Свид 24. Книга 1

Ник ценил время, каждую минуту своей жизни несмотря на то, что частенько шутил о своей будущей смерти и не мог понять тех, кто тратил свой короткий срок земного существования на пустые терзания. Он часто повторял себе, что будь он на воле, будь он в тылу, а не в Свиде, давно бы уже обзавёлся семьёй, купил бы дом на краю города, где играл бы с детьми на заднем дворе в мяч и каждую ночь выходил бы на улицу, чтобы вдохнуть влажный воздух, пропитанный тишиной и спокойствием. Но так он начал думать лишь после того, как попал на фронт, все обыденные мелочи, которые раньше он воспринимал как должное, сейчас были ему недоступны, и чтобы не испытывать лишней боли он отбрасывал всё мирское от себя насколько мог. Не привязывался к людям, в этом ему помогала его грубость и колкие слова, которыми он не пренебрегал. Он четыре долгих года создавал вокруг себя вакуум, в который не пускал никого. Да и кого бы он мог пустить, когда дни и ночи на пролёт отбивал атаки врага, спал в машине, а из женщин вокруг были только злые и уставшие медсестры. Но этот месяц пустил крошечную трещинку по стеклу его замкнутого мирка, а как это произошло он и не знал, лишь впервые с наслаждением ждал своего возвращения на фронт, где выбросит из головы всю эту людскую муть.

Анри вышла из транса и потянулась за бутылкой. Отпив глоток, безмолвно передала Нику, который в ответ лишь кивнул. Она наблюдала за ним как он пьёт и голове пронеслись все их странные столкновения: день, когда он устроил дебош в палате и тыкал в нее штативом; когда попытался её догнать, но ещё не отошел от операции и едва не рухнул на пол, вспомнила те золотисто-карии глаза весны. Она поймала себя на мысли, что словно уже вспоминает умершего человека, который вот он живой и здоровый стоит рядом с ней, но в дверях уже его ждет та, с косой, она его и правда заждалась, уж больно он живучий.

Анри вспомнила как подкосились её колени, когда на полигоне два Свида рванули в сторону Ника, если бы он не повернулся в этот момент, то мог быть уже мертв. А он должен был быть жив иначе надежда на то, что её сестра жива, рухнула бы в одночасье. Как Анри связала судьбы этих двух людей, она не могла себе объяснить. Каждую неделю она безответно писала письма, туда, где раньше был её дом, где по весне цвели яблони и жужжали пчёлы. Туда, где должна была жить её сестра Белинда, она должна прогуливаться по саду, читать новости в газетах и заваривать тот самый травяной чай, от которого клонило в сон. Но уже минул год как западную Туринию захватили, накрыв непроницаемым колпаком безмолвия. Никто не знал, что с их родными и близкими, живы они или нет. Но пугающие сводки говорили лишь о том, что бойцы Рауков никого не оставляют в живых. Никого. А Анри не верила, подмечая как выживают чудесным образом такие как Ник, он был её гарантом того, что судьба любит шутить и может дать шанс и её сестра. Она писала письма так, словно ничего и не произошло, будто Белинда была где-то далеко в тылу и даже не слышала раскатов с поля боя. Боль утраты была так сильна, что Анри не позволяла себе смириться с этим. Как дети, которым сообщают, что они выросли и должны вести себя подобающе, а они начинают рисовать на стенах и бить посуду, так и Анри плотно закрывала уши от увещеваний вокруг, твердивших ей о том, чего она так страшилась.

– Ты чего? Всё нормально? – Ник подошел к ней вплотную, чтобы она могла его услышать. Анри взяла бутылку из его рук и сделала ещё несколько глотков.

– Да, душновато здесь – Ник заметил, что лицо её побледнело и подумал, что Анри действительно задыхалась в этом помещении и решил, что было бы не плохо вывести её на улицу подышать, а ему покурить.

– Пойдем, подышишь пару минут, я покурю – Анри кивнула, и они вышли из зала.

Снег летел хлопьями, за пару часов на улице неожиданно потеплело. Анри накинула пальто не застегивая, алкоголь подогревал её, Ник стоял рядом в одной форме и пускал колечки из дыма, пытаясь поймать в кольцо летящие снежинки. Занятная игра привлекла и её внимание, мозг переключился на ожидание успеха и тот не заставил себя ждать.

– О, попала – с удивлением заметила Анри, Ник засмеялся.

– Ты как? Лучше?

– Только не говори, что мне надо меньше пить, хотя бы ты меня не учи жизни – Ник снова засмеялся.

– Боюсь жизни я научить и не смогу, но веду курсы по смерти, записывайтесь, набор абитуриентов ограничен – он смотрел на Анри как та весело улыбалась, это его успокоило.

– Ты боишься ехать? – спросила она, не глядя на Ника.

– А чего бояться то? – он конечно боялся, нельзя было привыкнуть к тому, что тебя хотят каждый божий день убить, но научился жить с этим страхом принимая всё за какую-то веселую игру.

– А я боюсь, как перестать бояться? Научи, ты же как-то смог всё это пережить, перетерпеть? – Анри с надеждой смотрела в его глаза, а Ник не находился, что ответить.

– Да, я не знаю, как-то само собой выходит, ты просто поменьше думай, а то я вижу, как ты иногда подвисаешь в своей голове – Анри улыбнулась, да погружаться в свои мысли она любила, буквально тонула в них. Да и совесть этому способствовала, постоянно поднимая из недр её самые серьёзные прегрешения.

– Буду медитировать значит, там вроде что-то было про освобождение от мыслей – Ник уловил её юмор и хотел было сказать, что времени на медитации у нее больше не будет точно, но тут же отмел эту идею. Еще раз напоминать ей о том, что их ждет не хотелось. Пусть этот день, эта ночь будет хорошим напоминанием, что где-то её будет ждать приятная жизнь. Тем более он часто слышал, как рядовые сотрудники говорили о том, как с нетерпением ждут возвращения, в этом они и черпали свои силы – в своем доме. А у него не было дома.

Мать Ника умерла спустя год, как он ушел на войну, сердце не выдержало, он был её единственный сын, которого она зачала на тридцать пятом году жизни с помощью ЭКО. Растила без отца, каждую крупинку вкладывая в его будущее, которое с легкостью разбилось о скалы политических игр. Присутствовать на похоронах он, конечно, не мог, даже такой повод не стал для полковых аргументом для его отгула на пару дней. Со временем он внушил себе мысль о том, что мертвый человек совсем не то же самое, что живой, что, увидев тело матери в белых цветах гортензий, он не увидит её самой, как бы ему этого не хотелось. Всё что она дала ему, осталось с ним, а большего ему и не нужно было.

– Как ты думаешь, после танца они сблизятся? – ехидно спросила Анри, она понемногу возвращалась к обыденным вещам.

– Ну, это сложно, для сближения нужно разговаривать ртом, а у них с этим проблемы – Анри засмеялась.

– Ну Мари то знает, как подойти к мужчине, на какие кнопочки нажать

– У нас есть кнопочки? О, найди у меня кнопку перемотки на тот момент, когда я ещё не обожрался тарталетками – Ник достал вторую сигарету – А вообще да, уже могли бы что-то решить, а то ходят, жмутся как в подростки. Фу, смотреть стыдно. Ладно Мари, я её плохо знаю, но Марк. Дать мне в морду у него мужества хватило, а признаться девушке в своих чувствах не может. Ну конечно, есть вероятность, что он не испытывает к ней ничего – он смерил подозрительным взглядом Анри, ища в ней признаки замешательства, которые выдали бы её личный интерес к Марку.

– Да ну ты брось, это очевидно – толкнула его в плечо Анри, Ник замер.

– Не, не та кнопка, жми следующую – они заржали на всю улицу, так что, проходящие мимо люди стали оборачиваться.

– А сам бы ты смог во всём вот так легко признаться, будучи не уверенным во взаимности? – «поддела так поддела» подумал Ник, но не растерялся.

– Я совсем другое дело, я всегда точно знаю будет ли взаимность или нет, а у Марка часть мозга, отвечающая за эмпатию атрофировалась ещё в младенчестве, короче, вся надежда на Мари. Но у нее мозг забит мужчинами с обложки, куда Марку до этих холёных лиц. Ты не замерзла? – Анри замотала головой – ну да, отмороженным не дано замерзнуть – Анри снова его толкнула со звонким смехом, вот такой вечер её вполне устраивал – вообще ты очень недальновидна, могла бы захомутать Марка и остаться здесь в тылу. Поверь, если сюда придут, его вывезут первым, а значит его семью тоже – Анри скуксилась – ой, давай не гримасничай, жить всем хочется и в этом деле все средства хороши. Могла бы даже забеременеть за это время от него – Ник вдруг почувствовал, как ему самому эта идея была не по душе.

– За такие речи в моей жизни отвечает Мадам, так что не забирай у нее работу.

– О боже, эта ставочница. Она уже прокутила все деньги, заработанные на мне? Слышал вы тут выбирались на ужин. Да-да, она всем растрещала, что вы ходили в ресторан – он сделал акцент на последнем слове, чтобы добавить пафоса.

– Да это было какое-то второсортное кафе, хотя я наверно не отличу ресторан от кафе, но не думаю, что это был ресторан. Да, считай сходила за твой счет – с сарказмом добавила Анри.

– Считай ты мне денег должна – быстро ответил Ник.

– Считай это было свидание, а на свидании платит мужчина, так что извини, я тебе ничего не должна – довольно закончила Анри предвкушая победу в словесной перепалке. Ник задумался, «свидание» такое нереальное слово, оно доносилось словно сквозь глухой туман, таким оно было неосязаемым для нет. О свиданиях он не думал очень давно, будто в его жизни их и не было.

– Ладно, я выжрал немного твоего вина, считай квиты – улыбнулся он, а в голове засело слово «свидание».

– Пошли, а то я уже синяя – взмолилась Анри.

– Ты синяя уже как часа два и дело не в погоде – они пошли в сторону входа весело смеясь. Анри не на долго остановилась.

– Ну, что встали? Опять загрузка системы? – Анри подошла и крепко его обняла, без подтекста, просто по-дружески и быстро отпустила.

– Спасибо, ты сделал это вечер обычным – Ник с сомнением посмотрел, как Анри засеменила к дверям.

– Звучит ни как комплимент! – крикнул он ей вслед.

– А это и не комплимент – отзывалась Анри уже в дверях переступая с ноги на ногу – это правда – прошептала она, глядя как Ник взбегает по ступенькам ей навстречу. «Ничего не чувствовать, ни о чем не думать» повторяла она себе словно мантру.

Часть вторая

Глава 1

Выгрузка с поезда продолжалась несколько часов. В машины грузили Свиды, продовольствия, медицинское оборудование и прочие вещи. Снег без остановки валил, замедляя работу. Вокруг было много людей в форме: новички, собирались маленькими группками, периодически взрываясь смехом; медсестры жались от холодного ветра друг другу и боязливо озирались по сторонам. Те, кто ехал в этом направлении, уже заведомо знали, что их ждало, особенно бывалые бойцы и полевые сотрудники. Многие из них подавали апелляцию на перевод, но лишь единицам одобрили замену места службы на следующие несколько месяцев. Большинство молча смирились с участью надеясь то ли на бога, то ли на удачу, а кто-то и вовсе ехал без надежды. Таких было сразу видно среди толпы по отчаянным и напуганным глазам. Ещё около двенадцати часов дороги и они будут на месте.

После того как колонна выехала за город, часть машин отделилась. Фронт первого и второго ряда растянулся на несколько сотен километров и каждому участку нужны были люди. Анри наблюдала как колонна, в которой ехала она, достигла второго ряда фронта. Здесь были все именитые бойцы, они принимали часть удара на себя, но шли под защитой первого ряда, который изрядно облегчал им работу. Люди вновь забегали, выгружая вещи, подошли рабочие Свиды и стали снимать тяжелую технику. Здесь всё было как на картинке, новые палатки, аккуратные туалеты, а в дали клубился пар кухни. Сюда же прибыли и новички, они шли следом за вторым рядом и зачищали поля после основного удара. При каждой группе новичков был куратор, который сейчас громко кричал и жестикулировал, чтобы измученные долгой дорогой ребята пошевеливались.

Машины тронулись, оставшиеся в автобусе люди смолкли. Это были все те, кто поедет работать в первый ряд. Анри не переставала удивляться одному факту, что почти весь первый ряд состоял из заключённых, которых выпустили в качестве отработки срока в поля. Но ей было непонятно откуда в стране так много заключённых. Конечно, она допускала мысль о том, что многие из них политзаключённые, но не все же. Зная статистику смертности среди первых рядов, она судорожно искала в голове аргументы как правительство умудряется их пополнять. Почти все заключенные, за исключением политических, подписывали контракт по доброй воле, хотя вот именно этот момент сложно было проверить, но даже при условии, что их тащили силой, сложно было представить откуда в стране такие запасы зеков, тюрьмы должны были бы опустеть за четыре года.

За окном всё чаще стали появляться брошенные деревеньки, разбитые выгоревшие дома, выделялись на фоне снега, их словно карандашом нарисовали на белой бумаге. Анри уже потеряла счет, сколько таких поселков они проехали. Одно было ясно, каждый метр этой территории отбивался немыслимыми потерями. Сквозь плотное стекло автобуса стали доноситься звуки фронта. Первый ряд отступал уже вторую неделю, поэтому самая большая колонна ехала сюда. За пару километров до места, где сейчас проходили бои, показался палаточный лагерь, обустроенный рядом с кирпичным зданием, где, судя по надписи размещался временный госпиталь. Палатки были потрёпанные, лица людей, кто попадался Анри на глаза, были измученные и мрачные. Она заметила, как вдали подъехала машина и люди в серых формах выбежали навстречу «раненый» подумала Анри. Чем ближе они были к этому место, тем отчетливей она могла рассмотреть лица врачей и санитаров, который спешно выносили неподвижное тело.

– Выходим! – закричал водитель – дальше пешком – все сидевшие быстро встали, прихватили рюкзаки и направились к выходу, идти оставалось метров двести, но дорога была разбита от грузовых машин и автобус здесь бы уже не прошел. Анри на ходу натягивала на голову теплую шапку, перепрыгивая с кочки на кочку, когда заметила, как на соседнюю грузовую машину быстро влез парень, лица она не смогла разглядеть, но увидела, как щит поднялся и силуэт скользнул в машину. Через секунду с легкостью бабочки Свид спрыгнул и направился в сторону фронта. «Ник» подумала Анри, его Свид она бы узнала из тысячи. Всю дорогу её одолевали мысли о том, что его могут направить в другую часть, такое часто случалось, ошибка при распределении или просто где-то требовалась подмога, поэтому увидев его она выдохнула с облегчением, но не на долго. Он и ещё несколько Свидов сразу направились к месту, где шли бои. Никто не дал им времени на отдых от дороги, перекус и уж тем более сон, всех разом погнали в сражение. К счастью, сейчас позиция была такая, что они сидели в окопах и отбивались, наступления в приказе не было, слишком напористо шел враг, чтобы кинуться в бой. Основная задача была удержать, итак, шаткие позиции. Уже из окон второго этажа госпиталя Анри заметила высокую земляную насыпь, на которой расположились Свиды, периодически высовываясь и ударяя по врагу.

Госпиталь был заполнен до невозможности, люди лежали в коридорах. Кого могли вывезти в медицинские центры в тылу, вывозили крайне редко, машин не хватало, как и не хватало оборудования для полноценной помощи таким раненным. В задачи госпиталя входило работа с мелкими травмами, и подшивание насколько это было возможно пострадавших серьёзнее. Анри тут же влилась в работу, в операционной не хватало рук, врач, не разбираясь, кто она, по форме уже понял, что медсестра и погнал её работать, времени на знакомства не было.

Парень ещё был в сознании, ждали снимка, чтобы начать собирать его ногу. Он судорожно озирался по сторонам, обезболивающие хоть и подействовали, но ужаса в его глазах скрыть не могли. Анри подошла к столику с приборами и начала проверять, нескольких не хватало, как потом выяснилось их потеряли при передислокации, а новых ещё не завезли. Хирурги орудовали другими зажимами, даже если те не предназначались для этого. Наконец принесли снимок, два хирурга стали внимательно его разглядывать, издалека Анри уже поняла, что раздроблено колено и судя по количество осколков его уже не соберут, только замена. А замены здесь точно не поставят, значит удалят осколки, зашьют и отправят в какой-нибудь центр. Работа началась.

После этого было ещё три человека, которых только привезли. Двое из них не дожили до начала операции, рваные раны брюшной полости у обоих. Третий приехал с осколочным ранением грудной клетки. При ударе кусок щита оторвало и тот глубоко ушёл между рёбер. Зрелище было не из приятных. «Его точно отправят первым же рейсом, так как повреждено легкое, а тот с коленом, ещё неделю будет лежать у нас» с прискорбием отметила Анри, которая ещё не знала здешних принципов отправки тяжелораненых. Но уже следующим утром она с ужасом заметила, как парень с раздробленным коленом уезжал на машине, а парень с порванным легким остался лежать в интенсивной терапии. Врачи пытались удерживать его на этом свете ещё неделю, но в таких условиях легко было подхватить сопутствующее заболевание и начался сепсис. Чистили, кололи антибиотики и все безрезультатно, к началу второй недели парень скончался. За телами умерших тоже не спешили приезжать. Их стопками складывали в подвале плотно упаковывая в черные пакеты.

Здание слабо отапливалось, всегда теплыми оставались только хирургические кабинеты, так как замерзшими руками, было невозможно что либо делать. А в остальных отделениях температура не поднималась выше двенадцати градусов. Это очень удивило Анри. На её предыдущем месте работы каждая палатка хорошо отапливалась с помощью тех же крошечных реакторов, которые были в Свидах, их пустили на конвейерное производство уже очень давно, специально для этих нужд, а также и для других бытовых вопросов, но здесь всё было иначе. Конечно, постоянные сотрудники уже натащили сюда генераторов, купленных за свои деньги, которые присоединяли к отопительной системе, но их было не много, да и толк был не большой. Широкие окна и высокие потолки нужно было греть часами, чтобы стало хоть на градус теплее. В палатках было лучше, они отапливались специальными горелками на газу и сами по себе были не большие, поэтому быстро прогревались. Анри выделили место в самом углу одной из них. Довольно некомфортное место, ветер здесь дул из всех щелей. Самые козырные места были в центре, возле той самой горелки, но в палатке медсестер была строгая иерархия, о ней даже не говорили, она просто была и новенькие ютились по углам. Анри знала, что смена уедет через два месяца и она сможет сместиться поближе, если не найдется кто-то более наглый чем она.

Были в части и душевые и туалеты, все они находились в основном здании. Сюда не стали завозить портативные души и биотуалеты, а решили сэкономить и отдать в пользование пять обледенелых ванных комнаты под мытье и семь из десяти туалетов, имеющихся в здании, остальные три были сломаны. Вода здесь была едва теплая, но особо прошаренные знали, когда генераторы испытывали минимальную нагрузку и прогревали воду до оптимальной температуры. Анри пришлось почти четыре недели мыться, стуча зубами, прежде чем она поняла, почему ранним утром все местные устраивали бойню за душ и стала ходить в душ по возможности ночью. Конечно и ночью там толпился народ, но всё же его было значительно меньше, чем утром.

Все здесь ругались, ссорились изо дня в день, бранные слова заменяли почти все возможные существительные и глаголы. К середине января Анри начала замечать, что и сама стала весьма склочной бабой местного разлива, вся её учтивость и вежливость смылась вместе с ледяной водой, когда четыре из восьми генераторов сдохли одновременно, едва она успела вспенить шампунь на голове. Домыться все-таки пришлось, стуча зубами и проклиная всех и вся. После этого грубость и наглость стали её постоянными спутниками.

С экранов телевизоров и из сети лились ободряющие речи, что все лишения фронта объединяют людей. Анри усмехалась на эти напыщенные фразочки, звучавшие из уст гладко подстриженных ведущих, которые расстёгивали верхнюю пуговицу воротника от удушающей жары в помещении. «Как бы не так, объединяют» думала она, глядя как два врача поцапались на кухне из-за последней порции салата. В первую же неделю она тоже успела поругаться с парочкой медсестер из-за лишней смены. Им видители нужно было выехать на пару дней ко второму ряду фронта, за чем естественно не уточнялось. Обе были ярко размалёваны, такой макияж Анри видела лишь на проститутках и без подсказок поняла, с какой целью те туда едут. Врач из уважения к девушкам, которые провели здесь уже около четырёх месяцев, принял их строну и отпустил. На что Анри смогла лишь кинуть в их адрес парочку метких проклятий. Спустя месяц одна из них, бегала по госпиталю с тестом на беременность, тыкая им каждой встречной. Беременная, а значит свободная. Провожали счастливицу всем отделением, под слезливые поздравления девица упорхнула и больше не появлялась. Как сложилась дальнейшая её судьба никого не интересовало. Однако данный прецендент поднял волнение среди более молодых девушек, которые насмотревшись ужасов готовы были рожать без остановки, лишь бы не возвращаться в это проклятое место. Врачи взрослые и умудренные опытом поддерживали их намерения и не препятствовали вылазкам в соседний именитый отряд.

Анри в корне не устраивало такое положение вещей, всего за месяц четыре девушки покинули место по той же причине, а замену найти было не так-то просто, поэтому выходные исчезли из её графика. Она даже решилась на серьёзный разговор с заведующим, дабы тот прекратил бесконечно отпускать девушек в веселенькое путешествие по волнам любви. На что получила вполне ожидаемый ответ:

– Послушай, пусть бегут, пока могут. Я не вправе им мешать, здесь творится сущий бардак, условия ужасные, они молоды и полны сил, пусть рожают, пусть живут нормальной жизнью. Это сейчас относительное затишье, а пару месяцев назад нас выгнали с насиженных мест и нам приходится ютиться здесь. И ты тоже молода, Анри, и, если попросишь о подобном я не будут тебе мешать. Спасай свою жизнь пока можешь, здесь ты никому не нужна кроме себя самой – он тяжело вздохнул и ушел, не дожидаясь ответа. Анри была раздавлена. Жизнь в Свид 24 показались ей райской по сравнению с лагерем.

Была здесь и ещё одна проблема, о которой её предупреждал Ник – мужчины. Если со вторым рядом фронта регулярно катался вагончик с проститутками, то здесь их присутствие строго запрещалось. Для заключенных было всё под запретом. Телефон был настроен только на связь с родными. Многие из тех, кто был здесь, даже не знали, что творилось в мире, полная изоляция. Анри стала замечать на себе любопытные взгляды. К ней присматривались, иногда пытались вести беседы, пока она ходила от палатки до госпиталя, ехидничали и всё это её стало напрягать. Одна из медсестер постарше, ей было лет за сорок, как-то подловила её ночью и строго запретила ходить в душ в ночное время. Анри была внимательна к подобным сигналам и понимала, что они не беспочвенные. Ходили слухи об изнасилованиях, но не называли конкретных имен. За такое заключенных лишь слегка ругали, потому что живое мясо им было нужнее здесь, чем за решёткой. Анри успокаивало лишь то, что Ник находился тоже здесь, хоть она его и не видела.

Ник почти всегда был в полях, появляясь лишь иногда на завтрак или обед. Про него тоже ходило множество слухов. Сотрудники госпиталя с осторожностью произносили его имя, рассказывая всякие небылицы о нем, будто в учебке он сжёг несколько палаток вместе с людьми, за то, что те издевались над ним. Поговаривали, что он был крайне жесток не только в бою, но со своими сослуживцами, что ни с кем дружбы не водил, но многие его уважали за немногословность. Анри не верила всем эти россказням, пока в одну из палат не притащили сильно побитого парня. Лицо его было похоже на перезрелую сливу, глаза заплыли от синяков, челюсть была сдвинута в бок так, что говорить он не мог. Все понимали, что бил кто-то из своих. Командир полка пытался выведать у того, кто так его отделал, но парень безнадёжно выл от боли и не мог сказать ни слова. Этим же вечером Анри подслушала беседу медсестры и поварихи в палатке. Вторая полушепотом рассказала, что видела на завтраке Ника и у того все кулаки были разбиты в кровь. Вторая активно поддакивала, мол тоже заметила его, когда он пришёл за бинтами поздно ночью. Ещё пара девушек подключились к беседе.

– Да-да, говорят он и в других частях так делал, вроде как развлекается – заявила одна.

– А в учебке он облил ночью три палатки бензином и поджёг, а потом прикурил от горящего пламени и смотрел как люди горели заживо. Он псих, я точно вам говорю – Анри всеми силами пыталась не слушать, но часть по ночам была такой тихой, что каждый шорох был как гром.

– Так вот пришел он значит ко мне и говорит «дай перекись и бинты», я говорю зачем, а он «надо, твоё какое дело» ну я побоялась с ним спорить и подала, тогда он руку одну протянул, чтобы взять, а я смотрю так там все косточки сбиты, даже кровь ещё не смыл, а потом под утро притащили того, с синяками.

– Правильно что не спорила, ещё бы и тебе досталось, ой, девочки, с кем приходится работать, ужас – возмущалась одна.

– Да не говори. Когда командир узнал, что его сюда переводят он неделю груженый ходил, лица на нем не было, знал, что с ним проблем не оберёшься. Больной он парень, наверно после тюрьмы слетел с катушек. Видели какой он мелкий, с такими сами понимаете, что там делают – остальные понимающе закивали. Анри крепче сжимала край одеяла, холодно ей уже не было, от злости горело всё тело. Но слишком часто о нём говорили плохо, что уже было сложно отрицать, да и поверить было сложно. Она старалась чаще прокручивать то время, какое его знала и не находила основания считать его психом.

– А вы видели он даже с насыпи не вылазит, всё время там и всегда ночные берёт смены, что он там по ночам делает? Говорят, что он выходит на поле и рыскает среди брошенных Рауков, все это знают, но никто ему не запрещает, боятся, никто с ним не хочет лишних проблем. Один зек мне сказал, что он либо выживших добивает, либо запчасти ищет, а может и просто нравится ему смотреть на трупы – девушки разом охнули от пугающих деталей истории – он когда есть к нам приходит, я даже глаз на него не поднимаю, боюсь. Мелкий, а опасный, поймает ночью да прирежет. Так что вы то, что мы тут болтаем по части не разносите, дурочками притворяйтесь, мол ничего не знаете, а то он и до вас доберётся – наставляла всех повариха.

– В одной части, где его и подбили в последний раз, он девушку от изнасилования защитил и знаете от кого? – голос был спокойный и уверенный. Это была Кайра, низкорослая кучерявая женщина лет сорока, она была обычно молчалива и не вникала в сплетни, поэтому каждое её слово очень ценилось среди персонала. Она была строгой и наглой, спала возле самой горелки и пользовалась всеми возможными привилегиями.

– От кого? От кого? – вторили нетерпеливые голоса.

– От командира. Так что может он и жестокий, но пока здесь, нас не тронут. Заметили, с его приезда ни одного рапорта об изнасиловании. Тебе ли Кама не знать? – девушка вжалась в край кровати. Пару месяцев назад её подловили в душе среди ночи и воспользовались. Она была молода, едва за двадцать. Врач предложил ей покинуть место и пройти курс лечения у психолога, но та отказалась, были у неё какие-то высокие принципы на этот счет – не напомнишь, как этого ублюдка звали? – Кама молчала – Валид – выдержав паузу ответила Кайра. Девушки притихли, это был тот самый побитый парень, белокурый, голубоглазый зек, который держал в страхе всех и вся в этой части – так что считай за тебя отомстили – закончила она и больше не проронила ни слова. Кама легла на спину и заулыбалась, как бы там ни было, сам инцидент её весьма порадовал.

Следующим утром, Анри подкараулила Ника возле столовой засев между стеной здания и машиной. Свид его показался в районе шести утра. Медленно приблизившись, машина остановилась возле столовой и опустилась на колени. Щит съехал вниз и Ник стал выбираться. Анри мелкими перебежками подобралась к нему. Сотрудникам запрещалось вести неформальные беседы с заключенными, поэтому нужно было быть максимально осторожной. Анри ещё сама не понимала, зачем стала его поджидать и что скажет, но хотелось увидеть знакомое лицо.

– Привет – почти шепотом сказал она, стоя за его спиной. Глаза её уперлись в его руки, небрежно перебинтованные серой марлей. Ник медленно повернулся и уставился на неё, лицо его было подозрительным и немного злым. Анри отпрянула, так будто перед ней стоял другой человек, разум, подогретый сомнительными историями, решил перестраховаться. Но вскоре его лицо немного смягчилось.

– Привет, тебе не следует со мной говорить – Анри расслабилась и махнула рукой.

– Ой, да что они мне сделают, вместо меня тут почти некому работать.

– Могут выслать в другую такую же часть, где тоже некому работать – строго сказал он, озираясь по сторонам.

– Что с руками? – неуверенность сквозила в её голосе. Ник замялся, лицо стало жестче.

– Ничего. Что тебе надо, говори уже? – ему хотелось поскорее уйти, он знал, что могло ждать девушку в случае, если её заподозрят в связи с заключенным.

– Ничего – обиженно ответила Анри и попятилась – просто, хотела увидеть, поговорить – она уже собиралась уйти, понимая, что беседы не получится и уж тем более не получится что-то выведать.

– У тебя всё хорошо? Никто не обижает?

– Никто – спокойно ответила она.

– Хорошо – Ник повернулся к Свиду, заблокировал щит и не прощаясь ушел в столовую. Анри проводила его разочарованным взглядом. То был не тот парень, с которым она общалась в центре, совсем не тот. Его будто подменили. Отчасти она понимала, чего он опасался, но была уверенна, что в такую рань и при таком затишье на фронте, тут мало кто мог их заметить и такая излишняя предусмотрительность свидетельствовала лишь о том, что Ник, которого она знала, был на самом деле совсем другим человеком, руки лишь были ещё одним тому доказательством.

После этого случая Анри больше не пыталась завести с ним беседу, даже когда в середине января он слёг в госпиталь с пневмонией. Она обходила его стороной в свои смены, прося других медсестёр взять заботу о нём на себя.

Ник замечал, что Анри с некоторых пор избегала его, но вести себя иначе не имел права. Он не мог допустить, чтобы её перевели в другую часть, по причине его глупого желания поговорить с тем, с кем ассоциировались хоть какие-то приятные воспоминания. В его однообразной жизни были лишь озлобленные командиры, задиристые заключённые и равнодушные зачерствелые сотрудники госпиталя. Каждый день был похож на предыдущий и лишь воспоминания о месяце в Свид 24 скрашивали его будни.