Loe raamatut: «Не складывается – вычитай»

Font:

В книге использованы рисунки автора – Рината Валиуллина,

и его сына – Руслана Валиуллина

В этой книге нет придуманных сюжетов. Все истории произошли со мной или с моими знакомыми. Мне оставалось лишь перенести их на бумагу, чтобы вы смогли унести их с собой. Эта книга способна превратить любое одиночество в приятное уединение: дверь, которая только что была закрыта снаружи, легко откроется вам изнутри.

Искренне ваш, В. Ринат

Про Любовь

За девушкой надо ухаживать. То, что ты пишешь ей день и ночь, еще ничего не решает, считай, что ты просто заполняешь анкету, чтобы устроиться к ней на работу. Я хотел бы устроиться, но учился в школе, в седьмом классе. Люба на два года старше и по идее должна была учиться в девятом. Но для этого она оказалась слишком взрослой и самостоятельной и потому после восьмого класса решила, что знает достаточно, и пошла работать на почту вместо своей матери, которая вышла на пенсию. Вопрос касался не только сознательности. Денег в семье не хватало, а Любе так нравилось быть независимой. На школьных вечерах, где я как всегда играл вместе со своей группой, Люба обычно стояла одна, всем отказывала и никогда ни с кем не танцевала. Я часто смотрел на нее со сцены, недоумевая, почему самая красивая девушка в округе ни с кем не ходит, как тогда выражались. С каждым таким вечером во мне крепла уверенность, что парня у нее нет.

Этим вечером мы по обыкновению играли битлов и Rolling Stones. В перерыве я набрался наглости, подошел к Любе и дрожащим голосом спросил:

– Почему ты ни с кем не танцуешь?

Люба громко рассмеялась, подарив мне очаровательную улыбку с ямочками на щеках и сказала: «Не с кем. Ты же все время на сцене. Вот я и не танцую!»

– У тебя хорошее чувство юмора, – улыбнулся я.

– А у тебя голос хороший. Он не хороший, он волшебный. У меня мурашки от него по телу. Понимаешь?

Я не понимал, прикалывается она или говорит серьезно. Лицо ее по-прежнему светилось улыбкой.

– Хочешь потанцуем без музыки с тобой?

– Я не умею… То есть я никогда не пробовал, – опешил я от неожиданности.

– Я тебя научу. Одной рукой берешь меня за руку, – взяла она мою руку, – а другой за талию, – положила вторую мою руку на свою талию, и я через ткань почувствовал тепло женского тела. Потом она качнулась, чтобы сдвинуть мое окаменевшее тело, сдернуть с цепей мою оцепеневшую душу. Мы медленно закружились, и у меня закружилась голова. От Любы пахло приятными духами и любовными приключениями.

– Не упади, Джимми, – опять рассмеялась она, закинув на мгновение голову назад. – Ты прикалываешься или тебе правда плохо? Ты весь бледный! – перестала она смеяться. – Давай выйдем, проветримся. Она взяла меня за руку и вывела из танцзала.

Снаружи было прохладно, она в легком платье с открытыми плечами.

На улице я очнулся, пришел в себя, снял свой пиджак, накинул его на эту красоту.

– Я знала, что рано или поздно ты ко мне подойдешь. У меня на этот счет уже заготовлен план: тебе осталось петь минут сорок. Я сейчас уйду, а ты как закончишь, приходи на почту. Буду тебя ждать. Там в это время никого нет. Ключи у меня с собой в сумочке.

Я отыграл последний сет, на финал залудили «Satisfaction» минут на 15. Поручил Сереге захватить мою гитару и пошел на почту, что была в пяти минутах ходьбы от школы.

– Привет, Джимик! – встретила меня внутри Люба. – Я боялась, что ты не придешь, испугаешься! Я так рада, что ты здесь. Садись на диван. Я сейчас сбегаю домой, кое-что надо принести.

У меня не было выбора. Я сидел и ждал, разглядывая почтовую канцелярию. Стопки газет, журнал «Работница», взгляд мой привлекли марки, выложенные за стеклом приемного окошка. Я подошел и стал рассматривать. 14-й съезд ВЛКСМ с профилем Ленина, Олимпийские игры в Лейк-Плэсиде, серия живописи из Третьяковской галереи. В этот момент вернулась Люба, уже совсем не нарядная, в домашнем платье и сандалиях. Длинные каштановые волосы завязала в хвост. В этой простоте мне она показалась еще красивей. Она не старалась мне понравиться, просто не сомневалась в своей неотразимости. То качество, которого не хватало многим девчонкам для успеха в личной жизни. В одной руке она держала бутылку болгарского крепленого вина «Тамянка», а в другой обычную акустическую гитару.

– Выпьем за знакомство, – изящно разлила она вино по стаканам. – Мы, конечно, давно друг друга знаем, причем я знаю тебя гораздо лучше, чем ты меня, но заговорили сегодня впервые. Давай за нас!

Мы чокнулись и выпили залпом по полстакана.

– Теперь знаешь за что пьем? За меня! Как меня зовут?

– Люба.

– А полное имя?

– Любовь.

– Правильно, Джимик! Пьем за любовь! Ты знаешь, что такое любовь?

– Нет.

– Как же так? Ты ведь все время об этом поешь.

– А ты знаешь?

– Конечно! Я тебе сейчас расскажу, – поцеловала она меня крепко в губы. Потом так же резко оставила их и посмотрела на меня очень серьезно.

– Только не подавись, красавчик! Я же не заставляю тебя признаваться мне в любви прямо сейчас! Ты можешь подумать несколько счастливых минут.

– Пока ты будешь мне играть на гитаре и петь? – спросил я. Люба была одна из тех редких девчонок, которые были в ладах с этим сугубо мужским инструментом. Да и голос у нее был приятный, глубокий, как и положено Любви.

– Нет, красавчик, ты будешь играть и петь для меня. Ну пожалуйста! – взяла она мою руку и поцеловала. – Ты сегодня спел свою новую песню. «Девушка танцует». Это же чудо какое-то! Ну спой, я хочу ее услышать еще раз.

Она всучила мне гитару и села на деревянный пол прямо передо мной.

Я запел. Она смотрела на меня, улыбаясь, и в глазах ее были слезы. Искренность светилась кристаллами. Они замерли и не хотели падать.

Когда я закончил, она тут же встала, подошла ко мне и обняла.

– Обожаю тебя, Джимик!.. Только не разочаровывай меня. Скажи, что это песня про меня, для меня, что это твой подарок мне.

Я молча опустил глаза на гитару, провел по струнам рукой, чтобы как-то нарушить эту тягостную паузу. Гитара ответила мне понимающе. Умная женщина.

– Ты пел ее позавчера на дне рождения у Светки. Это было так приятно.

– Ну пел, и что? – посмотрел я на свою Любовь многозначительно.

– А то, что все, кто там был, решили, что ты написал это про меня. И я тоже.

– А почему они так решили? – снова погладил я свою любимую кошку, та мяукнула. всеми струнами своей души.

– А про кого ты еще мог такое написать? – еще очаровательнее улыбнулась Люба. Слез и след простыл. Они высохли, так же незаметно, как роса по утру. – У тебя на глазах все написано, – пыталась она прочесть в моих глазах подтверждение.

Мне снова пришлось спрятать глаза в деку. На самом деле, я сочинил очередную песенку с вымышленной героиней, но в тот момент мне пришлось соврать. Люба вымолила из меня это вранье во благо. В общем-то, мне было не жалко. Щедрость – еще одна черта, против которой не может устоять ни одна женщина.

– Да, тебе… – улыбнулся я Любе самой честной улыбкой, потому что в моей голове уже крутился мотивчик другой, совсем новой песни, которая по праву будет принадлежать только ей. У каждой любви были свои мотивы.

Мадам Клико

– А что вас больше всего интересует в женщинах: внешность или достаточно содержания?

Я улыбнулся, вращая за талию в руках прозрачный бокал.

– Вы правы, стекло привлекательно, но я предпочитаю вино.

– Тогда берем пластиковые?

– Как ты меня понимаешь, – поставил я бокал обратно на полку, и скоро мы с Варварой, купив только самое необходимое, вышли из магазина. Мы решили припарковаться не отходя от кассы, не нашли ничего лучше, чем лестницу, ведущую к спортивно-концертному комплексу. Концерты здесь были редки, спортивные турниры тем более. Вокруг тишина и ни единой души, мы сели на теплые, нагретые солнцем ступени, ведущие к спорткомплексу, бетонная лестница была шириной с проспект, солнце предлагало нам свой апельсиновый сок, глядя на нашу трапезу, но мы отказались, так как у меня кроме пиццы было кое-что получше.

– Что ты думаешь о времени? – провожал я взглядом бегущие от нас облака.

– Думаю, который час, – засмеялась она. – А ты?

– Время не остановить.

– А конкретнее.

– Время, как лестница из трех ступеней, прошлое, настоящее и будущее, то есть начало, середина и конец.

– Не слишком ли ты суров к будущему?

– Скорее равнодушен.

– Почему?

– Потому что там нет меня.

– Почему нет?

– Потому что как бы ты ни старался, любое будущее недосягаемо, стоит только к нему подтянуться, как оно сразу становится настоящим.

– А настоящее наше прекрасно! – достал я бутылку шампанского из рюкзака.

– Ты с ума сошел. Я думала, эта Мадам для особенного случая.

– Ты опять про будущее, а я хочу жить в настоящем.

– «Мадам Клико» из пластиковых стаканчиков. Как ты думаешь, она не обидится?

– Нет, мы же сделаем это абсолютно бездарно.

– Да почему бездарно? Ты даришь мне этот закат. Мне, правда, кроме себя подарить тебе нечего.

– Нет лучше подарка, чем женщина на грани соблазна.

– Я бы сказала, по уши в разврате.

– Это если бы мы дружили… Но мы же любим. – Внизу на асфальтовом поле рычал одинокий байкер, разгоняясь то и дело, он пытался поднять своего коня на дыбы, но кишка была тонка: риск упасть на спину не давал ему ни шанса. Я сразу вспомнил: «Кто не рискует, тот не пьет шампанское». Я рискнул, сразу получил и шампанское, и королеву. Посмотрел на нее, она никак не могла понять, чем занимается гонщик. Видно было, что он ей не нравится. «Женщинам вообще трудно понять таких мужчин, которые не могут решиться на что-то, но хуже всего, когда они пытаются с такими мужчинами жить. Вот где начинается настоящая пытка. Такие жены либо тоже становятся нерешительными, забитыми, сутулыми, либо уверенными настолько, что мужчина отваливается сам собою». Мы постепенно привыкли к этой заставке с его загонами.

– Что-то не могёт, – глотнув, поставил я на место стаканчик.

– Не мужик.

– Да ладно тебе, он же тренируется.

– Вот и я говорю, что женщины любят рисковых.

– Почему?

– Они настоящие. От них так и несет этим настоящим, – улыбнулась мне дочь вдовы Клико и добавила, – только настоящие способны пить Клико из пластиковых стаканчиков.

– Знаешь, что является главным в отношении с девушкой? Главное, вовремя открыть шампанское.

После этих слов Варвара смачно поцеловала меня в губы и поделилась своим Клико. Мы закрыли глаза и утонули в поцелуе, когда коснулись дна и очнулись, мотоциклист пропал. Стало тихо.

– Как тебе вдова? Чувствую ее вкус в твоих поцелуях.

– Извини, не мог же я ее бросить с таким преуспевающим хозяйством.

– Кстати, ты знаешь, что успеху своего предприятия она обязана русским, которые закупали шампанское для гусар коробками, в то время как во Франции был экономический спад.

– Гусарили?

– Да, «не то что нынешнее племя».

– А что изменилось?

– Ценность жизни выросла, а любви – упала. Все хотят жить вечно.

– А раньше что?

– А раньше хотели вечно любить.

– Где же взять столько шампанского? – добавил я вина в пластмассу.

Солнце исчезло. Целоваться надоело. Шампанское кончилось.

– Пойдем к дому, мадам Варвара? – обнял я ее, увидев, как она уже ежилась от прохлады. Надо было идти, потому что обычно с падением температуры могло упасть и настроение. Очень не хотелось его потерять.

Когда женщине скучно

Очень хотелось чаю. Она открыла холодильник и налила себе вина. В этом вся женщина: мечтает об одном, выбирает того, кто опьяняет. Но того, кто опьяняет не было. Кроме скуки – ничего. Когда женщине становится скучно, она ищет приключений на свою прекрасную часть тела. Весной особенно приятно покрутить хвостом. Весна – это хороший повод влюбиться… в собственную жизнь. А мужчина, что же мужчина? Он совсем другое дело. В одной руке он держит слово, которое дал, когда обещал сделать ее счастливой, в другой держит хвост пистолетом. Очень трудно держать то и другое. Наконец, рука бросает пистолет, полностью сосредоточившись на словах и обещаниях, на кредитах и ипотеках. Он становится скучен и предсказуем, лишенный элементарного риска. В этот самый момент она берет пистолет в свои руки и превращается в прекрасную охотницу.

Дверь от подъезда была предательски открыта, кодовый замок не работал. Я осторожно вошел в темную сырую прохладу дома. Лампочка на 30 ватт привычно экономила на чувствах, нехотя рассеивая свет на тьму. Я заглянул в свой почтовый ящик, достал квитанцию за квартплату, успел удивиться итоговой сумме, когда сзади меня окликнул резкий голос:

– Деньги есть?

– Нет, – ответил я на автомате. Страха не было, по одной простой причине – голос был женский и приятный. Мне побыстрее захотелось развернуться, чтобы увидеть ее, но девушка меня опередила:

– Стой где стоишь, лицом к стене. Медленно достань бумажник и положи на пол.

– Нет.

– Что значит нет.

– Бумажника нет.

– А деньги?

– Тоже нет, квартплата подорожала, – махнул я розовым листком и развернулся.

– Хватит мне зубы заговаривать, – махнула мне в ответ пистолетом девушка. Лицо ее было в маске, которая еще сильнее подчеркивала красоту ее взгляда.

– Живу от зарплаты до зарплаты, с чего вы взяли, что у меня они есть? – «Не сходи с ума и не торопись со словами, тем более выходками. Надо быть умнее гнева и в трудные моменты держать себя в руках, сохранять спокойствие и смотреть, что будет дальше. Это гораздо интереснее, чем потом извиняться за свою опрометчивую глупость», – успокаивал я себя внутри, как очень часто своих пациентов. У всех у них был избыток своих тараканов и недостаток бабочек. Будучи психологом приходилось заниматься энтомологией, чтобы понять, откуда взялось столько тараканов и куда улетели бабочки. Видно было, что девушка не в себе, и привести ее обратно стало моей задачей.

– Пальто, туфли, мужик, давай разойдемся по-хорошему, – опустила она ствол на мои туфли. Те, действительно дорогие и блестящие, потупили взор.

– Мы разве женаты?

– Мне это порядком надоело, – снова нацелила пистолет на меня девушка. – Так где деньги?

– Дома.

– Какой этаж?

– Девятнадцатый. На лифте поедем или пешком?

– Двигай вперед, к лифту, и вызывай грузовой.

– Если он работает.

– Только давай без шуток.

– Если вы про чувство юмора, то его у меня нет.

– Сочувствую. Тоже дома?

– Ага, в бумажнике. Какое чувство юмора без бумажника. Денег нет, сиди – иронизируй, – нажал я кнопку лифта. Где-то вверху сдвинулась кабинка и покатилась к нам навстречу.

– Хватит болтать.

– Я отвечаю на автомате. Вы на пистолете, я на автомате, смешно, правда, – зашел я в лифт первым. – Пластмассовый?

– Почему пластмассовый? – зашла вслед за мной девушка и нажала на «19». Лифт медленно тронулся.

– Сейчас же все ненастоящее, все подделка. Даже сама жизнь, искусственная, пожевал, не понравилась, взял другую, с пистолетом.

– Не переживай, пули здесь настоящие.

– Не переживу, если это не так.

– У тебя что, кризис среднего возраста?

– Да, представляете, даже кризис так себе, средний, тоже подделка. Скукота. Знаете, эта дурацкая привычка, каждый день я с надеждой подхожу к своему ящику. Вот и сегодня. Хотелось настоящего письма в конверте, а в ящике только счет за квартплату. Скучно живем: вода, газ, лифт, мусоропровод, пени, долг; где жизненно необходимые графы: любовь, дружба, романтика или хотя бы цветы? Для любимой. Нет, нету.

– Цветов? – усмехнулась девушка.

– Любимой, чтобы их дарить. Только женщина с пистолетом. Красивая, но ведь и вам скучно. Признайтесь? Скучно живем, – повторил я. Неожиданно погас свет, лифт встал.

– А ты говоришь скучно, – как-то неуверенно пошутила девушка.

– Приехали. Только этого не хватало. Чуяло мое сердце. А я вам предлагал пешком пойти.

– И часто ты ходишь на девятнадцатый этаж пешком?

– Не хожу, не с кем.

В лифте наступила тишина. Минуту, а может быть даже больше, мы сидели в полной темноте, пока девушка не достала телефон и не включила подсветку.

– Предлагал я вам развестись. Теперь жить нам в этой однушке долго и счастливо. Как всегда, квартирный вопрос все испортил, – пытался я найти ту самую нить, которую необходимо было дернуть, чтобы развязать узел ее внутренних противоречий. Подобно юмористу, на сцене перед незнакомой публикой, которая пришла посмеяться, но не знала с чего начать. И юморист кашлял юмором, ему было начихать на мораль, задача была заразить публику, расхохотать.

– Ну раз муж, то делайте же что-нибудь.

– Вариант один, звонить диспетчеру.

– Звоните, – нервничала незнакомка.

Я подошел к пульту управления и вызвал диспетчера:

– Я… мы в лифте застряли.

– С кем?

– Да какая разница, с женой.

– Говорите адрес, – нехотя вернулась к обязанностям женщина.

– А сколько ждать?

– Скоро, – усмехнулся в динамик прокуренный женский голос. – В вашем доме свет вырубило. Минут через сорок, ждите. А может и раньше, если свет дадут.

– Что будем делать?

– Не знаю, – вернулась в себя девушка, с нее спал преступный лоск. Словно только что она была с Клайдом, но тот весь вышел. Осталась одна Бонни. Женщина вновь стала женщиной. – Говорить.

– Пойти, что ли, чайник поставить?

– Вам не кажется странным, что жертва приглашает преступника на чай? – присела на корточки девушка.

– Нельзя же вас отпускать в таком состоянии, вы ведь черт знает что можете натворить. К тому же у вас приятный голос.

– Отпускать, это очень актуально, в нашем случае. Это очень по-мужски, особенно, если женщине некуда идти.

– И она идет на преступление. Не самый лучший способ выхода из тупика. Может, снимете маску? Расскажете, зачем вам весь этот маскарад. Или вирусов боитесь?

– Нет, фальшивых поцелуев.

– Думаете, я после чая сразу полезу целоваться?

– Не знаю, смотря с чем будет чай. – улыбнулась в темноту девушка и убрала пистолет в сумочку.

– С сухарями.

– Вы что, будете не один? – засмеялась девушка. – Извините, я хотела сказать, что у скучных людей даже с сухарями туго.

– Но чай-то есть, вы не сомневайтесь.

– А с чего вы взяли, что я сомневаюсь?

– У вас на лице написано.

– Любите читать? Что же там еще видно?

– Что вам страшно. Вам страшно?

– Очень.

– Чего вам бояться, у вас же пушка!

– Страшно хочется чего-то.

– Замуж? – не дал я ей договорить.

– Как любой женщине: детей, дома, тепла.

– Действительно страшно. Страшно много. Хватит уже мечтать, – едко пошутил я. – Надо действовать.

– А я что делаю?

– Кстати, зачем вам деньги?

– Хочу поменять…

– Что? Мебель, машину?

– Да, кухню – на море. В общем, хочу поменять вид, – усмехнулась девушка.

– Море вам не обещаю, но у меня отличный вид из окна, вы только представьте, в небе спокойно дремлет луна, прикрывшись темным одеялом случайного облака…

Девушка спрятала зевок в руку.

– От вашего вида тянет спать. Особенно от стихов.

– Мне все больше кажется, что мы давно уже любим друг друга.

– Любим?

– Спать без любви последнее дело. Вы же только что звали меня в постель.

Девушка засмеялась. Я любовался ее смехом, чистым и искренним. Что-то во мне щелкнуло, словно после долгих бесплодных попыток, наконец, выпал джекпот. «Нет, не шизофрения, шизофреники по-другому смеются, обычный нервный срыв, каких много, сорвался и летишь, то ли упадешь, то ли поймают сильные мужские руки, не всем везет нарваться на психотерапевта». Мы сорвались, но пока не летели. Лифт завис между небом и землей.

– Разве я похожа на девушку, которая спит с первым встречным?

– Разве я похож на первого встречного?

– Это предложение?

– Почему бы и нет.

– С ума сошли. Мы едва знакомы. Я не знаю, какое чудо для этого должно произойти.

– Например, прямо сейчас заработает лифт.

– Прямо сейчас?

– Через десять секунд.

– Идет, считайте.

– Один, два, три, четыре… – после того, как я произнес «десять» вновь наступила тишина, потом неожиданно включился свет, лифт снова напрягся поехал. Было слышно, как шумят его лебедки и тросы, на которых туда-сюда каталась комната с видом друг на друга. Лифт, как никто другой, знал, что жизнь – это цепь причин и следствий, которую надо постоянно смазывать любовью, чтобы не скрипела от обстоятельств.

Мы смотрели друг на друга и улыбались, как влюбленные дураки. Наконец лифт остановился на девятнадцатом. Из него вышли мужчина и женщина.

Tasuta katkend on lõppenud.