Loe raamatut: «Академия святости»
Глава первая
Благодать дается перед скорбями
Бом, бом, бом – громко забила полифония колоколов в будильнике телефона, чередуя тяжелый гул с легким и звонким.
«Нужно открыть глаза» – еще темно, спит муж, за окном скоро включится городской улей, гул, автомобили.
«Не хочется вставать, но обязательно нужно попасть на воскресную литургию!»
Проверила детей в соседней комнате, поправила подушку сыну, подняла упавшее одеяло старшей и тихо прикрыла дверь.
Двадцать минут на утреннюю молитву, глаза все еще закрываются:
– Боже, милостив буди мне грешному.
«Первый поклон всегда сложнее остальных, спина побаливает от вчерашнего компьютера, безуспешно искала лекарства подешевле, ничего, второй пойдет легче».
Веки постепенно опускаются.
«По памяти буду читать. Нет, лучше открыть глаза, засну еще».
Умыться, привести волосы в порядок, длинная юбка и платок, на все двадцать минут.
Тихий поворот ключа, закрыла дверь. До храма километр пешком, там за шоссе, заканчивается город и попадаешь в другой мир, деревенский пейзаж, домики с печными трубами, пышные деревья.
«Плавно течет звон колоколов, немного запинается, видать, новый алтарник на колокольне».
Проходя хозяйственный магазин, что на углу, вспомнила:
«Свет выключила. Таблетки положила Лешке. А утюг? Горячий оставила?!
…Фух, нет. Утюг ведь не включала.
Не забыть бы про школьное собрание, в прошлый раз не сдала деньги вовремя.
Так! Все! Оставим попечение, займусь душой, Господи Иисусе Христе помилуй мя…
Хм, надо будет на обратном пути купить масло, заканчивается. Завтра утром Димке на работу, бутерброды приготовить.
Ой, деньги, то взяла?»
Нащупав в сумке кошелек, провела по молнии:
«Точно, есть!
Вот дуреха, иду в святое место, а мысли! Эх, душе моя, душе моя…
Господи Иисусе Христе помилуй мя! Господи Иисусе Христе…»
В полумраке не разобрать лиц, лишь видно, как к воротам медленно плывут очертания прихожан, со всех сторон, почти как капли, соединяются в ручеек у главного входа храма.
Внутри запах ладана, чтец отчетливо произносит:
– Услышь, Господи, слова мои, уразумей помышления мои.
Внемли гласу вопля моего, Царь мой и Бог мой! Ибо я к Тебе молюсь.
Подходя к змейке из людей в сторону алтаря: «Займу очередь на исповедь, а то еще глядишь, не причастят».
Вышел пожилой священник, благословил каждого, спустился к аналою и произнес:
– Боже, Спасителю наш, Иже пророком Твоим Нафаном покаявшемуся Давиду о своих согрешениих оставление даровавый, и Манассиину в покаяние молитву приемый, Сам и раба Твоего.
Священник:
– Назовите свои имена.
Я:
– Екатерина.
Священник:
– Кающагося о нихже содела согрешениих, приими…
Подошла моя очередь.
Священник, наклонившись внимательно выслушал, объяснил, как правильно исповедоваться. Огорчилась, не стоило описывать подробности, а только каяться во грехе. Стыдно. Вытащил из меня все. Со слезами рассказала, как осуждала подругу, когда та пришла в вызывающем платье, как теряла мир за вечерними уроками с дочкой, раздражалась на надоедливую коллегу мужа и еще, еще. Слова выпадали, как булыжники, но становилось легче.
Наложил на голову епитрахиль и разрешил грехи. Облегчение!
«Забыла рассказать о здоровье сына! Правда зачем? Наверное, батюшкам итак несладко, столько людей приходит со скорбями, у многих сложнее все чем у меня. Главное исповедовала то, что вспомнила. Господи помоги исправить страстное сердце! Помоги не осуждать, сохрани веру, дай терпения, укрепи мужа!»
– Фух, – отошла со спокойным сердцем в сторонку к большому напольному подсвечнику.
В трех шагах, у иконы, пожилая женщина с благородными чертами лица в длинной юбке, на голове темный платок с кисточками. Что-то шепчет и складывая руки лодочкой часто кланяется, затем снова что-то проговаривает и кланяется, все это не в такт службе: «Странная она какая!»
Стою и думаю о Христе: «Сколько Он вытерпел на кресте. Что такое принять на себя грехи мира? Не смогу осмыслить… Наверное, не самое сложное, когда висишь с раздробленными кистями, задыхаясь от жажды и сдавливания, а грехи, мои грехи, которые я еще не совершила пока, а Он уже знал обо мне. Предвидел мои страсти, знал какой я буду! Попытаюсь исправить себя или стану заглушать совесть? Буду наслаждаться моментом или остановлюсь?»
«Господи Иисусе Христе, помилуй!» – вытерла слезы.
Вдруг женщина мгновенно поворачивается, отчего кисточки на платке взлетают стайкой, и глядя в глаза, произносит:
– Он понес твой грех, а ты помогай нести Его крест!
Также быстро отворачивается и продолжает класть поклоны. Хор почему-то перестает петь, видимо, какая-то заминка в алтаре.
Теряюсь в мыслях, пытаясь понять, о чем это она. Становится не по себе. Стараюсь молиться:
– Господи Иисусе Христе! Господи Иисусе!
Торжественно проходит диакон с кадилом. Запахло смолой и лесом, южным горным ароматом деревьев, когда жара, лето, а под ветвями прохладно.
Из леса вернул тот же женский голос:
– Благодать всегда укрепляет перед скорбями!
Женщина с красивым лицом спешно удаляется, черная юбка покачивается от сквозняка у входных дверей:
«Кто она? – странное ощущение в сердце от этих слов, – откуда она знает о чем я думаю?» – стою в растерянности, а служба идет своим ходом.
Час или два пролетели как секунды, мысли о Христе, о странной пожилой женщине. Хочу молиться и любить, искренне обнять каждого, кто стоит рядом. Печали ушли, рутина и заботы улетучились! Все как в детстве, когда необъятный мир, деревья великаны и рядом друзья!
«Откуда это во мне?»
Скрестив руки иду к чаше.
– Причащается раба Божия… как ваше имя?
– Екатерина.
Отхожу в сторонку и запиваю. Ясно чувствую, как разливается по телу что-то невероятное. Лишь бы не спугнуть! Отошла, стою и боюсь пошевелиться, чтобы не прогнать То, что сейчас во мне:
«Не понимаю, откуда на сердце радость? Или мне кажется? Нет! Такое нельзя придумать, это чувство есть, сейчас сердце заполняется Им, но чем? Что там происходит? Теплый поток, невидимой, но ощутимой любви залила волна в чашу сердца! Что это?!»
Благодарственные молитвы неподвижно стояла. Не прогнать бы облако чуда. Радость распирала сердце, как надутый шар, что сейчас лопнет, а от этого взрыва точно знаю, всем вокруг обязательно станет также радостно и хорошо! Поделиться бы с каждым, но как передать?
Слабо помню, как шла домой. Внутри все пылало до легкой усталости. Можно ли устать от тихой радости и любви?
Очнулась в магазине с пачкой масла в корзинке. Как же оказывается приятно, погасить мрачную раздражительность этого грубоватого кассира, потушить внутри себя, не дать огню гордыни разгореться, не ответить, а просто улыбнуться. Кассиру тоже трудно, люди весь день, очередь, не многие подарят доброе слово.
Летела на крыльях, ощущая каждой клеточкой тела и души – Это, то, что исходит из сердца, даже замешкалась на пешеходном переходе, выругался таксист, в ответ снова улыбнулась.
Мысли о Христе и почему-то о Его словах:
«Вы – соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою?»
Откуда у меня она? Евангелие редко открываю, странное сегодня утро.
Подходя к подъезду, глаз зацепился за тревожный объект у наружных дверей – машина скорой помощи!
Взбегая по ступенькам, лифт слишком долго ждать, мысленно почти кричала: «Только бы не к нам! Господи, пожалуйста, не к нам!»
В голове как кадры кинопленки. Знакомство с мужем, фата, свадьба, я с животом и мы счастливые ждем малыша. Грубо толкают в автобусе, падаю, адская боль и слезы, я в больнице, врач в маске и слова:
– У вас никогда не будет детей!
Затем ссоры с мужем и как итог многолетних мытарств – детский дом. Выходим сразу с двумя конвертиками шевелящегося в них счастья!
Пробегая очередной этаж, пробежал образ, дети растут, мы в отпуске на море, младший, Лешенька неожиданно начинает тонуть, судороги, головная боль. Мы в больнице. Ему ставят страшный диагноз – эпилепсия!
Наступило время мучений. Приступы, таблетки, врачи и постоянный страх за сына! Приход в церковь…
Подбегая к пятому этажу, мигом открываю дверь, запыхавшаяся влетаю в детскую. Лешка спит у сестры на кровати, в ногах. Наверное, страшный сон приснился. Почти как у меня сейчас!
Медленно сползаю по стене на корточки.
Рыдаю:
– Прости меня Господи за маловерие, благодарю, что не сегодня!
Глава вторая
Участок № 13
Валентина Ивановна шла по деревенской дорожке вдоль забора, к старому кладбищу, где под номером тринадцать ее давно ждало место под личную могилу, в тенистом уголке у большой ветвистой березы.
Невысокая, худощавая с аккуратным седым пучком. Шла она к единственному человеку, который ее понимал и любил, да и тот сейчас находился за этой зеленой кладбищенской оградой с прослойками ржавчины на заостренных завитушках.
От многого в своей жизни Валентина устала, но больше всего от пьющего сына Сашки. Регулярно и до дна выпивал он силы матери. Раз в месяц, день в день, требовал ее пенсию – единственный источник существования семьи.
Как раз сегодня и был этот черный день, тот самый, когда приходила соседка – почтальон и после росписи в получении нескольких купюр, выдавала ей незримый билет на мучения. Оставшаяся часть дня Валентины Ивановны гарантированно становилась испытанием на прочность.
Проходя через ограду, повернула в сторону могилки любимого мужа. В такие дни, ночевала она на улице, а в холодное время года, пошла бы к соседке, да часто проситься на ночевку стеснялась, а воспитание Валентина унаследовала от покойного отца, Ивана Ивановича, уважаемого деревенского учителя.
Изредка Валя пыталась вразумить сына, но за поучения обеспечивался ей новый синяк и бессонная ночь. Часто бежала она по деревенской улочке, спасаясь от топора или березового полена. Соседи сочувствовали, помогали советами, но надежд на исправление сына, почти не оставалось. Многое испробовала, лечение травами, беседы и угрозы, даже «зашивался» он однажды в городской клинике у приезжего врача, но затем снова срывался и пропивал при первой возможности все, что у них водилось ценного в доме.
Сидела у могилки, плакала, вспоминала, как они познакомились, и вскоре родился сын, как дружно жили. Муж помогал в алтаре соседнего храма, искренне верил Богу, пытался приобщить и ее, но Валя все откладывала:
– Вот стану старая, свободного времени больше станет, тогда и пойду в церковь!
Затем неожиданно пришло горе. Муж заболел, скоропостижно скончался, практически высох за неделю. Сын тоже страдал и стал понемногу захаживать к Марье – самогонщице, что торговала дома, на соседней улице. Так и пришла беда, да не одна!
Рядом с могилкой Сережи, глубоко она погрузилась в облако воспоминаний, когда нет тебя, на земле, а летаешь там, в прошлом, где хорошо и беззаботно.
Неожиданно Валентина ощутила, что она не одна, повернув голову в сторону калитки, вздрогнула. Совсем рядом стояла незнакомая старушка. На голове белый платок, накинутый на шею в несколько витков, как носят пустынные жители с икон, в руках длинная палочка и небольшая сумка:
– Христос в помощь, дочка! Не будешь ли против, если отдохну немного?
– Конечно, присаживайтесь, – вытирая мокрые глаза, ответила Валентина.
Усаживаясь на скамейку и облокотившись на край палки, несколько скрипучим, но приятным голосом, произнесла:
– Не горюй милая, все наладится со временем, Господь милостив. Молись чаще, да читай книгу Иова. Да вспомни дорогая, историю от преподобного Серафима, когда одному благочестивому человеку старец предсказал, – Брат, какой же ты будешь пьяница! – Так и вышло, через время человек тот стал сильно пить, а спустя годы, вдруг резко перестал и более не впадал в этот грех. Все потому, что Господь хотел уберечь душу, через его же страсть. Хотел спасти от совершения более страшного греха. Пусть пьет, лишь бы не навредил себе и чужим душам сверх меры!
Понимая, что беседует не с простой старушкой, Валентина поинтересовалась:
– Вы бабушка, откуда приехали? Я вас не замечала здесь, похоронен у вас кто?
Продолжая мысль, старушка с вздохом произнесла:
– Одна девица много зла сделала в молодости! Муж ее уехал, домой к отцу, там и остался. Вот он и просил проведать жену, да передать подарочек, любят ее они все там, очень любят!
Валентина ощутила, как что-то щекочет лицо и неожиданно для себя открыла глаза, по щеке ползла божья коровка.
Озираясь по сторонам, подумала: «Удивительно, и как это я заснула? Как будто наяву, бабушка с клюкой. А что за подарок и не сказала, странно!»
Легкий ветерок шевелил длинные ветви березки над оградой, вдалеке пели птицы, солнце заходило.
Скоро потемнеет, вздохнула и решилась отправиться домой. В глазах все еще стоял образ старушки в белом платке: «Что же этот сон означает? У кого бы узнать, может зайти в церковь расспросить священника?»
Тихо вошла в дом, сын спал, села рядом на краешек кровати и пригладила его светлые кудри.
Подумалось: «Он ведь не плохой, мучает себя. Господи, как бы я хотела его излечения».
Отец Григорий
Прибралась в доме, завершила дела по хозяйству, приготовила ужин. Ничего не поменялось, но странное, неизвестное ощущение выросло внутри – «жизнь наладится!»
Спать еще рано, вышла на воздух и в сумерках за забором заметила фигуру в длинном платье. По мере приближения к дому, фигура стала узнаваемой: «Да это же батюшка – отец Григорий! Да и не платье это вовсе, а подрясник!»
Священник из деревенского храма святой Валентины, произнес:
– Приветствую, Валя, Господь посреди нас!
– Здравствуйте, батюшка, – смутилась немного.
– Дело у меня к тебе есть от мужа твоего Сергия.
Валентина так и села на пень, что стоял у летней кухни. В голове зашумело, сердце обдало кровью, а руки стали слегка трястись.
– Да ты не пугайся, все славно, Господь с нами! Хорошо, что села, слушай тогда! – по-деловому, но с улыбкой произнес батюшка.
– Около пяти лет назад, после вечерней службы Сережа помогал мне в алтаре и как-то так таинственно говорит:
– Батюшка, хочу поделиться с вами. Недавно убирался я в храме, вот как сегодня. Работаю понемногу и молюсь про себя. Внезапно случилось что-то удивительное. По правде сказать, долго не решался, делиться ли с вами, надеюсь, не подумаете, что Сережка с ума сошел?
– Выкладывай дорогой, не подумаю, со мной всякое бывает здесь.
Сережа, немного теряясь продолжил:
– Так вот, убираюсь я в храме, открываются двери в притворе, входит старушка. Невысокая такая, лица я не запомнил, в светлом, очень длинном, платке. Вот и говорит она:
– Хорошо ты делаешь, что помогаешь здесь, нравишься ты мне. Наблюдаю давно за твоей семьей. Вот только, то, что твоя жена в молодости акушеркой служила, да много младенцев погубила – это беда, – покачала головой бабушка, – нужно ей понять и исправить себя, потому как в Царствии Божием нет не раскаявшихся. Господь хочет, чтобы все спаслись и не повторяли своего греха!
– Когда умрешь, начнет жена твоя помогать тем, кому вредила с детоубийством в утробах. Тем, кто растит сирот или потерял младенца. Напиши ты ей письмо об этом и отдай священнику, пусть после твоего ухода передаст Валентине. Что писать я тебе подскажу.
– Скоро Сергий отправляться тебе к нам – домой!
– Пора, готовься!
Пока я приходил в себя, исчезла старушка. Просто взяла и испарилась в один миг. Я как стоял, так и застыл. Полчаса, наверное, не мог отойти. Решился теперь рассказать вам, да и письмо я принес для Вали.
Отец Григорий вынул из большой сумки белый конверт и протянул Валентине:
– Передаю тебе это письмо Валенька. Думаю, что-то Господь хочет от тебя. Если не разберешь, приходи в храм, поговорим, а мне пора, семья ждет.
Валентина Ивановна сидела на пне с письмом в руке, солнце зашло, веяло прохладой, в мыслях прокручивался этот странный день.
Письмо от усопшего
Бережно открывая пожелтевший конверт, Валентина ждала послания от любимого Сережи. Слезы капали на бумагу. Бежала глазами по строкам, вглядывалась в каждое слово, родной и знакомый почерк, послание действительно писал любимый муж. Как же не хватало его и как сильно хотелось, чтобы письмо не заканчивалось.
Любимая Валя!
Пишу тебе тайком, пока ты на кухне и не видишь. Наверное, для тебя очень странно все это? Когда меня уже нет, а ты читаешь эти строки, но так нужно, пойми дорогая.
Произошла со мной недавно очень необычная история, сразу так и не расскажешь. Да и отец Григорий, наверное, уже что-то тебе передал, но если кратко, то явилась мне в нашем храме святая. Просила тебе передать одну историю, из церковной жизни священника, ученика моего отца.
Опишу от его имени, как мне ее и передали.
«Храм, лето, жара, много исповедующихся, один за другим люди идут к аналою. Кто с листиком и написанными на нем грехами, кто сам рассказывает. Замечаю, в конце очереди, стоит незнакомая женщина и пропускает всех тех, кто за ней становится. Ну думаю, сейчас что-то интересное будет.
Подходит ее очередь.
Здоровается и говорит:
– Батюшка никогда я не ходила в храм, но вот решилась исповедоваться.
Каюсь! Хотела я два года назад погубить малыша своего… В животе.
Сейчас-то я понимаю более или менее, что грех-это, а тогда и не думала даже.
Пришла я в больницу на чистку. Отстояла очередь в регистратуру, направили меня к врачу, такому видному пожилому мужчине. Посмотрел он меня, и сидит, пишет что-то в карте.
Я и спрашиваю у него, что мол:
– Когда будете чистку начинать.
А он так спокойно отвечает:
– Нет у вас беременности дорогуша, у вас там миома сидит, а вовсе не малыш!
Я опешила и не знаю, что делать, а он продолжает писать и так же спокойно назначает мне день операции.
Посидела я, понервничала и прямо там в обморок и шлепнулась. От страха, наверное, болезнь ведь нешуточная!
Открыла глаза – лежу уже в другом кабинете, что возле регистратуры. Медсестра мне укол делает.
– Ну как, – говорит, – очнулась? Ничего оклемаешься сейчас, душновато у нас здесь многие падают.
– А где врач? – спрашиваю.
– Так ты милая не дошла до него, здесь в коридоре и упала.
Удивилась я, но встала и снова к нему отправилась. Захожу в кабинет, а там уже женщина сидит. – А-а, – говорит, – та, что в обморок упала, – ну заходи, заходи, у меня все готово, сейчас будем чистку начинать!
– Да как же, чистку-то, мне ваш врач, в этом же кабинете вот только сейчас сказал, что у меня миома, и день операции назначил уже!
А женщина-врач мне:
– Девушка! Никого, кроме меня в этом кабинете нет! Я одна сегодня! Если вам нехорошо, может вам в другой день лучше прийти?
– Да, вы правы, наверное, лучше в другой, – согласилась я, разворачиваясь домой и не понимая, что происходит.
Спускалась с этажа и заметила на стене ряд фотографий, врачей отделения.
– Да вот же он! Врач этот, пожилой мужчина, что сегодня отменил операцию и обнаружил миому!
– Нет, – говорит проходящая медсестра, – не мог он назначить вам ничего, это наш Сергей Сергеевич, один из лучших гинекологов, за всю историю отделения. Правда… умер он еще два года назад.
Там я, чуть снова в обморок не упала.
Присела на скамейку в коридоре и задумалась:
– Что же это получается? Не дошла я до кабинета чистки. Обморок случился, прямо в регистратуре? Это что же, без сознания, пообщалась с умершим врачом?!
– Вот батюшка, после этого я и решила не делать никакой чистки.
– Родилась у меня любимая дочка. Вот там муж на руках ее держит. А про чудо с обмороком, муж заставил вам рассказать, если, не поверите, я не обижусь, пойму».
Такая история Валя. Пишу тебе, предваряя мой разговор с отцом Григорием. Я ему передал в деталях историю мою, он расскажет, что нужно, опыта у него больше в этих делах.
Я же, перед расставанием нашим прошу, брось ты греховное свое занятие, покайся и глядишь, встретимся там!
Если Господь сподобит, буду за тебя молиться!
За Сашкой следи!
Целую и люблю дорогая моя Валюша!
Весточка от покойного мужа соединила дневной сон на кладбище и беседу со священником. Эта ситуация стала кусочком старинной карты путешественника, порванная на части и соединенная вместе, она обретала настоящий смысл.
Задумалась о себе, о бедах сына:
«Ведь я так и не исповедовалась в грехах молодости, про клинику ни разу не говорила, да и консультировать часто зовут. Что же делать? Нужно вспомнить, о чем говорила старушка на кладбище!»
Немного поразмыслив, сердце вздрогнуло и Валю осенило: «Да это же святая Валентина! Все ведь сходится! Храм Валентины, старушка в храме, старушка на кладбище! Да это же моя покровительница! А я даже день ангела никогда не отмечала!»
Усиленно начала вспоминать сон: «…а муж ее уехал, домой к Отцу, там и остался, – да ведь это про моего Сережку! А домой – это туда, к Богу! – и история преподобного Серафима легла в общий порванный лист как влитая, оторванный край к другому, – да это же все про нас. Про меня, да сына! Господи благодарю за вразумление! Господи, постараюсь, спаси нас, помоги Сашке, все сделаю, что скажешь!»
