Колесо Времени. Книга 11. Нож сновидений

Тсутаме легко отдавать Красным приказ связывать Аша’манов узами и запрещать сестрам обращаться к Элайде, но, по-видимому, лучше всего начать с тех, кого такое решение проблемы может заинтересовать и без подобного приказа, особенно учитывая распространившиеся слухи о погибших от рук Аша’манов трех Красных сестрах. К этой идее с пониманием уже отнеслась Тарна Фейр, поэтому с ней вполне уместен в высшей степени конфиденциальный разговор. Возможно, она знает еще кое-кого, кто мыслит схожим с нею образом. Самая большая трудность – как выйти с подобным предложением на Аша’манов. Крайне маловероятно, что они пойдут на это только потому, что сами уже связали узами пятьдесят одну сестру. О Свет мира, пятьдесят одну! Для разговора на такую тему необходима сестра, обладающая дипломатичностью и умением находить верные слова. И еще стальными нервами. Певара по-прежнему мысленно тасовала и перебирала имена, когда в условленном заранее месте увидела женщину, которую надеялась встретить, – та, судя по всему, рассматривала большой гобелен.

Миниатюрная и худенькая, однако выглядевшая королевой в своем светло-серебристом платье, украшенном кружевами чуть более темного оттенка у горла и запястий, Юкири как будто совершенно погрузилась в созерцание гобелена и выглядела абсолютно спокойной. Певара могла припомнить лишь один случай, когда видела ее чуточку взволнованной, но допрос Талене тогда всем изрядно подействовал на нервы. Юкири была, разумеется, одна, хотя в последнее время, по слухам, она подумывала снова обзавестись Стражем. Несомненно, в равной степени тут сказывались и нынешние времена, и сложившаяся в Башне ситуация. От Стража – а то и от пары – и сама Певара не отказалась бы.

– Есть тут доля правды или это всё выдумки ткача? – спросила Певара, подойдя к маленькой женщине.

На гобелене была изображена давным-давно произошедшая – или же якобы случившаяся – битва с троллоками. Большинство подобных картин и гобеленов создавалось спустя много-много лет после самих событий, а ткачи обычно опирались на слухи. Висевшая здесь шпалера была очень старой, и чтобы ткань не расползалась от времени, ее требовалось защищать малым стражем.

– О гобеленах, Певара, я знаю столько же, сколько свиньи – о кузнечном ремесле. – При всей утонченности, Юкири редко упускала случай напомнить о своем фермерском происхождении. Она плотнее накинула шаль, отчего закачалась серебристая бахрома. – Ты опоздала, поэтому давай покороче. Я чувствую себя будто курица, за которой следит лисица. Маррис сломалась этим утром, и я сама взяла с нее клятву о повиновении, но что касается других, то ее «другая» находится где-то за пределами Башни. Думаю, вместе с бунтовщицами.

Юкири умолкла, завидев появившихся в коридоре двух служанок, те тащили плетеную бельевую корзину, в которой высились стопки аккуратно сложенных льняных простыней и наволочек.

Певара вздохнула. Вначале все представлялось настолько обнадеживающим. Впрочем, и внушающим ужас, и почти непреодолимым – тоже, однако им казалось, что начали они весьма успешно. Талене было известно лишь имя другой Черной сестры, действительно находящейся в Башне, но как только Атуан была похищена – Певара предпочла бы называть это арестом, но не могла, ведь они, судя по всему, нарушили едва ли не половину пунктов закона Башни, не говоря уже о немалом числе накрепко установленных обычаев, – но, как только Атуан оказалась у них в руках, вскоре ее вынудили назвать имена членов ее «сердца»: Карале Сангир, доманийка из Серой Айя, и Маррис Торнхилл, андорка из Коричневой. Из трех только Карале имела Стража, хотя, как оказалось, он тоже был приспешником Темного. К счастью, этот Страж, запертый на время допроса Карале в подвальной каморке, узнав, что его выдала собственная Айз Седай, исхитрился принять яд. Странно считать это счастливым стечением обстоятельств, но Клятвенный жезл действует только на тех, кто способен направлять Силу, а участниц расследования слишком мало, чтобы еще сторожить пленников и заботиться о них.

Начало, пусть и чреватое опасностью, было блестящим, но теперь заговорщицы оказались в тупике, если только кто-то из Черных сестер, имена которых им известны, не вернется в Башню. А продолжать вновь искать несоответствия в рассказах пойманных сестер о том, что они сделали, сопоставляя с тем, что – из якобы ими сделанного – возможно проверить, становится все труднее из-за обыкновения большинства сестер скрытничать почти во всем. Разумеется, Талене и другие три расскажут обо всем, что им известно, передадут все, что попадет им в руки, – об этом позаботится клятва о подчинении, – но всякое послание, куда более важное, чем просто «взять то-то и положить туда-то», наверняка будет написано шифром, который знают только две женщины – его отправительница и получательница. Некоторые послания защищало особое плетение – если письма вскрывает чужая рука, то с бумаги исчезают чернила; такую защиту можно наложить при помощи очень малого количества Силы; если специально не искать, ничего и не заметишь, и, казалось, не существует никакого способа обойти малого стража. Что ж, даже если их положение и не назовешь тупиковым, то поток успехов истончился до лениво текущего ручейка. И всегда оставалась опасность, что дичь узнает о преследователях и сама станет охотником. И по сути дела, охотником невидимым – точно так же он кажется сейчас невидимой добычей.

Тем не менее у разыскниц было четыре имени, а у них в руках – четыре сестры, признавшихся в том, что они – приспешницы Темного, хотя, вероятно, Маррис столь же поспешно, как и ее товарки, заявит, что отныне отрекается от Тени, раскаивается в своих прегрешениях и вновь обратится ко Свету. С искренностью, достаточной, чтобы убедить кого угодно. Предположительно, Черная Айя была в курсе всего, что происходило в кабинете Элайды, однако стоило идти на риск. Певара отказывалась верить утверждению Талене, будто сама Элайда – приспешница Тьмы. В конце концов, именно Элайда выступила инициатором розысков. Престол Амерлин могла бы взбудоражить всю Башню. Возможно, открытое признание существования Черной Айя могло бы сделать то, чего не произошло после появления у Тар Валона бунтовщиц с их воинством, – чтобы Айя перестали шипеть друг на друга, точно какие-то странные кошки, и опять слились воедино. Лечение нанесенных Башне ран требует отчаянных мер.

Служанки удалилась за пределы слышимости, и Певара хотела уже высказать свое предложение, как Юкири заговорила вновь:

– Прошлой ночью Талене получила распоряжение предстать сегодня ночью перед их Высшим советом. – При этих словах она презрительно скривила губы. – Кажется, подобное происходит, только если вызванной намерены воздать честь или поручить важное, очень важное задание. Или если ее хотят подвергнуть допросу. – Она еще сильнее скривила губы.

Певара и Юкири с прочими разыскницами немало узнали о том, к каким средствам и методам прибегает Черная Айя при допросе – тошнотворным и неслыханным. Вовлечь женщину в связующий круг против ее воли? Использовать круг, чтобы причинить боль? Желудок Певары взбунтовался, ее замутило.

– Талене сомневается, что ее собираются чествовать или давать какое-то поручение, – продолжала Юкири, – поэтому она умоляет ее спрятать. Саэрин отвела ее в комнату на самом нижнем подвальном этаже. Может, Талене и не права, но я согласна с решением Саэрин. Пойти сейчас на риск – все равно что выпустить пса на птичий двор и надеяться на лучшее.

Певара смотрела на гобелен, растянутый высоко над их головами. Закованные в доспехи воины размахивают мечами и топорами, бьют копьями и алебардами, поражая огромные, напоминающие человеческие фигуры с кабаньими рылами и волчьими мордами, с козлиными рогами и бараньими рогами. Троллоков ткачу видывать доводилось. Или он видел весьма точные рисунки троллоков. На стороне троллоков сражались и люди. Приспешники Темного. Иногда в сражении с Тенью необходимо проливать кровь. И прибегать к отчаянным мерам.

– Пусть Талене отправится на встречу, – сказала Певара. – Мы все туда пойдем. Этого они не ожидают. Мы сумеем убить или захватить их и одним ударом обезглавим Черных. Этот Высший совет должен знать имена их всех. Мы сможем уничтожить Черную Айя целиком.

Приподняв тонкой рукой краешек шали Певары, Юкири нарочито нахмурила брови и вгляделась в бахрому:

– Нет, все же красная. Мне показалось, что вдруг, пока я не видела, она превратилась в зеленую. Видишь ли, их будет тринадцать. Даже если кое-кто из этого Совета не из Башни, остальные приведут сестер, чтобы составилось нужное число.

– Знаю, – нетерпеливо откликнулась Певара. Талене была кладезем разнообразных сведений, главным образом бесполезных и по большей части ужасающих, и они с трудом могли переварить их поток. – Мы захватим всех. Мы можем приказать Зере и другим сражаться на нашей стороне и даже Талене и ее товаркам. Они сделают так, как им велят.

Вначале она испытывала беспокойство по отношению к клятве послушания, но со временем привыкаешь ко всему.

– Значит, нас будет девятнадцать против тринадцати, – задумчиво промолвила Юкири чересчур терпеливым тоном. Даже движение, которым она поправила свою шаль, излучало терпение. – Плюс еще те, кто у них будет следить, чтобы их сборищу не помешали. Больше всего воры всегда о своих кошелях беспокоятся. – В словах старой пословицы проскользнуло некое раздражение. – В лучшем случае будет баш на баш, но, вероятней, преимущество окажется у них. Сколько из нас погибнет и сколько из них мы убьем или захватим? Важнее же, сколько из них спасется и сбежит? Не забывай, на своих встречах они скрывают лица. Если хоть одна сбежит, тогда мы не будем знать, кто она такая, но она-то нас опознает, а значит, очень скоро о нас узнает и вся Черная Айя. По мне, это мало похоже на то, чтобы отрубить курице голову. Больше напоминает попытку голыми руками бороться с леопардом в темноте.

Певара открыла было рот, потом, не промолвив ни слова, захлопнула его. Юкири была права. Она и сама могла бы прикинуть соотношение сил и сторон и прийти к тем же выводам. Но Певаре хотелось нанести удар – по кому-то, по чему-то, все равно по чему. И неудивительно. Глава ее Айя, должно быть, сошла с ума; Певаре поручили задачу подготовить Красных сестер – которые по древнему обычаю не связывают себя узами ни с кем – к тому, что узами нужно будет соединяться не просто с каким-то мужчиной, а с Аша’маном; и охота за приспешниками Темного в Башне уперлась в каменную стену. Нанести удар? Она готова была зубами прогрызться сквозь кирпичную кладку.

Певара подумала уже, что встреча подошла к концу, – она, вообще-то, пришла узнать, как обстоят дела с Маррис, и пожала, как оказалось, горькие плоды, – но Юкири тронула ее за руку:

– Пройдись со мной. Мы простояли тут слишком долго, а я хочу тебя кое о чем спросить.

В нынешние времена стоит восседающим от разных Айя постоять вместе слишком долго, то тотчас же, точно грибы после дождя, появятся слухи о заговорах. По какой-то причине беседа на ходу вызывала, по-видимому, куда меньше подобных толков. Смысла в этом никакого, но дело обстояло именно так.

Задавать свой вопрос Юкири не торопилась. Женщины шагали по одному из главных коридоров, который пологой спиралью проходил через всю Башню. Они спустились на пять этажей, так никого и не встретив, плитки пола сменили свои цвета с зеленого и голубого на желтый и коричневый, и наконец Юкири заговорила:

– С Красными связывался хоть кто-то из тех, кто отправился вместе с Тувин?

Певара чуть не споткнулась о собственные туфли. Впрочем, подобного вопроса вполне можно было ожидать. Вряд ли только одна Тувин посылала сообщения из Кайриэна.

– Сама Тувин, – сказала Певара и поведала почти обо всем, что было в послании Тувин.

Учитывая сложившиеся обстоятельства, ничего иного ей и не оставалось. Она умолчала об обвинениях в адрес Элайды и о том, как давно пришло письмо. Первое, как она надеялась, по-прежнему остается делом лишь Красной Айя, а второе могло потребовать весьма непростых и опасных объяснений.

– Мы получили весточку от Акоуры Вайет. – Юкири прошла молча несколько шагов, потом пробормотала: – Кровь и проклятый пепел!

Певара потрясенно вздернула брови. Юкири часто бывала грубоватой, но никогда прежде – вульгарной. И еще Певара подметила, что ее собеседница тоже не поделилась тем, когда было получено письмо Акоуры. Получали ли Серые другие послания из Кайриэна, от тех сестер, кто дал клятву Дракону Возрожденному? Спрашивать о том Певара не могла. Пусть при охоте на Черных они и вверяли друг дружке свои жизни, к секретам и делам своей Айя чужих подпускать нельзя.

– Как ты намерена поступить с полученными сведениями? – спросила Певара.

– Мы станем молчать ради блага Башни. Знают только восседающие и глава нашей Айя. Из-за случившегося Эванеллейн готова свергнуть Элайду, но сейчас такого нельзя допустить. Ни сейчас, ни когда бы то ни было, наверное, – ведь необходимо восстановить единство Башни и разобраться с Аша’манами.

Особой радости при этих словах Юкири не выказывала.

Певара сдержала свое раздражение. Пусть Элайда ей самой и не нравится, однако вовсе незачем испытывать любовь к той, кто занимает Престол Амерлин. Много разных и очень несхожих между собой женщин носили палантин и своими делами принесли немалую пользу Башне. Но можно ли назвать полезным для Башни то, что пятьдесят одну женщину отправили, по сути, в плен? Можно ли считать полезными для Башни события у Колодцев Дюмай, когда погибли четыре сестры и более двадцати попали в плен иного рода, угодив в паутину та’верена? Не важно. Элайда принадлежит – принадлежала – к Красной Айя, и слишком много времени минуло с тех пор, как Красная сестра получала палантин и посох. После появления мятежниц опрометчивые шаги и поспешные, плохо продуманные решения казались делом прошлым, и спасение Башни от Черной Айя искупило бы любые неудачи и оплошности Элайды.

Разумеется, Певара вовсе не так сказала о том, что ее волновало.

– Юкири, ведь она начала охоту. Она заслуживает того, чтобы ее завершить. О Свет, все, что нам до сих пор удалось раскрыть, мы узнали благодаря случаю, а сейчас мы зашли в тупик. Если мы хотим двигаться дальше, нам необходимо опереться на авторитет и власть Престола Амерлин.

– Не знаю, не знаю. – Юкири явно колебалась. – Все четыре утверждают, что Черным известно обо всем происходящем в кабинете Элайды. – Она прикусила губу, поежилась. – Возможно, если мы сумеем встретиться с ней наедине, где-то подальше от ее кабинета…

– Вот вы где! А я ищу повсюду, – неожиданно позади них раздался голос.

Певара спокойно обернулась, но Юкири вздрогнула и пробурчала что-то язвительное – едва слышно, и Певара не разобрала, что именно. Если она будет продолжать вести себя в том же духе, то станет ничем не лучше Дозин. Или Тсутамы.

К восседающим торопливо направлялась Сине – бахрома шали качается из стороны в сторону, а густые черные брови удивленно приподняты в ответ на сердитый взгляд Юкири. Как это похоже на Белых, логичных во всем и зачастую не видящих вокруг себя весь мир. Певаре нередко казалось, что Сине вообще не понимает, что им грозит нешуточная опасность.

– Ты искала нас? – почти прорычала Юкири, уперев кулаки в бедра.

Несмотря на свой малый рост, она вся являла собой воплощение сдерживаемой ярости. Несомненно, отчасти ее гнев был вызван тем, что она выдала свой испуг, но Юкири по-прежнему полагала, что Сине, ради ее собственной безопасности, следует держать под строгим надзором, невзирая на решение Саэрин. И вот тебе на: эта женщина тут, одна и без охраны!

– Вас, Саэрин, хоть кого-нибудь, – невозмутимо ответила Сине. Прошлые страхи, что Черная Айя узнает, какое задание ей дала Элайда, исчезли почти без следа. Взгляд голубых глаз был теплым, но во всем остальном она вновь превратилась в образцовую Белую сестру – женщину, отличающуюся ледяным спокойствием. – У меня неотложные известия, – сказала она, как будто могло быть иначе. – Менее важное таково: этим утром я видела письмо от Аяко Норсони, полученное несколько дней назад. Из Кайриэна. Она с Тувин и еще с несколькими сестрами была захвачена Аша’манами и… – Склонив голову набок, она по очереди внимательно посмотрела на Юкири и Певару. – Вы ничуть не удивлены. Ну конечно. Вы тоже видели письма. Ладно, тут все равно поделать ничего нельзя.

Певара переглянулась с Юкири, потом спросила:

– Значит, Сине, эта весть важная?

Хладнокровие изменило Белой восседающей – встревоженная, она поджала губы, от уголков глаз разбежались мелкие морщинки, в стиснутых кулаках дрогнули концы шали.

– Для нас – да. Меня только что вызывала к себе Элайда. Она хотела знать, как у меня обстоят дела. – Сине глубоко вздохнула. – С обнаружением доказательств того, что Алвиарин вступила в изменническую переписку с Драконом Возрожденным. Вообще-то, вначале она была столь осторожна, столь уклончива, поэтому неудивительно, что я неверно поняла, чего ей надо.

– Кажется, лисица ходит по моей могиле, – пробормотала Юкири.

Певара кивнула. Мысль о том, чтобы обратиться к Элайде, испарилась, как роса летним днем. Их уверенность, что сама Элайда – не Черная сестра, основывалась единственно на том, что именно она дала толчок розыскам Черной Айя, но раз она ничего подобного не делала… По крайней мере, Черной Айя неизвестно о тех, кто занялся охотой на них. По крайней мере, об охотницах Черная Айя пока не знает. Но как долго Черные сестры будут пребывать в неведении?

– И по моей тоже, – тихо промолвила Певара.

Алвиарин плавной походкой шагала по коридорам нижних уровней Башни, внешне абсолютно спокойная, но сохранять безмятежный вид ей удавалось с громадным трудом. Как ярко ни горели бы высокие стоячие светильники с отражателями, ночь как будто бы цеплялась за стены, тени-призраки танцевали там, где их не должно было быть. Несомненно, игра воображения, однако тени плясали на границе поля зрения. Переходы были почти пусты, хотя только что окончилось время второй смены ужина. Большинство сестер в эти дни предпочитали, чтобы еду им приносили в апартаменты, но самые смелые и более дерзкие время от времени решительно отправлялись в обеденные залы, и единицы до сих пор ходили обедать вниз. Алвиарин не могла рисковать тем, чтобы кто-то из сестер увидел ее в смятении или торопящейся: она не даст им повода думать, будто она пробирается куда-то крадучись или стремится к скрытности. Сказать начистоту, ей вообще не нравилось, когда на нее смотрят. Внешне само спокойствие, внутри она просто-таки кипела.

Вдруг Алвиарин поймала себя на том, что трогает пальцами то место на лбу, где ее коснулся Шайдар Харан. Где на нее поставил свою мету сам Великий повелитель. При этой мысли ее едва не охватила истерика, чуть не прорвав пленку спокойствия, однако громадным усилием воли она сохранила на лице маску невозмутимости и слегка подобрала свои шелковые белые юбки. Стоит хоть чем-то занять руки. Великий повелитель отметил ее. Лучше об этом не задумываться. Но как избежать такой судьбы? Великий повелитель… Внешне она демонстрировала полное самообладание, но внутри извивался клубок горчайшей обиды, ненависти и неописуемого ужаса. Тем не менее важнее всего было внешнее спокойствие. И еще было, было зерно надежды. И это тоже важно. Странно думать об этом как о чем-то внушающем надежду, но она готова была цепляться за любую соломинку, лишь бы остаться в живых.

Остановившись перед гобеленом, на котором была изображена женщина в вычурной короне, стоящая перед какой-то давным-давно умершей Амерлин, Алвиарин сделала вид, что рассматривает картину, а сама метнула быстрые взгляды налево-направо. Если не считать ее, то коридор оставался столь же безжизнен, как и заброшенный склеп. Рука стремительно скользнула под край гобелена, в следующее мгновение Алвиарин уже шагала дальше по коридору, сжимая в ладони сложенное послание. Просто чудо, что оно дошло до нее так быстро. Казалось, бумага жжет ей ладонь, но она не могла прочитать записку прямо тут. Неспешным шагом Алвиарин нехотя поднялась в ту часть Башни, что была отведена для Белой Айя. Невозмутимая и ничуть не взволнованная – внешне. Но Великий повелитель отметил ее. Другие сестры будут не спускать с нее глаз.

Из всех Айя Белая была самой маленькой, и в настоящее время в Башне находилось едва ли больше двадцати Белых сестер, однако чуть ли не все они почему-то оказались в главном коридоре. Шагать по нему, выложенному гладкими белыми плитками, было все равно что идти сквозь строй.

Несмотря на поздний час, Сине и Феране, накинув шали на плечи, направлялись к выходу из апартаментов Белых, и Сине одарила Алвиарин легкой сочувственной улыбкой, отчего той захотелось тут же убить восседающую, вечно сующую свой остренький нос туда, куда не просят. От Феране же сочувствия вряд ли дождешься. Она исподлобья, сердито сдвинув брови, смотрела на Алвиарин, излучая волны такой неприкрытой ярости, какую ни одна сестра не вправе себе позволять. Алвиарин оставалось лишь одно – сделать вид, что не заметила меднокожую женщину, причем стараясь, чтобы это не выглядело нарочитым. Низкорослая и дородная, с круглым лицом, обычным для которого было выражение кротости и участливости, Феране обликом нисколько не походила на доманийку, однако нрав у Первой рассуждающей был безжалостный, по-настоящему доманийский. Она вполне могла назначить наказание за малейшее проявление неуважения, особенно той сестре, которая «навлекла позор» как на себя, так и на всех Белых.

Айя испытывала острый стыд из-за того, что Алвиарин лишили палантина хранительницы летописей. Большинство Белых сестер также были очень недовольны потерей влияния. Слишком много сердитых косых взглядов, причем от сестер, по положению много ниже Алвиарин, обязанных без лишних слов повиноваться ее приказам. Другие же нарочно поворачивались к ней спиной.

Алвиарин шла ровным шагом, не торопясь, сквозь скрещения осуждающих взглядов, мимо намеренных оскорблений, однако ощутила, что щеки начинают гореть. Она пыталась погрузиться в успокаивающую атмосферу апартаментов Белой Айя. Монотонную белизну стен, вдоль которых выстроились посеребренные стоячие светильники с отражателями, лишь кое-где нарушали простые гобелены, с изображениями горных пиков со снежными шапками, затененных лесов, бамбуковых рощиц, пронизанных косыми лучами солнца. С тех пор как Алвиарин получила шаль, она в тяжелые для себя времена при помощи этих образов старалась восстановить внутреннее спокойствие. Великий повелитель отметил ее. Послание будто бы огнем обжигало руку. Неспешный ровный шаг.

Две сестры, мимо которых она прошла, не обратили на Алвиарин внимания просто потому, что не заметили ее. Астрелле и Тэсан обсуждали порчу съестных припасов. Вернее, спорили – лица оставались спокойными, но глаза сверкали, и в голосах проскальзывала горячность. Прежде всего они были арифметистами, как будто логику возможно свести к цифрам, и они, как казалось, никак не могли согласиться с тем, как использовать эти цифры.

– При вычислении по Радуновскому стандарту отклонения показатель в одиннадцать раз выше, чем должен быть, – строгим тоном говорила Астрелле. – Следовательно, это должно указывать на вмешательство Тени…

Тэсан перебила ее, качая головой, отчего вплетенные в косички бусинки застучали друг о дружку:

– Тени – да, но Радуновский стандарт… Он устарел. Необходимо применять Первое правило медиан Кованен и вычислять отдельные параметры для портящегося мяса и для уже испортившегося. Верным результатом, как я сказала, будет тринадцать и девять. Я еще не использовала его при рассмотрении случаев с мукой, бобами и чечевицей, но представляется интуитивно очевидным, что…

Астрелле надулась, задохнувшись от возмущения, а так как она была женщиной от природы пухлой и с внушительным бюстом, то в таком состоянии выглядела весьма впечатляюще.

– Первое правило Кованен? – практически прошипела она, оборвав рассуждения второй сестры. – Оно до сих пор не подтверждено должным образом. Корректные и подтвержденные методы всегда предпочтительнее всяких неряшливых…

Проходя мимо, Алвиарин едва удержалась от улыбки. Итак, кто-то наконец все же заметил, что рука Великого повелителя дотянулась и до Башни. Но даже знание этого факта не поможет им – они ничего не сумеют изменить. Возможно, она и улыбнулась бы, но, когда раздался чей-то голос, она плотно сжала губы.

– Посмотрела бы я, Рамеса, на твои гримасы, если б тебя каждодневно до завтрака стегали ремнем, – сказала Норайн нарочито громко, явно для того, чтобы ее услышала и Алвиарин.

Высокая и стройная Рамеса, чье платье с белой вышивкой украшали нашитые вдоль рукавов серебряные колокольчики, выглядела изумленной оттого, что Норайн именно ей адресовала подобные слова. Пожалуй, она и в самом деле была немало изумлена. Подруг у Норайн было мало, скорее даже ни одной. Та же продолжила, скосив глаза на Алвиарин и проверяя, какова ее реакция:

– Нелогично называть наказание не подлежащим огласке и прикидываться, будто ничего не случилось, когда его наложила сама Амерлин. Но значит, по моему мнению, ее способность здраво и разумно рассуждать всегда переоценивали.

К счастью, до отведенных ей комнат Алвиарин оставалось совсем немного. Аккуратно прикрыв за собою входную дверь, она задвинула засов. Вряд ли кто-то стал бы беспокоить ее, но она не выжила бы, если б рисковала сверх необходимого. Лампы горели, а в камине из белого мрамора плясало маленькое пламя, борясь с холодом раннего весеннего утра. По крайней мере слуги о своих обязанностях не забывают. Но о ней даже слугам было известно.

От испытываемого унижения по щекам беззвучно покатились слезы. Ей хотелось убить Сильвиану, но это означало бы лишь то, что тогда каждое утро Алвиарин доставалось бы ремнем от новой наставницы послушниц – пока не смилостивится Элайда. Если не считать того, что Элайда никогда не смилостивится. Вот бы убить – это Алвиарин куда больше по душе, но такое убийство необходимо тщательно выверить и обдумать. Излишне много нежданных смертей – и неминуемо возникнут вопросы, возможно, даже опасные вопросы.

Тем не менее все, что могла, она против Элайды сделала. Присланные Кэтрин новости о произошедшей битве распространились среди Черной Айя и уже становятся известны за ее пределами. Алвиарин слыхала, как сестры, не принадлежащие к Черной Айя, обсуждают события у Колодцев Дюмай в подробностях, и если в разговорах рождаются новые детали, то оно и к лучшему. Скоро по Белой Башне расползутся еще и шепотки о вестях из Черной Башни, и, весьма вероятно, слухи будут множиться и порождаться тем же образом. Жаль, что ни того ни другого не окажется достаточным, чтобы опорочить и низвергнуть Элайду, – ведь эти треклятые бунтовщицы, считай, уже подступили к городским мостам, однако Колодцы Дюмай и катастрофа в Андоре, топором повисшие над головой Элайды, не позволят ей выправить то, что успела сделать Алвиарин. Расколоть Белую Башню изнутри – вот что ей велено было сделать. Разбросать семена разлада во всех уголках Башни, ввергнуть ее в хаос. Когда Алвиарин получила подобное приказание, то где-то в душе испытала боль, впрочем, ей и сейчас было больно, но куда больше она была предана Великому повелителю. Первую брешь в Башне пробила сама Элайда, но именно Алвиарин расширила трещину, да так, что пролом уже не заложишь.

Вдруг Алвиарин поймала себя на том, что вновь прикасается ко лбу, и рывком отдернула руку. Никакой отметины там не было – ничего такого, что можно ощутить или увидеть. Глядя на себя в зеркало, она всякий раз невольно пыталась что-то рассмотреть. И все же иногда ей казалось, что люди не сводят взора с ее лба, видят нечто такое, что не под силу узреть ее глазам. Это было невозможным, неразумным, однако подобная мысль то и дело закрадывалась ей в голову, как настойчиво она ни гнала ее прочь. Смахнув слезы с лица рукой, в которой была зажата извлеченная из-под гобелена записка, Алвиарин вытащила из поясного кошеля два других послания и направилась к письменному столу у стены.

Стол был простой, без всяких украшений, как и вся прочая мебель в ее апартаментах, – кое-какие предметы меблировки, как предполагала Алвиарин, сами по себе были весьма посредственного качества. В общем-то, вопрос совсем пустячный: главное – чтобы мебель отвечала своему предназначению, а остальное значения не имеет. Бросив три записки на столешницу возле небольшой медной чашки с помятыми боками, она выудила из поясного кошеля ключ и отперла окованный медными полосами сундук, что стоял на полу возле стола. Покопавшись в сундуке, она отыскала среди книжек в кожаных переплетах три нужных – эти маленькие томики оберегались малыми стражами, и, коснись их чужая рука, чернильные строчки исчезнут со страниц. Алвиарин использовала слишком много шифров и не в состоянии была упомнить все. Потеря этих книг означала бы неприятное испытание, замена их потребовала бы немалых трудов, поэтому хранились они в крепком сундуке и под замком. Под очень надежным замком. Хорошие и надежные замки – вовсе не пустяк.

Быстрым движением Алвиарин сорвала тонкие бумажные полоски, удерживавшие в свернутом состоянии извлеченную из-под гобелена записку, поднесла их к пламени лампы и уронила в чашку догорать. Они служили всего лишь метками, указывая на то, где нужно оставить послание, одна – для каждой женщины в цепочке, а дополнительные полоски служили для того, чтобы замаскировать, сколько звеньев сообщению пришлось миновать, прежде чем достигнуть получателя. Слишком много предосторожностей – нереально соблюсти все. Даже сестры ее собственного «сердца» считали, что она всего лишь одна из них. Только три в Высшем совете знали, кто она такая, но Алвиарин, будь такое возможно, и их оставила бы в неведении. Никакие предосторожности не могут быть излишними или чрезмерными, особенно сейчас.

Послание, как только Алвиарин расшифровала его, переписывая на другой лист бумаги, подтвердило ее ожидания, после того как предыдущей ночью не появилась Талене. Женщина покинула апартаменты Зеленых вчера рано утром, неся с собой плотно набитые седельные сумки и небольшой сундучок. Причем вещи несли не слуги – она сама взвалила на себя эту ношу. Судя по всему, никто не знал, куда она отправилась. Вопрос же заключался в том, ударилась ли она в панику, получив вызов на Высший совет, или здесь кроется нечто большее? Алвиарин решила, что нечто большее. Талене действительно смотрела на Юкири и Дозин, словно бы ожидала от них… указаний, наверное. Алвиарин была уверена, что эти ищущие взгляды ей вовсе не почудились. Или же все-таки померещились? Надежда на это весьма невелика. Здесь должно крыться нечто большее. Алвиарин необходимо, чтобы Черной Айя грозила опасность, а иначе Великий повелитель откажет в своей защите.