Дневник Ноэль

Глава вторая

7 декабря

По дороге в О’Хару позвонила моя агент Лори.

– Черчер, ты еще в Чикаго?

– Еду в аэропорт.

– Счастливчик. Знаю, что ты не любишь летать. Как прошло интервью с «Ю-Эс-Эй тудей»?

– Кто его знает?

– Звучит зловеще.

– Так и было.

– Понятия не имею, о чем ты толкуешь, ну да ладно. Передо мной список «Таймс».

– И?

– Поздравляю! Ты третий.

– А первые два кто?

Лори застонала.

– Ну, тебе не угодишь. Рождество на носу, ты идешь ноздря в ноздрю с чемпионами, Черчер. Кинг, Спаркс, Паттерсон, Робертс и Гришэм – у всех новые книги. Радуйся, что ты третий. Продажи снова растут. Это хорошо. Твой единственный конкурент – ты сам.

– Скажи это тем двоим.

– До свидания, – выпалила она, не скрывая раздражения. – Хорошо долететь. И мои поздравления, плевать, принимаешь ты их или нет. Позвони, как будешь в настроении. Постой-ка, – вдруг вспомнила Лори, – еще кое-что. Знаю, что ты не любишь летать, но…

– Нет, не люблю я брюссельскую капусту, а летать я ненавижу.

– К несчастью, ты живешь не в том конце страны. Нам надо запланировать твою поездку в Нью-Йорк. Издатель хочет знать, когда мы можем встретиться.

– Не знаю. Перезвоню, как подействует успокоительное. Пока.

– Чао. Позвони потом.

Я уже хотел было положить телефон, как он зазвонил вновь. Я посмотрел на экран. Неизвестный номер, начинается на 801, что-то знакомое из детства. Юта. Спустя столько лет от одного вида этого кода у меня подскочило давление.

– Алло.

– Это мистер Джейкоб Черчер? – раздался незнакомый голос.

– Кто это? – резко оборвал я.

– Мистер Черчер, меня зовут Бред Кэмпбелл. Я адвокат из «Стрэнг и Коуплэнд», Солт-Лейк-Сити.

– Кто со мной судится? – промычал я.

– Насколько я знаю, никто. Я звоню, потому что являюсь исполнителем завещания вашей матери.

Мне потребовалось время, чтобы осознать эти слова.

– Завещание матери?

– Да, сэр.

– Мама умерла?

На этот раз замешкались на том конце провода.

– Простите. Вы не знали?

– До этого момента нет.

– Она умерла две недели назад. Мне очень жаль, я думал, вы знаете.

– Нет, не знал.

– Вы хотите что-нибудь узнать о ее смерти?

– Ничего конкретного. Похороны уже были?

– Да.

– Как прошло?

– Народу было немного.

– Не удивлен.

Адвокат прокашлялся.

– Как я уже сказал, я исполняю завещание вашей матери, она все оставила вам. Дом, немного денег, все.

Я молчал.

– Вы еще здесь?

– Извините. Просто… это так неожиданно. – Полная неожиданность. Такая же неожиданность, как поймать такси в дождливый вечер после бродвейского шоу. Не то чтобы я думал, будто она никогда не умрет. Скорее, я просто вытеснил мать из своей памяти, и сейчас она так внезапно вломилась в мою жизнь, что нарушила ее привычное течение, вылилась на меня, словно ушат холодной воды.

– Сэр?

Я выдохнул.

– Простите. По всей видимости, мне придется приехать в Солт-Лейк.

– Было бы неплохо, если бы вы сами увидели свое наследство. Вы же живете в Айдахо, верно?

– Да, в Кер-д’Алене. Где мне взять ключ?

– Мой офис недалеко от дома вашей матери. Если хотите, можем встретиться, и я принесу кое-какие документы на подпись. Когда вы планируете подъехать?

– Пока не знаю. Созвонимся на следующей неделе.

– Отлично. Можно задать вам один вопрос?

– Слушаю.

– Вы случаем не тот самый Джейкоб Черчер? Писатель?

– Он самый.

– Моя жена ваша большая поклонница. Не подпишете несколько книг при встрече?

– Без проблем.

– Спасибо. Она очень обрадуется. До встречи.

Я повесил трубку. Мама умерла. Я не представлял, что делать. Как вести себя? Стыдно признаться, но первая мысль, которая пришла в голову: «Динь-дон, ведьмы больше нет». Понимаю, что выгляжу черствым, если не сказать безумным, но именно так я и подумал. Несмотря на почти два десятилетия, что мы с ней не виделись, мне вдруг показалось, что мир стал добрее.

Я перезвонил Лори.

– Нью-Йорк придется отложить.

– Что случилось?

– Мне надо съездить в Юту.

– В ту самую Юту?

– Есть какая-то другая Юта?

– Что там в Юте? Не считая твоей матери и плохих воспоминаний?

– Она умерла.

Последовала длинная пауза.

– Соболезную. Как ты?

– Пока не понял. Еще перевариваю.

– Ты едешь на похороны?

– Нет. Похороны уже прошли. Она умерла две недели назад. Надо уладить дела с домом.

– Уверен, что это хорошая идея?

– Ты о чем?

– Ехать туда. Меня пугает мысль, что тебе придется ворошить весь этот пепел. Никогда не знаешь, какой пожар из него может разгореться.

– Не собираюсь я устраивать никаких пожаров. Ну если только сожгу все к чертям. Отправлюсь, пожалуй, в пятницу утром.

– Сколько там пробудешь?

– Не знаю. Пару дней. Может, три.

– На самолете?

– Конечно, нет.

– Конечно, нет, – повторила она. – Это было бы слишком легко и быстро.

– Мне нужна будет машина.

– Вообще-то существует прокат.

– Я люблю свою машину.

– Я знаю, что ты любишь свою машину. Хочешь, чтобы я приехала?

– Нет. Спасибо, я в порядке.

Лори вздохнула.

– Ладно. Прости. Надеюсь, все будет хорошо.

– Все будет хорошо. Просто съезжу, улажу все дела.

– Этого-то я и боюсь.

Глава третья

9 декабря

Кер-д’Ален, Айдахо

Лори была права. Уже собравшись выезжать в Юту, я подумал, что, возможно, возвращаться домой – не такая уж хорошая затея. Я даже не понимал, почему после стольких лет мне вдруг так срочно приспичило туда ехать. Видимо, все происходило на уровне подсознания, потому что разумом я не понимал, зачем все это. Но стоило немного поразмыслить, и картинка сложилась. Мне кажется, что большую часть своей жизни я живу просто по инерции. Может быть, все так живут.

* * *

Последний раз я ехал по шоссе из Кер-д’Алена в Солт-Лейк, но только в обратном направлении, пятнадцать лет назад вместе с Тайсоном и Кэндис. На дорогу у нас ушло почти четырнадцать часов, но сейчас я был уверен, что управлюсь за десять. Во-первых, мой мочевой пузырь повместительнее, чему у Кэндис. А во-вторых, тогда приходилось подстраиваться под скорость Тайсона, который тащил за собой прицеп с вещами. В этот раз я сидел за рулем «Порше Кайен Турбо» – это настоящая ракета, скрывающаяся под кузовом внедорожника. Не помню, когда в последний раз мне доводилось ехать на максимально допустимой скорости.

Я приготовил себе тост и кофе и около девяти утра вышел из дома. Двинулся на юго-восток, через Бьютт, штат Монтана, по I-15^[5] до Айдахо-Фолс и Покателло, через голые, покрытые снегом пейзажи на границе с Ютой, потом еще два часа по Солт-Лейк-Сити, и лишь только стемнело, прибыл на место. Поездка заняла у меня чуть больше десяти часов – один раз останавливался пообедать в Бьютте и заправился в Покателло, штат Айдахо.

Город уже украсили к праздникам, деревья перед отелем «Гранд Америка» были увешаны мерцающими белыми и желтыми гирляндами. Дороги расчищены, но по обочинам метровые сугробы. Город стал больше, чем мне помнилось. Пока меня не было, Солт-Лейк заметно разросся, особенно это бросалось в глаза после жизни в таких городках, как Спокан и Кер-д’Ален. Машин на дорогах, несмотря на столь поздний час, было много. Наверное, из-за баскетбольного матча.

Я не стал подъезжать к воротам, проехал мимо парковщиков в униформе и остановился за территорией гостиницы. Терпеть не могу просить, чтобы подогнали машину.

Отель «Гранд Америка» был не менее грандиозным, чем его название. Просторное фойе, мраморный пол и яркие светильники из муранского стекла. Внутри все тоже нарядили к праздникам: пышные гирлянды, венки и фонарики.

Добравшись наконец до номера, я тут же позвонил адвокату Кэмпбеллу. Он ответил после первого же гудка. Мы договорились встретиться утром, в десять часов, в доме матери.

Я заказал ужин – салат из свеклы и клубники, и кусочек лосося – и откинулся на роскошную кровать. Гостиница была шикарная, как и все, в которых я останавливался. Со времен матраса на полу в недостроенном подвале и моей жизни в Солт-Лейке я проделал немалый путь.

Я так и не понял, что именно привело меня назад. Определенно, не завещание. От матери мне ничего не надо было, да я и не хотел ничего. Полагаю, внутри меня все еще было что-то темное, что-то болезненное, будто осколок стекла, все глубже и глубже проникающий в душу. И инстинктивно я знал, что он никуда не исчезнет, если не обращать на него внимания.

Какой бы ни была причина, что-то подсказывало мне, что я должен был вернуться.

Спал я плохо. Всю ночь снились чудные сны. Мать в свадебном платье. Я одет как жених. Проснулся весь в поту, пришлось постелить на кровать полотенце – не просить же в два часа ночи горничную менять простыни.

Глава четвертая

10 декабря

Когда я проснулся, солнце уже давно встало. Я спустился в тренажерный зал отеля, позанимался, затем вернулся в номер, принял душ и оделся. На телефон пришло сообщение от Лори.

«Удачи сегодня!»

«Удача мне пригодится», – подумал я.

Завтракать не стал, сразу спустился вниз. Сегодня «Порше», словно машина времени, перенес меня в те места, которые, как мне казалось, давно исчезли с лица земли и оставались только в моей памяти.

Чем ближе я подъезжал к дому, тем сильнее накатывали самые разные чувства. Проезжая по старым улочкам, я будто слушал исцарапанные виниловые пластинки на патефоне – шорох иглы, скользящей по поверхности пластинки, был неотъемлемой частью музыки, как и сами песни.

После переезда из Юты я так ни разу и не бывал в этом доме. Да что уж говорить, я и в Юту вернулся впервые. Не то чтобы у меня не было возможности, скорее, не было в этом потребности. Местные газеты, «Дезерт ньюс» и ее заклятый враг «Солт-Лейк трибьюн», часто писали обо мне, называя меня «сыном Юты», хотя я никогда не претендовал на такое звание. Я не давал интервью ни той, ни другой газете, отказывался устраивать автограф-сессии или выступать, хоть мне и сулили немаленький гонорар, только потому, что это была Юта.

И вот я здесь, не за деньгами, не для прессы, не под фанфары, крадусь тихо, словно вор в ночи. Или, может, лучше сравнить меня с солдатом, который один возвращается на поле боя, где был ранен. Мой собственный Юта-Бич.

* * *

Во всем районе царила разруха. И, похоже, в ближайшем будущем никто его облагораживать не собирался. Почти на каждом доме висел американский флаг или алая буква «U», символ университета Юты. Большинство дворов были огорожены проволочной сеткой или снежными насыпями. На подъездных дорожках стояли настолько старые автомобили, что их уже можно был причислять к коллекционным – скорее всего, они ни разу не меняли владельца. Некоторые из них мне даже показались знакомыми – я помнил их с детства.

Приближаясь к дому, я чувствовал нарастающую во мне тревогу. Куда ни глянь, отовсюду ползли воспоминания, по большей части неприятные. Как вот этот покосившийся дом с пластиковыми фламинго, скаредная хозяйка которого каждый день кричала на меня, когда я шел из школы, чтобы не наступал на ее газон. Или вон тот, через два дома отсюда, где жил старик, который как-то раз жег листья, когда я проходил мимо, а потом обвинил в поджоге меня и грозился вызвать полицию. Возможно, это был просто бедный район, но мне всегда казалось, что он насквозь пропитан желчью.

Подъехав еще ближе к дому своего детства, я увидел высокий кряжистый дуб, где погиб мой брат. Я видел тогда, как Чарльз взобрался на дерево, а потом случайно схватился за высоковольтный провод, и его ударило током. Послышался громкий треск, и брат упал на землю в нескольких метрах от меня. Я был единственным свидетелем и сломя голову бросился домой за помощью. Даже сейчас мне стало дурно от одного вида этого дуба.

Наконец я подъехал к дому. Как и все вокруг, он тоже стоял в запустении. Это был простой одноэтажный дом из красного кирпича с белыми облезлыми рамами и одним чердачным трехстворчатым окном. На крыше с полметра снега, с водостока по всему периметру свисали сосульки. Одна, с южного угла дома, доросла до земли, образуя столб, будто в пещере сталактит слился со сталагмитом.

Засыпанные снегом бетонные ступеньки поднимались к небольшому крылечку, на которое выходила белая парадная дверь, скрывающаяся за алюминиевой решеткой.

Все казалось намного меньше, чем в детстве. Я слышал, так бывает, когда возвращаешься в места своей юности. Может, когда ты маленький, все видится большим. А может, просто наш мозг работает по принципу зеркала заднего вида, только не уменьшает, а увеличивает.

Огромный почтовый ящик так и стоял на своем месте, весь покрытый льдом. В детстве я часто думал, что мог бы легко в него поместиться. Лет в шесть несколько раз даже был готов наклеить на себя марку и залезть внутрь. Мне кажется, это кое о чем говорит.

Палисадник окружала переросшая изгородь из пираканты, на фоне снега алели яркие гроздья ягод.

Перед домом стоял двухместный серебристый «Мерседес-Бенц», внутри сидели двое. Водитель увидел меня в зеркало заднего вида. Когда я заглушил мотор, он вышел и направился ко мне. Невысокий мужчина с блестящими, аккуратно уложенными волосами. Розовое поло, джинсы и легкие туфли. Я вышел навстречу.

– Мистер Черчер? – поприветствовал он меня.

– А вы, должно быть, Брэд Кэмпбелл, – пожал я ему руку.

– Рад встрече, – произнес адвокат и как бы между прочим взглянул на дом. – Ну как? Нахлынули воспоминания?

– В машине ваша жена? – вопросом на вопрос ответил я.

– Да, – замялся он. – Ее зовут Кэти. Простите, упросила меня взять ее с собой. Она так надеялась увидеться с вами.

– Так в чем же дело? Скажите, чтобы выходила, – предложил я.

Брэд повернулся к машине и махнул рукой. В тот же миг с пассажирского сиденья, словно на пружинах, подскочила его жена. С собой у нее была неподъемная холщовая сумка. От моего вида лицо ее перекосило то ли от страха, то ли от ужаса.

– Добрый день, Кэти, – сказал я.

Кэти Кэмпбелл поставила сумку с книгами на промерзшую землю и протянула руку.

– Мистер Черчер, не представляете, как я рада вас видеть.

Честно сказать, я представлял. На ногах у нее почему-то были разные кроссовки. Может, это такая мода здесь, в Юте.

– Благодарю, – взял я ее за руки. – Я тоже очень рад нашей встрече.

– Это вы только так говорите, – проговорила она дрожащим от волнения голосом. – Уверена, вас уже тошнит от всего этого. Могу ли я попросить вас подписать мне несколько книг?

– С превеликим удовольствием.

– Я и ручку захватила, – Кэти протянула мне маркер «Шарпи», потом наклонилась и принялась вытаскивать содержимое сумки. Всего было пять книг, которые она стопкой держала теперь в руках. – У меня и другие ваши книги есть, но я не хотела слишком докучать, поэтому принесла только самые любимые.

– Пойдемте к машине, – предложил я, взял у нее книги, положил на багажник «Мерседеса» и принялся подписывать.

– Огромное спасибо. А можно с вами сфотографироваться? – спросила она, когда я закончил.

– Конечно, – не стал противиться я.

Она достала телефон.

– Брэд, сфотографируй нас.

Брэд смущенно подошел к нам. Взял телефон и направил на нас камеру.

– Подними повыше, – предупредила его жена. – Всегда держи камеру выше, чтобы спрятать подбородок.

– Знаю, знаю, дорогая, – он несколько раз щелкнул. – Сделал три снимка.

Кэти отодвинулась от меня.

– Еще раз больше спасибо, мистер Черчер. Подруги обзавидуются. – Она сложила книги обратно в сумку, бросила на меня последний взгляд и вернулась в машину.

– Мне так неловко, – промямлил Брэд. – Она вас обожает, – он глубоко вздохнул. – Ладненько, приступим к делу. – Из переднего кармана брюк адвокат вынул связку ключей на металлическом кольце, пробежался по ним пальцами, отцепил один и протянул его мне. – Не возражаете, если я тоже войду? Хочу убедиться, что все в порядке.

– Не возражаю. – Я повернулся к дому и по растрескавшейся бетонной дорожке направился к крыльцу. – Осторожно, здесь скользко. Не упадите, – улыбнулся я ему. – Если честно, не хочу, чтобы вы меня потом засудили.

– Да что вы, – воскликнул он, – жена меня после такого тут же бросит.

С дороги кирпичный дом выглядел так же, как раньше, хотя, как и я, был немного потрепан и заметно постарел. Однако внутри все кардинально изменилось. Увиденное повергло меня в ужас.

Шторы плотно задернуты, но даже в тусклом свете я видел, что вся комната завалена хламом. Правда, завалена – это мягко сказано. Скорее, погребена под грудами барахла. Комната напоминала домашнюю свалку. Куда ни глянь, отовсюду вздымались пирамиды покрытого слоем пыли скарба. Я повернулся к Брэду.

– Мать страдала патологическим накопительством?

– Это определенно тот самый случай. – Он с любопытством взглянул на меня. – Разве при вас у нее не было такой мании?

– Нет. Даже наоборот. – Я нащупал выключатель и включил свет. Одна на другой высились коробки, повсюду лежали газеты, тут и там виднелись черные мешки для мусора. Что в них, определить было невозможно, не считая открытых коробок, откуда торчала одежда, старые бумажные книги – целая кипа дешевых любовных романов – и стопки кассет для видеомагнитофона. Я поднял одну.

– Кассета. Неужели она думала, что они еще когда-нибудь пригодятся?

– Видимо, поэтому она и не разрешала мне заходить, – предположил Брэд.

Я огляделся.

– Похоже, она никогда ничего не выбрасывала.

«Не считая меня», – подумал я.

– Накопление – это очень интересная патология, – начал мой спутник.

Я посмотрел на него.

– Интересная – в смысле странная?

– Это навязчивая идея. Любое компульсивное влечение можно назвать странным.

– Только посмотрите на весь этот хлам. Это же болезнь.

– Как-то раз я имел дело с барахольщицей. Женщина подала в суд на свою же церковь. Ей делали операцию по замене коленного сустава, и пока она лежала в больнице, друзья из Общества милосердия навели в ее доме порядок. Женщина хранила у себя все, что можно. В гостиной даже фарфоровый унитаз стоял, я не шучу.

Волонтеры из церкви заполнили ее барахлом два двадцатикубовых мусорных контейнера. Когда закончили, прочистили паром все ковры и даже немного подкрасили стены.

Все ждали, как она удивится и обрадуется, выписавшись из больницы. Женщина действительно удивилась. Упала в обморок. У нее был настоящий нервный срыв, и еще месяц она провела в психиатрическом отделении. Она подала иск к церкви на три миллиона долларов.

– Что за Общество милосердия? – поинтересовался я.

– Женская организация в мормонской церкви. Название в данном случае звучит несколько иронично. Никакого милосердия, по мнению пострадавшей, ей не выказали.

– Вы были на стороне истицы?

– Я представлял церковь.

– Выиграли?

Брэд серьезно посмотрел на меня.

– Я всегда выигрываю.

Я пробрался немного вглубь комнаты.

– Здесь холодно. Похоже, отопление отключили?

– Нет. Законы Юты не позволяют этого сделать посреди зимы. – Он ткнул пальцем в ближайшую стену. – Там есть термостат.

Я подошел к прибору. Датчик показывал тринадцать градусов.

– Тринадцать, – констатировал я. – Теперь понятно, почему так холодно. – Я повернул регулятор на двадцать четыре и услышал, как включилось отопление.

Мать проложила тропинку между завалами, которая петляла через весь дом. Брэд неотступно следовал за мной по этому лабиринту. Мы будто первопроходцы исследовали новые земли. Нам только факелов не хватало. Хотя, если бы у меня был факел, я бы вряд ли удержался от искушения сунуть его в этот хлам и сбежать отсюда.

– Здесь ужасно пахнет, – пожаловался я. – Зря мы не надели маски или респираторы.

– Не могу не согласиться. Скопившееся старье очень опасно для здоровья. Собственно говоря, на этом я и выстраивал свою защиту в суде против той женщины. Я настаивал на том, что она создает биологическую опасность для общества, не говоря уже о пожароопасной обстановке. То, что сделали прихожане церкви, вычистив ее дом, мало чем отличается от закрытия наркопритона. Она подвергала опасности не только себя, но и соседей.

– Присяжные с вами согласились?

– Да. К счастью для нас, она не вызывала особой симпатии. Постоянно называла суд «кучкой идиотов», а всех, кто участвовал в уборке у нее в доме, хотела на всю жизнь упечь за решетку.

Я продвинулся еще дальше и добрался до гостиной – ироничное название, учитывая, что, кроме плесени, гостей в этом доме не бывало. Здесь были вещи, которые я помнил еще с детства. Вышитая картина бабушки Мозес и небольшая копия «Поцелуя» Родена.

Когда-то рядом с камином стояло пианино. Честно признаться, я не мог понять, на месте ли оно сейчас – кругом возвышались коробки.

– Мне кажется, где-то там должно быть пианино, – предположил я. – «Стэйнвей». Оно досталось ей от дяди.

– «Стэйнвей Модель О» 1914 года. Стоит тысяч сорок.

Я посмотрел на адвоката.

– Откуда вы знаете?

– Оно указано в завещании. На нем уже двадцать лет никто не играл. Если здесь покопаться, уверен, найдутся и другие сокровища.

– А можно просто поднести спичку.

Брэд упер руки в бока.

– Знаете, есть компании, которые специализируются на разборе таких завалов. Они приедут и наведут порядок. Могу порекомендовать одну.

Я продолжал разглядывать кучи мусора.

– Может, потом. Не сейчас. Сначала сам хочу разобрать.

– Тогда могу подсказать, где взять баки для мусора.

– Вот это мне пригодится.

– Телефон 801-555-4589. Я скину вам эсэмэской.

Я вопросительно поднял на адвоката глаза:

– Зачем вы держите в памяти этот номер?

– Они проходили в качестве свидетелей по тому делу, – пожал плечами Брэд. – И я легко запоминаю цифры.

– А не забыли ли вы о своей жене, которая все это время сидит в машине?

– Да ничего страшного. Наверняка читает вашу книгу. У нее не так много любимых авторов, так что, если нет ничего нового, Кэти читает вас. Самое смешное, что она никогда не помнит, чем все закончилось, поэтому каждый раз как впервые. Клянусь, эта женщина может сама себе устраивать сюрпризы.

Я улыбнулся.

– Буду благодарен за баки.

– Я сам с ними созвонюсь. За ними должок. – Он взглянул на часы. – Сегодня уже, наверное, поздно, а завтра воскресенье. Узнаю, смогут ли они подвезти баки в понедельник утром.

– Спасибо.

– А ведь с домом могло быть еще хуже, – вставил Брэд.

– Разве может быть хуже?

– Хорошо, что она не держала кошек. – Он почесал голову и сказал: – Я пойду. Звоните, если что.

– Никакие документы подписывать не надо?

– Надо, но не сейчас. Завещание еще не подтверждено. Я зарегистрировал его через день после смерти вашей матери. Так что придется подождать еще недели три-четыре.

– То есть дом пока не мой, – констатировал я.

– Не ваш. Но поскольку других наследников нет, то в соответствии с политикой нашей фирмы мы обязаны связаться с будущим владельцем, чтобы вы заранее могли привести дом в порядок. У нас были случаи, когда дома сгорали до передачи прав наследникам. Это был какой-то юридический кошмар.

– Понятно. Спасибо.

– Вам спасибо. Вы на целый день, даже на месяц, да нет же, на целый год осчастливили мою жену. – Брэд засмеялся. – Черт возьми, вы осчастливили ее на всю жизнь. – Он развернулся и опрокинул груду коробок. – Простите. – Вышел из дома, закрыл за собой дверь и оставил меня одного посреди хаоса.