетницей и рассказывала всё и про всех, кого знала: кто куда уехал, кто на ком женился, а кто уже и на сносях ходит. Анри внимательно её слушала и всякий раз хихикала при упоминании пикантных подробностей. Душа её цвела и пахла в этот момент, словно кто-то открыл настежь окна и в пыльную комнату ворвался теплый мартовский ветер.

– Анри, я тут слыхала, что наш малец у вас на ремонте лежит? – глаза её подозрительно сузились. Анри не требовалось разъяснений речь шла о Нике.

– Ах, да, этот заносчивый парнишка обосновался у нас на пару месяцев. Перелом ноги, рваные раны, но он уже бегает и докучает всем и вся – злобно добавила она. Глаза Мадам расширились, в них блистал не скрываемый интерес. Последние месяцы она всякий раз ставила на Ника и он, как ни странно, выживал, а последнее его ранение принесло ей, по её меркам не меньше двенадцати тысяч за одну ставку. Таких денег она давно не видала. Она чуть склонилась к Анри, стараясь сделать разговор более интимным, дабы чужие уши не грелись на их беседе, но с её голосом это было сложно, ещё пять столов вокруг слышали каждое её слов.

– А сведи меня с ним? – такая просьба не стала неожиданностью для Анри, она знала, что Мадам была верным фанатом этого наглеца, но подумала, что было бы неплохо открыть глаза своей подруге на его истинное лицо, да и Ник явно будет сконфужен появлением такого фаната, потешная будет ситуация. Она уже предвкушала как его лицо утонет в пышной груди Мадам и как он будет безуспешно пытаться вырваться. Поэтому она кивнула и подмигнула Мадам, глядя как улыбка всё шире растягивается на её лице оголяя пожелтевшие с годами зубы.

– Я ему пирогов напекла, уже когда ехала знала, что ты тут и ты то мне не откажешь. Ох, господь дал мне всё, и я верну ему сполна. Клянусь, Анри, до единой копейки – Анри залилась звонким смехом, её всегда забавляла это особенная форма набожности Мадам, которая всегда считала сколько Бог дал ей и сколько нужно вернуть, будто между ними был какой-то негласный договор, который они заключили ещё на небесах.

– Ох, так я даже не приоделась по такому случаю – негодовала Мадам, когда они поднимались в корпус, где лежал Ник – какой я предстану перед ним, не гоже не гоже было так запускать себя. Ну что ж я с дороги, а там и умыться то негде, да платье стирануть даже разок не дадут. Ох, зефирка моя, я так волнуюсь, сколько раз я молила Господа бога об этой встрече, сколько свечей поставили во имя всех святых. Слышит он всё слышит, а ты мне не веришь – причитала Мадам, а Анри с восторгом ждала момента, когда сможет уесть этого паренька. Её подруге хватит и пары минут, чтобы довести его чёрствую душонку до состояния истерики. Он такой колючий, грубый и нелюдимый, а тут Мадам, будет ему пихать в рот пирожки с чесноком, умащивать его сладкими речами и ставить иконы по всей палате, да за неделю он от злости руку себе откусит, а уж Анри постарается, чтобы Мадам всегда была при нем, тем более до отъезда других дел у неё не намечалось.

Девочки, включая Мари и её компанию, слышали весь их разговор от начала и до конца. Немного выждав, они, не сговариваясь, проследовали за Анри и Мадам. Вся группа также как и Анри понимала, что их ждет шоу, которое они не могли пропустить. Впереди всех бежала Ларин, по пути она успела оповестить еще несколько человек, кто также присоединился к их делегации.

Когда Анри и Мадам оказались в дверях двадцать восьмой палаты, там уже толклись люди, делая вид, что все они здесь оказались по чистой случайности. Анри это было только на руку, публика лишь добавит огоньку этой комичной ситуации. Во всем происходящем она не видела ничего злого и плохого, для неё это была просто шутка над одним из бойцов, немного конфуза ему не повредит, а может даже пойдет на пользу. Но где-то там в голове засела мысль, что открытое сердце Мадам могло утешить любую боль. Но эту мысль она гнала прочь, не хотелось ей испытывать излишнего сочувствия к нему.

Анри заглянула в палату, Ник был на месте. Он преспокойно сидел на подоконнике и разглядывал что-то за окном, даже не замечая, что медсестра бесшумно зашла. Но как только порог пересекла Мадам уже никакие силы не могли её удержать, она рванулась, вперёд чуть не снося Анри с ног и устремилась к Нику, громко приветствуя его:

– Приветствую тебя наш защитник слабых и немощных – на этом моменте Анри стала зажимать рот, чтобы не расхохотаться, в дверях палаты застыли жаждущие до сплетен лица. Ник повернул голову в её сторону. На лице был шок и слабая улыбка. Мадам приближалась к нему на ходу раскрывая свои широкие объятия, он спрыгнул с подоконника и вышел на встречу. Анри стояла позади Мадам, а в животе у неё витали бабочки от нетерпения.

Неожиданно для всех Ник расправил руки и принял жаркие объятия Мадам. Как и полагалось лицо его намертво застряло меж её грудей. Она с легкостью подняла его над полом и слегла помотала из стороны в сторону. Ник не противился, его сдавленный смех разносился по палате. Анри замерла, она рассчитывала на другое и легкое разочарование отразилось на её лице. Наконец Мадам его опустила на пол, глаза её были полны слез, с лица не сходила широкая улыбка.

– Ник Сави, я ваша верная поклонница, прошу меня простить, что потревожила вас в такой час и в таком виде – Мадам изъяснялась самыми замысловатыми словами, дабы сохранить образ городской дамы – с дороги я и сразу к вам, к вам мой дорогой друг – Ник широко улыбался и в этой улыбке было только тепло и радушие.

– Что ж, не знал, что у меня есть поклонники – Мадам живо закивала и обернулась на Анри.

– Зефирка не даст соврать, да и перед Богом грешно ложью услаждаться, клянусь, все ставки только на вас, лишний раз себе хлеба не возьму, а копеечку, да и поставлю.

– Зефирка? – переспросил Ник. Анри готова была провалиться под землю, пара десятков человек и этот гаденыш точно запомнят её прозвище, а кем-кем, но зефиркой она готова была быть только для Мадам.

– Да, это ж наша зефирочка – Мадам схватила Анри в охапку и притянула к себе – Зефирка, потому что бледна как снег и мягка душой – Ник посмотрел на сконфуженную Анри, улыбка не сходила с его лица.

– Зефирка значит, а вас как зовут?

– Маша, Маша меня зовут, но зовите меня Мадам, прошу вас. Ох, глупая моя голова, как же могла забыть, что я вам принесла подарочков – она сунулась в мятый пакет и извлекла из него мешки с пирожками, палата наполнилась стойким ароматом чеснока и выпечки. Мадам с довольным лицом начала раскладывать пакет за пакетом на крошечную тумбочку возле койки, так будто делала это каждый день. Ник медленно переместился на кровать, нога немного ныла, нужно было присесть.

– Анри, помоги мне, чаю принеси, давай бегом-бегом – Анри замешкалась и медленно пошла к выходу, толпа расступилась. Лицо её горело огнём от смущения. Через несколько минут она вернулась в палату с увесистым чайником из сестринской и парой кружек, и обнаружила Ника и Мадам, мирно беседующих друг напротив друга. Толпа тем временем не планировала расходиться. Во главе стояла Ларин, навострив свои уши.

– Ах, Ник, я молюсь за тебя каждый божий день, ты наша гордость, а не эти слащавые тыловые крысы. Ты кушай-кушай – Ник взял один пирожок и скромно надкусил.

– О, с чесноком, всё как я люблю! – в его словах не было ни тени сомнение. Он уверенно стал жевать, хотя Анри знала, что чеснока там было столько, что слёзы из глаз должны литься. Она тихо села рядом с Мадам и начала разливать чай, стараясь не поднимать глаза на Ника.

– Я знала, что настоящие мужчины любят чеснок. Вот, Анри, учись, пока я жива, как надо за мужиком ухаживать и за каким. Ох, а ты совсем исхудала, ну не уж то ты тоже сидишь на этих новомодных диетах? – она ущипнула Анри за бок – глянь, да я тебя так откармливала не для того ли, чтобы ты тут голодовала? – Анри побагровела и втянула голову ещё глубже в плечи, а Ник уже ухватил второй пирожок.

– Да, Анри, надо больше кушать – он протянул ей пирожок и ехидно улыбнулся. Анри не была поклонницей чеснока, но при Мадам не смогла бы отказаться в любом случае, поэтому она покорно приняла пирожок из его рук и стала недовольно жевать.

– Вот, то-то же, нечего тут из себя строить не знай кого – Мадам была довольна как никогда, с ней рядом сидела её самая дорогая подруга и кумир, встретить которого она и не мечтала. Ник уже уплетал третий пирожок, что могло свидетельствовать либо о его высокой культуре и терпимости, либо, что он действительно любил чеснок в таком количестве. Анри с трудом пережевывала каждый кусочек, медленно, стараясь растянуть, чтобы Мадам не всучила ей следующий.

– Сколько же я о вас слышала, о ваших подвигах, все их наизусть помню – гордилась Мадам. Ник перестал жевать и подозрительно посмотрел на новую знакомую.

– Подвигах?

– Ну да, о подвигах. Самый мой любимый, это когда ваша часть обложила укрывшихся в Танне Рауков и разгромила всех до единого. Поговаривают, что вы там больше двадцати срубили, а то и поболее – полушепотом добавила Мадам. Ник промолчал и продолжил есть, веселость исчезла с его лица. Анри заметила эту перемену и решила направить беседу в другое русло.

– Мадам в нашей части была поварихой, могла накормить целую роту, удивительный талант.

– Ох, девочка моя, да я с семи лет варила на всю семью, а семья у меня была ого-го какая, да почти все мужики. Поди накорми такую ораву. Каждый ел за троих. Помню мы с маманей всё время смеялись мол нашим хоть овёс вари всё одно, съедят – она громко расхохоталась.

– А где ваша семья сейчас? – вот умел Ник задать не самые удобные вопросы. Анри вздрогнула, она знала эту печальную историю.

– Да всех боженька прибрал, одна я осталась – она вздохнула.

– Сочувствую – отозвался Ник глядя куда-то сквозь неё.

– Да что ж поделать, они сейчас в лучшем мире, а мы должны заботиться о тех, кто жив, о наших бойцах, что ведут нас к победе.

– Ага, к победе – равнодушно добавил Ник. Анри почувствовала, как потемнело его лицо и голос стал ниже.

– А Ник у нас тут дебошир ещё тот – пролепетала Анри в надежде, что сможет переключить их на другие мысли.

– Да что ты говоришь? И что ж ты проказник этакий натворил? – весело начала допытываться Мадам. Ник усмехнулся.

– Ничего, лишь попросил то, на что имею право – спокойно ответил он и посмотрел на плечо, где под рукавом выступал тюремный отслеживатель – а прав у меня не так много.

– Да приехал тут больной косой и поднял на уши всё отделение. Искал свой Свид, да так искал, что трое санитаров его скрутить не смогли – засмеялась Анри. На лице Мадам отразилось небывалое восхищение.

– Говорю же такие могут стога сена голыми руками кидать, эти санитары ему в подмётки не годятся. И как же тебя угомонили?

– Пришлось тащиться с ним в корпус инженеров, чтобы он убедился, что его игрушка в надежных руках.

– И кто этот смельчак, который сопроводил тебя? – Анри замялась.

– Зефирка, кто же ещё – и Ник заливисто засмеялся.

– Ах, да ладно, ты и здесь всех пытаешься спасти? Ой, зефирочка, а не прикипела ли ты сердечком к нему? – она нежно потрепала Анри по плечу, а та залилась румянцем, она хоть и пыталась сменить тему, но уж точно не в этом направлении – в твоем возрасте девки уже второго рожают, а ты всё по углам жмёшься, пора бы уже остепениться, так и в поля бы тебя не отправили с дитем, сидела бы тут и нормальной жизнью жила – Мадам покачала головой и добавила – тем более жениха мы тебе уже нашли – она просияла и уставилась на Ника.

– Будущий труп в мужья, хм, хорошенькое дело – ответил он на довольный взгляд Мадам.

– А вот не гневи Бога, услышит он тебя и заберёт, а молчать будешь и планы строить, он убережёт. Видишь, как он тебя бережет, живой здоровый. Нельзя такие мысли думать, нельзя, у тебя вся жизнь впереди.

– Жизнь? Какая жизнь? – глаза Ника горели злобой и обидой, он едва сдерживался, Анри уже потеряла всякую надежду свести разговор к хорошей ноте и ушла в свои мысли. И правда какая жизнь?

– Жизнь славного бойца. Ну вы же бойцы… – Мадам не успела закончить фразу как Ник её прервал холодным и спокойным голосом.

– Убийцы – молчание воцарилось в палате, за спиной толпа разом охнула и отхлынула от дверей. Такие разговоры не принято было вести и все прекрасно понимали, что за этим может последовать. Оказаться свидетелем таких бесед значило стать соучастником преступления, а неправильные слова уже давно получили ранг серьезного нарушения, за которое была даже написана целая глава в законодательстве.

– Да что ж ты такое говоришь, ты ж наш ангел-хранитель, наш карающий меч. На таких как ты держится наша независимость. Вся страна на вас ровняется, дети с малых лет следят за вашими успехами, да что тут говорить, мы все следим и молимся за вас.

– Следите? Сколько вы заработали, когда меня ранили под Ставницей и отправили сюда? – Ник твердо смотрел в лицо Мадам, та опустила голову будто искала что-то на полу – так сколько сегодня стоит моя раздробленная кость и бесконечная боль? Извините, я ведь заключённый, у меня даже доступ в сеть ограничен, я не могу знать, как взлетели ставки на меня, после ранения – он язвил не стесняясь. Анри должна была бы отчитать его, сказать, что такие слова неприемлемы и более того опасны, но вместо этого она с наслаждением слушала его речь. Схожие с его словами её собственные мысли постоянно крутились в её голове и жаждали овеществления, но страх смыкал её губы всякий раз, когда заходила об этом речь. И вот сейчас она слышала их из уст реального человека, который не страшился никаких наказаний или угроз.

– Да не в деньгах дело, не в деньгах, всё ж идёт на благое дело, тебе ли не знать. Это наш способ вас поддержать, да и ты сам с этого имеешь свой куш, уж не криви душой, ведь как срок кончится у тебя тут и дом, и машина и всё будет, потому что мы простые люди, копеечку за душой не удержим, лишь бы вас поддержать, дурачок – Мадам не сдавалась, её четкие представления о правильности мира, не могли пошатнутся под натиском какого-то паренька – ты злишься сейчас, болезнь всегда злобит человека, вот и несешь ахинею, побойся Бога, пусть полковые твои и не слышали этих слов, но все мы под одним небом ходим.

– Вы так и не ответили на мой вопрос. Сколько вы заработали? – голос его был спокоен, в нем не было слышно ни капли эмоций.

– Да что ж ты такой настырный, скажи лучше ты мне, сколько заработал на таких бедных людях как я, готовых с себя последнюю рубашку снять… – она опять не успела закончить, как Ник залился смехом.

– Сколько я заработал? Вам за четыре года сумму назвать или лучше за месяц? Так вот я заработал за четыре года восемьдесят тысяч. Это то, что я получил на руки, а вот те горы золота, которые вы мне пророчите я, поверьте мне, не увижу, разве что, гроб мне закажут попышнее на эти деньги – он продолжал улыбаться, такой улыбкой от которой у Анри по телу побежали мурашки – я не уйду с полей живым, я не заживу вашей романтичной жизнью закрутив романчик с какой-нибудь премиленькой медсестрой и не состарюсь в окружении внуков в уютном доме под вековым дубом, и не потому что меня разорвут в клочья Рауки. Да, конечно, чем больше у меня ранений, тем выше вероятность, того, что я стану и для них легкой мишенью. Но в первую очередь меня не отпустят свои, да-да свои, те кто вешает мои плакаты на каждый телевизионный баннер, те кто раскручивают мой рейтинг, они меня не отпустят живым, я могу выйти из этой кровавой игры только мертвым – Мадам с ужасом смотрела на него, глаза её округлились и она медленно потянулась к своим скудным пожиткам.

– Дурак, ой, дурак, ничего не понимаешь, ничегошеньки – она начала спешно собираться – знавала я таких, жалко ребят, конечно, выгорают они там, забывают зачем туда пошли – Мадам уже обращалась к Анри, будто Ника и не было в палате – сердце моё кровью обливается, когда я вижу такие потерянные души. Ну ничего, Господь выведет их из тьмы неведения, обязательно выведет – она развалистым шагом направилась к выходу, обернулась и еще раз глянула на Ника, глаза её были полны разочарования. Она вздохнула, что-то начала причитать про себя и вышла за дверь.

Анри сидела неподвижно, она даже не заметила, как вышла её подруга, мысли её были где-то далеко.

– Ты то хоть не ставишь?

– Что, прости?

– Ты то хоть не ставишь на бойцов, надеюсь?

– Нет – Ник улыбнулся и взял ещё один пирожок, так будто разговоров этих и не было, настроение его казалось хорошим как никогда.

– А почему не ставишь? Денег нет? – продолжал он докапываться.

– Нет, я не слежу за рейтингами, мне это не интересно – она не хотела говорить ему, что он озвучил все её мысли, слишком сильно она страшилась этих мыслей, слишком мерзкие они были и неприятные. Это была вторая причина, почему она избегала этих тем. Мир был, итак, слишком ужасен последние годы, чтобы ещё говорить о том, как людская жизнь стала не больше строчки в рейтинге боев.

– Да денег у тебя нет, чего стыдиться, ты всего лишь человек и, как и все не лишена меркантильных желаний. Надо кормить своего волка иначе он тебя съест – он усмехнулся и закинул больную ногу на койку. Анри встретилась с ним взглядом, золотисто-карие глаза сияли.

– Да, денег у меня и правда немного – разочарованно добавила она и встала, чтобы отнести чайник и кружки обратно в сестринскую.

Ник наблюдал за её движениями пытаясь разгадать ход её мыслей «нет, не поэтому она не ставит, совсем не поэтому» подумал он.

– Как ты их ешь вообще?

– Как-как, с удовольствием – и он демонстративно надкусил ещё один пирожок.

– Да ну нет, их же невозможно есть – Анри шутливо возмущалась его аппетиту – ими только вампиров отпугивать.

– Ну вот я и отпугиваю. Заметила, Мари сегодня здесь не было? Работает! – они оба засмеялись, но потом Анри резко остановилась, почувствовав, как совесть слегка кольнула её, не дело было так подсмеиваться над подругой, хотя та и правда была излишне внимательной.

– Ладно, я ушла – она направилась к выходу, а вслед ей долетели слова.

– Минус ещё одна нечисть – Анри не остановилась, но похихикала.

Когда она скрылась в коридоре, Ник откинулся на постель и уставился в потолок. Этот разговор дался ему тяжело. Всякий раз, когда он видел таких открытых и ярких людей как Мадам он верил им, верил, что они другие и живут с пониманием реальности, также как и он, но каждый раз ошибался. Он уже давно перестал переживать от безысходности своего положения, его не расстраивали мысли о грядущей смерти, но его расстраивало, что люди вокруг как будто были насквозь промыты хлоркой, чистые и незамутненные подозрениями умы, словно не видели, то, что видел он. Ник не мог найти единомышленников с того момента, как его под руки увели из университета и выдвинули обвинение о неправомыслие. Несколько месяцев он добивался снятия обвинения, просил друзей, кто вместе с ним вступил в сообщество «нет войне», о помощи. Но напуганные молодые умы на последнем заседание как один свидетельствовали против него. Он хватался за голову сидя в крошечной клетке ухоженного до невозможности зала суда, ходил из стороны в сторону, лишь по одной причине – не мог он поверить, что никто из пятидесяти человек, не скажет и слова в его защиту. Тюрьмы он не страшился, не страшился и полей, уже тогда он знал, что договора о службе ему не избежать. Но больнее всего его ранили самые близкие люди, те кто призвал его в их тайную организацию, те кто внушал ему мысли о перевороте, о светлом будущем и прочую лабуду либерального мира. Лучше бы он так и носил эти шоры на глазах и затыкал уши при любом намеке на несогласие с политическими устоями, чем слышал показания против него.