Китайская мысль: от Конфуция до повара Дина

Ци

Основной материал, из которого состоит все сущее, называется ци. Среди вариантов перевода этого слова фигурируют: энергия всякого рода, пневма, жизненная сила, дыхание, поток, эфир. Пиктографические истоки иероглифа, изображающего ци, отсылают к испаряющейся росе или дымным воскурениям, поднимающимся от жертвенников. В различных вариантах написания этого иероглифа воспроизводится элемент, за которым стоит существительное «рис» и глагол «кормить».

Идея о том, что ци – это «дыхание жизни», объясняет, почему эту сущность сравнивали с похожими, но несовпадающими образами из других культур; в их списке оказываются греческое слово пневма, санскритское праджня, латинское спиритус, ивритское нешама. Пожалуй, слово ци лучше всего вообще не переводить. Первоначально обозначая «пар» или «туман», со временем оно стало маркировать первичную субстанцию вселенной, пронизывающую все существующее. На ум здесь приходит сравнение с климатическими или атмосферными условиями: современное китайское слово «погода» буквально переводится как «небесная ци». В космологическом смысле ци предстает своего рода жидкостью, присутствующей в атмосфере, сгущения и растворения которой затрагивают все живое. Ци не является дуалистической противоположностью субстанции (по типу противопоставления энергии и материи), то есть нельзя просто взять вещь и добавить к ней немножко ци. В ци также нет никакого сходства с неделимым атомом. Природа ци сопряжена с энергией и движением – таков же пар в кабинке, где вы принимаете горячий душ. Он может сгущаться в водяные капли или испаряться, когда вы открываете дверь, но никогда не исчезает до конца. В медицинском плане ци есть жизненная сила, которая вместе с кровью одушевляет тело, течет по сосудам, артериям и венам, обеспечивает физическую основу для органов, кожи, плоти и мускулов. От нее также зависят и наши эмоции.

Илл. 2.2. Ранние варианты иероглифа «ци»

Каждый аспект нашего поведения связан с ци – в этом ряду и действия, и мысли, и темперамент. Ци может быть физической и нравственной силой. В одной из глав «Лунь юй» Конфуций, предполагая, что состояние крови и ци меняется с возрастом^[22], устанавливает прямую связь между этим началом и нравственным поведением: «Благородный муж остерегается трех вещей. Во времена молодости, когда кровь и дыхание горячи, остерегается того, что кроется в телесных наслаждениях. Достигнув зрелости, когда кровь и дыхание энергией полны, остерегается того, что кроется в соперничестве. Достигнув старости, когда кровь и дыхание ослабли, остерегается того, что кроется в жажде обретений» («Лунь юй», 16.7). Другой видный философ-конфуцианец, Мэн-цзы (IV–III вв. до н. э.), рассуждает о том, как напитать собственную «обширную, текучую ци». По его логике, когда человек ведет себя правильным образом, он накапливает нравственную ци, которая «наполнит пространство между Небом и Землей» («Мэн-цзы», 2А.2). Таким образом, ци может управлять нашим поведением и вести нас к высокоморальной жизни. Однозначности, однако, тут нет: когда поток ци очищен и отлажен, человек переживает физическое и нравственное благополучие, но, когда ци истощается, блокируется или течет не туда, возникают болезнь, безнравственность и отупение. Ци присутствует во всем, в том числе и в предметах, которые кажутся более или менее неодушевленными, например в камнях и деревьях, а также в картинах.

Ци являет себя в различных формах и разных степенях стойкости и плотности. Это начало может быть грубым или утонченным, легким или тяжелым. Оно может расширяться или сгущаться, концентрироваться или растворяться. Ци может быть мутной и грязной или очищенной и ясной. Грубая или тяжелая ци оседает, делаясь землей. Легкая и очищенная ци воспаряет, становясь небом, облаками, звездами, Солнцем и Луной.

Когда Небо и Земля еще не обрели формы, все струилось и перекатывалось. Назовем это Великий Свет. В Пустоте и Туманности возникло Дао. Пустота и Туманность породили Пространство и Время. Пространство и Время породили ци. Ци обрело края и границы. Чистое и светлое взметнулось вверх и стало Небом. Тяжелое и мутное сгустилось и стало Землей. Чистое и тонкое соединяется с легкостью, тяжелое и мутное сгущается с трудом. Поэтому Небо сформировалось раньше, а Земля утвердилась позже («Хуайнаньцзы», 3.1).

Ци требуется нам для того, чтобы жить. Как говорится в «Чжуан-цзы», «жизнь человека – скопление жизненной силы. Когда сила собрана воедино, человек живет, а когда она рассеивается, человек умирает» («Чжуан-цзы», 22.1)^[23]. Если говорить о кондиции нашего ци, то мы, люди, всегда остаемся в своеобразном промежуточном состоянии. Порой мы пользуемся грубой энергией, например физической силой, но иногда опираемся и на более тонкие, сгущенные формы: на ум, смекалку, чувства. Качество нашей ци отличает нас от других созданий: «Мутный эфир образовал насекомых, кристально чистый эфир породил людей» («Хуайнаньцзы», 7.1)^[24]. Все живые существа состоят из одной и той же субстанции, а физические и поведенческие различия возникают из-за разной структуры ци. Говоря иначе, космос создает себя из бесформенного состояния посредством процесса, в котором ци очищается, чтобы образовать все сущее во вселенной.

Перемены и превращения

Поскольку Вселенной присуща постоянная флуктуация жизненных энергий, изменение предстает важнейшим качеством человеческой жизни и мира, в котором человек живет. Классический китайский язык изобилует глагольными оборотами, посредством которых описываются разнообразные преобразования, трансформации, видоизменения. По мнению большинства древнекитайских мыслителей, люди не могут не замечать, что миром управляет непреложный закон, в силу которого все находится в постоянном движении. Нашей единственной точкой опоры может служить лишь знание о том, что все сущее подвержено безостановочным изменениям. Вместо того чтобы сокрушаться по этому поводу, желая удержать вещи такими, какие они есть, или пытаясь преодолеть этот закон перемен, лучше сосредоточиться на подлаживании под меняющиеся обстоятельства, будь то природные изменения или общественные трансформации. Жизнь в мире и понимание мира предполагают, по сути, постоянную проработку изменений. «Чжуан-цзы», даосский трактат конца IV в. до н. э., с которым мы еще не раз встретимся на страницах этой книги, полон историй и притч, иллюстрирующих эту универсальную изменчивость:

Однажды я, Чжуан Чжоу, увидел себя во сне бабочкой – счастливой бабочкой, которая порхала среди цветков в свое удовольствие и вовсе не знала, что она – Чжуан Чжоу. Внезапно я проснулся и увидел, что я – Чжуан Чжоу. И я не знал, то ли я Чжуан Чжоу, которому приснилось, что он – бабочка, то ли бабочка, которой приснилось, что она – Чжуан Чжоу. А ведь между Чжуан Чжоу и бабочкой, несомненно, есть различие. Вот что такое превращение вещей! («Чжуан-цзы», 2.14).

Но как правильно воспринимать перемены и как справляться с ними? Первое, что нужно сделать, – это определить, какие виды изменений мы переживаем и наблюдаем: смена ли это времен года, рост и увядание растений, старость и ее воздействие на тело, колебания чувств, что-нибудь иное. Второе, что необходимо предпринять, – это попытаться сосредоточить свои усилия на приспособлении к текучему миру. Например, можно попробовать предсказать, что конкретно и как будет меняться, и тем самым смягчить последствия будущих событий. Китайцы разработали множество гадальных техник, позволяющих провидеть, что ждет человека впереди. Почти все они популярны и сегодня; в этом ряду астрология, нумерология, гадания по телу, ладоням или лицу (физиогномика), толкование сновидений (онейромантия), гадание на стеблях тысячелистника, предсказания будущего по природным знамениям и аномалиям. Если мы постигнем суть происходящих изменений, то можно будет попробовать встроиться в них и тем самым получить возможность хоть какого-то контроля над вечно преобразующейся средой. Это не только оградит нас от отрицательных последствий, вызываемых пренебрежением к переменам, но и позволит обратить их себе на пользу – именно так поступают крестьяне, приспосабливающиеся к смене времен года. Мы тогда сумеем взять под контроль время и разработать расписание или календарь, позволяющие с максимальной эффективностью спланировать наши действия далеко наперед. Психологически мы способны даже научиться утешать себя мыслью о том, что перемены – это единственное непреходящее в нашем непостоянном мире.

Илл. 2.3. Гексаграммы «Цянь» (творческое начало), «Кунь» (восприимчивость) и «Хэн» (постоянство)

Знаменитая «И цзин» («Книга перемен»)^[25], некоторые фрагменты которой были созданы еще в X–VIII вв. до н. э., остается классическим примером такого руководства. Это сочинение было призвано помочь обрести ориентиры в постоянно меняющейся реальности; оно подсказывает, как оптимальнее реагировать на новые ситуации и положения. Текст выстроен вокруг 64 комбинаций, состоящих из шести сплошных или прерывистых линий и известных как гексаграммы (пример см. на илл. 2.3).

У каждой гексаграммы есть название, за которым следует набор типовых фраз, образующих некое высказывание. В нем фиксируется определенный смысл, «привязанный» к гексаграмме как графическому символу, используемому при гадании (например, «Благоприятно возведение князей и движение войск» или «Благоприятна в трудности стойкость»^[26]). Далее следуют высказывания, описывающие каждую из шести линий гексаграммы, сопровождаемые многоуровневыми комментариями. Образы, задействованные в базовом тексте, двусмысленны и туманны. Это позволяло гадателям на стеблях тысячелистника предлагать различные их толкования. Именно абстрактный и загадочный язык, предполагающий множественность толкований, породил целую индустрию, построенную на применении «И цзин», причем не всегда добросовестном, в качестве практического пособия в многообразных сферах деятельности – от самолечения до азартных или компьютерных игр. В чередующихся линиях гексаграмм прорицателю виделись константы, скрывающиеся под вечной флуктуацией сменяющих друг друга ситуаций. Опираясь на это, он мог предсказывать возможные будущие исходы.

Даже если не касаться технической сложности гадания по «И цзин», вполне ясным остается главный вопрос, на который она пытается дать ответ: как человеку разобраться в постоянно меняющемся мире, как совладать с ним? В этом смысле комментарии, сопутствующие описаниям гексаграмм, способны сообщить гораздо больше, чем упражнения в нумерологии и таинственные формулировки базового текста. Эти комментарии известны под общим названием «Десять крыльев» («Ши и»). Самая важная их часть – так называемый «Великий комментарий», или «Приложенные афоризмы» («Си цы чжуань») – излагает космологию перемен, отраженную в гексаграммах, в более развернутой, но не менее сложной прозаической форме. Там говорится о древних мудрецах, которые разглядели графические символы и знаки в самой природе, что, в свою очередь, вдохновило их на создание общества и цивилизации, а также сопутствующих институтов. В тексте повествуется о том, как все сущее возникало из первичной бесформенности и нерасчлененной энергии ци. Сама «И цзин» предстает здесь едва ли не воплощением глубинных космических закономерностей; авторы-комментаторы убеждены, что для разрешения загадок меняющейся Вселенной просто необходимо обращаться к этой книге, всесторонне осваивая ее. Комментарии полны метафор, отражающих понятие изменчивости, и самая яркая из них запечатлена в образе дракона – в одном из классических символов Китая. Возьмем, к примеру, фрагмент из манускрипта на шелке^[27], связываемого с «И цзин» и обнаруженного в 1973 г. в гробнице Мавандуй недалеко от Чанша (провинция Хунань), в котором Конфуций описывает это непостоянное создание:

Поистине велик дракон! Форма дракона изменяется: когда он являет себя при правителе, он, подобно божеству, полон добродетели. ‹…› В морских глубинах, среди рыб и гадов, нет ни одного водного создания, которое не следовало бы за ним. На возвышенностях же боги грома кормят его, ветры и дожди уходят с пути его, и птицы не вмешиваются в дела его. [Учитель сказал]: «Дракон и вправду велик! Он может обращаться в облако. Он может обращаться и в змея, и в рыбину. Он может обращаться и в птицу, и в насекомое. Воистину, если дракон хочет превратиться во что-то, он не меняет своей подлинной формы: это проявление его тайных умений» («Эр сань цзы вэнь»)^[28].

Как раз эта способность сохранять себя, изменяясь и превращаясь в любой другой биологический вид, делает дракона священным. Дракон – универсальный оборотень; людям стоит учиться у него реагировать на постоянные трансформации окружающего мира, с которыми им приходится сталкиваться. Но, чтобы понять, как они справляются с этой задачей, нужно разобраться в схеме, которая объяснит, как следовать установлениям вечно ускользающего мира и какое место в нем занимает каждый из нас.

Взаимосвязь всего, Инь и Ян

Чтобы показать, как устроены перемены и как все взаимосвязано, китайцы разработали несколько когнитивных систем. Взаимосвязь – не просто абстрактное понятие, и размышляли о ней не только в Китае. В своей повседневной жизни мы зачастую анализируем мир с точки зрения взаимосвязей, корреляций, бинарных оппозиций. Например, мы выстраиваем ролевые ожидания, оценивая мужчин и женщин, мы объявляем нечто красивым, сравнивая его с чем-то считающимся уродливым, мы сопоставляем горячее с холодным, молодое со старым, бодрость с усталостью, день с ночью, мир с войной, плохое с хорошим, воду с огнем, выгоды с убытками, высокое с низким, сладкое с кислым.

Илл. 2.4. Символ инь – ян

Примерно с IV в. до н. э. в Китае сложилось представление о том, что мир функционирует через бинарное взаимодействие двух начал, называемых инь и ян, хотя первые признаки соотносительного и дуалистического мышления у китайцев обнаруживаются в еще более древние времена. Концептуальное оформление идей о паре инь – ян приписывают философу Цзоу Яню (IV–III вв. до н. э.) и его последователям. Письменные труды этого деятеля до нас не дошли, но его влияние заметно в других, сохранившихся текстах. Разработанная им космологическая система широко распространилась: к эпохе Хань то, что сегодня называют корреляционным мышлением, проникло повсюду. Разумеется, оно оставило заметный отпечаток на том, как китайцы воспринимали и анализировали мир.

Но вернемся сперва к инь и ян. Несмотря на все то, о чем пишут в многочисленных книгах, на которых взросла целая индустрия самосовершенствования, в этих понятиях нет ничего мистического или загадочного. Изначальное значение иероглифа инь – теневой склон горы; ян же обозначает солнечный склон. Эти образы фиксируют главную идею бинарной оппозиции: тени не бывает без света и наоборот – инь и ян есть взаимодополняющие противоположности. Они неразрывно коррелируют друг с другом: одно можно определить только в сопоставлении с другим. Графически это отражено в варианте хорошо известного всем изображения, называемого также кругом Великого предела, которое стало знаковым со времен династии Цин, но восходит как минимум к XIV в.

Вселенная – это сфера, разделенная изогнутой границей по двум плоскостям. На одной стороне – ян, на другой – инь. Каждая сторона содержит в себе семя, или ядро, другой. Из того, что сейчас есть ян, позже появится инь, а инь снова обратится в ян (приведенный выше символ можно представить в постоянном вращении). В идеале оба начала должны сосуществовать в гармонии или компенсировать друг друга, чтобы предотвращать болезнь, смерть, природные или рукотворные катастрофы. Избыточный жар ян вызовет лихорадку, а излишний холод инь заморозит урожай. Одно из самых ранних описаний связи ци с инь и ян приводится в сборнике исторических рассказов «Комментарии Цзо» («Чуньцю Цзо чжуань»), составленном в IV в. до н. э. В интерпретации одного из героев оно звучит так:

Небо имеет шесть состояний ци, которые производят и порождают пять вкусовых [ощущений], переходят в пять цветов, подтверждаются в пяти звуках, а избыток их порождает шесть болезней. Шесть состояний ци суть инь, ян, ветер, дождь, мрак, свет. Разделяясь, они образуют четыре времени года; располагаясь в порядке, они образуют последовательность пяти [начал]. А когда [одно из шести ци] в избытке, то возникает недуг («Цзо чжуань», глава «Лекарь Хэ»)^[29].

Пока вроде бы все понятно. Но очень важно не мыслить инь и ян как некими «вещами». Любое событие, человек, предмет или процесс содержит в себе сторону инь и сторону ян, и они взаимодействуют – при разных объемах одного и другого. Инь и ян описывают функции, стадии процессов в постоянно меняющемся мире. В комментариях к «И цзин» сказано: «Одно инь и одно ян называются Дао». По сути, пара инь – ян – это способ понять мир, который нас окружает, опираясь на взаимодополняющие противоположности (свет – тьма, огонь – вода, шум – тишина, мужское – женское, муж – жена и так далее). Но ничто само по себе не является инь или ян. Возьмем, к примеру, мужское и женское: оба начала размножаются, обладая определенной мерой физической силы и умственного потенциала. Но это функции, при помощи которых собственную жизнь проживает каждый из нас, так где здесь инь, а где ян? Ответ на этот вопрос целиком зависит от того, какую функцию или действие мы пытаемся описать. Если сравнивать физическую силу, то мужское тело обычно сильнее женского, так что, сопоставляя мужчин и женщин в плане физического потенциала, чаще всего можно сказать, что мужчины – ян, а женщины – инь. Однако природа этого соотношения может меняться в зависимости от того, какую именно функцию мы описываем. Ведь когда дело доходит до размножения, женщинам явно отводится бóльшая часть репродуктивного процесса. Оплодотворение требует меньше времени и энергии, чем беременность и вскармливание младенца, а значит, можно утверждать, что здесь классификация будет обратной. Биологическая мать принимает на себя роль ян, а биологический отец пребывает в тени, становясь инь. Вода – ян для огня (она тушит его), но инь для солнца (оно испаряет ее).

Другими словами, любое явление может быть как инь, так и ян – в зависимости от обсуждаемой функции. В рамки этой системы можно вписать любую ситуацию, складывающуюся в человеческом или природном мире. В какие-то моменты жизни вы активны и предприимчивы (ян), но зато в другие периоды пассивны и созерцательны (инь). При этом ни инь, ни ян не могут существовать сами по себе: горам необходимы долины, учителям нужны ученики, будущий урожай нуждается в семенах, речь требует молчания, движение влечет неподвижность. Таким образом, Вселенная предстает гигантской сетью корреляций, где все взаимосвязано со всем или, по крайней мере, каждый ее элемент для нормального функционирования требует присутствия другого элемента. Она устроена как живой организм – подобно природе или климату. При таком раскладе малые причины могут приводить к большим последствиям – китайские философы фактически пришли к этому выводу задолго до Эдварда Лоренца (1917–2008), внедрившего в научный оборот знаменитое словосочетание «эффект бабочки». Смысл этого явления в том, что взмах крыльев бабочки в одном уголке планеты может со временем вызвать ураган в другом.

Поскольку невидимая соединительная ткань скрепляет все сущее, людям полезно научиться раскрывать взаимосвязи между событиями или явлениями, которые на первый взгляд кажутся совершенно независимыми друг от друга, а также воздействовать на обнаруженные корреляции. К эпохе Хань полностью сложилась сложная система, трактующая универсальную взаимозависимость всего в мире. В корреляционном мышлении китайцев динамическая концепция инь и ян в тот период была дополнена моделью «пяти стихий», или «пяти фаз» (у син)^[30]. В системе у син пять базовых ресурсов – вода, огонь, дерево, металл, земля – используются для объяснения взаимоотношений всего, что есть в мире, включая время и пространство. Впервые они упоминаются в «Великом плане» («Хун фань») – тексте, составленном незадолго до 400 г. до н. э. и включенном в «Шу цзин»:

Первое начало – вода, второе – огонь, третье – дерево, четвертое – металл и пятое – земля. [Постоянная природа] воды – быть мокрой и течь вниз; огня – гореть и подниматься вверх; дерева – [поддаваться] сгибанию и выпрямлению; металла – подчиняться [внешнему воздействию] и изменяться; [природа] земли проявляется в том, что она принимает посев и дает урожай («Шу цзин», «Хун фань»)^[31].

У син можно представить как циклическую последовательность «завоеваний»: дерево взрыхляет землю, металл разрубает дерево, огонь расплавляет металл, вода гасит огонь, земля преграждает путь воде. Или же эти фазы можно расположить в том порядке, в котором они порождают друг друга: дерево производит огонь, огонь становится пеплом, земля содержит металлы, металл плавится в жидкость, вода питает дерево. Независимо от последовательности, в которой они располагаются, пять фаз служат координатами, которые проясняют ход вещей. В дополнение к тому, что во всем сущем чередуются инь и ян, у син предполагает чередование пяти последовательных стадий. Следует подчеркнуть, что я намеренно пишу о «фазах», а не о об «элементах». Когда древние греки говорили об элементах, среди которых перечислялись земля, огонь, вода, воздух и эфир, они представляли себе вещества или кирпичики, из которых все строится. Они задавались вопросом: «Каково то, из чего мы состоим?» Китайская модель у син устроена иначе. Син – это не вещь, а процесс, стадия. Исходной предпосылкой здесь выступает то, что все естественные и культурные явления связаны между собой; соответственно, взаимосвязи между человеческим телом, природой, временем и пространством описываются как прохождение через (производственный или завоевательный) цикл, состоящий из пяти фаз. Уже с III в. до н. э. представления о паре инь – ян и модели у син получили такое распространение, что их можно было встретить во всех областях китайской интеллектуальной жизни – от медицинских изысканий до исторических трудов, от спекулятивных практик предсказания судьбы до конфуцианской политический мысли. И сегодня эти понятия употребляются в китайской медицине, боевых искусствах, фэншуй (китайской геомантии) и даже в китайской кухне.

Но как следовало понимать жизнь, исходя из модели у син? И какими были практические последствия упорядочения мира согласно этой пятичленной схеме? Сегодня нам сложно представить себе, каким образом описанные теории воплощались на практике за пределами символического уровня или за дверями кабинетов ученых и книжников. Космологию не так-то просто связать с каждодневным поведением, не говоря уже о делах, осуществляемых в конкретном месте и в конкретное время. Китайским мыслителям приходилось проявлять немалую изобретательность, чтобы приспособить все сущее к этой модели. Люди, руководствовавшиеся корреляционным мышлением, были одержимы поиском соответствий между миром небесным и миром человеческим. Они пытались разметить все стороны и явления жизни в соответствии с порядком у син, будь то времена года, части света, цвета, вкусы, звуки, климатические явления, числа, жертвоприношения, ритуалы, питание, части тела, животные, сельскохозяйственные культуры, человеческие эмоции или даже правящие династии и сам ход истории (см. таблицу 2.1).

Практический пример космологического мышления, опирающегося на модели инь – ян и у син, можно найти в особом типе календаря, который появился к III в. до н. э. Он содержал четкие указания, когда и чем надлежит заниматься, – отсюда его название – «Ежемесячные предписания» («Юэ лин») – и определял, какая деятельность подобает для каждого времени года. Также он предупреждал, что действия, не подходящие для того или иного сезона, могут привести к катастрофе. «Ежемесячные предписания» делили год на пять времен: пятым оказывалась жаркая середина лета, соответствующая фазе земли. Согласно этим предписаниям, например, нужно было избегать убийства живых существ во время фаз роста (дерево и огонь, весна и лето), а казнить преступников следовало под сенью фазы металла, то есть осенью или в начале зимы – в период, ассоциировавшийся со смертью и инь. Поскольку в прерогативы Сына Неба входило поддержание связи между Небесами (то есть силой, наделившей его властью посредством Небесного мандата) и своими подданными, он был обязан заботиться о вселенском равновесии. Таким образом, календарь предписывает, каким образом правителю следует соотносить свою жизнь с принципами у син. Среди прочего ему нужно было подстраивать под время года режим питания, цвета своей одежды, украшения колесницы, придворную музыку и смену дворцовых покоев. В каждой важной точке календаря владыка был обязан проводить соответствующие ритуалы. Словно дракон-оборотень, описанный выше, правитель подчиняет себе мир, постоянно меняясь. Тем, кому принадлежала власть, нужно было отзываться на ход времени должным образом. Неспособность поддерживать установленный порядок и действия наперекор времени влекли за собой печальные последствия. В трактате «Весны и осени господина Люя» («Люйши чуньцю») об этом говорится так:

Если во вторую луну весны ввести осенние указы – по всей стране разольются реки, со всех сторон налетят холодные ветры, вторгнутся разбойники и воители. Если ввести зимние указы – горячая ци не пересилит холода, пшеница не созреет, люди станут грабить друг друга. Если ввести летние указы – на страну обрушится засуха, жара наступит слишком рано, налетят саранча и прочие вредители («Люйши чуньцю», 1/1.7)^[32].

Вышеприведенный пример подразумевает, что по крайней мере одной из причин природных бедствий выступает сам человек. В такой линии рассуждений физические и нравственные категории связаны друг с другом. По мнению некоторых ученых, корреляционное мышление, исходящее из того, что природный мир тесно связан с миром человеческим, мешало китайцам видеть в природе отдельную область познания, что, в свою очередь, затормозило развитие в Китае естественных наук. Мы подробнее рассмотрим этот вопрос в главе 7.

Безусловно, во многих китайских сочинениях модель у син предстает механистической и умозрительной схемой. Но мышление, опирающееся на инь – ян и у син, не призвано ничего доказывать: оно лишь фиксирует взаимосвязи между предметами и событиями. Пока в этой модели находится место для всех явлений, а их взаимоотношения поняты и растолкованы – она полезна. Но вот если с ее помощью пытаться объяснять все подряд, от устройства человеческого тела до работы государственных институтов, то система пяти категорий может оказаться не подспорьем, а препятствием. Иногда для поиска аналогий и метафор, связывающих явления воедино, требуется немалая изобретательность. Например, ассоциация огня с летом, яркостью и красным цветом кажется самоочевидной; в силу этих факторов, генерирующих ян, китайский император всегда восседал на троне, обращенном к югу, спиной к теневому северу. Вместе с тем, для того чтобы связать с этой фазой поведение птиц, нужно более богатое воображение. Кто-то, например, скажет, что птицы, подобно огню, поднимаются вверх или же что они летят к солнцу. Исходя из того, что радость соответствует огню, а печаль – металлу, можно предположить, что преодоление печали посредством радости диктуется естественным ходом вещей: ведь огонь расплавляет металл. Однако избыток огненной радости способен переполнить сердце тяжелыми мыслями, поскольку огонь порождает землю. Если же связывать правящие династии с разными фазами цикла, как это как делал Цзоу Янь, то из логики обретения власти будет вытекать естественная смена политическими режимами друг друга. Наконец, в ходе приготовления пищи правильный баланс между пятью вкусами не даст одному из них заглушить остальные. И в подобном ключе можно рассуждать и рассуждать бесконечно.

Теперь подведем итог, попытавшись взглянуть сквозь призму у син на себя самих – на человеческие существа. Как видно из приведенной выше таблицы, виды животных классифицируются по внешнему виду, а именно по типу их внешней оболочки. В рамках у син живые существа делятся на чешуйчатых, пернатых, гладкокожих, шерстистых и панцирных. В большинстве версий этой схемы человека относят к центральному классу – к гладкокожим животным. Иначе говоря, люди не только были созданы из более тонкой разновидности ци – модель у син вдобавок помещает их в центр, уравновешивающий всю систему. Но это не значит, однако, будто им приписывается биологическое превосходство в эволюционной иерархии: речь отнюдь не о лестнице совершенствования, на вершине которой находится человек, как у Аристотеля или Чарльза Дарвина. У китайцев люди располагаются не наверху, а в центре, где концентрация энергии ян наиболее высока: оттуда им легче всего приспосабливаться к окружающему миру и преображать его. У нас, людей, больше свободной энергии, а это позволяет менять места нашего обитания и подстраивать свои биологические ритмы под меняющиеся обстоятельства. От остальных живых существ (и от некоторых людей, которые ведут себя как животные!) нас отличает способность двигаться, действовать и адаптироваться в ответ на постоянные изменения окружающей обстановки.

Взаимозависимость, которую китайские философы обнаруживают в космосе и живой природе, не просто игра абстрактного или спекулятивного мышления. Как будет показано в последующих главах, китайский социальный мир также определяется через характер взаимоотношений между единицами, входящими в объединения и группы. В центре китайской этики всегда оставались две проблемы: во-первых, как охарактеризовать роль людей в их взаимоотношениях с миром и друг с другом и, во-вторых, какие стратегии управления и контроля наиболее эффективны в человеческих ситуациях, складывающихся в этом изменчивом мире.