Симбиоз

Я безмолвно кивала, стараясь не пропустить ни слова. Аббадон плыл по воздуху по моим следам, безучастный к кипящему вокруг городу.

– Да, она симбионт, – ответил он, когда я выразительно моргнула через плечо. – Четче. Что ты хочешь знать?

Оказалось, мысленно сформулировать вопрос куда сложнее, чем задать его вслух. Я нахмурилась и даже, наверное, покраснела лицом.

– Она услышит и увидит меня, как только ты позволишь ей себя коснуться.

– Садись, – Николь открыла передо мной дверь автомобиля. – Где ты живешь?

Назвав адрес, я обеспокоенно выглянула в окно. Аббадон не мог уместиться в салоне. Получается, ему предстояло лететь за нами по дороге? Мне сделалось неприятно, что по моей вине он терпит неудобства, пусть даже незначительные, и я уже собиралась задать вопрос Николь, чтобы выяснить, как обычно происходит подобное передвижение у демонов, но прозвучавший откуда-то сверху голос заставил меня промолчать.

– Чудная ты девочка, Андреа.

Впервые Аббадон назвал меня по имени.

Николь устроилась за рулем, включила кондиционер и расстегнула очередную пуговицу на своей блузке. Еще одна, и ее можно было попросту снимать, так как она уже ничего не скрывала. Я ее не винила: духота стояла изнуряющая, а рукав, как и Бенедикт, Николь носила длинный. Скрывала подношения демону. Мне сложно было представить ее, холеную, благоухающую и утонченную, в жутких шрамах. Наверняка ведь она использовала способности не так безалаберно, как Франциско, и на ее теле их было гораздо меньше.

– Пекло, – будто прочитав мои мысли, блондинка все же не вытерпела и закатала рукава. Я вздрогнула. Если шрамов и было меньше, то совсем на чуть-чуть. – На чем мы остановились? Точно, Питер… раз Габриэль видел тебя, встречи с ним или с кем-то из его помощников не избежать. Их тоже ни в коем случае не бойся, дорогуша. Вредить симбионтам против их принципов. Поуговаривают, понарассказывают страшилок, да и уберутся восвояси.

– Объясните же, кто такой Питер? Я постоянно слышу его имя, но не понимаю… и в чем он собирается меня убеждать?

– Франциско не говорил тебе? – округлила глаза Николь. – Некоторые факты, он, конечно, обязательно скрыл бы, но неужели совсем ничего не рассказывал? Это нужно знать. Питер – очень опасный симбионт, именно он развязал войну с людьми десять лет назад. «Слеза Преисподней» тогда попала в его руки, и он принялся неистово выискивать перспективных, чтобы затем под разными предлогами заставить их коснуться камня.

– Перспективных?

– Людей, склонных к образованию симбиоза. Демоны различают таковых по определенной ауре – она выглядит, как полупрозрачный дымок вокруг головы, и бывает зеленой, синей и фиолетовой. Зеленая аура означает, что человек, даже дотронувшись до камня, не сможет видеть существ из Инкхигхаима. Синяя – что он увидит, но не подойдет для симбиоза. Фиолетовой же аурой обладает тот, кто способен призвать демона и установить с ним связь. Питер надеялся постепенно перебить всех бесперспективных и заселить планету симбионтами – выносливыми, невосприимчивыми к земным инфекциям, способными жить дольше ста лет.

– Но их же… в смысле, нас же очень мало, разве нет? Он что, собирался оставить в живых каких-нибудь пятьдесят тысяч человек из семи миллиардов?

– Именно так. Симбиоз передается по наследству. В паре симбионтов со стопроцентной вероятностью родится симбионт – наша численность постепенно выросла бы. В этом и заключалась его идеология: отбор и преумножение лучших генов.

– Кто согласится с такой идеологией? – поморщилась я, поглядывая в окно. Аббадона не было видно ни сзади, ни спереди. – У всех же есть друзья и родственники, которые, возможно, являются бесперспективными.

– Тогда соглашались многие. О симбионтах было мало известно, нас отлавливали, насильно удерживали в закрытых медицинских центрах в изоляции, а в случае агрессии вкатывали столько снотворного, что обычный человек погиб бы. Однако мы выживали и тем самым провоцировали правительство на еще более жесткие меры, ведь они не понимали, с чем столкнулись и как предупредить исходящую от нас угрозу. Итак, камень попал к Питеру, и он самозабвенно принялся обращать перспективных в симбионтов. Его поддерживали по меньшей мере из страха стать подопытной крысой, и по большей – потому что попросту поддавались его убеждениям. Убеждениям, что симбионты обязаны господствовать над обычными людьми. Пополнив ряды союзников, Питер перестал скрываться от федералов, что вынужден был делать ранее в связи с их огромным численным превосходством, и начал оказывать им ожесточенное сопротивление. Все это впоследствии переросло в кровавую бойню.

– Как же вышло, что никто до сих пор не знает про существование симбионтов? Если действительно была война…

– Президент не мог допустить распространения информации о разбушевавшихся «одержимых», и ее скрывали под видом терактов и вооруженных столкновений с преступными группировками. Тебе, вероятно, было еще мало лет, но наверняка ты помнишь, как вам запрещали выходить из дома, как отменяли учебу и закрывали торговые центры…

– Ты сказала, десять лет назад? – холодея, оборвала ее я.

– Да. Ту войну Питер проиграл. Основных причин, приведших его к поражению, было две: во-первых, и самое главное, у него украли «слезу Преисподней». Украл Бенедикт, чтобы не позволить ему и дальше вовлекать в свои сражения перспективных людей, живущих обычной жизнью, таких как ты, как я, как Франциско… никто из нас этого не хотел. Во-вторых, одним из симбионтов, которого таковым сделал именно Питер, оказался офицер секретной службы США. Разумеется, он отказался помогать. Более того, он передал в штаб всю информацию, которой только располагал: о камне, о специфике симбиозе и его слабых местах. На основе его данных были изобретены околиозные маски, построена особая тюрьма и выработана тактика, как бороться с подобными нам.

Я слушала вполуха. Что-то похожее рассказывал вчера и Франциско, и сейчас мне гораздо важнее было выяснить у Николь другое.

– В семье бесперспективных может родиться симбионт?

– Вероятность ничтожна.

– То есть, если я… значит, мама или папа?..

– Да, дорогуша, – кивнула блондинка, сворачивая с большого шоссе на знакомую улочку. Скоро должен был показаться злосчастный супермаркет с голубой вывеской. – В редких случаях у двоих, обладающих синей аурой, рождается ребенок с фиолетовой. Лучше уточнить у Бена, он занимался сбором статистики…

Перед своей смертью мама редко бывала дома и вела себя довольно странно. Она могла замереть посреди комнаты, устремив стеклянный взгляд в стену, затем резко начать говорить что-то бессмысленное, суетиться и психовать, а в один день вдруг вообще собрала вещи и заявила, что должна уехать. Отец пытался задержать ее, но она была непреклонна. Рене плакала, я лезла с вопросами – нас закрыли в комнате, откуда мы все равно продолжали слышать родительскую ссору. Мама не сообщила, когда вернется и куда направляется. Я видела слезы на ее лице, когда она зашла, присела на корточки и поочередно прижала нас с сестрой к груди. На ней был колючий шерстяной свитер, от которого у меня всегда чесались глаза. Кажется, она не сказала ни слова, или же я просто забыла. В памяти остались лишь крепкие объятия.

Через месяц после ее ухода нам доставили ее разбитую машину. Десять лет назад.

– … я почти сразу сбежала, когда пришла в себя после призыва Аластора. Молодая была, пугливая, да и в Питере с первого взгляда заметила нечто… безумное, наверное.

– Извини, задумалась. Он заставил тебя дотронуться до камня?

– Да. Его стараниями число симбионтов в штатах выросло раз в десять.

– А Франциско?

Под механический голос навигатора, уведомляющего, что мы добрались до места назначения, Николь выпустила из рук руль и с удобством откинулась на спинку кресла.

– Его сделал симбионтом тоже Питер. За это его особенно ненавидит Бен: перемещение демона из Инкхигхаима стоит человеку неимоверных затрат энергии и крови. Детям, возраст которых меньше четырнадцати, симбиоз грозит гибелью: они попросту не справляются с нагрузкой на организм. То же относится и к старикам, и к серьезно больным людям. Когда началась война, Франциско исполнилось двенадцать лет – вряд ли кому-то еще удавалось пережить призыв демона в столь юном возрасте.

– Почему он просто не сделал симбионтом его перспективного родителя? – растерялась я. – Зачем Питеру понадобился ребенок? Его ведь даже нельзя было привлечь к сражению.

– Отчего же… – блондинка с сомнением прикусила розовую губу. – Можно, еще как можно. Не уверена, что именно я должна тебе это говорить. Только ради полноты картины… Питер является отцом Франциско.

Я подавилась воздухом и тотчас отвернулась к окну, чтобы скрыть от Николь свое изумление. Там, за окном, брела по дорожке вдоль дома наша соседка по подъезду, миссис Гунтер. Она слегка прихрамывала: наверное, ее снова беспокоило бедро. Вскоре она тоже разглядела меня в чужой машине и прощебетала что-то доброжелательное и невнятное. Я улыбнулась с натяжкой.

– Иди, Андреа, – засуетилась Николь, спешно опуская рукава. Любопытная миссис Гунтер теперь смотрела и на нее.

Я послушно выбралась на улицу. Аббадон невозмутимо восседал на крыше автомобиля, точно каждый день рассекал по городу в таком положении. Дневной свет делал его алые глаза блеклыми, и теперь они не казались жуткими, как прежде. К моему удивлению, Николь вышла следом.

– Была рада познакомиться, – она протянула мне ладонь.

Я пожала ее и тут же отпустила. За плечом блондинки появилась высокая лохматая фигура. Демон был покрыт бурой шерстью, его скуловые кости прорезались сквозь кожу и росли вверх, похожие на причудливые рога. Ошивающаяся рядом соседка не позволила мне рассмотреть его получше: глупо бы получилось, если бы она обнаружила, как я с трепетом глазею на пустое место, – поэтому я равнодушно отвернулась. Николь одобрительно кивнула, поощряя мое самообладание, и шмыгнула обратно в машину.

– Как дела, Андреа? Как Рене?

Миссис Гунтер любила изо дня в день слушать ничем друг от друга не отличающиеся, как близняшки Дэйзи и Анна в схожих нарядах, истории про нашу с сестрой учебу. Ее совершенно искренне интересовали ответы на дежурные, с моей точки зрения, вопросы, и сейчас я принялась терпеливо рассказывать ей одну из самых старых таких историй, зная, что она все равно не заметит очевидного повторения. Затем слово взяла сама миссис Гунтер, и пока она говорила, к ней неожиданно приблизился Аббадон. Приблизился почти вплотную и наклонил голову, будто принюхиваясь. Рядом с ним немолодая женщина казалась беззащитной и еще более чахлой, чем обычно.

– Что ты?..

Голос мой вмиг подскочил на две октавы – я испугалась, что он попытается сожрать ее или предпринять нечто иное, свое, демоническое, и не менее страшное.

– А? – удивилась соседка, оборвав свое повествование о том, как у нее на окне свили гнездо сороки.

– Нет, я не вам, просто…

Демон на меня не смотрел и реагировать на мои мысленные призывы не собирался. Я положила дрожащую руку на плечо миссис Гунтер.

– Пойду… тороплюсь. Хорошего вам дня.

Сердце стучало как барабан – я зашла в дом и взлетела по лестнице на второй этаж. Спешно обернулась, надеясь увидеть за своей спиной Аббадона, однако он явился следом лишь через несколько долгих секунд.

– Какого черта ты там делал?!

– Глупая, никчемная раса, – сухо произнес он. – Мы не можем воздействовать на других живых существ, кроме своих симбионтов, – мальчишка Мантрэссапы говорил тебе об этом много раз. Надеюсь, твоя память способна хранить информацию дольше суток, потому что тебе предстоит надолго запомнить, что выражение «черт» в моем присутствии – грубейшее оскорбление и проявление крайней степени невежества, и что, если я услышу его вновь, я вырву твое крохотное сердце из груди, пожертвовав своим бессмертием.

От испуга я отшатнулась назад, но на удивление быстро успокоилась. Впереди была встреча с отцом, а он сейчас казался мне гораздо страшнее Аббадона. Как с ним объясняться? Что ему сказал Нари и сказал ли вообще?

– Я не знала, что какие-то слова под запретом. Если есть еще, выкладывай список прямо сейчас.

Аббадон издал шипящий отрывистый звук, будто вздохнул, но воздух не нашел места, куда ему пройти, и застрял в его глотке.

– Жаль, мне не досталась та прелестная женщина с крохотным жизненным остатком.

– А могла? Миссис Гунтер – перспективная? И почему «с крохотным», она еще не совсем старая.

– Ты можешь одолжить мое зрение и посмотреть на ее морфогенетическое поле своими глазами.

– Нет уж, – я с трудом подцепила влажной рукой ключ. – Как торгаш, честное слово… не нужны мне твои способности.

– Очередная ложь. Ты уже долго размышляешь, как бы выяснить, являются ли перспективными твои отец и сестра.

– Думать и делать не одно и то же. Мысли часто так и остаются лишь нереализованными мыслями.

Мне никак не хватало смелости вогнать ключ в замочную скважину. Я отступила от двери и принялась наматывать перед ней круги. Может, сперва связаться с Нари? Обсудить с ним, что следует говорить, а чего не следует. Хотя как с ним свяжешься, если телефон разряжен…

Аббадон с минуту скучающе наблюдал за моими терзаниями, затем без приглашения скользнул сквозь стену. Я лихорадочно дернулась, словно могла его задержать: пусть он хоть сто раз не имел права дотрагиваться до живых существ, мне не хотелось оставлять его наедине с родными. В подъезде сделалось оглушающе тихо. Я пригладила волосы, ощущая, как растут внутри пустота и растерянность, и последовала за демоном.

10 глава

Отец, белый как полотно, встретил меня в коридоре. Кто из нас больше испугался вида друг друга, было не определить. Помятая, нуждающаяся в душе и свежей одежде, я до последнего надеялась, что дома его не окажется, или что первой мне навстречу выйдет сестра и, успокаивая, заверит: никто не злится.

– Тесная среда обитания.

Появившийся за спиной отца Аббадон претерпел заметные изменения. Он стал ниже в два раза, будто бы скукожился, и теперь с трудом доставал до моего плеча. Потолки в нашей квартире были не такие высокие, как у Франциско, и в свой полный рост он наверняка мог бы касаться их макушкой. Его уменьшенная версия повисла в воздухе справа от меня, чудная и нелепая, и мне стоило большого труда не скосить на нее взгляд.

– Привет, пап.

– Андреа, – он вытянул руку, и я послушно нырнула под нее, позволяя себя крепко обнять. – Все в порядке?

– Да. Понимаешь, так получилось…

– Риверс сказал, тебя задержали, как свидетеля, и процесс затянулся. Что ты делала на Бомонт-стрит?

– Я просто… шла мимо, и… – так глупо звучали мои оправдания и так сильно мне не хотелось обманывать отца, что я едва не расплакалась.

– Ничего. Ничего, Андреа. Неразбериха случается, и эти… – он проглотил оскорбление в адрес сотрудников ФБР. Видимо, во всех бедах он винил именно их. – И они ошибаются. Ты только объясни, почему убежала сегодня утром?

Я непонимающе склонила голову набок.

– Что?

– Ты пришла в полицейский участок в десять часов. Забыла?

– Я…

Мне не хватало слов. Разве можно такое забыть? Разумеется, я не ходила к отцу, сегодня я вообще проснулась около полудня и пробуждение это помнила по минутам. Вводная беседа с Аббадоном, кислые яблоки в холодильнике, попытка открыть дверь ножом – она совершенно точно была заперта. Однако теперь все сверхъестественное казалось мне реальным, и раз он видел меня, значит, тому были какие-то объяснения.

– Пап, у меня нервы… от этой ситуации. Кажется, я правда не помню.

– Нервы, – почему-то он легко согласился с моим объяснением. – Да, ты выглядела встревоженной. Даже на охрану накричала – ты извини за их дотошность, я тебя не предупреждал, но у нас новую систему безопасности запустили, как только Риверс приехал. Без проверок никого наверх не пропускают. Хорошо, что я был на первом этаже, иначе ты бы до меня так и не добралась. Мы пришли в мой кабинет, и ты попросила таблетку от головы, помнишь? Я пошел искать, ты ведь знаешь, у себя не храню. Вернулся – тебя и след простыл.

– Кажется, вспомнила, – через силу выдавила я.

Слишком уж не хотелось показаться родному отцу сумасшедшей.

Первым делом в голову мою закралась мысль об острой форме лунатизма. Мало ли какие побочные эффекты могли случиться по вине симбиоза? И все же масштабы подобного явления, если это действительно было оно, не могли не пугать: получалось, я успела пересечь полгорода, поговорить с отцом, вернуться обратно и благополучно уснуть.

– Я решил, ты не дождалась и ушла домой. Отложил все дела, приехал, но тебя здесь не оказалось. Где ты сейчас была?

– Ну… у подруги. У подруги по университету, я ведь пропустила экзамен и хотела выяснить, когда можно пересдать…

– Да? – отец радовался, как ребенок, каждому моему нелепому объяснению. – Конечно, у подруги, как я не понял, ты ведь где-то переоделась. Ложись, Андреа, я заварю тебе кофе. Риверс у меня попляшет… совершеннолетняя ты, видите ли, не обязаны они предупреждать… позвонить не могли дать, мерзавцы…

– Нет, па, пожалуйста. Нари ни при чем. Я тебя очень прошу, давай забудем? – со слезами на глазах взмолилась я. – Не хочу больше ничего слышать про эту ситуацию!

– Ладно, хорошо, только не переживай.

Не переживать было задачей не из легких. Я прошмыгнула в комнату, дождалась, пока Аббадон, похожий на диковинного крылатого инопланетянина, величественно впорхнет следом, и закрыла дверь. Рене дома не оказалось, что поначалу меня очень расстроило. Я нуждалась в привычном, теплом и понимающем, однако сестра – промелькнула быстрая горькая мысль – отныне не могла дать мне все из этого списка. Она не должна была слышать про симбиоз. Тогда на меня напало уныние, и я даже обрадовалась ее отсутствию. Она не удовлетворилась бы скомканными ответами, которые так легко усыпили бдительность переволновавшегося отца, и не дала бы мне подумать. А думать предстояло много.

Улучив момент, когда на кухне громко зазвенела посуда, я прошептала, обращаясь к Аббадону:

– Ты ведь всегда рядом со мной. Я выходила куда-нибудь сегодня утром до того, как поехала с Николь?

– Ты вновь путаешь меня с ничтожеством Мантрэссапой. Я не стану отзываться на каждый твой бессмысленный вопрос.

Голос у него не изменился, и новому маленькому тельцу этот утробный звук совсем не подходил. Лучше бы он сделал его чуть писклявее.

– Почему? Разве тебе сложно просто ответить?

– Я тебе не друг. Хочешь получить силу – плати, а понапрасну меня не дергай.

– Но я же не просила силу! Я просила только одно твое слово!

Аббадон плотоядно прищурил налитые кровью глаза, похожие на бусины из яшмы, но ничего не ответил. Зато из коридора донесся оклик отца:

– Что ты сказала?

Через секунду он зашел в комнату, чтобы передать мне дымящуюся чашку на блюдце с золотой окантовкой.

– Я… сама с собой. Спасибо большое.

Мне сделалось совестно, что он возится со мной, как с немощной. Ему и самому было неловко. После смерти мамы он совсем разучился проявлять заботу.

– Точно все хорошо? Дочь, я ведь знаю… – я едва не подавилась кофе. – Знаю, что там, на Бомонт-стрит, были одержимые. Ты с ними прежде не сталкивалась, и нам следует об этом поговорить.

– Не нужно, па, – отставив чашку, тихо сказала я. – Нари просил не распространяться о случившемся. Да и… неинтересно мне.

Аббадон обустроился под потолком и принялся размеренно раскачиваться в своем коконе из крыльев, абсолютно равнодушный к моим проблемам. За ним было бесконечно интересно наблюдать: он перестраивался в пространстве каждую секунду, то становясь бесплотным для окружающих его предметов интерьера, то замирая на полу посреди комнаты, уперевшись в него обеими ногами, совсем как человек. Я скрытно следила за ним, пытаясь понять, чего от него ждать, и он будто бы тоже следил за мной в ответ.

Подсоединенный к розетке телефон издал обнадеживающий звук включения. Поползли по экрану запоздалые уведомления о сообщениях в различных социальных сетях – Анна, Дэйзи, Ник и Рене писали без остановки на протяжении этих трех дней. Мельком просмотрев их, я с тяжелым вздохом открыла список контактов. Задержалась на номере Франциско. Сегодня Бенедикт сказал ему, что он должен уехать из Далласа вместе с остальными. Означало ли это, что мы долгое время с ним не увидимся? Или не увидимся больше никогда?

– Привет. Я дома.

– Завтра приеду.

– Мне нужно завтра быть в университете, у нас подготовка…

– Во сколько тебя можно будет оттуда забрать?

– Не раньше четырех.

– Тогда в четыре.

С тяжелым сердцем я положила трубку. Нари разговаривал, как обычно, хотя мне все равно почудилась непривычная резкость в его голосе. С другой стороны, чего еще следовало ожидать? Он, наверное, искренне презирал симбионтов, насмотревшись на самых худших из них на своей работе, а мы с ним так и не достигли того уровня взаимоотношений, чтобы для меня делались какие-то исключения. На учет, так на учет. Лишь бы родные не узнали.

Рене примчалась под вечер. Я услышала, как папа открывает ей дверь, и взволнованно поднялась с кровати. Потом застыла в нерешительности, переминаясь с ноги на ноги и размышляя, не сделать ли занятой вид, чтобы она постеснялась сразу вываливать на меня тонну вопросов, однако схватить первый попавшийся на глаза учебник не успела. Сестра ворвалась в комнату прямо в обуви, держа в одной руке рюкзак, в другой – льняную молочно-белую панамку.

– Андреа, где же ты была!

Неожиданно Аббадон оторвался от потолка и приземлился прямо у нее за спиной. Рене, ничего не видя и не чувствуя, продолжала выговаривать мне дрожащим расстроенным голоском, и я поспешно притянула ее к себе, отводя подальше от демона.

– Папа наверняка сказал тебе, что произошло. Так получилось случайно.

– Случайно… – вздохнула сестра. – Подумай хоть раз о нас, Андреа. Не о чужих людях. Что мы будем делать без тебя?

– Ну что значит «без тебя»? Похоронила меня уже, что ли?

– Невероятно гибкая, неустойчивая психика, хрупкий организм, слабый интеллект… – я беспокойно заморгала, когда в беседу вклинился Аббадон. – Удивительно, что ваша раса до сих пор существует.

Рене, демона не слышавшая, заговорила с ним в унисон.

– Нет, Андреа, мы с папой вовсе не думали, что ты… просто мы очень переживали.

– Вы с сестрой могли бы встретить истинную смерть с разницей в два дня, – продолжал задумчиво бормотать Аббадон. – Да, так было бы быстрее всего.

– Хватит! – я крепче перехватила Рене, чтобы она не видела моего лица, и уставилась прямо на демона. – Никто не собирается умирать.

– Не собирается, конечно, – осторожно согласилась Рене. – Я же о том и говорю. Ты меня задушишь…

– Я просто по тебе соскучилась.

Аббадон грузно обошел нас по кругу, как императорский пингвин, присматривающий себе гнездышко. Задел мой локоть, но я не позволила ему отклониться назад.

– Прекрасно, Андреа, – прозвучал в тишине его удовлетворенный тягучий голос. – Ты можешь спрашивать меня. Я отвечу.

Я не позволила себе оглянуться на него. Меня внезапно пробрала крупная дрожь, и Рене, почувствовав ее, подозрительно отстранилась. Ее испытующий взгляд излучал недоумение и беспокойство, но мне нечего было ответить на него. Разговаривать на два фронта оказалось тяжелее, чем я думала. Слова Аббадона совершенно точно несли за собой какой-то потайной смысл, однако он, к сожалению, был мне непонятен. Почему демон, прежде при всяком удобном случае заявлявший, что помогать не собирается, вдруг передумал, о какой истинной смерти вещал и отчего вообще заинтересовался моей сестрой – этого я опасалась сильнее всего.

– Ты нормально себя чувствуешь? – неуверенно спросила Рене и так же неуверенно предложила. – Может, посмотрим фильм?

– Да, – с облегчением выдавила я. – Выбери что-нибудь, я пока сделаю один звонок.

Объяснить происходящее, помимо самого Аббадона, мог только Франциско. Я набрала ему – длинные гудки через несколько секунд оборвались. Абонент не отвечал.

Демон снова завис у потолка. Я решила, что беседовать с ним прямо сейчас, затаившись на кухне или в ванной, чревато проблемами, потому как и Рене, и отец наверняка будут пристально следить за мной весь оставшийся вечер. Устроившись перед экраном ноутбука, на котором уже мелькали вступительные титры, я попыталась расслабиться. Фильм своим неспешным повествованием вполне к этому располагал. Сестра через час задремала, отец, зашедший нас проведать, понимающе кивнул и убавил звук телевизора в своей комнате. Однако у меня все равно ничего не получилось. Инородная тень, наполовину загораживающая окно, мешала отпустить мысли, а глаза, светящиеся алым, не позволяли закрыть свои. Я так и не заснула.

Отец встал раньше обычного и поджарил тосты, что делал крайне редко. Я столкнулась с ним в коридоре, на полпути к санузлу. Смущенные, мы перекинулись парой избитых фраз: он заявил, что я выгляжу гораздо бодрее после сна. Мне ничего не оставалось, как мрачно согласиться.

– Может, не поедешь? Отдохнешь еще день, это ведь не экзамен.

– Нет, па, надо. Будут рассказывать, что нам предстоит, разбирать типовые задачи…

– Ладно-ладно. Обязательно позвони, если плохо себя почувствуешь.

– Да… ты работай спокойно, не волнуйся за меня. Увидимся вечером.

Рене безмятежно спала, стащив одеяло к ногам. Позавчера, как выяснилось, она сдала последний школьный экзамен, и теперь у нее полноправно начинались летние каникулы. Я тихо позвала ее – она не проснулась. Даже ресницы не дрогнули. Тогда я плотно прикрыла дверь, на цыпочках вернулась в кухню и принялась размывать по тосту клубничный джем. Полутораметровый Аббадон беззвучно очутился рядом, проплыв сквозь стену. Традиционный способ перемещения, через коридор, его, очевидно, не устраивал. Несколько секунд я разрывалась между желанием поесть и желанием расспросить его, и в конце концов выбрала второе.

– Почему ты вчера так странно себя вел?

– Я нашел нужный путь, – ничего не прояснилось ни на грош. – Нам следует укрепить связь, чтобы у тебя получилось трансформироваться.

– Что за глупости? Я не собираюсь трансформироваться!

– Связь подпитывается эмоциональными выбросами, – беззаботно продолжал Аббадон, будто я молчала. – Благодарность гораздо эффективнее страха и безразличия.

– Да что происходит?

– Твоя мать была симбионтом, Андреа.

Он подал эту информацию буднично и непринуждённо, словно озвучил прогноз погоды. Надеявшаяся заполучить ее с того момента, как Николь рассказала, что редкая фиолетовая аура передается по наследству и что неспокойное время десятилетней давности – вина агрессивных симбионтов, я замерла в изумлении. Тост так и не добрался до моего рта.

Рушащееся здание, страшный грохот… там было что-то еще. Темная крылатая фигура, спрыгивающая с крыши. Фигура, которую мама, бежавшая тогда рядом, тоже наверняка заметила.

– Она участвовала в войне?

– Я наблюдал твою жизнь, а не ее. И я не знаю, как она умерла, – он предвидел мой следующий вопрос.

Ее тело обнаружили достаточно далеко от разбитой машины. В районе живота у нее были рваные раны – столкновение вытолкнуло ее через лобовое стекло, и она напоролась на ветку, однако не погибла на месте и успела проползти несколько метров. Так было указано в заключении, которое я нашла в кабинете отца два года назад. Он присутствовал на процедуре ее опознания, поэтому мне пришлось смириться, что авария унесла жизнь действительно моей мамы, а не какой-нибудь чужой тети.

– Не хочу водить.

– Научиться все равно надо, Андреа. Это полезный навык, и он обязательно тебе пригодится.

– Не хочу! – упрямо отказывалась я. – Мама не умерла бы, если…

– Мама, – холодно отрезал отец, – забыла пристегнуться. С тобой же такого не случится, правда?

Аббадон читал мое воспоминание. Разумеется, оно не произвело на него никакого впечатления. Я вновь взялась за тост, помусолила его в руках, но так и не надкусила.

– Если симбионты быстро регенерируют, почему она погибла?

– У нас нет мгновенных исцеляющих способностей, которые люди могли бы использовать. Любой урон несущественен для нас – вы же, в свою очередь, слишком хрупки. Порой вашему организму попросту не хватает времени.

Я поехала в университет на голодный желудок и, как обычно, на общественном транспорте. Поехала довольная, чересчур бодрая для человека, не смыкавшего глаз всю ночь. Аббадон стал гораздо разговорчивее и покладистее за тот небольшой промежуток времени, который нам выпало провести вместе. Его мышление, мотивация и устремления по-прежнему были для меня сплошной черной дырой, но я решила больше не ломать зря голову в поисках разгадок. Кому какое дело, о чем он думает, если не делает ничего плохого? А плохого он не делал.

На улице демон вновь увеличился в размерах; сквозь него свободно проходили люди и проникал, не оставляя тени, солнечный свет. Разглядывая его бессонные часы напролет, я в достаточной мере привыкла к чудовищным когтям, ядовито-синей змеиной чешуе, гигантским ступням, походящим на лапы динозавра, и нечеловеческим костистым плечам – к его внешнему виду в целом, вдвойне экстравагантному на фоне городской суеты. Поначалу я шла по тротуарам в ускоренном темпе, а когда ловила взгляды прохожих, впадала в легкую панику, опасаясь, что все они видят теперь во мне какого-то монстра. Николь рядом не было, Франциско тоже – в окружении простых людей я чувствовала напряжение, чувствовала себя чужаком. Однако Аббадон не бубнил над ухом, как вчерашним вечером, да и держался поодаль, и очень скоро мне стало проще.

Анна, Дэйзи и Ник, сославшись на чудесную погоду, вызвались встретить меня у автобусной остановки. Это их решение меня несколько взволновало: близняшки отличались проницательностью и всегда с легкостью подмечали даже малейшие перемены в поведении друзей. К примеру, полтора года назад Анна прознала, что у Селины с Логаном завязались отношения, раньше, чем с этого события прошли сутки, хотя они тщательно скрывались, а их расставание и вовсе спрогнозировала наперед. Год назад Дэйзи добилась от Виктории признания, что у нее финансовые трудности, – та, разумеется, об этом никому не говорила. Я опасалась, что похожие как две капли воды сестры выведут на чистую воду и меня, однако избегать их было бы еще подозрительнее.

– Только не отвлекай меня, ладно? – пробурчала я себе под нос, предварительно удостоверившись, что салон автобуса окончательно опустел. – Сложно сосредоточиться, когда нужно слушать и тебя, и других…

Аббадона рядом не было: во время поездок он предпочитал крышу, – однако я точно знала, что он слышит. В тусклом прямоугольном окне мелькнули высокая прическа Дэйзи и лицо Ника в черных очках. Автобус остановился.

– Ну, рассказывай, как тебя угораздило?