Экспресс Токио-Монтана

Иногда я не особо думаю и хватаю первую попавшуюся на полке книгу (зачем-то ведь я её купил). Порой натыкаюсь на что-то очень необычное и странное. Потом копаюсь в интернете, узнаю про автора и... прочитываю книгу (или ставлю её назад до лучших времён). Так случилось с Ричардом Бротиганом, ярким представителем младшего поколения битников, поэтом, автором 11 романов (даже одного музыкального альбома), которого вспоминают обычно рядом с фамилиями Кена Кизи и Хантера Томпсона... Я взялся за этот сборник, одну из последних книг в его библиографии, и не успокоился, пока не дочитал.

«Но я не могу изменить мир. Его изменили до того, как я в нем появился»

Перед нами очень личные и одновременно сюрреалистичные заметки, зачастую в одну-две страницы или даже в два предложения. 131 микрорассказ — 131 остановка на пути собственного экспресса Бротигана, который курсирует между его домом в штате Монтана и японским Токио. Автор был женат на японке, правда прожили они вместе недолго, с 1977 по 1979 гг. А в 1980-ом вышел этот сборник. Как раз в год моего рождения. (Надо бы задаться целью и прочитать произведения, вышедшие в этом году, «Имя розы» Эко я уже читал).

Вообще в этом сборнике много не только Монтаны и Токио, но и Сан-Франциско, Калифорнии, путешествий и наблюдений за людьми. Один рассказ меня тронул. Там автор описывает, как стоит в длинной пробке из автомобилей, медленно продвигающихся по мосту Золотые Ворота, в то время как юноша аккуратно сложил свои вещи и перелезает через парапет моста, чтобы, видимо, совершить самоубийство. Но все сидят в машинах, заняты своими делами и спешат, пробка же...

«Мы — это длинный ряд машин, беспричинно остановившихся у зеленого сигнала светофора. Наверное, они тоже не знали, что делать дальше»

Стиль микрорассказа позволяет Бротигану ухватить суть вещей, даже ничего толком не рассказывая и не описывая. Это какая-то особая манера не увлекать сюжетом, а завладеть самой сценой, атмосферой, деталью. И тут не нужны краски, это такой чёрно-белый фильм, где мелькают кадры с разными персонажами, но главный — сам автор.

«Иногда жизнь становится чередой блошиных раздражений и пупырышных разочарований»

Бротиган везде описывает свои ощущения, при этом может рассуждать о чём угодно: о маленьком кладбище домашних животных возле военной базы (как раз в период Вьетнамской войны), о тех нескольких остановках, которые проехал в японской электричке с девушкой в простом платье (и запомнил её на всю жизнь), приводить воспоминания из 60-х и 70-х годов, спорить с курами, которых развёл в доме в Монтане, гулять по Токио и читать биографию любимого американского актёра-комика ... Для писателя нет несущественных мгновений, он всё замечает и из всего лепит, рисует, ваяет микрорассказ, порой нелепую, незатейливую, парадоксальную историю-высказывание, некое своё послание миру (которому по сути плевать, что ты хочешь сказать).

«Очень обидно, ведь мы не стали хорошими друзьями по единственной идиотской причине — мы никогда не встречались раньше»

Возможно, не надо было брать в руки эту книгу, а знакомиться с Бротиганом через его романы. Кто теперь что скажет, если я уже прочитал и даже почувствовал веяние японской поэзии в этих зачастую пропитанных одиночеством текстах. И эти слова уже во мне как-то отозвались... 131 остановка по пути из ниоткуда в никуда...

Японские хокку - стихи с количеством слогов в строчках 5-7-5. Отличаются ритмичностью и образностью текста. А теперь представьте, что у Вас нет таланта Басё и Исса, а хокку написать хочется. Вы - американец, единственное, что связывает Вас с Японией - эпизод в Перл-Харборе, узнанный из газет и кое-какие познания в японской культуре, так как Вы все-таки выбрались в Японию. Вы пытаетесь написать стихотворение в прозе - но Вы не Бодлер, хотя уважаете его творчество, даже посвятили ему цикл стихов, тоже не сравнимых с творчством Миллей. Остается сесть в поезд и писать как пишется, может повезет и Вас не забудут. И Вас не забыли, даже в Японии и Норвегии есть люди, которые мечтают писать так же. Книги Ваших последователей расходятся миллионными тиражами. Есть повод гордиться собой.

У всех нас своя роль в истории. Моя — облака.

Пятничными вечерами в Сибуе закрываются бары и народ, смеясь и лопоча по-японски, выдавливается на улицы, словно пьяная и счастливая зубная паста.

А я, как пьяная и счастливая зубная паста, пятничным вечером в Минске выдавливаю из себя этот отзыв, могу даже полопотать по-японски.

За что я люблю Бротигана – это детское любопытство, внимание к деталям и наивность. Мне хотелось бы быть такой же, возможно, у меня получается даже чуть лучше, чем у большинства окружающих. За что я люблю Бротигана – каждая книга не похожа на все остальные, но все равно это он. За что я люблю Бротигана – странные фразы невпопад, но до безумия меткие, честные. Правил нет, писать можно о чем угодно и как угодно странно, если ты – он.

Большую часть своей жизни я трачу на мелочи — крошечные порции реальности, подобные щепотке специй в рецепте сверхсложного блюда, приготовление которого занимает дня два, а то и дольше. Не одна щепотка, а чуть больше — и вы ступаете на кривую дорожку. О двух щепотках не может быть и речи, они уничтожат ваше блюдо. Заказывайте хот-доги.

За что я люблю Бротигана – я люблю задумываться о незначительном, а он утверждает, что это прекрасно. Вся эта книга тому подтверждение. Сборник заметок о том, мимо чего мы проходим каждый день. Именно такие любопытные мелочи – главные герои этой книги.

— Возьми с собой «клинексы». — Что? Я занимаю четкую оборонительную позицию и пытаюсь разобраться с этим совсем новым аспектом рыбалки, который никогда раньше не приходил мне в голову. — Вдруг ты чихнешь. Я задумываюсь. И вправду.

И вправду. За что я люблю Бротигана – за то, что даже в прозе он остается поэтом. Я не читаю поэзию, так что Бротиган полностью возмещает потребность организма в ней. Смысла нет, но остановись, созерцай.

Твоя душа далеко, Там нет ветра.

За что я люблю Бротигана – оказывается, он, как и я, не любит зонтики. За что я люблю Бротигана – он тоже любил Японию, а Япония любила его. За что я люблю Бротигана – его книги мягко обволакивают разум, выдергивает из логичной реальности.

Но я не могу изменить мир. Его изменили до того, как я в нем появился.

Кажется, мы стали отличными друзьями – я и его книги. И когда я все их прочту, я начну все с начала.

А за окном последний день февраля, снег ушел и солнце золотит волосы и с книгой на коленях среди троллейбусной суеты, я грущу, но я счастлива. Улыбаюсь.

Но теперь волк мертв. Клетка заросла травой. Путь к луне завершен.

Бротиган неподражаем. Третья прочитанная у него книга, и каждый раз - абсолютно новые ощущения. Он может писать о чем угодно, и каждый раз это будет что-то необыкновенное; он может писать "ни о чем", и каждый раз вы все равно будете читать и восхищаться его мастерством. На этот раз он написал 131 историю из жизни Монтаны и Токио. Все они - непередаваемый словами калейдоскоп эмоций, впечатлений, мыслей. Каждая история непохожа на другую (хотя нет, куры появляются аж в трех из них), и в каждой есть что-то запоминающееся.

Хотите почитать увлекательную биографию исторического деятеля? Или фантастику из далекого космоса? Может, историю с привидением? Или лучше про несчастную любовь и загубленную судьбу? Да, все это и гораздо больше уместилось у Бротигана в одной-единственной книжке. Каждый отрывок мог бы стать каркасом для полноценного романа, но разве успели бы мы прочитать 131 роман так же быстро, как прокатиться на экспрессе Токио-Монтана?

Удивляюсь, насколько же эмоциональным получилось у меня чтение. Я успевал проникнуться жизнью героев, а на следующей странице они уже исчезали, но на их место приходили новые, и я снова с наслаждением погружался в их реальность. Надо сказать, что по части атмосферности Бротиган выше всяких похвал. Ну вот скажите, разве можно написать интересный и эмоциональный рассказ о перегоревших в амбаре лампочках? Оказывается, можно. Некоторые эпизоды из книги были грустными, некоторые - забавными, другие - абсурдными или захватывающими, но у всех есть общая характерная черта: они необыкновенно уютны и наполнены теплом, к Бротигану хочется возвращаться снова и снова, переживать и смеяться вместе с ним, совсем как со старым знакомым, который всегда рад вас видеть.

И напоследок одна-единственная фраза:

…Как запотевает холоднющим утром кухонное окно, и совсем ничего сквозь него не рассмотришь, потом медленно проясняется, и видны заснеженные горы, 10 тысяч футов, и окно запотевает снова, и кофе на плите, и горы тают, как грезы.

Только странное и полусумасшедшее племя отправится устраивать свою жизнь там, где не живет никто.

Один бросок десятигранника, купленного когда-то, чтобы наконец начать играть в фей, — и вот я уже выбираю книгу также наобум, как из-под подушки вытягивают имя жениха на святках (время уж точно совпадает). Привет, Ричард Бротиган, я не знаю о тебе ничего, — будем знакомы, для поцелуев на брудершафт пока рановато.

Есть люди-мечтатели, есть абсурд, фантасмагория, сюрреализм, параллельные планы и ещё десяток слов, не описывающих Экспресс примерно никак. Страницы с 6 приходится доставать блокнот для записей с претенциозным REmember на обложке, чтобы сделать себе потом пару кастомизированных толстовок и гадать, как гадают на книжках - серьезно, уверена, нет ничего лучше для гадания, чем Экспресс Токио-Монтана. Мистер Бротиган, да вы чокнутый! И не представляете, как это нравится.

Иногда я чувствую себя той самой курицей, что получила на свою голову все шесть кукурузных початков.

Как я вас понимаю... Эта книга однозначно не для тех, кто ищет проторенных дорог, поиска от начала до конца, сокровищ в конце пути на пиратской карте, потому что драгоценностей здесь столько, что на них сердишься, как на шелуху от семян подсолнечника под ногами — то самое интеллектуальное лузгание себе под ноги на каком-нибудь Арбате, — и вот ты уже пялишься, как придурок, на молчаливых собак на крыше, мечтаешь узнать, как зовут карпов на всех языках мира, и думаешь: спаси нас, Господи, от ветра, дующего сквозь землю (не нужно его бояться), да от китайского короновируса - правда, у Бротигана исключительно про китайских женщин. В детской непосредственности, наивности, остающейся в этом взгляде на мир, есть бесконечная притягательность — какая разница, кто с кем трахается, главное, что у неё есть собака — хочется посидеть в дороге, прокатиться со скоростью, допустим, 400 км/час (вся книжка у меня — на три часа четырнадцать минут, двадцать футов тебе под килем). С ней не хочется сидеть серьёзно и размышлять, от корки до корки выискивая глубинные смыслы — какие смыслы вообще могут быть в сюре, возведенном в абсолют, и остающимся при этом таким бытовым, детальным, столь же основательным, как зубные щётки для японских женщин.

В бреду он, наверное, думал, что смерть – это Калифорния.

При всём при том, что книжка лёгкая, такая, простенькая даже иногда, экзистенциальных размышлений о смерти в ней хватает, но кто в конце концов не думал о смерти так же, как о том, на кой чёрт на улице лежат аптечные резинки, или о том, что выброшенные на улицу новогодние ёлки в 10-х числах похожи на трупы, тянущие свои лапы к прохожим, и в этом больше правды, чем в сиянии их огоньков.

Надеюсь, в раю всем хватит места для парковки.

Остановки тут короткие, местами – невнятные, пресные, как газетные заголовки, местами захватывающие дух, как настоящие авантюрные приключения, как в детстве, когда бежишь в заброшенный дом в надежде найти там… привидений? Да чёрт его знает. Токио и Монтана смешиваются между собой, и не всегда ты отличишь Харадзюку от Соснового Ручья, хотя казалось бы, что между ними общего (его зовут Ричард Бротиган, и он – кто? Кто, я? Кто, ты?)

Я счастлив, как амеба, когда читаю перед телевизором «Нэшнл Инкуайрер».

Спасибо за три часа бытия инфузорией, Рик.

Коктейль "Экспресс Токио-Монтана". Два варианта рецепта: для бывалых и случайных попутчиков. 1, для тех, кто уже знает толк: текила, водка, абсент (больше алкоголя, потому что больше алкоголя, это ведь в конце концов экспресс!), ананасовый сок, лимонный сок, дынный ликёр (где-нибудь в этом мире делают ликёр из канталупы?..), дроблёный лед. Взбить в шейкере ананасовый и лимонный сок с водкой, абсентом и текилой. Подавать в ликёрной рюмке, залив в конце один шот дынного ликёра, украсить дольками огурца, опционально: подавать с канталупой или, на худой конец, обычной дыней. 2. для тех, кто мимо проходил: саке, белый вермут, и всё то же, что сверху, отдавая дань японской истории, той половине, которая не про снежные горы, а про Токио, и потому украшать зеленой коктейльной вишней и разноцветной посыпкой для капкейков, желательно, самой яркой, которую вы найдёте. Вероятность проснуться в Токио или Монтане на следующее утро: присутствует. Похмелье будет длиться до завтрашнего вечера (или следующего года, как повезёт).